Один грамм терпения

Тэхён сжимал в ладони горсть чёрной земли, измученно глядя на стоящий с другой стороны от ямы гроб. Это был хороший и очень дорогой гроб из вишнёвого дерева, оббитый синим жаккардом. Изнутри выглядывал кусочек золотистой ткани — шёлк. Она подрагивала на ветру, что норовил пробраться внутрь, устроившись поудобнее на груди покойника, а может и у него под головой, чтобы навечно быть заколоченным и закопанным глубоко под землёй. Тэхён ветра совсем не чувствовал, как и холода октябрьского утра. Зато ощущал песчинки под пальцами. Кожа от земли становилась сухой, неприятной на ощупь, и он усугублял последствия, растирая землю в ладони, теряя её по щепоткам до того, как крышка гроба будет опущена и придёт время бросать сверху свои жмени сожалений и скорби. Неразборчивое бормотание одного из дальних родственников доносилось откуда-то справа. Слишком бодро и эмоционально, с неуместными запинками и даже смешком. Но Тэхён к такому привык. Люди иногда нервничают, иногда не в состоянии совладать со своим горем, а иногда настолько счастливы, что не видят смысла притворяться огорчёнными. Быстрый японский говор вдруг прервал чей-то плач. Тэхён удивлённо вздёрнул подбородок, прищуривая глаза и окидывая толпу стоящих напротив внимательным взглядом. Солнце светило ему прямо в глаза, такое далёкое и холодное, ослепительно белое. Оно не позволяло рассмотреть чьё-либо лицо, как бы он ни старался. Тэхён нахмурился сильнее, когда плач повторился. Детский. Теперь он отчётливо услышал, что плачет ребёнок, совсем маленький. Таких непринято было приводить на похороны — ни к чему оно детям. Как и организаторам. Беспокоясь о своей репутации, он ещё сильнее сжал землю и сделал шаг вперёд, оглядываясь по сторонам и ища источник звука, но всё указывало на то, что ребёнок среди стоящих напротив людей. Он хныкал, замолкал и разражался новым плачем. Чудо, что толпой не пробежался шёпот, что никто не шикнул и чья-то прощальная речь не прервалась. Тэхён остановился у самого края ямы, тщетно вглядываясь в опущенные головы и плечи. Он вёл себя как хищник на охоте — замирал, затаивал дыхание, выискивая будущую жертву, и вдруг она пошелохнулась, привлекая его внимание. Шёлковая ткань пошелохнулась. В этот раз не от ветра. Что-то оттягивало её с той стороны, чья-то крохотная ручка. Пухлые пальчики упорно цеплялись за край, пытаясь выбраться. Тэхён открыл рот, чтобы попросить говорящего остановиться, чтобы заставить всех посмотреть, что происходит, но стало слишком поздно — крышка захлопнулась с громким хлопком. Тэхён распахнул глаза, резко садясь в постели и до ноющей боли в мышцах сжимая край белоснежного покрывала. — Проснулся? — ворвался в его сознание голос Мики. Она выглянула из ванной комнаты, дверь в которую была настежь распахнута, всё ещё покачиваясь после удара дверной ручки о плитку. Оттуда же доносилось бормотание на японском — какой-то ролик с YouTube. — Да, — на выдохе выпалил Тэхён, вытирая пот со лба ладонью. — Давно пора, — её голос немного отдалился, поскольку она вернулась к разглядыванию себя в зеркале и макияжу, который наносила. — Ты собираешься поехать первым и проверить, как всё подготовили, или мы выдвигаемся вместе? Он откинул край покрывала, чтобы спустить ноги с кровати, но ещё какие-то четверть минуты продолжал сидеть, пялясь на тёмно-коричневую дверцу шкафа и отгоняя дурной сон. Когда дыхание пришло в норму и оцепенение спало, он потянулся к креслу за прикроватной тумбочкой, на котором лежал вчерашний костюм и боксеры. Надел он только нижнее белье, весь покрываясь гусиной кожей из-за прохлады в комнате. Зато в ванной было тепло и дышалось с трудом. После водных процедур Мики душевая кабинка запотела и только зеркало уже начало отходить. — Я поеду пораньше, — ответил Тэхён, опуская холодные руки на бёдра жены, скрытые за тонкой тканью ночной рубашки, и целуя её в щёку. Она удивлённо взглянула на него в отражении, после провожая взглядом к душевой кабинке. Она ждала, что именно сегодня он будет сдержанным, как никогда. Терпеть не могла, когда он слишком глубоко уходил в себя, закрываясь от неё, избегал физического контакта и смотрел глазами побитого пса, но в этот день это было бы оправдано. Даже сама Мики была не в настроении на «супружеские нежности». Она нервничала. Совсем не так как Тэхён — у неё не хватало живот и не стучало гулко сердце в груди, но она внутренне умирала от предвкушения. От этого её глаза искрились. — Как хочешь, — ответила она, немного улыбаясь, пока красила ресницы. Тэхён залезать в саму кабинку не стал — не было времени, — чисто облил голову водой, умыл лицо и протёр грудь. Это его взбодрило куда лучше поцелуев. Он вновь почувствовал, что твёрдо стоит на полу в своём доме, а не на том кладбище на рыхлой земле, что реальность такая, какая она есть, без оживающих в последний момент младенцев в гробах. — Мики, ты ведь… — он обратился к стоящей неподалёку девушке неуверенно, сомневаясь, что стоит. — Что? — быстро обернулась она. Её вечно насмешливый и отчасти хитрый взгляд вызывал в нём какую-то непонятную смесь исступления и смущения. Она смотрела так смело, прямо в глаза, совсем не моргая. — Нет, — Тэхён мотнул головой, передумывая, — ничего. Он вытер волосы полотенцем, отправив его на крючок, хотя стоило бы на сушилку. Не решаясь вновь приближаться к девушке даже ради зеркала, он издали быстро взглянул на своё лицо, убеждаясь в том, что щетины со вчера не появилось и можно не бриться. Хотел выглядеть как можно лучше, чтобы им гордились, но сил совсем не было. К счастью, в жизни ему повезло хотя бы с лицом, и он выглядел сносно в любом состоянии, а порою даже красиво. — Ты ведь, — он не удержал язык за зубами, хотя договорился с самим собой, что будет молчать, — не беременна снова? Он ждал с её стороны острой реакции, какого-нибудь раздражения в голосе или, по меньшей мере, обозлённого взгляда, но она смотрела только на свои губы, наводя контур красным карандашом. — Нет. С чего бы? — Ладно, — от неё не скрылось некое облегчение в его голосе. — Таблетки выпила? После нового вопроса она негромко цокнула языком, вертя головой и рассматривая себя со всех сторон. — Ты каждое утро спрашивать будешь? — упрекнула она беззлобно, слишком увлечённая собой, а не его беспокойством. — Я не маленькая, знаю, когда мне и что принимать. Иди уже. Снова целовать он её не стал. Вышел из ванной, а после и из комнаты, растворяясь где-то в доме в многочисленных дверных проёмах и коридорах. Попутно собрал всю необходимую одежду, оставил для Мики белый платок, а сам озаботился чёрной нарукавной повязкой. Высушил волосы, чтобы не подхватить простуду и ни в коем случае не оказаться взаперти с женой и с высокой температурой. Завтрак сразу отмёл, чтобы лишний раз не пришлось разговаривать, да и не до еды было. Чем ближе был час прощания, тем больше его тошнило. На улице гадкое чувство немного отпустило. Ледяной ветер хлестал по щекам, взъерошивал с горем пополам уложенные волосы, и стих только когда Тэхён сел в машину. Там неприятно пахло чем-то сладким и пряным, и этот запах привнёс в салон точно не он. У них с Мики не существовало понятия «моя машина». Всё здесь было общим. Не потому что ей или ему так хотелось, а потому что так сказал тесть. Хороший и справедливый человек был, хоть и японец. А теперь его нет. Соответствующие бумаги уже пришли по почте и Тэхён подготовил классический сценарий похорон в корейском стиле — Мики всё равно было плевать на японские традиции. Думая о том, как всё будет, Тэхён завёл машину, выезжая со двора на усыпанную сухими листьями дорогу. Последние пять дней были невыносимыми из-за растянувшейся церемонии прощания. Прибывали всё новые и новые родственники, бывшие коллеги, друзья. Приезжали в Сеул и в дом Тэхёна и Мики. Всех нужно было терпеть, кормить и слушать. Поскольку множество желающих посетить похороны прилетали из Японии, приходилось ещё и раз за разом отказывать в ночлеге, ссылаясь на какие-то надуманные причины и отправлять их в ближайший к похоронному агентству отель. Все пять дней Тэхён занимался другими похоронами, получал оплаты и со скорбящим выражением наблюдал за тем, как другие прощаются со своими родными, а теперь пришла и его очередь. Из-за этого он и чувствовал себя неважно. Между прощальными церемониями, которые он посещал ради незнакомцев, непременно находились и те, на которых он был званым гостем. К ним нужен был особый подход, ведь он становился не организатором, не похоронным агентом, а посетителем, что кланялся трижды, ел со всеми рис и курицу и бросал на гроб три горстки земли. В такие дни часть на кладбище была его самой любимой, потому что это было последним пунктом его сценариев и после этого можно было отправляться домой. Вот и сегодня Тэхён ехал с мыслью, что нужно поскорее добраться до кладбища и закончить со всем этим.

***

Мики с откровенно скучающим выражением лица наблюдала за тем, как люди кланялись её отцу. У неё колени разболелись из-за того, как приходилось стоять, и в спине ныло от бесконечных приветственных поклонов. После церемонии оплакивания и отвратительного обеда, содержащего в себе сплошные углеводы и мясо, она, как и её муж, была счастлива оказаться на кладбище. На отца смотреть не пришлось — он был замотан по всем обычаям и гроб особо не открывали из-за неприятного вида покойника, который не смогла исправить никакая косметика. Но Тэхён твердил, что это всё из-за того, что Мики очень впечатлительная и ей разобьёт сердце вид отца. Если бы ещё у неё было это сердце… — Теперь мы закончили? — она шепнула ему на ухо, когда погребальная речь была произнесена, а гроб опущен в яму. Глава траурной процессии делил между желающими полотенца, что служили жгутами при спуске гроба вниз. Компания из восьми японцев выглядела так сюрреалистично, когда Тэхён осознавал, что они спорят из-за полотенец с похорон. Его даже передёрнуло. Он бы ни за что на свете не хотел что-либо с похорон в своём доме. — Да, — его рука скользнула в руку Мики, слабо сжимая её пальцы. — Хочешь, чтобы я подвёз тебя до дома? — А ты сам не домой? — она удивилась, так как по окончании этой кошмарной скуки на работу возвращаться было поздно. — Нужно решить кое-что с документами, — ответил Тэхён, ведя девушку мимо могил, всё дальше от места погребения её отца. — В каком смысле? — голос Мики стал жёстче. — Юрист, наконец, разобрался с завещанием? Почему только тебе решить нужно? Она легко выходила из себя и истеричные нотки в её голосе заставляли Тэхёна морщиться. У него и так голова болела от шума вокруг, он чувствовал себя измотанным, ещё и тот дурацкий сон потрепал ему нервы. Пока он стоял напротив гроба и вглядывался в золотистый шёлк вместо того, чтобы слушать речь о том, каким хорошим тесть был человеком, он всерьёз ждал, что оттуда покажется чья-то рука. Пускай не ребёнка, но господина Гото. Тэхён так и видел, как мужчина хватается за мягкую обивку и садится, распахивая свои мёртвые глаза и открывая рот, чтобы что-то сказать, но вместо слов сыплется рис, который работники агентства бережно вложили туда перед одеванием покойника. — Тэхён? — Мики потянула его за руку, выдёргивая из беспокойных мыслей. — Нет, что ты, нет, чисто формальности из-за подготовки и денег, что принесли на похороны. Она повернула голову, впиваясь в него уличающим взглядом, проверяя его. — Как много там? — через пару секунд её тон стал более расслабленным — она приняла его оправдания. — Хотя бы миллион вон наберётся? Мы потратили на эту церемонию гораздо больше. — Она организована бесплатно, Мики. Тэхён её осуждал. За всё то время, что прошло со смерти господина Гото, она ни разу не выглядела расстроенной и не плакала. Даже ради приличия ни одной слезы не проронила, открыто демонстрируя свои чувства по поводу всего этого. — Эти похороны — время, а оно никогда не бывает бесплатным, — сказала она. — Так сколько там? Тэхён пожал плечами, намекая, что ещё не узнавал, что подсчётом, скорее всего, пока не занялись. Они вышли к припаркованным у обочины машинам, ища взглядом серебристый Genesis, на котором приехал Тэхён. Мики показалось, что он стоит ближе к выезду с кладбища, и она только сделала шаг туда, когда парень не особо настойчиво потянул её в другую сторону, через пару мгновений выпуская её руку. — Господин Ким, госпожа Гото, — ему навстречу спешил невысокий полный мужчина, прижимающий к груди чёрный лаковый портфель. Он выскочил из близстоящей машины, когда завидел этих двоих. — Рад, наконец-то, с вами встретиться! — оповестил он чересчур радостно для такого мрачного дня. — Я нотариус господина Гото — господин Ёсида. Опять японцы, мелькнуло в мыслях Тэхёна. — Нотариус? — Мики явно заинтересовалась, быстро приближаясь и возникая из-за спины мужа. — Вы из-за папиного завещания? — Именно, — господин Ёсида улыбнулся, вспоминая о своём портфеле и выуживая оттуда две стопки бумажек, распределённых по двум файлам. — Я сделал копии, чтобы вам было удобнее ознакомиться. Если вы не очень заняты, можем проехать вместе в офис или хотя бы до ближайшего кафе… Мики выдернула один экземпляр, тут же принявшись пробегаться взглядом по первым строкам. Написано было сухо, запутано, скучно — в стиле завещаний после обработки нотариусом. — А можно в двух словах? — спросил Тэхён, желая поскорее услышать, что всё достанется Мики, и обеспечить себя её хорошим настроением хотя бы до вечера. — Разумеется, — мужчина поджал губы — не ожидал, что ему откажут в долгих разглагольствованиях. — Господин Гото завещал двадцать процентов своих финансов благотворительному фонду, который занимается выплатами компенсаций женщинам, пострадавшим от системы принудительной проституции со стороны японской армии во время Второй мировой войны. Двадцать — приюту для животных в Тэгу. Десять господину Киму, а оставшиеся пятьдесят — госпоже Гото. Тэхён бросил короткий взгляд на бумаги, что сжимала в руках Мики. Её хватка ничуть не усилилась, что заставило его негромко выдохнуть. Кажется, она была удовлетворена таким делением по меньшей мере наполовину. — А что с акциями и агентством? — спросила девушка. — Вторая страница, — подсказал господин Ёсида, терпеливо ожидая, пока Мики достанет скреплённые степлером бумаги и перевернёт первый лист, находя взглядом процентные соотношения. — После смерти господин Гото завещал продать все акции «Ansan Electronics» и фармацевтической компании «Nimbo», включив прибыль в финансы, что предстоит поделить. А агентство достаётся господину Киму, как и должность директора, которую он временно занимал до смерти господина Гото. Нотариус посредственно поклонился, выказывая некое уважение к Тэхёну, но Мики в этом углядела куда больше почтения, чем было на самом деле. Со злости она припечатала копию