Незабудки

      Иссиня черный купол небосвода закрывает собой все свободное пространство. Ни домов, ни деревьев, не видно даже горизонта. Золотые звезды ярким узором сияют на бархатном небе, словно вышитые тонкими нитями. Оно кажется таким близким, будто достаточно всего-то протянуть руку, и звезда ляжет в раскрытую ладонь. Он сидит совсем рядом, подвернув ноги под себя. Пшеничные дреды рассыпаны по сгорбленной спине, он снова смеется, но смеха не слышно в пугающей тишине. Он ложится на живот, подперев узкое лицо худой рукой. За его улыбкой нет ни слов, ни предлога, но от нее становится так спокойно, будто тревожно бьющееся сердце кто-то обнял нежными ладонями прямо в груди.

***

      Билл проснулся, когда до будильника оставалось еще десять минут. Первое время он не понимал, где оказался, зеленые стены и охровое постельное белье не вызывали никаких ассоциаций у дремлющего мозга. Но по мере осознания, к нему возвращались и воспоминания о минувшем разговоре с Амалией. Недвижно лежа в постели, ожидая, когда тело окончательно проснется, парень принялся рассматривать узоры на стенах, оттопыренный край обойных листов, заходящих на белую отделку арки. Он посмотрел на гладко отполированную столешницу прикроватной тумбы, на полупустую книжную полку над письменным столом. Здесь и вправду все было очень чистым и свежим, и таким же бездушным.       Он сонно поднялся с постели, вышел из комнаты в коридор. Пройдя чуть левее, парень уткнулся в раскрытую дверь маминой спальни и без приглашения в нее завернул. Из-за стены был слышен шум воды – по всей видимости, женщина принимала душ перед работой. В отсутствии хозяйки, Билл принялся рассматривать комнату как в первый раз. Он взглянул на платяной шкаф: лаковое покрытие местами покрылось паутинками трещин, краска слезла с крошечной рамки замочной скважины, одна из металлических ручек, напоминающих собой две железные сосульки на петлях, была разломлена пополам и часть ее отсутствовала. Он взглянул на паркет, выглядывающий из-под оливкового ковра: застарелые темные полосы забитых многолетней грязью порезов было видно невооруженным глазом. И круглая ручка двери, переливающаяся в свете коридора, тоже имела много черных потертостей, местами бронзовое напыление буквально вывалилось, демонстрируя дешевое железо внутри.       Парень вернулся в коридор и прошел по нему в обратную сторону, устремляясь к приоткрытой двери в тупике. Надавив пальцами на дверь, он раскрыл ее полностью, в глаза тут же ударил яркий свет – бабушка не была любительницей задергивать шторы. От внимания любопытного солнца и пострадали вручную выведенные чайные розы и стебельки на старых бумажных обоях, они выгорели настолько, что цвет что бутонов, что листьев было не отличить. У широкой кровати, сделанной из древесного массива, отсутствовал один из декоративных шариков изголовья, под ножку прикроватного столика была подложена регулирующая дощечка, заменяющая стертую часть. Своя история была здесь даже у карниза: в уже преклонном возрасте дедушка пообещал бабушке самостоятельно починить оторвавшееся крепление и, не рассчитав с первого раза верное для дюбеля место, сделал в стене пару лишних отверстий.       А у Билла спальня была такой же беспамятной, как и он сам. - Доброе утро, - поприветствовала его бабушка, укладывающая волосы щетинистой расческой у туалетного столика. - Доброе, - бесцветно отозвался Билл, обращая внимание на сверкающую поверхность перламутровой столешницы – самой молодой вещи в комнате. - Собирайся, дорогой. Время уже подходит к восьми, - женщина улыбнулась ему и снова повернулась к зеркалу.       Парень послушно отправился в комнату, опоздать на прием он не желал и не мог, но назойливая идея, подсаженная в его голову Амалией, не желала его отпускать, копошась в затуманенном мозге. Только за завтраком он смог немного отвлечься – Лота все же решила ввести сына в курс дела, чтобы ему не пришлось бездумно тыкаться по всей больнице с бабушкой под руку. Она также вручила ему ключи от единственной машины дедушки, которая все еще была на ходу, и любезно подготовила старушку к поездке, чтобы не мучить не смыслящего в автомобилях сына.       У его дедушки, Рольфа Тиссена, в жизни было всего две страсти: семья и дорогие машины. Он скупал все, на что падет его вороний глаз. В его коллекции были и Порше 911, и Астон Мартин DB6, и Ягуар E-Type, и Мерседес w100, даже 300SL, который бабушка ласково звала птичкой. Для того, чтобы разместить все свои машины, Рольф даже арендовал в свое время отдельный склад, и не скупился на его охрану, чтобы ни одна из его ласточек, упаси господь, не упорхнула вслед за угонщиками. На содержание своего золотого автопарка Рольф тратил баснословные суммы, он обращался с каждым автомобилем не хуже, чем с собственной женой. Его мечта о дорогих авто так и осталась бы мечтой, если бы не месторождения колтана, по чистой случайности обнаруженные им и его другом в Конго.       Это было в далеких 50-х. Германия, истощенная войной, переживала не самые лучшие времена: уничтоженная экономика, разруха, нехватка ресурсов. Молодой Рольф хватался за любой шанс выбраться из душащих объятий безысходности. Именно тогда он вместе с другом детства отправился в Конго в составе гуманитарной миссии, купившись на многообещающие заголовки статей об экономических возможностях в перерождающейся республике. Заголовки соврали, в Африке было ничуть не лучше, чем в приходящей в себя Европе. Только здесь к абсолютному экономическому аду прилагалась еще и такая же сумасшедшая жара с кучей насекомых самого разного вида и размера, метящих на влажное место в канале уха или копне пропитанных потом волос.       Их африканская авантюра так и не принесла бы молодым мужчинам пользы, если бы не обнаруженные ими залежи редкого минерала – колумбо-танталита. Они быстро взяли дело в свои руки и практически присвоили себе найденные месторождения целиком. Хитрый и проворный нрав Рольфа позволил ему договориться с местными лидерами о серой добыче и продаже колтана, еще и на его условиях. Так пара молодых немцев получала почти 85% прибыли с продажи минерала, несмотря на то, что основные ресурсы и усилия прилагались со стороны конголезцев.       Дела пошли в гору. Как только выдалась возможность, Рольф вернулся в Германию и основал свою империю, руководя подчиненными в Конго издалека. Они вместе с женой смогли выбраться из нищеты, купить себе солидный дом и больше никогда не переживать о том, что будет у них на обед. Средства из Африки приходили в таких количествах, что Рольф без каких-либо опасений за свое финансовое состояние мог разбрасываться деньгами направо и налево, попутно откладывая часть средств на будущее единственной дочери.       Однако всему хорошему однажды приходит конец. В конце 90-х годов началась Вторая конголезская война, купленные Рольфом лидеры были убиты, а контроль за месторождениями колтана передан новому правительству. Его друг до последнего настаивал, чтобы Рольф снова отправился в Африку вместе с ним отвоевывать их общий бизнес, но Рольф не хотел подставлять семью и лишать дочь отца. К тому же, он здраво понимал, в такой бойне, которая происходила на тот момент в Конго, им было точно несдобровать. В конце концов, его бизнес вместе с верным другом сгорел в горячих объятиях Африки.       Когда проценты за колтан перестали приходить, мужчина больше не мог сорить деньгами как раньше, он вовсе стал трястись за каждый цент, хотя их счета все еще ломились от денег. В своей жизни он больше ничего не умел, колтан был единственным, что Рольф знал и понимал. Учиться чему-то новому ему было тяжело, возраст был уже не тот, да и здоровье, подорванное еще в Африке, давало о себе знать. Тогда и настало время выбирать, кого он любит больше – автомобили или семью.       Рольф продал большую часть своей коллекции. Это позволило ему значительно сократить расходы, отказаться от склада и теперь ненужной охраны. Самые любимые модели он все еще держал в гараже, изредка катаясь в них по Бад-Эмсталю вместе с женой. Именно с ними в первую очередь он познакомил новорожденного внука, когда тот едва научился держать голову. Черноволосый малыш с неподдельным интересом трогал пухлыми ручками глянцевые крылья автомобилей, крутил гигантский руль, сидя у деда на коленях. Повзрослев, Билл стал кататься по общине вместе с дедушкой. Каждый вечер Рольф приводил внука в гараж, Билл выбирал машину, и они вместе отправлялись наворачивать круги по засыпающему поселению.       Он так мечтал передать внуку свою любовь к машинам, обучить Билла обращаться с автомобилями, но ему просто не хватило времени. Рольф ушел из жизни, когда Биллу едва стукнуло семь. Единственное, что он сумел передать мальчику, это свою любовь. Ну, и всю коллекцию оставшихся у него авто, что немало удивило и его жену, и дочь на чтении завещания. В итоге только машины у Билла и остались, а память о любящем дедушке безвозвратно упорхнула вслед за исчезнувшей жизнью. Больше всего он жалел, что вспомнить дедушку ему так и не удалось.       Бабушка ожидала Билла у железной двери в гараж. На встречу с врачом она собралась при полном параде: прямые темно-серые, почти черные, брюки, бежевый бадлон и камелопардовый утепленный пиджак. Короткие седые волосы она повязала кремовым шелковым платком, оставив видимым серебристый пробор. Ее благородное лицо скрывали крупные солнцезащитные очки, в отсутствии солнца надетые исключительно ради красоты. - Ты прямо кинозвезда, - прокомментировал ее образ Билл, наклоняясь к ручке роллетной двери.       В ответ на его реплику женщина начала крутиться, словно позируя для киноафиш 60-х годов. Этот небольшой спектакль в то же мгновение вызвал улыбку на юношеских губах.       Гаражная дверь с шумом поднялась вверх, и в воздух тут же вознесся столб пыли. Лота не пользовалась гаражом, она предпочитала оставлять свой Опель перед домом, потому дедушкины сокровища с юнцом не знались. От прежнего наследства здесь осталось всего три машины: корпус от Феррари 308 и Мерседесы w100 и 300SL. Остальные автомобили семья была вынуждена продать, чтобы оплатить лечение и восстановление Билла после аварии, и при этом не остаться с пустыми карманами и без крыши над головой.       Из оставшихся машин только Мерседес w100 все еще был на ходу. Он был старше Билла почти на тридцать лет. Блестящий корпус цвета мокрого асфальта сохранился в идеальном состоянии под кожаным чехлом. Красный салон, деревянная отделка дверей и приборной панели — настоящий шик. Здесь, кажется, даже все еще пахло Рольфом и его тяжелым одеколоном, несмотря на вездесущую затхлость и пыль.       Хоть Мерседес и был тем еще старичком, в нем была установлена автоматическая коробка передач. Однако что руль, что приборная панель автомобиля были будто сняты с инопланетного корабля. Билл в обычных-то машинах чувствовал себя не то, чтобы уютно, а в этом дедушкином подарке так и вовсе терялся. Парень поверну ключ в замке зажигания, двигатель тихо зашуршал. Он давнул на газ, машина резко дернулась вперед, и Билл тут же вжал педаль тормоза в пол от неожиданности. - Господи боже, Билл, - испуганно охнула женщина. – Будь осторожен. Зрелый автомобиль как зрелая женщина нуждается в решительной, но нежной руке.       Он снова надавил на педаль, в этот раз внимательнее прислушиваясь к автомобилю под чутким взором бабушки. Машина плавно тронулась вперед, заскользив по дороге как по маслу, и без происшествий выехала из гаража.       Билл не стремился лишний раз прикасаться к множеству кнопочек и рычажков на приборной панели, чего нельзя было сказать о его бабушке. Она умело подкрутила радио, среди шипения начал проглядываться звук подхваченной радиоволны. Салон заполнило восторженное звучание, высокий голос Сив Мальмквист радостно напевал «Любовь того не стоит». Женщина прибавила громкость, начав двигать плечами под музыку. - Ты только посмотри, Билл, - улыбнулась она, пританцовывая. – Какая старая песня, надо же! Будто мы снова с твоим дедушкой отправляемся кататься по вечернему городку. Ах, любовь того не стоит, my Darling, - бабушка принялась подпевать, прикрыв глаза. – Жаль слез по ночам. Любовь того не стоит, my Darling, потому что уже завтра твое сердце будет смеяться над этим.       Билл поглядывал на бабушку с улыбкой. Еще в воскресенье вечером он был до смерти перепуган за нее, мамин поздний звонок заставил парня буквально упасть на колени от сковавшего его ужаса. А что, если они не смогут ей помочь, а что, если это был последний раз, когда он видел бабушку живой? Да и когда это было? Помнится, они встречались летом, когда Лота соизволила взять ее с собой в Ганновер. Они так редко виделись, и увидеться с ней в следующей раз уже на ее собственных похоронах, холодной, лежащей в гробу как какая-то восковая кукла, он боялся больше всего. А сейчас она сидит рядом с ним, такая радостная и живая, будто ничего и не случилось вовсе. Он и представить боялся, что станет с ним, если этой заводной старушки больше не будет в его жизни.       В больнице было полно людей, собственно как и всегда. Гусеница из кашляющих, чихающих и просто плохо выглядящих пациентов стерегла двери каждого кабинета без исключений. Только зайдя в помещение, женщина элегантным жестом сняла с головы платок и очки, взмахнув головой, чтобы примятые волосы снова приобрели объем. Со всех сторон на них посыпались приветствия, бабушка, проходя мимо сидящих вдоль стен людей, не прекращала здороваться, посылая улыбки то в одну, то в другую сторону. Билл шел за ней тенью, автоматически кланяясь оставленным позади женщины людям, при этом умудряясь смотреть в ежедневник и сверяться с их строгим расписанием.       Первым в списке был кабинет кардиолога. На удивление, здесь длинных очередей не оказалось, у дверей сидело всего несколько мужчин, приходящихся его бабушке ровесниками. Они все поприветствовали появившуюся на горизонте женщину комплиментами, кто-то хорошо знакомый со старушкой даже одарил поцелуем ее покрытую венами руку. Мужчины коллегиально решили пропустить даму вне очереди, ее кокетливая улыбка стала для них желанной наградой. На ее тихого спутника же ни один из присутствующих внимания не обратил.       Прием не занял много времени, Билл едва успел присесть и написать пару сообщений Амалии, как его бабушка снова показалась в дверях кабинета, на этот раз не одна, а под руку с врачом. Мужчина широко улыбался ей, что-то поясняя в пачке исписанных листов. - И ничего не бойтесь, Тереза. В случае чего – сразу ко мне, - сказал доктор, передавая женщине бланки. - Здравствуйте, - Билл поднялся со стула, становясь рядом с бабушкой. Он протянул мужчине руку. – Я Билл. - Здравствуйте, - с большей радостью ответил ему доктор, пожимая узкую ладонь. - Это мой внук, - уточнила Тереза с гордой улыбкой. – Приехал проследить, чтобы я не пропускала процедуры. - Как это мило с его стороны, - с тем же неуместным восхищением сказал доктор.       Он с любопытством и без какого-либо стеснения принялся рассматривать Билла с ног до головы, вызывая в последнем недовольство таким вниманием. Доктор был с парнем примерно одного роста, но намного шире его что в плечах, что в руках, что в ногах. Даже голова его, казалось, была больше, или, может быть, светло-русые густые волосы создавали такое впечатление. Его руки до самых пальцев были покрыты кудрявящимися светлыми волосами, на его лице была аккуратная щетина, уже в скором времени обещающая превратиться в бородку. Он не прекращал улыбаться во все свои идеальным заборчиком стоящие зубы, как-то уж слишком хитро глядя на Билла. - Бабуль, ты иди в процедурную, а я тебя потом догоню, - парень решительно кивнул женщине. – Мне нужно переговорить с твоим доктором.       Попрощавшись с кардиологом, бабушка без лишних расспросов отправилась к лестнице. Сам же доктор такому повороту событий здорово обрадовался, он облизнул губы, зачесав раскрытой ладонью волосы. Его вульгарное поведение вызвало в Билле волну отвращения. - Пройдемте в мой кабинет, - томным голосом попросил его доктор, раскрывая перед парнем дверь, но Билл и с места не сдвинулся. - Не стоит, я не отниму у вас много времени, - без колебаний ответил он и, чтобы не нарваться на лишние уговоры, сразу же перешел к делу. – Что с ее сердцем? - Фрау Тиссен не ввела вас в курс дела? – спросил его доктор, бесстыдно бегая взглядом по сосредоточенному лицу. - Она сказала, что у нее был приступ, но мне бы хотелось услышать подробности, - от нарастающего напряжения Билл скрестил руки на груди. - У вашей бабушки был инфаркт миокарда, - доктор отвечал все с той же улыбкой, но теперь ставшей более интимной. – Мы устранили угрозу, а сейчас нам нужно сделать все, чтобы улучшить состояние ее сердца и предупредить дальнейшие нарушения в его работе. - Почему вы не оставили ее в больнице под наблюдением? – голос Билла звучал излишне грубо, от взгляда похотливого докторишки у парня уже начинало зудеть в груди. - Ее состояние улучшилось, в дальнейшей госпитализации не было необходимости, как и не было мест для еще одного пациента в стационаре, - доктор уже практически пожирал его тонко сложенное тело, плохо скрываемое облегающими одеждами. Будь врач посмелее, он бы давно прикоснулся к черной пряди шелковых волос, свисающих перед нахмуренным лицом. – Наличие тромба не подтвердилось, только пара бляшек на стенках сосудов и все. Сейчас наша цель снизить уровень холестерина и привести ее сосуды в порядок. Мониторинг на следующей неделе покажет, насколько успешно проходит лечение.       Билл едва заметно пошатнулся, сглотнув. У него было стойкое ощущение, будто его только что беспардонно облапали, он буквально чувствовал липкие отпечатки жадного взгляда доктора по всему телу. - Хорошо, - холодно ответил Билл. – Спасибо, что ввели меня в курс дела. До свидания.       Он уже было хотел рвануть в сторону процедурного кабинета, общество доктора было сравнимо с обведшей горло змеей, но так просто отпускать его мужчина не хотел. - Подождите, - окликнул его доктор, и Билл сам остановился, не желая быть схваченным за руку. – Может быть, дадите мне свой номер? Я извещу вас, как только придут анализы вашей бабушки, буду информировать вас о ходе лечения.       Парень уже не раз бывал в такой ситуации. Мужчины часто жаждали его компании, порой слишком навязчиво предлагая свое общество незаинтересованному юноше. Простого «нет» им никогда не было достаточно, здесь должна была быть железобетонная причина, и даже Амалия не подходила на эту роль. Каждый раз они заливались хохотом, ни во что не ставя его любимую и отзываясь о ней как об ошибке, закрывашке для мамы, женщине-спасительнице, не желающей отдавать стопроцентного гея обратно мужикам. С ними следовало обходиться иначе, притворяясь дурачком до мозга костей, будто бы их меткий и прозрачный как вода флирт так никогда и не доходил до своей цели. - Как, результаты анализов больше не высылают по электронной почте? – с идеально отыгранной наивностью Билл обернулся. - Высылают, но.., - было начал доктор, но парень его оборвал. - В таком случае не утруждайтесь, доктор, я терпеливо дождусь электронного письма, - он невинно улыбнулся посмурневшему мужчине. – Еще раз до свидания.       Билл бежал по лестнице со всех ног, громко стуча каблуками по каменным ступеням. От нахального взгляда хотелось немедленно отмыться, докрасна натирая кожу грубой мочалкой. По мере приближения к процедурной, он немного поубавил свой пыл и натянул на лицо лишенную естественности улыбку. Рассказывать бабушке об излишнем внимании доктора не было никакого желания, у нее вроде как были хорошие отношения с кардиологом, да и наверняка он неплохой специалист, раз так быстро поднял на ноги старушку после приступа. Осталось всего-то не попадаться ему на глаза, может быть, не оставаться с ним наедине, и этот неприятный инцидент можно было бы просто забыть, как и сотни других.       Когда парень добрался до кабинета, Тереза уже была на процедурах. Он сел на свободный стул, чуть поодаль от очереди, и устало запрокинул голову назад. Билл захотел написать Амалии о случившемся, пока была такая возможность, но, только открыв диалог с девушкой, он остановился. Не стоило делать это сейчас, в самом начале рабочего дня. Она бы наверняка сразу прочла его в порыве написанное сообщение и загрустила, запереживала. Билл мог запросто испортить ей весь день одним своим желанием разделить еще свежую боль или хотя бы негодование. Нет, этот разговор точно стоило отложить до вечернего звонка. Парень был уверен, она снова нальет себе вина, алкоголь слегка вскружит ей голову, и история об очередном домогательстве будет воспринята ею куда проще.       Их дальнейшее путешествие по больнице обошлось без происшествий. Они не торчали в долгих очередях, уставшие, но все еще любезные доктора вели себя обходительно со старушкой. В ожидании приема Билл развлекал бабушку разговорами, помогал надеть пиджак на исколотую иглами руку, и просто держал ее холодную ладонь в своей, когда от инъекций и манипуляций Терезе становилось тяжело.       Они покинули клинику, когда время близилось к двум часам после полудня. Беготня по врачам вымотала женщину не хуже полноценного рабочего дня, оставив Терезу после себя не только обессиленной, но и до смерти голодной. Билл предложил бабушке себя в роли повара на обед, но у нее были совсем другие планы. Благодарная внуку за такую поддержку, о которой она даже не осмелилась бы просить, Тереза хотела хоть как-то разнообразить пребывание парня в общине и сделать его отпуск издалека, но все же похожим на отпуск.       Взяв на себя роль штурмана, Тереза принялась указывать Биллу дорогу. Она знала эти улицы как свои пять пальцев. Женщина жила здесь с самого рождения на небольшой ферме вместе с родителями, когда еще ни о каком Бад-Эмстале не было и речи. Она видела, как сельские дороги обрастают камнем, как сплетаются между собой когда-то разрозненные домики, крошечное поселение на глазах у юной девушки превратилось в отдельную географическую единицу с собственным названием и муниципалитетом.       Она знала каждого, кто жил на этой земле. Ей было известно, кто к какой семье принадлежал, какими землями владел. Она присутствовала на всех похоронах, прошедшихв этих краях. Из поколения в поколение они жили как одна большая семья, и с образованием общины в их жизнях ничего не изменилось. Даже после смерти родителей, даже после смерти единственной сестры, Тереза ощущала нерушимую связь с этим местом, ведь каждый здесь был ее семьей. Сколько бы Рольф ни предлагал ей переехать в более крупный город, в более зажиточное место, каждый раз на его предложения женщина отвечала отказом. Ни одно из мест на планете не было ей так же дорого, как Бад-Эмсталь, и, сколько бы раз муж ни вывозил ее за пределы Германии, да даже за пределы общины, она всегда с нетерпением ждала возвращения домой.       Они завернули в закоулок меж кучно стоящих зданий. Здесь, среди однотипных частных домов со своими лужайками и подъездными дорожками, затерялся скромный семейный ресторан с простым названием Маленький Стамбул. Он мало отличался от своих соседей, бежевые стены и треугольная крыша с металлическими трубами едва ли давали ему право на индивидуальность. Только минималистичная вывеска и небольшая парковка за углом выдавали его. Однако летом он становился куда смелее, и на улице перед парой двустворчатых дверей со шпросами появлялись пластиковые столики и стулья, накрытые пестрыми скатертями, и высокие зонтики с шатрами, спасающие как от яркого солнца, так и от внезапно нахлынувшего дождя.       Этот ресторан был выбран Терезой не случайно, и даже не в турецкой кухне было дело. Скудный на развлечения Бад-Эмсталь был скуден также и едой. Маленький Стамбул был единственным в городе заведением, где можно было отведать что-то, кроме пиццы или суши. Не говоря уже о том, с каким трепетом и любовью владельцы относились к каждому своему гостю, с каким вниманием к деталям был оформлен их зал. Чего стоил уютный бар из темного дерева, с умом освещенный теплыми желтыми лампами. Расставленные на столах свечи тоже вносили свой вклад, подчеркивая домашнюю атмосферу в заведении. А, когда вечером у ресторана зажигалась внешняя подсветка, от него вовсе было невозможно оторвать взгляд.       Едва они показались на пороге заведения, как и в больнице, люди тут и там принялись приветствовать Терезу. Пожилая пара, сидящая за столиком у самого входа поинтересовалась у женщины, как ее здоровье, несколько старушек отвесили Биллу по пачке комплиментов, проходясь по стушевавшемуся юноше от кончиков волос до носков слегка испачканных ботинок. Чтобы больше не стеснять внука, неохочего до внимания, Тереза выбрала для них уединенный столик в самом углу, куда и не подумает устремиться взор прибывающих в ресторан гостей.       Улыбчивая официантка предложила им два экземпляра меню. Тереза с интересом принялась разглядывать позиции как в первый раз, хоть и знала весь ассортимент заведения наизусть. Билл же, бегло пролистав половину меню, нашел среди листов список паст. Недолго думая, он попросил бабушку заказать ему ригатони с курицей в томатно-сливочном соусе, а сам в это время удалился в ванную, чтобы смыть с себя остатки больницы.       Войдя в уборную, Билл нетерпеливо отправился к раковине и, вооружившись мылом, принялся с упорством отмывать от бледных кистей так и зависшее склизкое ощущение чужого взгляда. Он бы и лицо вымыл, будь у него такая возможность, но едва ли жидкое мыло из дозатора в общественном месте для этого годилось. Одной помывкой парень не обошелся, он до скрежета намылил руки еще четыре раза, пока кожа, в очередной раз умытая водой, не покрылась мелкими сухими трещинками. Не сказать, что ему стало легче, но его руки однозначно больше ничего не ощущали.       Когда парень вернулся к Терезе, на их столе уже стояли две дымящиеся тарелки, а сама женщина расправляла салфетку на коленях, чтобы спасти красивый костюм от нежелательных пятен. Насыщенно-желтые ригатони, щедро покрытые оранжевым соусом, в одночасье пробудили в юноше аппетит. Он сел напротив бабушки и из любопытства заглянул в ее тарелку. Перед женщиной лежал крупный сочный шницель с хрустящей корочкой, обильно политый сливочным соусом. Рядом с ним пристроилась небольшая порция картофельного пюре и салата, но большую часть тарелки занимало именно мясо. - Бабушка, - с досадой вздохнул Билл. – Тебе же нельзя. - Не для того я дожила до восьмидесяти пяти, чтобы есть одну ботву и безвкусную резиновую индейку из пароварки, - бабушка цокнула языком, беря в руки нож и вилку. – Умирать так счастливой, а не с перекошенным от мерзости лицом.       Тереза скорчила умопомрачительную гримасу, будто ей пришло в голову съесть целую головку горького лука. В ответ на бабушкино безрассудство Билл грустно улыбнулся. - Мама будет просто в ярости. - Это будет наш маленький секретик, - женщина игриво подмигнула внуку, впервые за целый день счастливо улыбаясь.       Это был не первый раз, когда бабушка сама предлагала Биллу о чем-либо умолчать. У Лоты был сложный характер, в этом она была очень похожа на своего отца. Многие вопросы было дешевле решать за ее спиной, чем впутывать женщину в обсуждение, которое неизбежно закончится взрывом и подпаленными нервами, как у нее, так и у всех, попавших под раздачу. Так Тереза и Билл долгое время скрывали от Лоты существование Амалии, а потом точно так же скрывали факт переезда юноши к ней. Они скрывали от женщины и татуировку, которой Билл перекрыл послеоперационный шрам на руке. Если бы из-за своей забывчивости парень единожды не позабыл надеть повязку, кто знает, может быть, Лота так до сих пор бы и не знала о новых изменениях в теле сына. Они также скрывали и намерение Билла купить вместе с Амалией квартиру. И о сумме, которую Тереза буквально всучила молодой паре на частичное покрытие стоимости жилья, бабушка тоже просила умолчать. О последнем Лота не знала до сих пор. И хотя с возрастом их «секретики» становились все менее существенными, Билл не мог избавиться от чувства, что это умалчивание однажды доведет его бабушку до больничной койки.       