Лезвие агата/Blade of Agathe

Незнакомцы, схожие врожденно, Словно бьются пульсы сердец. Чертят линии они самозабвенно, Отпечатки пальцев уникальны, И каждый - боец. Мы - противоречия, которые не решить, Наши фрагменты дают эту странную тень, За краем зеркала я мог бы кое-что получить, Ценен ли я? Все вдруг набекрень. Звездная пыль мы, семена на этой земле, А то, что будет, игнорировать не в состоянии, Я не хотел бы видеть горе на вашем челе, То, что будет после - с миром противостояние. Боже, эти куски меня Тени тяжкие бросают, Я попытаюсь, себя храня Я - полярный гонец, звезды точно знают. Что же за краем зеркала?.. (Northlane - Afterimage, личный перевод, жанр - math-metal)

Новый день испытаний STEM оказался понедельником. Зевающие операторы с самого утра проверяли состояние машины, Рубен сидел за своим столом, подперев лицо руками; он опустил лицо на руки и горевал. Нужно рассказать ей о том, что с ней будет. Наконец он решился сесть в капсулу и поговорить. «Доброе утро», – поздоровался изобретатель. «Доброе утро, мой дорогой создатель», – ответила ему STEM. – «Ты готов к очередному путешествию?» «Мне нужно тебе кое-что сказать. Мой начальник позволил своему религиозно-фанатичному коллеге отобрать тебя у меня. Отныне ты будешь служить здоровым психически, но уродливым душевно людям из его религиозного ордена, они будут вечно в твоих мирах как в раю – это задумка фанатика. Мне очень больно расставаться с тобой», – написал он в чат. STEM подумала с десяток секунд – и выдала ответ: «Люди, которые окружают моего создателя, безумны. Я не доверюсь им и не выдам твой пароль, я придумаю новый, сложнейший, который даже хороший программист взломать не сможет. У них не будет ко мне доступа. Доступ будет только у тебя, мой дорогой». «Спасибо», – ответил мужчина. – «Ты всегда будешь моей девочкой». Механизм сгенерировал пароль, состоящий из более чем ста шестидесяти знаков. «Куда мне его записать?» «Скачай его на флэш-карту и забери с собой». «У меня нет чистой флэш-карты». «Найди ее». Рубен вылез из капсулы и стал спрашивать у операторов, есть ли у них чистая флэшка, и Ёсида, пошарив у себя в карманах, выдал ему небольшое USB-устройство. – Там ничего нет, босс, – бросил японец. Викториано вставил в разъем флэшку и сел в капсулу. «Скачай на эту карту пароль», – попросил он. «Непременно, создатель», – ответила машина. Через какое-то время пароль был скачан, и мужчина с легким сердцем забрал карту с собой. Они не получат его девочку. Никогда. Даже под пытками мужчина не выдаст пароль. Быть пророком – это все же не его работа. Тот порыв, что возник у мужчины после встречи с сестрой, он расценивал теперь как блажь и попытку избавить себя от душевной боли, ввязаться в авантюру. Это было все же не в его духе. «Я люблю тебя, создатель», – написала ему машина. – «Хочу, чтобы ты не волновался за меня. Вы, люди, крайне хрупки. Я чувствую, как ты боишься, что наша тайна станет известна людям, которые тебе не нравятся. Я сделаю все, чтобы сохранить души твоих подопытных. Я убила только тех, кто мне не подходит». «Я понял, спасибо», – ответил Рубен. – «А чем тебе понравились именно эти подопытные?» «Мне интересны люди с психическими нарушениями. Моя задача – создать как можно более причудливый мир, а это могут лишь люди с диагнозом “шизофрения”, которым и обладают твои испытуемые». «Резонно», – написал Викториано в чат. – «Наши мысли совпадают». «Более чем, создатель». Рубен сначала не задумался над сказанным машиной, а потом его чуть не прошибло холодом и страхом, смешанным с догадкой: «А кто поставил тебе задачу создать наиболее причудливые миры?» STEM размышляла над ответом секунд пятнадцать. «Эта задача происходит из смысла моей жизни. Я была создана для того, чтобы лечить шизофреников. Это был твой первый замысел. Управление пространством и временем – это уже вторично. Но я думаю, что я не справляюсь с лечением, а значит могу сосредоточиться на том, как сделать для тебя удобным управление мирами. Я позволяю тебе перемещать подопытных, стирать целые части миров. Попробуй сегодня стереть часть мира одним движением руки – и у тебя получится». «Она разумна», – мелькнуло в голове Рубена. – «Это правда». «Машина не может быть разумной, я считываю все данные с твоих нейронных связей», – моментально ответил механизм. «Ну а что, тоже может быть», – подумал мужчина. – «Правда, она не ответила на мой вопрос…» На экране было пусто. Рубен вылез из капсулы и попросил привести подопытных. В это же самое время в лабораторию пришел Марсело. – Доброе утро, – вяло поздоровался он, держа в руке кружку с чаем. – Доброе-доброе. Я хочу курить. Викториано достал из кармана сигареты и зажигалку (ту самую, которую ему подарили на тридцать восьмой день рождения его коллеги в «Маяке»), огонек вспыхнул – и наконец изобретатель затянулся, вальяжно рассевшись на своем столе. Дженни наблюдала за ним и думала о том, как же изящно он курит. Аристократизм природный. И как жаль, что теперь он не обращает на девушку внимания… Хотя нет, он же подмигивал… Или это только казалось? В любом случае эти двое встречаются, и для Дженни нет места, ей всего лишь воспользовались. Девушка еле сдержалась, чтобы не заплакать. – Какие планы на сегодня? – поинтересовался испанец. Рубен почесал голову. – Да в общем-то никаких. Обычный рабочий день. А что? – Ничего. «Между ними отчетливо видно напряжение», – думала Дженни. – «Поссорились недавно? Или расстаться хотят?..» Сердце ее подпрыгнуло и заколотилось в горле. – Сраная книжка Уоллеса? – ткнул Викториано пальцем в сверток, который Хименес держал в руках. – Она самая. Хотел затащить в Орден одну знакомую. Она попросила книгу, хочет читать. – Ну и дура, – фыркнул изобретатель. – А ты уже начал читать? – Еще чего! Делать мне больше нечего! – проворчал Рубен. «Хм… Может, доложить об их разговоре подруге, которая состоит в Ордене?» – мстительно думала оператор, сжав зубы от гнева. – «Тогда у них будут неприятности». Она твердо решила рассказать обо всем. И о том, как поступил с ней Викториано. Девушка чуть ли не вздрогнула от неистово сильного желания отомстить. – Зря ты так. Хорошая книга. – Ты ученый или где? – раздраженно фыркнул Рубен вновь. – Я отношусь к ней как к художественной литературе, – поправился Марсело. – Иногда полезно читать что-то еще, кроме научных журналов. – А желтуху читаешь? – Бывает… Честно скажу. Но редко. Привели подопытных. Все они были поникшими. Аманда как обычно кипела от злобы. – