Не трогай

Душно. За окном решётки. Мужчина средних лет сидит перед Чонином за рабочим столом. Глаза скрыты за очками, а из-за глубоких морщин выражение лица кажется вечно недовольным. Кабинет уставлен горшками с засыхающими цветами. Пол скользкий и скрипучий. Стены бежевые, как и занавески, скучные и однотонные, без единого пятна. Глазу не за что зацепиться, потому что помимо шкафа с документами и пары тумбочек больше ничего нет. Стол психиатра чист. Чонин сверлит его взглядом, пока на экране казённого компьютера мелькает информация про последние полгода его жизни, которые он предпочёл бы забыть. Неуютно и тревожно. Чонин вдавливает себя в жёсткий стул. Он чувствует чужой взгляд ещё до того, как к нему обратятся. — Я знаю, что вы не были до конца откровенны, когда на вас составляли отчёт. Впрочем, как и большинство пострадавших, — голос доктора механический и бесстрастный, — но вы должны осознать, что этим вредите и себе, и следствию, — он продолжает смотреть на него сквозь толстые очки, и Чонину машинально хочется съёжиться, но он остаётся неподвижным. Тяжесть ощущается физическим грузом, хочется развалиться и утечь под пол, впитаться в фундамент больницы, которую он посещал так много раз. — Сейчас я задам несколько уточняющих вопросов, чтобы лучше понять, какой диагноз вам поставить и дать соответствующие рекомендации, но программа лечения скорее всего будет уточняться на последующих сеансах. Наш разговор запишется, но, конечно, будет использован исключительно для следствия и оказания помощи другим… пациентам. Вы готовы? «Диагноз?» Чонин кивает, сухо сглатывая. Он чувствует себя голым под чужим оценивающим взглядом. — Хорошо. Каким образом вы попали в психиатрический диспансер доктора О? «Ещё раз? — Чонин мысленно закатывает глаза. Он неловко заламывает руки, — почему им так нравится слушать одно и то же?» — Родители заговорили о лечении через некоторое время, после того, как узнали о моих отношениях, — сквозь зубы говорит он, — сначала они не наседали, но потом, когда начались ссоры, я решил просто согласиться, и меня отправили в это… заведение. Он произносит последнее слово с еле заметным оттенком отвращения. Доктор печатает, и больше не отрывает глаз от экрана. — В каких условиях вас содержали? — Месяц я лежал в общей палате. Нас было человек десять. В целом это было бы похоже на обычную больницу, если бы нас не заставляли работать каждый день и молиться утром и вечером. Потом, когда их «лечение», видимо, не дало результатов, меня перевели в другое крыло в отдельную палату, — Чонин сохраняет спокойствие на протяжении рассказа, но отчётливо чувствует, что руки снова начинают дрожать. Он не знает, что именно от него хотели услышать сейчас, когда он уже не менее пяти раз описывал все подробности «лечения». Он не хочет думать. Чонин пожимает плечами, спрятав ладони между бёдер, — это было ужасно. Психиатр наконец отвлекается, даже клавиши перестают щёлкать. — Каким был этот человек? — спрашивает он, спустя короткую паузу. Чонин моргает. Он не хочет погружаться в воспоминания, хотя теперь ему ясно намекнули, что избежать этого не получится. Ян вздыхает. — Жестокий. Он ненавидел, когда что-то шло не по плану. Он умел манипулировать, втираться в доверие, делать так, чтобы люди сами начинали думать, что чем-то больны, что они неполноценны. Вы, вероятно, это уже знаете. Сердце начинает стучать более ощутимо, но Чонин не смеет пошевелиться. Он лишь надеется, что достаточно хорошо скрывает эмоции, хотя отчасти понимает, что его читают, как один из бездарных