Они приступили к трапезе. Тереза с выбором места не ошиблась, больше ни одна живая душа не потревожила пару, и они могли спокойно наслаждаться недурственными блюдами в компании друг друга. В тишине Билл снова взялся подмечать детали интерьера, хоть и делал это не вполне осознанно. Он обратил внимание на то, какими облезшими и потертыми были темные стулья в ресторане, на каменном полу виднелись трещины и царапины, прочерченные постоянными перемещениями мебели. На краю букового стола кто-то вырезал слово «свинья». Его, похоже, пытались свести, упорно полируя глянцевую столешницу из раза в раз, но буквы были настолько глубоко вдавлены в дерево, что потребовалось бы снять толстенный слой, чтобы избавиться от надписи навсегда. - Бабушка, - обратился к женщине Билл, когда она расправилась с доброй половиной шницеля. Тереза вопросительно промычала в ответ. – Что было в моей комнате до того, как мы переехали к вам? - В твоей комнате? – повторила за ним бабушка, вытирая салфеткой губы. – Там был кабинет дедушки. В арке, где сейчас стоит кровать, был его письменный стол, а по стенам тянулись книжные шкафы. К моменту твоего рождения дедушка уже не занимался колтановыми рудниками, поэтому кабинет стоял без дела. Он сам предложил переделать его под спальню для тебя еще до того, как вы переехали, чтобы вы с мамой могли с комфортом у нас гостить. - Он и при дедушке был таким – зеленым? - Нет, дедушка больше любил красный цвет. Его кабинет был очень темным, даже днем там не хватало света. Он был отделан декоративными панелями из махагони и бордовыми тканевыми обоями, которые дедушка, без преувеличений, обожал. Для ребенка такое, сам понимаешь, совсем не подходило, слишком уж мрачно, - Тереза с улыбкой вздохнула, пускаясь в воспоминания. - Мы столько магазинов объехали, весь Кассель вдоль и поперек исколесили, даже в Берлин ездили. Дедушка очень хотел сделать для тебя самую лучшую спальню, а я старалась сделать все, что в моих силах, чтобы она не стала очередным темным уголком в доме. Он все хотел купить и тебе тоже тканевые обои, я ему говорила: «Рольф, он же еще совсем малыш, ну куда ему деревянная отделка и ткани. Мальчик вырастет и ему будет нужна другая спальня». Но он был упертый как баран, совсем как твоя мама. Ладно я хоть уговорила его арку и отдельные детали в белый покрасить, а то так бы и была не комната, а сплошная темнота. - Не сказал бы, что она слишком темная. Строгая, разве что, - Билл пожал плечами, и женщина одарила его недоуменным взглядом.       Тереза поменялась в лице, с него пропала прежняя улыбка. Она о чем-то глубоко задумалась, кивая своим мыслям. - А, ну.. да, - заторможено сказала женщина, скорее себе, чем внуку в ответ.       Билл взглянул на бабушку в замешательстве. Ее внезапно затихший восторг показался ему подозрительным. Мама говорила ему, что спальня, в которую парень вернулся из больницы, была такой с тех пор, как они заехали в этот дом. Но в ней не было тканевых обоев, на которые так уповал дедушка, не было и намека на детскую, какой ее задумывала бабушка. Да и, кроме арки, в ней не было больше ни единой белой вещицы, о каких тогда деталях ему говорила Тереза? Он бы мог сослаться на забывчивость, на помутненный старческий разум, с легкостью путающий между собой события. Вот только его бабушка была совсем не такой.       Из динамиков над баром громом прогремела электронная гитара. Знакомая песня застучала в каждой колонке заведения, и они оба очнулись от своих размышлений, живо обернувшись на звук. «Как-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь» Нены разлилась по полупустому залу, некоторые посетители попросили бармена прибавить звук, и слова отчетливее зазвучали в притихшем ресторане. - Взгляни, снова старые мелодии, - заметила женщина, слегка постукивая пальцами по столу в такт. – Ах, как приятно слышать хорошие, проверенные временем песни, а не эту какофонию, которую сейчас принято называть музыкой. - Мне тоже эта песня нравится, - отметил Билл, отклоняясь на спинку стула. – Только мне почему-то всегда казалось, что там был еще куплет или два на английском. - Нет, никогда не было, - уверенно заявила Тереза. – На моей памяти так уж точно. Может быть, ты слышал какую-нибудь перепевку. Эта песня очень известна по всему миру.       Билл только пожал плечами, вслушиваясь в доносящуюся из динамиков мелодию. Она была единственной песней, которая неизменно вызывала у юноши дежавю, сколько бы раз он ее ни переслушивал. Парень впервые встретился с ней еще в больнице, песню часто крутили по радио в игровой комнате. Он не мог вспомнить слова, но его не покидало стойкое ощущение, что они вертятся у него на языке, и стоит очаровательному голосу в динамике их пропеть, как он непременно присоединится к нему. Он слушал песню на повторе день за днем, не отпускающее его чувство чего-то забытого, но обещающего вот-вот снова появиться в памяти, буквально сводило мальчика с ума.       Лота была вынуждена забрать у сына плеер, как бы доктор ни просил ее об обратном. Мальчик отбился от рук, он больше не желал вспоминать математику по книжкам. Все, чего он хотел, это часами сидеть в палате с плеером в руках, упорно пытаясь вспомнить. Как-нибудь, когда-нибудь, где-нибудь в будущем, не буду ждать, не раздумывай, мы полетим, направляясь в будущее –отрывки фраз беспорядочно крутились у него в голове, будто пытаясь поднять за собой утраченную память. И он чувствовал, вот сейчас, еще немного, и он обязательно вспомнит, что лежало за этими текстами, что происходило под эту мелодию. Он верил, он обязательно вспомнит, но все, что песня дала отчаявшемуся мальчику, это только градом льющиеся слезы по щекам.

