Незабудки

      За ярким свечением почти ничего не разглядеть, будто солнце спустилось на землю с небес. Белые тонкие пальцы перебирают мягкие дреды, как собранные колосья складывая их один к другому. Кто-то напевает песню, ее так плохо слышно, будто уши залило водой. Знакомая мелодия, настырно крутящаяся в голове, но стоит губам попытаться ее повторить, как она исчезает из памяти, чтобы потом снова внезапно вернуться. Отрывки слов, узнаются лишь силуэты, беспорядочные звуки, никак не желающие улечься в текст.       Дреды уже с трудом помещаются в узкой ладони, еще пара прядей, и они все окажутся собраны в руках. Десять, девять, восемь. Осталось совсем немного. Семь, шесть пять. Воздух с привкусом горечи или так пахнет от самих волос? Четыре, три, два. Одна прядь отсоединилась, оставшись плетью висеть в руке. Мелодия затихла, все снова окутала бесконечная тишина. Белый свет сменился темнотой, так быстро, что он не успел понять. Только пшеничный дредлок и белоснежная, почти сияющая ладонь привлекают его внимание к себе, все сильнее дрожа вместе с нарастающим гулом сердца в ушах.       Билл подскочил на постели в ужасе. Его дыхание было сбито, руки мелко тряслись точно так же, как и во сне. В горле застрял липкий комок страха, не позволяя спокойно сглотнуть. Он так и не понял, что его испугало, сердце само по себе колотилось как бешенное в груди, болью отдаваясь в легких. Парень закрыл ладонями влажное лицо. Он глубоко вдохнул, как его учил доктор, и неспешно сосчитал до четырех. Затем выдохнул и снова сосчитал. Билл сделал так еще несколько раз, пока его дыхание, наконец, не успокоилось.       Как и всем, Биллу, случалось, снились кошмары. Их можно было поделить на две категории: кошмары о работе и кошмары без причины. Кошмары о работе чаще всего снились ему, когда парню предстояло принять какое-либо сложное решение или провести серьезную встречу, особенно с начальством. И такие сны он легко понимал, они проходили так же быстро, как возникали. Однако с кошмарами без причины все было иначе.       Со стороны это были вполне обычные сны. Ему снилось, как он сидит перед приоткрытой дверью, стоит в своей комнате у окна, идет по припорошенной снегом дорожке. Бывало, снилось, как он лежит в постели с кем-то, кого в темноте он не мог разглядеть, просто лежит, прижимая человека за голову к себе или ютясь у него за спиной. И все эти сны, так непохожие друг на друга, неизбежно вызывали в нем волну страха, необъяснимую панику, приводящую к пробуждению среди ночи в холодном поту. В них не происходило ничего тревожного, не появлялись пугающие образы, и все равно что мозг, что сердце продолжали реагировать на повседневные картинки как на самый ужасный кошмар, неподвластный человеческому сознанию. Но дреды.. Дреды снились ему в таком ключе впервые.       Утром Билл не спустился к завтраку, видеться с мамой ему совсем не хотелось, как и начинать день новой ссорой. Да и лишний час сна сейчас был для него очень кстати, внезапное ночное пробуждение и поздний отход ко сну не позволили парню как следует отдохнуть. Почти всю ночь Билл провел в интернете, по отрывкам слов пытаясь разыскать песню, всплывшую вчерашним вечером в памяти. Но все его попытки были тщетны, слов оказалось слишком мало, чтобы сузить круг подходящих треков хотя бы до сотни. Парень также прибегнул к помощи Амалии, спросив девушку в позднем сообщении, не знает ли она, в какой песне могла быть такая строчка. И только ранним утром от нее пришел неутешительный ответ: «В любой песне о любви?». На этом поиски Билла временно прекратились.       Тереза встретилась с Биллом уже в гараже. Сегодня женщина была одета скромнее: бурая блуза с высоким воротником и прямые брюки цвета хаки. Погоду на день обещали неважную, над Бад-Эмсталем с раннего утра нависали тяжелые тучи, потому Тереза предпочла любимому пиджаку короткую стеганую куртку цвета лани. В этот раз ее голову не покрывал платок, однако широкие солнцезащитные очки все еще украшали хмурое морщинистое лицо. - Доброе утро, - с ноткой растерянности в голосе сказала Тереза внуку. - Доброе, - пробубнил в ответ Билл, отбрасывая назад волосы с помятого лица. В отличие от бабушкиного, его гардероб оставался неизменным. Парень не вылезал из любимых узких джинс и короткого тонкого пальто, застегнутого до самого подбородка. - Ты почему есть не спустился? – строго спросила его бабушка, садясь в машину. - Я не голоден. - Ну, как же! – Тереза всплеснула руками. – Кто же день с голодным желудком начинает. - Я в больнице что-нибудь съем, не беспокойся за меня, - Билл попытался сгладить углы улыбкой, но на бабушку этот маневр не произвел никакого впечатления. - Это что же, гадость вот эту всякую из автомата? Химия сплошная! – она неодобрительно покачала головой. – Так и до гастрита недалеко, Билл.       Не дожидаясь от внука ответа, Тереза достала из кармана куртки кнопочный телефон и подняла очки. С прищуром глядя в маленький экран, она принялась грубо давить на кнопки по одной, будто от силы нажима зависело, откликнется телефон на ее действия или нет. Затем женщина прижала телефон к уху, его динамик был настолько сильно прибавлен, что гудки можно было услышать без лишних усилий. Спустя какое-то время длинные гудки сменил искаженный связью голос, слова были также отчетливо слышны, но совершенно неразличимы за треском ненового динамика. - Доброе утро, дорогая! Не отвлекаю? – громко заговорила Тереза, будто пытаясь докричаться до человека на другом конце прямо из машины. – Ага. Послушай, у вас есть что-нибудь навынос? Небольшое, не слишком липкое или жирное.       Быстро догадавшись, что бабушка собралась сделать, Билл предпринял попытку ее остановить, но Тереза выставила перед внуком ладонь, безмолвно потребовав не лезть. Переубедить бабушку, да еще и в вопросе, связанном с едой, у бедного юноши не было никаких шансов. – Отлично! Отложи мне парочку, будь добра, можно и тех, и тех. Мы скоро заедем. Ага, всего доброго, дорогая! – снова сощурившись, Тереза сбросила звонок и вернула телефон в карман. Затем она обратилась к Биллу. – Заедем по дороге в Маленький Стамбул. - Бабушка, не нужно было, - вздохнул парень, но Тереза его оборвала. - Не спорь. Что я за бабушка такая, если внук у меня будет до обеда голодным ходить?       В такой ранний час у ресторана не было ни души, он попросту еще был закрыт, но, даже несмотря на это, женщина пожелала остаться в машине, чтобы никакая случайная встреча не смогла их задержать. Подойдя ко входу в заведение, Билл несмело постучал в закрытую стеклянную дверь. К нему навстречу тут же вышла низенькая седая женщина, чуть моложе его бабушки на вид. - Доброго утра! - улыбнулась она и с ходу вручила парню две бумажных коробочки без каких-либо надписей или узоров. – Передавай бабушке привет. - Хорошо, передам, - отзеркалив ее улыбку, Билл кивнул. – Сколько с меня? - Что ты! Ничего не нужно, - женщина шире улыбнулась ему, поклонившись. – Приятного аппетита!       После этих слов дверь перед ним захлопнулась, он и сказать ничего не успел. В полном непонимании юноша вернулся обратно в машину. Убрав еще теплые коробки на заднее сидение, Билл недоуменно констатировал: - Она денег с меня не взяла. - У нас с ней свои дела, считай, я заплатила за тебя. - Так не пойдет, бабушка. Сколько я тебе должен? - Скажешь тоже! – Тереза цокнула языком. – Нисколько. Ты у бабушки в гостях, позабудь о своих принципах и прими еду, которую тебе дают.       Билл устало вздохнул. Бабушкин тон дал ему четко понять – спорить с ней сейчас лучше не стоит. Тереза, собственно, как и он сам, все еще хранила в себе остатки вчерашней перепалки с Лотой. Все они были сегодня не в духе. Хотя бы на этаж к кардиологу им не потребуется подниматься, хоть какая-то отрада таким гадостным пасмурным днем.       Их расписание на день значительно поредело. В нем числилась всего пара кабинетов с большим временным окном между приемами. Именно тогда, в районе десяти часов до полудня, Тереза предложила Биллу выйти в больничный сквер и, наконец, позавтракать. Воздух был холодным, влажным, чувствовался скорый приход дождя. Однако полное отсутствие ветра делало эту погоду вполне сносной, особенно для небольшого импровизированного пикника в парке.       Они расположились на большой скамье со спинкой, окруженной раскидистыми деревьями и пушистыми кустиками. Листья на подмерзших ветках уже начинали понемногу усыхать. Билл разместил на своих коленях коробки из ресторана, слегка отсыревшие крышки больше мялись, затрудняя распаковку. Внутри их ожидали четыре трубочки берека, начиненных мясом и сыром, и шесть небольших картофельных крокетов. Парень предложил бабушке разделить трапезу с ним, но Тереза отказалась, хотя позже женщина все равно соблазнилась на половинку берека и один крокет – уж очень аппетитно от них пахло.       Когда обе коробочки оказались пусты, Тереза утерла губы. Она искоса взглянула на Билла, сметающего крошки слоеного теста с пальто, и глубоко вздохнула. - Не держи на свою маму зла, - вдруг сказала женщина. - Я не злюсь, - бесцветно ответил парень, выбрасывая коробки в урну. - Правда что, будто я не понимаю, почему ты не захотел сегодня спускаться на завтрак, - Билл хмуро взглянул на бабушку в ответ. - Я тоже, как видишь, не всегда могу найти с ней общий язык, но она все же моя дочь. - Да я просто не понимаю ее, - выпалил парень, скрестив руки на груди. – Она будто хочет отгородиться от меня, каждый раз толкает меня подальше. И жизнь мою поторапливает, будто бы, чтобы я не остановился и лишний раз на нее не взглянул. Понимаешь? Это же она больше всех хотела, чтобы я уехал, и каждый раз теперь мне приходится с ней бороться, чтобы хотя бы в гости к тебе приехать, – он с шумом выдохнул, переведя взгляд на побитую пешеходную дорожку. - Мне кажется, она была бы рада, если бы я вообще больше не появлялся. - Нет, Билл, ну, что ты. Это не так, - Тереза взяла внука за руку. Его ладони были настолько ледяными, что женщина по старой привычке принялась натирать их теплыми пальцами, чтобы согреть. - Мама любит тебя и очень скучает. Ты бы видел ее, она постоянно о тебе говорит: как там у Билла дела, все ли у него хорошо, как он живет, счастлив ли он. Да она, только зазвонит телефон, со всех ног к нему бежит, чтобы поскорее твой голос услышать. - Почему тогда она только то и делает, что отталкивает меня? – парень снова взглянул на бабушку. - И эти вечные разговоры про семью, про детей.. Будто бы я сам не понимаю, но я.. Я просто еще не готов.       Билл любил Амалию, в этом у него не было сомнений. Она была первым посторонним человеком, которому он сумел довериться. Он не знал ни отношений, ни любви. О сексе ни Лота, ни Тереза с ним не говорили, парень узнавал обо всем сам по книжкам и страницам в интернете. В двадцать два он был настолько неопытным и неуверенным, что не позволял приблизиться к себе ни одногруппницам, ни одногруппникам, держа солидную дистанцию и не допуская возникновения даже дружеских отношений. Он и не представлял, что такое сексуальность, не знал, кто его интересует – мужчины или женщины, а, может быть, и те, и те. Весь пубертат был им забыт, и эта важная ступень в становлении собой оставила большую пропасть между ним и остальными, обычными людьми.       Если бы не Амалия, парень не представлял, что бы могло с ним стать. Она сама оказывала ему знаки внимания, сама инициировала их встречи и разговоры, ведя за собой смущенного покорного юношу. Он ничего ей не говорил, она сама все поняла по жестам, по неловким прикосновениям и неумелым поцелуям. Да и история об аварии многое расставила на свои места. Амалия была его первой во всем. Она показала ему, что значит любовь, придала уверенности совершенно ничего не смыслящему в отношениях парню, ни разу не упрекнув его в неловкости. И Билл был благодарен ей. Он не сомневался, однажды она станет его женой, у них будут дети, своя семья, полная любви и взаимопонимания. Но совершать этот серьезный шаг он был еще не готов. Прошло всего одиннадцать лет, как он появился на свет, всего пять лет, как он обрел уверенность в себе, и для следующей закономерной ступени в этой жизни было еще слишком рано. К счастью, бабушка была одним из немногих людей, кто разделял его точку зрения в этом непростом вопросе. - Я понимаю, с Лотой бывает непросто. Она вспыльчивая и твердолобая, совсем, как был твой дед. Но она твоя мама, - Тереза взглянула на него влажными глазами. - Тебе не нужно подчиняться ее воле, ты уже взрослый мальчик и должен принимать решения сам. Но не отворачивайся от нее только потому, что она слепа в своих убеждениях.       Женщина достала из кармана куртки платок и промокнула им нос, с дрожью всхлипнув. Билл робко прикоснулся к ее плечу. - Бабушка, ты чего.. - Я так боюсь, что, не станет меня, и ты к матери больше не приедешь, не навестишь ее! - запричитала Тереза, неустанно утирая набегающие слезы. – Я же вижу, как тебе с ней тяжело, но она твой самый родной во всем мире человек. Когда я умру, только мама у тебя и останется, и я боюсь, Господи, как же боюсь, что ты и словом с ней больше не обмолвишься!       Она горько заплакала, с шумом вдыхая холодный воздух с каждым всхлипом. В растерянности Билл прижал к себе за голову рыдающую женщину, принявшись поглаживать ее седые волосы, как это порой делала она сама в попытках успокоить его. - Бабушка, ну, что ты такое говоришь.., - вполголоса заговорил Билл. - Ты еще долго будешь с нами, и с мамой мы еще столько раз поругаемся и помиримся. Все будет хорошо..       Они сидели, обнявшись, на скамейке до тех пор, пока не настало время возвращаться в больницу. Билл утешающее гладил бабушку по голове, не прекращая приговаривать. Ее слезы застигли парня врасплох, он без преувеличений никогда не видел бабушку такой. Терезу вообще сложно было застать в слезах. Она была сильной женщиной, умеющей держать лицо. Все свои переживания, а тем более слезы, женщина оголяла лишь перед мужем, но натянутые отношения между дочерью и внуком, а теперь еще и эти лекарства, лишившие ее былого контроля над собственными эмоциями, не давали ей шанса и дальше держать все в себе. Сейчас Билл был готов пообещать бабушке что угодно: и понять маму, и помириться с ней, и даже в следующий раз проглотить любой ее упрек без лишних слов. Все, лишь бы она перестала плакать. Однако, что бы он ей ни сказал, как бы ни завершился их короткий неприятный разговор, парень прекрасно понимал, сейчас в своих опасениях бабушка была как никогда права.       Не было и двух часов после полудня, когда они оказались дома. Билл разогрел и себе, и бабушке сырный крем-суп, приготовленный Лотой. В этот раз Тереза не стала испытывать судьбу, и сразу же после обеда отправилась к себе в комнату, чтобы немного поспать. Билл любезно сопроводил женщину на второй этаж, как бы там ни было, больница все еще заметно выматывала ее. А затем парень помог ей улечься в постель. У Терезы было волшебное постельное белье цвета чайной розы с узором из мелких бабочек и нежных цветов. Оно было сделано из чистого шелка, и прикасаться к нему было одно удовольствие. Ткань была настолько легкой и мягкой, что скользила по коже подобно воде.       У каждого из Тиссенов с постельным бельем были особые отношения. Вся семья поголовно страдала от аллергии на бамбуковые и льняные ткани, а от микрофибры им становилось сложно дышать. Потому Лота тщательно следила за тем, чтобы любое белье, попадающее в их дом, было сделано хотя бы из хлопка. Однако в силу возраста кожа Терезы стала настолько тонкой и чувствительной, что даже хлопковые ткани доставляли женщине дискомфорт. Именно тогда Лота и начала заказывать для матери дорогие спальные комплекты из натурального шелка. Белье было настолько высококачественным и нежным, что его приходилось стирать на руках, а стоимость одного такого комплекта порой достигала стоимости целой кровати. Но на эти неудобства Лота была готова закрыть глаза, лишь бы сон ее мамы снова стал спокойным.       Оставив бабушку отдыхать, Билл удалился в свою комнату. Чтобы вдруг не помешать женщине, он закрыл за собой дверь и с ходу запрыгнул на расправленную кровать. На экране телефона высветилось новое сообщение от Амалии – девушка отправила ему фотографию, сделанную за рабочим столом. Снимок сопровождала короткая подпись «Скучаю». В ответ Билл напечатал простое «Я тоже», но затем все равно отправил вдогонку пару вопросов о том, как проходит ее день. Бросив телефон где-то возле подушки, парень перевел взгляд на пустую стену спальни, грустно совещенную серым светом пасмурного неба. Тусклые зеленые обои и улыбка любимой неизбежно возвратили парня к пресловутым размышлениям о комнате.       Билл поднялся с постели и принялся прогуливаться по спальне, пристально вглядываясь в обои, пробегая пальцами по их поверхности. Он не знал, что именно хочет найти, но уделить комнате чуть больше внимания, чем парень это делал обычно, казалось необходимым. Он заглянул за письменный стол, как мог отодвинул от стены платяной шкаф, он также осмотрел каждую из прикроватных тумбочек и даже полукруглую подушку-матрас, сделанную специально под арку, чтобы между кроватью и стеной не оставалось пустого места. Наверное, дело было в белых деталях, которые Билл так нигде и не нашел, или может быть в не покидающем его чувстве чего-то чужеродного в собственной спальне, но он все продолжал двигать вещи, осматривая пространство за ними.       Когда на стенах не было обнаружено ничего примечательного, Билл откинул ковер. Он был слегка пыльным, на лакированном полу остался блеклый серый шлейф, но больше ничего. Пол был, можно сказать, идеальным. Тогда парень отодвинул к окну кровать и поднял ковер уже под ней, но и тут не было обнаружено ни следа. Даже от стола дедушки, о котором говорила бабушка, не осталось никакого напоминания. Может, они и вовсе поменяли пол к его приезду или этот отполировали настолько, что он был согласен позабыть обо всем, что происходило в комнате десятилетия до этого. И все же, для двадцати семи лет лаковое покрытие было слишком чистым и прозрачным, никакой желтизны, никаких мелких трещинок. Ничего.       Обессиленный, Билл сел на край кровати, примяв ногами скатанный ковер. Мало того, что поиски не принесли никаких результатов, так теперь еще и двигать все обратно, блеск. От перемещения набитой вещами мебели у парня заныли руки, а постоянные приседания по комнате привели к тому, что ноги отказывались поднимать тело в очередной раз. Он не очень-то любил спорт, откровенно говоря, Билл не выходил даже на пробежки, потому простой бытовой труд каждый раз заставлял его тело разваливаться на части.       Недолго думая, Билл опустился на пол. Ползая по ковру на коленях, он принялся раскатывать его, подталкивая коленями свернутый рулон. Возле арки ковер пришлось укладывать руками, сам по себе он не ложился из-за слишком маленького расстояния до стены. Билл подполз поближе и принялся пальцами утрамбовывать уголки ковра, запихивая их вплотную к плинтусу. Он уже собирался приступить к следующему уголку, как что-то блеснуло прямо у него перед глазами на полу возле стены.       Парень внимательно присмотрелся к полу, на первый взгляд за ковром было чисто, только легкий слой пыли и больше ничего. Тогда он взял с кровати телефон и, включив на нем фонарик, принялся тщательнее осматривать поверхность. Что-то крошечное заблестело в свете фонаря у основания изумрудного плинтуса. Билл попытался подцепить нечто пальцем, но наткнулся только на гладкое покрытие – это что-то было намертво приклеено к полу лаком. Вскочив на ноги, юноша метнулся к письменному столу и выудил из подставки для карандашей канцелярский нож. Затем он в том же темпе вернулся к своей находке. Выдвинув тонкое лезвие, Билл подцепил блестящую кроху острием и вместе с небольшим кусочком лака все же оторвал ее от пола.       Аккуратно сняв находку с лезвия ногтями, парень переместил ее на белый лист ежедневника. Плавно, почти не дыша, он перенес ежедневник на письменный стол, потом включил над ним настольную лампу. Из верхнего ящика Билл достал пластиковую лупу, оставшуюся еще со времен изучения школьного курса физики, и сосредоточенно взглянул на нечто через нее. На белом листе перед ним лежал кусочек темно-синего покрытия с россыпью синих блесток. Кусочек был невероятно маленьким, не больше двух миллиметров в длину, с неровными острыми краями. В голове у Билла в тот же миг образовалась ассоциативная цепочка в виде кровати и лака для ногтей. Парень еще раз поддел крошку лезвием и повернул – для лака слой был слишком тонким, а для выкрашенного кусочка ногтя – слишком однородным. Находка скорее была похожа на осколок пластикового покрытия какой-то фурнитуры или мебели, вот только какой?       Билл отклонился на спинку стула. Синий осколок в совершенно зеленой комнате. Не очень-то это вяжется с дедушкиным красным кабинетом, да и с маминым рассказом о ремонте тоже. Если не считать одежду, осколок был первой синей вещью в его комнате, пусть и размером с букашку. И отчего-то он нравился ему побольше любой другой вещицы в этом скучном болотном интерьере.       Оторвав кусочек скотча, Билл приклеил находку к странице и закрыл ежедневник. Такую информацию требовалось переварить. Прихватив с собой пачку сигарет, он переместился на подоконник и распахнул окно. Парень машинально взглянул на небо – тучи стали только гуще, превратившись в темно-серую беспроглядную массу.       Высунувшись в окно, Билл закурил. Да, неважный выдался денек. Кошмар, бабушкины слезы, а теперь еще и это. Что это за синяя краска и откуда она могла взяться там, на полу, погребенная под толстым слоем лака, да еще и такого примечательного цвета. Если здесь был ремонт, для чего маме врать? Будто бы от этого что-то изменится. Да и цвет.. Почему вдруг все поменялось? Это не он изменился, теперь парень был уверен. До аварии он так же любил синий цвет, как и сейчас, иначе происхождение этого маленького синего осколка, теперь покоящегося между страниц ежедневника, он просто не мог объяснить.       Серые клубы сигаретного дыма вылетали из окна, подхватываемые ветром. Билл напевал себе под нос все ту же прилипшую к нему песню, наблюдая за тем, как в воздухе растворяются табачные облака. Необъяснимое сияние, похожее на маленьких светлячков, тут и там стало появляться перед окном. Оно возникало меж расходящихся шлейфов дыма и спускалось куда-то вниз, такие же мерцающие точки виднелись на поляне за домом, где еще вчера парню грезился человеческий силуэт. Они появлялись и исчезали, каждый раз двигаясь в одном и том же направлении, как крошечные путеводные звезды, спустившиеся с небес.       Совершенно не осознавая, Билл снова свесился из окна. В отличие от гостевой спальни, под его окном крыши не было, только небольшой козырек черного входа. Справа от него располагалась деревянная решетка, по которой летом иногда вился плющ, и руки юноши сами нашли ее по наитию. Билл никогда так не поступал, но его не покидало чувство, что он точно знает, что делает. Упершись одной ногой в решетку, он взялся за нее обеими руками, и спустя мгновение парень уже слезал по ней как по лестнице вниз, так уверенно и резво, будто делал это уже сотню раз. Он ступил ногами на холодную влажную траву, чувство чего-то очень знакомого снова окружило его.       Тучи сгустились, погрузив поляну во мрак. Билл несмело направился к небольшой рощице за лужайкой, отдаваясь в руки интуиции. Что-то мелькнуло за деревьями. Он готов был поклясться, это был тот же силуэт, что и вчера. Парень прибавил ход, холодная трава неприятно хлестала его по ногам. Он увидел за деревом сутулую фигуру, барабанящее сердце сжалось в кулак. И Билл узнал его, он бы узнал его из тысяч, неудивительно, ведь он так часто видел эту тень в своем сне.       Парень тяжело задышал, его ноги налились свинцом. В тени он увидел улыбку, знакомую улыбку с легким блеском, утешающую его из раза в раз долгими ночами. Он ощутил тяжесть руки на пояснице, а может это был только ветер. Несколько колючих дредлоков коснулись его шеи, волнение пронеслось по похолодевшему телу. Билл притронулся пальцами к тени, здесь, у виска должна была быть грубая ткань. Он вглядывался в улыбку, в виднеющиеся за черной дымкой глаза, и только сейчас Билл осознал, что и сам улыбался. Прикосновение к щеке, легкое, едва ощутимое, тяжесть в груди от сомкнутых вокруг ребер рук. Он боялся пошевелиться, спугнуть призрачный образ, да и сам парень не мог понять, спит он сейчас или все же нет.       Он уже был здесь, когда-то давно, в одном из своих снов или в ускользнувшей жизни. Трава режет ступни, мурашки по телу бегут смертоносной волной, руки на шее, теплые и влажные не то от волнения, не то от дождя. Здесь было так же темно и так же холодно, но он и не думал поспешить домой. Никто его не подгонял, но он чувствовал, еще пара минут и их разлучат. Кто и почему, да и с кем – он не понимал. Билл вообще был далеко от самого себя, в бессознательности прикасаясь к дымке рисующегося образа.       Грозный голос эхом пронесся по пустому саду: - Билл! Ты что там делаешь?! – фигура Лоты показалась в приоткрытой двери. – Давай быстро в дом, пока совсем не околел!       Билл пошатнулся, едва не упав. На улице лил страшный ливень. Он стоял в саду в полном одиночестве, а его кофта, джинсы, волосы – все было вымокшим до нитки. Не сдвинувшись с места, парень принялся рассматривать свои руки как в бреду, не узнавая ничего вокруг. Так и не дождавшись от сына никаких решительных действий, Лота сама выбежала в сад и буквально затащила промерзшего юношу в дом. - Ты что там застыл, а?! – продолжила отчитывать сына женщина, запирая за ним дверь. – Тоже хочешь по больницам и врачам таскаться?!       Но парень не отвечал ей. Он сидел на стуле, как мама его и оставила, все продолжая в ступоре пялиться на собственные руки. Тогда женщина опешила, она присела перед ним на колени и заглянула в ошарашенное, совершенно отрешенное лицо. - Билл?.. – позвала его Лота, прикоснувшись к холодной мокрой щеке. – Мальчик мой, что с тобой? - Что? – наконец отозвался Билл, переведя на маму вполне осмысленный взгляд. - Что с тобой? – повторила женщина вкрадчиво. - Все хорошо, - спокойно ответил парень, сам не веря в собственные слова. - Точно? Ты будто впал в оцепенение. - Точно, - с большей уверенностью кивнул Билл, поднимаясь со стула. - Что ты тогда делал в саду в такой дождь, еще и босиком? – она поднялась вслед за сыном, поставив руки на бедра. На это у Билла не было никакого внятного ответа даже для самого себя. – Ты что-то там видел? - Видел? – с настороженностью переспросил парень, нахмурившись. – Что я мог там видеть? - Ничего, - Лота махнула рукой.       Подобрав с пола тряпку, женщина принялась отмывать с плитки влажные следы от ног, но Билл с мамы глаз не спускал. - О чем ты, мам? – требовательнее заговорил он. – Что я мог там видеть? - Ну, откуда мне знать, Билл?! – Лота подняла на сына раздраженный взгляд, смахнув влажную прядь волос с лица. – Стоял, что-то руками в воздухе вырисовывал, вот я и спрашиваю, что ты там делал! - Ну да, конечно, - закивал Билл, отчетливо понимая, что мама недоговаривает. - Иди ванну прими, пока совсем не простыл! – женщина отмахнулась от сына. – Мне еще тут за тобой убирать.       Недовольно цокнув языком, Билл отправился к лестнице наверх, дорожка мокрых отпечатков ступней хвостом тянулась за ним. Теперь у юноши оставалось все меньше сомнений, что мама что-то от него скрывала. Что, по ее мнению, такого он мог заметить в саду? На его памяти, там никогда не было ничего особенного. Дикие деревья и кустарники, старая летняя кухня и высокая трава, которую Лота подравнивала время от времени газонокосилкой. Да и мама никогда не гнала его от сада подальше, как если бы ей было что скрывать. Но откуда тогда подобные вопросы, «что он мог там видеть». Она не знала о его снах, о тревогах, о них не знала даже бабушка. Что же тогда было Лоте известно?       После ванной, Билл спустился на первый этаж увидеться с бабушкой. Вместе с Лотой они накрыли на стол к ужину. На его счастье, мама с ним почти не разговаривала, лишь иногда отдавая поручения. Женщина больше переговаривалась с Терезой, обсуждая общих знакомых, как они любили делать за едой. Покончив с ужином, женщины переместились в гостиную для просмотра фильма Страх по одноименной новелле Стефана Цвейга. Бабушка пригласила и Билла присоединиться к ним, но он вежливо отказался и поднялся к себе в спальню. Ему сейчас было совсем не до фильмов.       Билл закрыл за собой дверь и по старой привычке сел на подоконник. Окно, оставленное им открытым, было уже давно захлопнуто сквозняком. Он поднял с подоконника забытую пачку сигарет. Если бы не дождь, парень бы непременно снова закурил. Отыскав под собой телефон, Билл позвонил Амалии. В этот раз он решил не прокатывать любимую с видеозвонком. Усевшись на подоконник с ногами, Билл расположил телефон на коленях, слегка прижав его бедрами, чтобы не сползал.       После непродолжительного ожидания, его звонок был принят, но вместо девушки на этот раз он увидел черный экран. - Ты один? – единственное, что спросила его Амалия, как только появился звук. - Да, - коротко ответил парень. – Я у себя, мама с бабушкой внизу смотрят фильм. - Хорошо, сейчас тогда, - на том конце скрипнули пружины матраса, затем послышались шаги. – Смотри, что я себе купила.       Девушка отняла руку от камеры, на экране показалось длинное напольное зеркало в темной деревянной раме, какое стояло в их квартире возле платяного шкафа. За ломающейся картинкой отражение было трудно различимо, однако Билл с легкостью узнал в нем Амалию. Крупные черные локоны лежали на худых плечах, на ней не было никакой одежды, за исключением ажурного нижнего белья винного цвета. Оно состояло из одного кружева и тонких ремешков, полупрозрачная ткань едва скрывала пышный бюст. Небольшой кусочек такого же кружева располагался в зоне паха, два кружевных треугольника прилегали к ремешку, обведшему талию. Все эти разрозненные кусочки ткани были соединены между собой несколькими короткими ремешками, по ремешку также было на каждом бедре и вокруг тонкой шеи.       Амалия была очень красивой девушкой с идеальной фигурой, напоминающей собой песочные часы. Она умело подбирала гардероб, чтобы лишний раз подчеркнуть тонкую талию и налитую грудь, неизменно окрашивала губы броскими цветами, каждый раз привлекая к себе тысячи восхищенных взглядов. Билл и сам не мог оторвать от любимой глаз, даже когда ее образ приходилось собирать по крупицам из плывущих пикселей. Каждый раз, смотря на ее чарующую улыбку, кокетливый взгляд из-под длинных ресниц, он терял над собой всякий контроль, безоговорочно отдаваясь этой властной француженке. - Как тебе? – спросила Амалия, немного покрутившись перед зеркалом. Она изогнулась, и в отражении показались упругие ягодицы, покрытые одними ремешками, без какого-либо кружева. - Ты выглядишь сногсшибательно, - только и смог ответить парень, с открытым ртом приклеившись к экрану. - Спасибо, - в игривом тоне ответила девушка. Еще пару раз повертевшись, она переключила камеру на фронтальную и звучно рухнула на кровать. – Увидела сегодня на манекене и сразу поняла – мое. Правда, на мне немного иначе сидит, - она наклонила голову, подергав пальцами бретели над ключицами. – В груди немного провисает. - Ничего подобного, - Билл мотнул головой. – Он как на тебя пошит. - Тебе все хорошо, - девушка усмехнулась. – Но, готова поспорить, тебе бы больше понравилось, если бы я была и вовсе без него. - А можно? – спросил парень, и Амалия рассмеялась. - Смотри, какой быстрый. Даже не спросил у любимой, как прошел ее день, как у нее дела, сразу к делу переходит, - она улыбнулась ему, поудобнее располагаясь на кровати. – Подожди немного. В субботу утром я сяду в машину, прихвачу с собой эту красоту, и уже вечером мы проверим твою детскую кроватку на прочность. - Было бы здорово, - с придыханием ответил Билл, а затем добавил. – Я не про кровать, если что, в целом. Мне тебя здесь очень не хватает, никто не греет перед сном, еще и кошмары снятся. - Кошмары? – улыбка пропала с лица Амалии. – Про бабушку? - Нет, если бы, - парень грустно усмехнулся. – Снилось, как я сижу и перебираю дреды, будто в хвост их хочу собрать, а потом один из них у меня в руке остается, словно оторванный, и все, начинается: все дрожит, сердце колотится. Как всегда, в общем. - Ты не говорил, что он снова тебе снится, - совсем потеряв былой настрой, девушка помрачнела. - Начал сниться, как только приехал, - Билл хмыкнул. – Сначала ничего такого не было, все как обычно, а сегодня вот – это. - Ты же перед этим с мамой поругался, - с неким облегчением выдохнула девушка. - Помнишь, что доктор говорил? Твой мозг придумал этого мальчика, чтобы справиться со стрессом от потери памяти, и то, что ты видишь его до сих пор, это как механизм защиты от тревоги. Ты же переживал за бабушку, так? Вот он и начал снова тебе сниться. - Да-да, я понимаю, просто.., - парень закусил губу, задумавшись. – Все.. немного вышло за рамки снов. - То есть? – Амалия окончательно села, сведя брови. - Я видел силуэт в саду вчера, из окна. Прямо как во сне, но я не спал. А сегодня.. Я будто бы ходил во сне, но, опять же, я не засыпал, я просто увидел его и все поменялось, все смешалось, я.., - Билл завел руки в волосы, с шумом вдохнув. – Я не знаю. - Милый, может, мне договориться с доктором? На онлайн-сеанс. Мне очень не нравится, что с тобой происходит. - Нет, не надо, все в порядке, - он снова взглянул на экран, девушка смотрела на него в ответ с неподдельным волнением. – День просто сегодня идиотский. Я нашел у себя в комнате чешуйку темно-синего покрытия, которую в пол закатали вместе с лаком. И мама еще ведет себя странно. - Билл, любимый, ты что, все не оставил тот разговор? – Амалия печально вздохнула. - Да нет, Малика, ты была права, - парень встрепенулся, с чувством принявшись рассказывать. – С этой комнатой что-то не так. Она не моя. Здесь кто-то все поменял, и этот синий кусочек – прямое тому доказательство. Бабушка сказала, что у дедушки был красный кабинет, а, когда они делали здесь ремонт для меня, он выбирал тканевые обои, и бабушка попросила его покрасить отдельные детали в белый, чтобы не было так темно, но этого всего нет здесь. Она сказала, что настаивала, чтобы комната подходила мне по возрасту. По-твоему, эта комната подходит новорожденному мальчику?       На том конце было тихо, только размеренное дыхание прорывалось скрежетом через динамик. Амалия смотрела куда-то в сторону, скрипя зубами, как это бывало с ней, когда девушка принимала в своей голове непростое решение. - Знаешь, я, наверное, возьму отпуск и приеду в пятницу, - заключила девушка. – Мне не нравится, что с тобой там происходит. - Со мной все в порядке, - повторился Билл спокойнее. – Не нужно, прибереги отпуск на потом. Я просто не выспался. - Билл.. - Все в порядке, - настойчивее повторил парень. – Да, я просто переживаю за бабушку, с мамой тоже не все гладко, вот и придумываю всякое, ты же знаешь меня. - Знаю, - Амалия согласно кивнула. – Поэтому и думаю, что ничего не в порядке. - Нет, все правда в полном порядке, - сделав акцент на третьем слове, он отклонился на оконный откос.       Билл взглянул на экран. Девушка, прежде такая счастливая и возбужденная, теперь выглядела совершенно поникшей. Увидев свою вину в испорченном настроении Амалии, парень глубоко вздохнул. Положение требовалось исправлять и немедленно, иначе сегодня его сон пострадает от никчемных угрызений совести. – Не бери в голову, Малика, - вполголоса обратился к ней Билл. – У меня правда просто был дерьмовый день. Расскажи лучше как у тебя дела.