отчётов, даже не глядя. Он чувствует себя вскрытым каждую секунду, когда находится в кабинете, и ненавидит это. Кажется, уголок рта доктора дёргается. Глаза на секунду заволакивает красной пеленой. Боль. «Он не верит мне». — От чего вас лечили? — От… — Чонин запинается и неуверенно пытается выпрямиться, тут же смущаясь из-за себя, — гомосекусальности. — Какие методы применяли? «Это что, экзамен?» — Заставляли делать тяжёлую «мужскую» работу, вроде перетаскивания тяжести из цеха в цех, которые располагались на территории комплекса, и общаться с женщинами. Разговоры с мужчинами не поощрялись вплоть до наказаний дополнительными сменами или лишением приёма пищи. Ещë были молитва, ведение личного дневника, публичные оскорбления. Доктор действовал немного иначе… — Чонин вздрагивает, когда психиатр вдруг прерывает его движением руки. — Достаточно. Вы встречали других пациентов доктора О? Чонин сглатывает. — Да, но не общался с ними. — Как к вам относился остальной персонал больницы? Он чувствует тошноту. Душу словно режут и потрошат, хотя он абсолютно не хочет отвечать ни на один вопрос. Единственная причина, почему он здесь, — желание поскорее поконить с бумажной волокитой и следствием. — Так, как и ко всем. По крайней мере первое время они игнорировали меня, особенно мужчины. После перевода я редко видел кого-либо, кроме доктора О. Психиатр кивает. — Это последнее, что мне было нужно услышать. Жужжит принтер. Листы печатаются и вшиваются в толстую папку, пока Чонин молча наблюдает за чужими действиями. Он знает, что за дверью никого. Ни одного человека. Создаётся впечатление, что Чонин — единственный постоянный пациент этого врача. Они вынуждены сотрудничать, хотя Ян видит гораздо больше в чужом выражении лица, чем хотел бы. Краски смешиваются: белый налёт презрения, синее сочувствие, елово-зелёное безразличие и коралловая злость. Маленькие штрихи в почти непроницаемых глазах и неспешных движениях. Чонин снова вздыхает. — Доктор Чхве. — Да? — Я хочу отказаться от ваших услуг, — он отводит взгляд, — это возможно? Тот поднимает на него стеклянный взгляд. — Вас что-то не устраивает? Чонин качает головой. «Это уже перешло все границы», — он сжимает кулаки, но не может подавить дрожь. Волна гнева поднимается, заслоняя трезвый взгляд, и опускается, подавленная стрессом и бессилием. Психиатр снова печатает, громко и медленно, потом быстро пишет заключение в карточке Чонина и ставит печать. — Оставьте в регистратуре, — коротко бросает он и сурово поднимает голову, — вы должны подумать снова, потому что нельзя отпустить вас просто так. Вам нужна квалифицированная помощь, — он наклоняется, опираясь локтями о стол, — я пытаюсь наладить между нами связь, а это кропотливый процесс, сами понимаете. Всё, что я делаю, бесплатно, сессии и рекомендации — это возмещение морального ущерба, который вам, безусловно, был причинён. «Как будто вы хотите работать со мной». Чонин врёт: — Хорошо. — Жду вас через неделю. Айен прощается и выходит из кабинета. Его не интересует, что именно про него написали, и он не собирается читать. Когда за спиной хлопает дверь кабинета, Чонину хочется привалиться к ней от облегчения, но телефон вибрирует в кармане, отвлекая. Он проверяет его, а затем быстро направляется к лестнице. *** Когда он наконец выходит из душного здания государственной больницы, Чан уже ждёт на парковке. — Привет, — говорит он и хочет обнять, как делал раньше, но Чонин отстраняется. Неловко. Улыбка Криса заметно тускнеет, поэтому Чонин старается не смотреть на его лицо, — прости, — говорит