Дай мне руку

      Добравшись до дома, Тереза взяла внука в оборот и уговорила посмотреть еще один фильм со своей любимой актрисой – Завтрак у Тиффани. Энтузиазма женщины хватило едва ли на двадцать минут, усталость быстро взяла свое, и Тереза тихо засопела в старом кресле, пригревшись под пледом. Чтобы не тревожить бабушку, Билл выключил телевизор и на цыпочках удалился в кухню. Он повязал на себя фартук, в наушниках заиграла песня, подхваченная им в ресторане, и парень неспешно взялся за приготовление ужина.       Вечером вся семья снова собралась за одним столом. В этот раз Лота была не такая дерганная, как прежде, она даже не стала терзать семью очередными жалобами на своего босса. Женщина подробно расспросила маму о походе в больницу, чем они с Биллом занимались остаток дня, и, полностью удовлетворенная рассказом, высказала сыну благодарность. Она также не забыла поинтересоваться состоянием машины, но тут ни Терезе, ни Биллу не на что было пожаловаться. - К нам сегодня в отель по работе заглядывала Мэри, это которая жена Редера, - делилась с мамой Лота, пока Билл наливал женщинам чай. – Показывала фотографии внука. Такой светленький, пухленький. Как ангелочек. Говорит, свекровь на ее дочь уже косо смотрит, второй ребенок и тоже белокурый, а они все брюнеты. - Так ведь Габи у нее сама беленькая родилась, - с удивлением припоминала Тереза. - Волосики уже потом почернели. Я помню, она ходила с хвостиками, вся длина черная, а кончики белые-белые. - И я о том же! – подхватила ее дочь. - Она собирается отослать им детские фотографии Габи, чтобы сгладить ситуацию. Боится, как бы на развод из-за домыслов своих не подали.       Машинально продолжая кивать, Лота приняла кружку с чаем из рук сына. - Спасибо, - женщина улыбнулась юноше, присевшему напротив нее. – Кстати, Билл, Габи же твоя ровесница. Ей вот в августе двадцать семь исполнилось, а у нее уже второй ребенок. - Лота, - Тереза предприняла попытку остановить дочь от начала неприятной беседы, но женщина пропустила ее слова мимо ушей. - Вы с Амалией уже сколько лет вместе живете, а ты ей все никак предложение не делаешь. - Сделаю, когда придет время, - ледяным тоном ответил Билл, потупив взгляд в своей кружке. - Когда? – Лота наклонила голову вбок, попытавшись заглянуть сыну в глаза. - Ты не забывай, девочка старше тебя, ей уже тридцать три. Ты знаешь, как тяжело после тридцати пяти родить?       Билл взглянул на маму широко распахнутыми глазами. - Лота, оставь мальчика в покое, - настойчиво попросила Тереза. - Ты о нас с бабушкой не думаешь, так хоть о ней подумай. Она-то в чем виновата? – все в том же духе продолжала женщина, не спуская глаз с ошарашенного сына.       Он хотел высказать ей все, что о ней думает: и о ее длинном носу, который она каждый раз сует в чужие дела, и о том, что это вообще не ее дело, когда они с Амалией поженятся и заведут детей. Он очень хотел разразиться криком, поставить ухмыляющуюся родительницу на место. И в другой раз он бы так и поступил, но сейчас, когда парень краем глаза замечал, как надуваются от напряжения вены на бабушкиных висках, как тяжелеет от волнения ее дыхание, он не мог допустить, чтобы ее сердце снова сжалось, застав их внеочередную перепалку. Он должен был оградить старушку от нового потрясения, даже если мама никак не могла уследить за своим помелом.       Билл тихо встал из-за стола, так и не прикоснувшись к чаю. - Спасибо, я наелся, - бесцветно сказал он, и быстрым шагом направился к лестнице. - Куда это ты собрался?! – прикрикнула ему в спину Лота. – Ну-ка вернись, с тобой мать говорит или кто?! - Да что ты прицепилась к мальчишке?! – повысила голос Тереза. - А я, что, не права, что ли, мам?! – женщина повернулась к матери. - Мне было двадцать три, когда он родился. Двадцать три! - А мне было тридцать пять, когда родилась ты, и что? – все еще разговаривая с дочерью на повышенных тонах, Тереза развела руками. – Это, между прочим, в то время было все равно, что сейчас родить в пятьдесят! - Ну, знаешь, мама, это еще кому как повезет! - Кто как решит! – твердо заявила женщина. – Прекрати лезть в их отношения, они взрослые люди, сами поди разберутся, когда и что им делать!       Парень старался не слушать громкие переругивания женщин, но это с трудом ему удавалось. Крики было отчетливо слышно что на лестнице, что в его спальне, они чуть ли не эхом разносились по всему второму этажу. Вытащив из внутреннего кармана чемодана новенькую пачку сигарет, он прямой наводкой отравился в гостевую спальню, лишь бы поскорее убраться из зоны слышимости ссоры. Только зайдя в комнату, Билл с силой захлопнул за собой дверь, от чего деревянное полотно прямо в проеме мелко затряслось.       На третьем этаже голосов кричащих в кухне дам было уже не различить. Билл сходу запрыгнул на широкий подоконник, покрутив ручку, распахнул окно.Из окон гостевой спальни открывался вид на небольшой садик и лес, простирающийся за домом. К слову, такой же вид был доступен и из его спальни, и из маминой, и из бабушкиной тоже. Прямо под окном находилась крыша комнаты Лоты, отсюда также прекрасно было видно все, что творится в его собственной комнате. На его памяти, в гостевой так никто ни разу и не останавливался, и парень был этому несказанно рад. Не очень-то ему нравилась перспектива стать целью для любопытных глаз бабушкиных или маминых гостей.       Свесившись из окна, Билл распечатал пачку сигарет. Он обычно не курил, эта привычка уже давно осталась за его плечами вместе с университетскими годами, но в такие моменты, когда разыгравшиеся нервы доводили до тремора руки, сигареты были единственным быстрым и действенным способом успокоиться. У стены на крыше даже все еще хранилась его самодельная пепельница из банки из-под оливок, спрятанная за куском черепицы. Дома парень старался не курить, мама и бабушка не знали о его пагубном пристрастии, но сейчас ему просто не оставалось ничего другого.       