завещания к округлому животу мужчины, выбив из него прерывистый выдох. — Переделайте, — сказала она с нажимом. — Это агентство ни к чему хорошему не приведёт. Я планировала от него избавиться сразу после смерти отца. Прибыль от продажи можете так же включить в те проценты, что достанутся мне, моему мужу и на благотворительность. А с вами я потом как-нибудь рассчитаюсь. Она развернулась, планируя уходить к машине, а Тэхён столкнулся со взглядом нотариуса, наполненным непонимания. — Госпожа Гото, — крикнул он ей вдогонку, — это невозможно, я не буду ничего переделывать… Она подняла вверх левую руку, махая ему не столько на прощание, сколько поторапливая убираться в свой офис. — Господин Ким… — Я с ней поговорю, — перебил Тэхён. — Ничего не вздумайте менять и идти у неё на поводу. Спасибо, что приехали прямо сюда. До встречи. Тэхён кивнул головой, прощаясь, развернулся и быстрым шагом стал догонять Мики, ловя её за руку, но она её сразу же одёрнула, и продолжала сражаться с мужем, яростно отбиваясь от его полуобъятий, до самой машины. Её гнев поутих по пути к дому, и когда она обдумала всё как минимум дважды, решилась заговорить. — Ты ведь продашь агентство? Тэхён не любил разговаривать во время вождения, потому что это отвлекало. Он хорошо водил, но предпочитал оставаться сосредоточенным исключительно на дороге и на своих мыслях. — Нет, — ответил он без раздумий. Мики это не понравилось. Она хмыкнула, складывая руки на груди и насуплено глядя на чистейшее лобовое стекло. — А при составлении своего завещания на кого его перепишешь? Лучше было не злить её, но это её состояние на грани ярости и зависти почему-то тешило его. Всегда собранная и прагматичная до мелочей, она даже не смела предположить, что отец так её подставит. — На свою маму. — Не смеши, — Мики бросила это сквозь стиснутые зубы, — она умрёт первой. Тогда на кого? Он вдавил педаль газа сильнее, набирая скорость на трассе и обгоняя другие машины. — На кого-то, — нарочито спокойно произнёс он, хотя сам понемногу закипал изнутри. — Имеешь в виду, на кого-то, только не на меня? Мики отстегнула ремень безопасности, сдвигаясь к левому краю своего сидения и обхватывая напряжённую руку Тэхёна, которой он держался за руль. Она прильнула к его плечу, обтираясь о чёрный костюм своей щекой и оставляя на нём следы от пудры. Это отвлекало и мешало куда больше разговоров, а она умышленно продолжала липнуть. — А если у нас будет ребёнок? — её тон был пропитан фальшивой нежностью. — Не будет, — отрезал Тэхён, крепче сжимая пальцами руль и надеясь, что превысил скорость на столько, чтобы их остановила ближайшая полицейская машина. — Ты такой милый, когда злишься, — она поцеловала его в шею, правой рукой поглаживая твёрдую грудь через рубашку. — Хочешь, чтобы мы в аварию попали? — спросил он строго. — Ещё милее, когда волнуешься… Мики хохотнула, опуская руку ниже, к его животу, и таким образом заставляя Тэхёна значительно сбросить скорость. И даже тогда он держал лицо. — Давай заведём малыша? Что скажешь о суррогатном материнстве? Если у меня не получается выносить, это сделает кто-нибудь другой, — Мики была абсолютно расслаблена, приставая к нему за рулём и водя пальцами по железной пряжке на ремне. — Соглашайся, и тогда у тебя всегда будет, на кого переписать своё имущество. Красивые черты Тэхёна меркли, когда его лицо искажала гримаса боли. Так казалось ему, а Мики считала, что от этого он только привлекательнее. — Буду считать, что это «да», — её пальцы соскочили к ширинке, а потом она убрала руку, возвращаясь на своё место и пристёгиваясь вновь. — Я даже знаю, как нам сделать всё подешевле, и от этого мне ещё больше хочется попробовать.