он. Это стало привычкой для них обоих в последнее время. — Как прошла сессия? — Нормально, — пожимает плечами Айен. — Ты не должен извиняться каждый раз, хён. Звучит обвиняюще, но он не имеет ничего такого в виду. У него нет возможности исправиться, потому что они садятся в машину. — Окей, — кивает Чан, — что тебе сказали? И когда следующая встреча? — Ничего нового, — врёт Чонин, — сессия на следующей неделе в это же время. Он не совсем понимает, почему не говорит правду, но пока что не хочет ничего обсуждать. Айен отворачивается к окну, невидящим взглядом провожая дома. Разговор обрывается, но тишину в машине разбавляет дорожный плейлист Чана, прилично пополнившийся за время, когда Чонина не было со старшим. *** Он не помнит, что происходило, когда его наконец вытащили из того ада, в котором он провёл шесть месяцев. Он не помнит ни долгой дороги, ни людей, ни всеобщей паники. Только чувство тревоги наполняет то воспоминание, драгоценное и страшное. Он будто нутром понимал, что самое сложное пока не закончилось. Чонин очнулся в одиночной палате, и сначала испугался, что ему всё приснилось. Однако отсутствие решёток за окнами и мягкая комфортная кровать под ним привели его в чувство. «Я… Я в городе? В Сеуле? — подумал он, осторожно осматриваясь. — Мне можно выйти за дверь?» Его наполнило множество непонятных ярких эмоций, которые он не смог отличить друг от друга. Перед глазами всё плыло и смешивалось: истощение сказывалось на самочувствии. Встать он не решился. Руки и ноги болели от синяков и отёков, да и голова была не в порядке. Он чувствовал фантомные удары на своём теле. Казалось, доктор О снова решил проверить его психику на прочность и вот-вот вся идиллия должна оборваться. Тихо. Но за окном всё ещё оставался совершенно другой пейзаж. Не тот, к которому он привык. Не тот, который мог быть в том проклятом месте. Асфальтовая дорога. Спокойно идущие люди, машины. «Как меня привезли сюда?» Это был хороший вопрос, потому что он всё ещё не мог поверить, что то здание на отшибе маленькой деревни с непроходимыми дорогами правда смогли найти. Доктор О арестован? Где другие пациенты? Его семья оплатила ему одноместную палату или?.. «Чан?» — сердце наполнилось забытой надеждой и глаза вдруг заслезились. Чонин нервно вытер их кулаком. «Боже, я надеюсь, это был он. Я мог бы увидеть его, верно?» Ему стало плевать на всё остальное. Дом, их общая квартира, голос Чана и его улыбка, которые не давали ему сдаться столько времени, воскресили в памяти давно потухшее тепло, но мысли прервались, когда дверь палаты открылась после тихого стука, напугавшего Чонина. Он с тревогой посмотрел на человека в белом. Мужчина. — Доброе утро, Ян Чонин-щи, — тот улыбнулся под маской, глаза превратились в дружелюбные щёлочки, — я ваш лечащий врач, — имя Айен пропустил мимо ушей, — вы находитесь в Университетской больнице в Сеуле, и вам больше не нужно ни о чём волноваться. Чонин напрягся. Он даже слегка отодвинулся к противоположной стороне кровати, чтобы создать дистанцию. Будто что-то было не так. «Я не знаю его, — лихорадочно пронеслось в мыслях, — он, наверное не из его помощников. И я в другом месте, всё в порядке, всё уже закончилось». Правда? — Д-да, здравствуйте. — Вас доставили сегодня рано утром, поэтому вы дезориентированы. Можете сейчас поесть в столовой, но потом нужно будет пройти осмотр, хорошо? И ещё… Пока доктор продолжал говорить, Чонин заставил себя выдохнуть. Пульс стал бешенным всего за несколько секунд и голова неприятно закружилась. «Я в безопасности». Он