В кармане зазвонил телефон – Амалия вернулась с работы. Судорожно выдохнув дым, Билл принял звонок, выбрав опцию «без видео», и прижал телефон к щеке свободной рукой. - Да? – в его голос пробралась легкая дрожь, вызванная прохладным ветром. - Привет, - настороженно заговорила Амалия. – Ты чего без видео? - По-другому сейчас не могу, - ответил Билл и тут же затянулся снова. - Ты что, куришь что ли опять? – с ноткой волнения спросила девушка. – Что случилось? - Даже не спрашивай, - сквозь зубы прошипел парень. – Не хочу об этом говорить. - Ладно, хорошо, - она оробела, быстро догадавшись, в чем было дело.Чтобы не распрощаться с парнем так скоро, Амалия предприняла попытку как можно скорее сменить тему. – Ты выяснил, что там с бабушкой? - Да, - с меньшим раздражением выдохнул парень, прикрыв ладонью глаза. - Сейчас расскажу.       Пытаясь собрать разлетевшиеся за день мысли, Билл пересказал ей почти все, что ему удалось выцепить из разговора с доктором, и девушка с облегчением выдохнула.С самого воскресенья, ровно как и Билл, она никак не могла найти себе места, старушка полностью заняла собой ее мысли, а неизвестность рисовала не самые радужные картинки в горячей голове. Ей нельзя было показывать свою обеспокоенность, кто-то из них все еще должен был оставаться в трезвом уме. Больше всего она переживала, как бы бедной старушке не пришлось проводить шунтирование, кто знает, как на такое решительное вмешательство отреагировал бы немолодой организм. А таблетки и уколы звучали не так уж страшно. Она и сама была готова отправиться вместе с Биллом в Бад-Эмсталь, чтобы поддержать Терезу, подставить для нее и свое плечо тоже, но резкое исчезновение сразу двух ценных сотрудников пагубно сказалось бы на их общей работе. - Ты потом еще узнай у него, как дела идут, хорошо? – попросила Билла девушка под конец. - Я думаю, такой возможности у нас больше не появится, - завуалировано ответил парень,окончательно успокоившись. - Почему? Он так загружен? - Да нет, - вздохнул Билл, не зная, как бы помягче рассказать девушке о случившемся в больнице. – Помнишь, как ты просила предупредить любую девушку, которая захочет залезть ко мне в штаны? - Та-ак, - настороженно протянула Амалия. - Ну, так вот, ты не туда целилась, - с шумом выдохнул парень, надавив пальцами на веки. - Бабушкин кардиолог пытался склеить меня. - Он что?? – от неожиданности девушка даже поперхнулась ужином. - Он очень прозрачно намекал и просил дать ему номер, - через силу вспоминал Билл, слушая дикий кашель на другом конце. - Не переживай, в этот раз обошлось без рук. - От того не легче, - вымучено простонала Амалия, вдыхая полной грудью после непродолжительной асфиксии. - Ты-то как? В порядке? Помни, если что, я ключи в зубы и сразу к тебе. - Не нужно, все нормально, - он попытался звучать уверенно, но выходило скверно. - Надеюсь, ты теперь понимаешь, почему я не хочу лишний раз с ним пересекаться. - Да, конечно, какие вопросы, милый, - бодро подтвердила Амалия. - Я бы очень хотела тебя сейчас крепко-крепко обнять, но все, что могу, это только послать тебе лучи моральной поддержки. - Ничего,я и этому очень рад, - парень хмыкнул, через силу улыбнувшись, совершенно позабыв, что его лицо сейчас все равно вряд ли кто увидит. - Когда ты вернешься, я обещаю, мы с тобой выделим выходные только для нас двоих, и я как следует позабочусь о том, чтобы ты забыл об этом случае как о страшном сне.       Они немного помечтали о том, как будет здорово после всех этих потрясений поехать в нормальный настоящий отпуск и, наконец-то, отдохнуть. За время разговора Билл ощутимо продрог, на город уже опустились сумерки. Он залез обратно в комнату и закрыл за собой окно, сейчас для полного счастья не хватало только разболеться. Но с подоконника парень слезать не стал. Откинувшись на оконный откос и прикрыв глаза, Билл слушал шорох любимого голоса в трубке и воображал, будто бы Амалия сидит прямо здесь, рядом с ним, а длинные пальцы с наманикюренными ногтями ласково перебирают черные пряди на больной голове.       Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись, но Билл так и остался сидеть в гостевой комнате в полном одиночестве, совсем лишенный сна. За окном уже давно стемнело,в спальне под его ногами погас свет — мама и бабушка, наконец, отошли ко сну. Он продолжал сидеть на подоконнике, подпирая голову коленом. В его наушниках на повторе играла все та же песня Нены, вызывая легкую дереализацию в податливом сознании. Парень слепо пялился в темноту погруженного в сон сада, ветки деревьев плавно качались под натиском ветра в его глубине.       Вдруг что-то мелькнуло за окном, прямо на лужайке у дома. Билл вернулся в себя, фокусируя взгляд на стройных деревцах в саду. Его сердце в ту же секунду упало куда-то вниз: среди часто посаженных деревьев и кустиков он увидел силуэт, неподвижно застывший у самого края лужайки. Его было плохо видно за бликующим стеклом, Билл нетерпеливо протер рукавом окно, но лучше от того не стало. Тогда парень снова повернул ручку, в комнату поспешил холодный ночной ветер, но и этого ему было мало. Не в силах объясниться с собой, Билл вышагнул на крышу, становясь в полный рост перед распахнутым окном.       Музыка все еще играла в его ушах. Билл стоял голыми ногами на ледяном изгибе черепицы, сощурившись, пытаясь найти среди черных стволов деревьев хоть что-то, похожее на человека. В его голове происходила непостижимая работа, песня снова ворохом настойчивых фраз пыталась выковырять воспоминания из зарубцованной памяти. Он вглядывался в темноту, одновременно пропуская через голову каждое слово. Слова трансформировались, они превращались в ощущения, избавляясь от своего изначального смысла. Билл слышал в мелодии постороннее звучание, сливающиеся друг с другом слова образовывали новые звуки. Он ощущал, как в голове рисуются буквы, формируются строки. Юноша задвигал губами, пытаясь произнести вертящийся в голове текст, но так и оставшийся неосязаемым.       И в последнюю секунду, в последний миг, когда от холода он уже не чувствовал ног, строчка из несвязных слов как из тумана возникла в его голове:

..find …, I … just a … dream..