знал, но больше не мог поверить в это. *** Чан пришёл только на следующий день. Чонин успел известись. Он с тревогой смотрел в зеркало на своё осунувшееся и будто постаревшее лицо. Скулы стали выделяться ещё чётче, глаза выглядели усталыми, кожа посерела и истончилась. «Уродец, — уныло подумал Чонин, — но другого и не следовало ожидать». Он проглотил горечь беспокойства. Часы шли слишком медленно. Внезапно дверь открылась. Чонин вскочил. «Что это за человек?!» — Ты! Внутрь ворвался мужчина, который гневно сжимал губы. Айен будто язык проглотил от недоумения, возмущения и лёгкой паники. На незнакомце тоже была больничная одежда, но выглядел он как сумасшедший. — Я знаю всё, — прошипел он, приближаясь. Чонин поспешно отступал к кровати, чтобы дотянуться до кнопки вызова медперсонала, но его быстро поймали и отбросили назад без видимых усилий. Ян упал и вскрикнул, за что получил удар в челюсть. Голова закружилась, и от потных прикосновений стало мерзко до тошноты. Единственное желание — вырваться и сбежать. Айен не понимал, что от него нужно, но решил не делать резких движений. «Не защититься!» — Правильно, бойся. Я знаю всё, — продолжил незнакомец, сдавливая его руки за спиной и прижимая к койке коленом. — Во всём виноват ты! — Вы кто такой? — холодно спросил Чонин. Голос словно пропал. Он попытался дëрнуться и воспротивиться, но мужчину это разозлило окончательно. Он сжал руки сильнее. Перед глазами появились чёрные пятна. «Больно!» — Предателю вроде тебя стоит сгореть в Аду! Ты должен сдохнуть! — яростно кричал мужчина. Запах чужой слюны заставил Чонина задержать дыхание. Противник был крепче и сильнее. Он держал его прижатым к кровати против воли и продолжал говорить что-то о докторе О прямо в ухо, но… Чонин зажмурился, скрипнув зубами. Знакомый отвратительный комок тепла начал закручиваться в животе и пополз ниже. Руки задрожали, хотя он в какой-то момент перестал их чувствовать. Запах пота и постельного порошка отошли на второй план. «Нет! Нет, нет!!! Ненавижу!» Чонин внезапно начал неистово вырываться и закричал так громко, как мог. Мужчина сначала попытался заткнуть его рот, но, когда Чонин укусил ладонь, отпрянул на несколько секунд, чтобы затем наброситься с кулаками. Грубая несдерживамая сила обрушилась на Чонина. Он тут же ослаб после первых нескольких ударов. Тело отказалось слушаться, слабое и бесполезное. Чонин потерял сознание быстро — за несколько секунд до того, как в палату вбежали охранники. *** Чан пришёл и застал Айена в гораздо худшем положении, чем они оба ожидали. — Ч-Чонин? — выдохнул он слабо. Айен не привык, что хëн общается с ним так, но ему предстояло принять очень много изменений. Чан был предельно осторожен. Он даже не попытался обнять Чонина, явно предупреждённый докторами. «Странно…» — Я в порядке, хëн, — отмахнулся он, видя тревогу. У Чонина начинала болеть голова. Чан моргнул и сгорбился. Тени от света ламп сделали круги под глазами ещё более заметными. — Мне жаль, — только и ответил старший сдавленным голосом, — мне очень жаль, что мы искали тебя так долго, — он протянул руку и нежно погладил скулу Чонина кончиками пальцев, — а теперь это… Йени, — небольшая слеза скатилась по щеке, оставив влажный след. Взгляд, полный вины и грусти вызвал у Чонина острый укол в районе груди. Чан, выпрямившись, начал нервно перебирать собственные пальцы, не привыкший к вынужденной отстранëнности. «Мне ведь в любом случае придётся прикасаться к нему, когда я уйду отсюда», — Чонин нахмурился и поспешно прогнал эту мысль. — Я бы хотел немедленно забрать тебя домой. Я слишком много упустил, поэтому хочу, чтобы ты наконец оказался в безопасности. Чан продолжал говорить очень мягко. Он не давил, хотя усталость на бледном лице говорила Чонину обо всех тревожных мыслях, которые крутились в его голове. Отчасти для него стало облегчением, что он не чувствовал Чана чужим. По крайней мере не полностью чужим для себя. Тот тихо выдыхал, стараясь контролировать слëзы. «Я не готов, — Чонин неуверенно поднял взгляд, — делить пространство с другим мужчиной… но это же Чан-хëн? — в голове засвербило и боль усилилась. Он не мог. Не сейчас, — как об этом сказать?» — Что-то происходит? — спросил Чан первым. Чонин незаметно поëжился. Крис тоже был наблюдательным. Даже слишком внимательным, и сейчас это играло с Чонином, который раньше таял от нежности, злую шутку. Он наконец протянул руку в ответ, чтобы осторожно вытереть щëки Чана. Тело пробрала дрожь. По своему желанию он не прикасался к людям очень, очень давно. — Врачи говорят, что мне лучше наблюдаться подольше. Через некоторое время я буду проходить серию сеансов с психиатром, — он вздохнул, — это нормально? Деньги… — Нет, не волнуйся, — отмахнулся Чан, кинув ещё один взгляд на руки Айена, которые тот снова скрестил на животе, — всё будет в порядке. Просто знай, что я рядом. Чонин уловил неприкрытую тоску в его голосе. Он замер, не зная, как реагировать, когда уже на его глаза навернулись непрошенные слëзы. Чан поджал губы. — Мне можно обнять тебя? — прошептал он. Чонин потянулся первым, и Крис понял его намерения с полудвижения. «Как же тепло!» — Прости, хëн. Я не должен был слушать их… Чан покачал головой. Чонин чувствовал, как он громко вздохнул. Облегчение разлилось горячим и желанным по телу. — Я просто счастлив, что ты наконец со мной, — старший подавил всхлип и чуть отстранился, — малыш, просто помни, что я здесь. Я помогу тебе. «Даже если это невозможно? — Чонин задушенно вздохнул. — Хëн, кажется, не до конца понимает, что со мной происходит. Я и сам не понимаю. Он точно будет разочарован, когда…» Нет. Сейчас Чан сидел рядом с ним, не задавая никаких неудобных вопросов. Он был рядом, как всегда и обещал. Чонин лишь хотел позволить себе насладиться этим. *** Он провёл в больнице ещё несколько дней. Крис навещал его почти ежедневно. Айен подозревал, что медсёстры, впускавшие его, знали об их отношениях, и не мог не переживать об этом, когда ловил их косые взгляды. Кроме того к нему заходили разные люди, представлялись, задавали вопросы, уходили. Чонин не вглядывался в их лица. Лечащий врач позже рассказал ему, что кто-то из персонала проболтался, что именно из-за близких Чонина, которые начали его поиски, общественности стало известно о «диспансере», поэтому фанатики доктора О подняли шумиху и проникли к нему. «Почему никто больше не бил тревогу? Это уже неважно. Здесь небезопасно». Он более-менее привык снова находиться в Сеуле, поэтому был готов уйти. — Этого больше не повториться, — пообещал врач, — ваша сохранность очень важна для нас. Айен вздохнул. «Слабо верится». — Когда меня выпишут? — Бан Чан-щи хотел сделать это ещё несколько дней назад, насколько помню. Вы доверяете ему? Он ваш… друг? Чонин кивнул, не желая объясняться. Доктор продолжал смотреть. — Тогда… Думаю, завтра, после приема у психиатра вы сможете сделать это. У следователей есть ваш домашний номер, — «Значит, они встречались с Чаном? Да, точно. Он говорил, что напрямую участвовал в поисках. Они будут звонить прежде всего ему». Внезапно Айен кое-что вспомнил. — Что насчёт моих старых вещей? — Мы нашли их, но они не в лучшем состоянии. Их собирались отдать вам, когда вы будете уходить. «Стоит ли попросить принести их? Одежда… пожалуй, еë я видеть не хочу». Чонин поëжился. Воспоминание казалось далёким, но оставалось очень ярким. Чусок, дом родителей, внезапная «маленькая просьба», которая обернулась потерей свободы. — Телефон был там? Чонин собирался уничтожить его своими руками. «Хотя бы так я смогу создать иллюзию приватности. Пока большего не нужно». — Нет. Только одежда и кошелёк. «Значит, его забрали…» — Понятно. Можете принести только кошелёк, пожалуйста? — Конечно. В таком случае остальные вещи мы утилизируем. — Да, спасибо. Врач улыбнулся снова, но понимание на его лице выглядело крайне неприятно. *** «Я правда здесь? Правда могу выйти?» — думал Чонин, глядя в окно. Временами он не мог поверить, что это правда. Оцепенение и шок смешивались в разуме, закручивались в неконтролируемые штормы, когда он пытался представить свою дальнейшую жизнь. Чан. Чан был как стена. Он занялся всеми делами, пока Чонин сидел и пассивно наблюдал за хаосом, который медленно упорядочивался руками Криса. Но старший, очевидно, не мог не спросить про родителей Чонина. — Ты хочешь с ними встретиться? — Нет. Не сейчас. Чан тяжело вздохнул. — Они переживают. К тебе не пускали никого… Всё же поговори с ними хотя бы по телефону. Они помогли, когда я искал тебя. «Они и запихнули меня туда». Голос Чана смешался с бесконечной усталостью, но было очевидно, что он настроен уговаривать до конца. Чонин вздохнул (что начал делать даже чаще Криса) и покачал головой. — Не думаю, что в этом есть смысл. Ты не обязан быть связующим звеном между нами, знаешь. Если бы они хотели, то давно были бы здесь. — Ты злишься на них? Айен сложил руки на груди. — Не знаю. Они, возможно, не понимают, что делали не так, но… — Но? Снова противный вопрос. — Не хочу об этом думать. Не сейчас, хён. — Мм… Хорошо. *** Рецепт антидепрессантов, который ему дали, так и остался забыт в заднем кармане джинс, которые принёс Крис. Мир оказался шумным и слишком ярким. Чонина оглушило на несколько секунд, потому что он отвык от жизни, задавленный больничной суетой, но рассеянность быстро прошла. «Чан упоминал о соседе, да?» * — Пока я искал тебя, пришлось делить квартиру с другим человеком. Но не беспокойся о нём, когда мы вернёмся, сможем договориться насчёт дальнейшего… — он осторожно посмотрел на Айена, — да… просто не думай об этом. Постарайся не волноваться, хорошо? «Хëн слишком много переживает», — мрачно подумал Чонин и ничего не стал уточнять. * Он не знал, стоит ли продолжить тот разговор сейчас. С другой стороны, он даже не знал имени человека, с которым ему предстояло делить пространство. «Мужчина…» — Чонин нахмурился, почувствовав тошнотворно знакомый вкус паники. Он медленно вдохнул и выдохнул. Чан искал его все эти месяцы. Наверняка семья Чонина сначала мешала ему, ведь именно она силой заставила Айена пройти через конверсионную терапию. Насколько Чонин понимал, руководство активно поддерживало контакт с его родителями, потому что за их счёт он содержался в диспансере. «Они точно вытягивали из них деньги. Мы разговаривали очень редко. Не понимаю, как мама могла верить тем людям?» — Малыш? — тихо позвал Чан. В его глазах снова плескалось беспокойство. «Конечно, он заметил, — сокрушённо подумал Чонин, — он не мог не заметить». Как и всегда. Чонина всё больше напрягало, что его читали как открытую книгу. — Да, хён? Тот протянул ладонь. — Знаю, ты не фанат скиншипа на публике, но всё же. — Спасибо. Чонин осторожно вложил свою руку в знакомые шершавые пальцы. Сердце тревожно забилось, когда Чан их слегка сжал, но Айен знал, что хён будет осторожен. Он не навредит. «Тёплый». Ему потребовалось сосредоточиться, чтобы убедить себя в этом и скрыть волнение. Паники не было, только забытое ощущение комфорта и присутствия. «Я просто должен привыкнуть заново к нормальной жизни. Я смогу. Я должен стать прежним». Он был полон решимости не дать ничему повлиять на него и особенно на их с Чаном отношения. Айен дал самому себе обещание, потому что одна мысль так или иначе сдаться была ненавистна после того, как его силой попытались изменить. Потерять Чана означало проиграть. Они ехали на шумном такси, и Чан продолжал держать Чонина за руку, словно боялся, что тот вдруг исчезнет. Айен сгорал от неловкости — водитель видел, как близко они сидят. Крис внезапно откашлялся: — Я должен кое-что сказать, — мягко начал он, и хватка усилилась вместе с этими словами. Чонин насторожился. — Да? — Пока тебя не было, я был вынужден искать соседа, ты знаешь. В гостевую спальню заселился мой коллега, Со Чанбин, — зачем-то уточнил он, хотя Айен не мог вспомнить никого с таким именем, — мы относительно недавно начали работать вместе. Я совсем немного рассказывал тебе о нём, когда его приняли на работу. Но ты, наверное, не помнишь. — Так и есть, — неловко кивнул Ян. Он пока не понимал, почему ему стало настолько некомфортно. — Тогда я вас познакомлю, когда приедем, — улыбнулся Чан. — Тебе он понравится, — поспешно уверил он, — мы работаем вместе уже несколько месяцев над одной музыкой — я дам тебе послушать — и он опрятный, хоть и полная катастрофа на кухне. Я пытался научить его готовить яишницу, хотя из этого мало что вышло, — Чан уже не смотрел на него, погрузившись в свои мысли и мягко посмеиваясь воспоминаниям, в которых Чонину не было места. — А ещё он очень помогал с твоими поисками, — закончил Крис. — Хорошо, хён, — пробормотал он, осторожно высвободив руку. Чан машинально потянулся, чтобы снова коснуться его, но запоздало отдёрнул себя. — Извини, — улыбка пропала с его лица, сменившись сожалением, — мне сказали дать тебе побольше пространства, а я так переволновался, что… — Ничего страшного, хён, — ответил Чонин. — Я понимаю. — К тебе сейчас лучше прикасаться поменьше? — расстроенно спросил Чан, не выглядя убеждённым. Айен закусил внутреннюю сторону щеки, задумавшись. Когда зубы стали давить слишком ощутимо, он спохватился и вздохнул. Радио играло достаточно громко, чтобы Чонин решился ответить: — Это сложно объяснить. Сейчас я не чувствую себя в безопасности. Вообще никогда. Я бы и правда хотел, чтобы прикосновений было поменьше. Но я смогу постепенно привыкнуть, — твёрдо заверил он. Чан слегка отстранился, и Айен благодарно посмотрел на него. — Хорошо, но тебе стоит сообщить мне, если станет некомфортно. — Конечно. Я постараюсь. Вскоре машина остановилась. — Боже, — Чан хлопнул себя по лбу, когда они стояли в лифте, в котором, слава богам, никого не было. — У нас там беспорядок… Я не успел ничего сделать, а сразу рванул к тебе. — Мне всё равно, хён, — устало вздохнул Чонин, протирая глаза. — Я просто хочу умыться и поспать. Чан с нежностью посмотрел на него. — Я так рад, что ты скоро будешь дома. На самом деле, Чонин был счастлив, потому что наконец окажется в родной и спокойной обстановке, но вспышка тревоги не стала неожиданностью. Двое мужчин с ним в одной квартире. Отвратительно. Он улыбнулся, игнорируя закручивающееся напряжение: — Я тоже, хён.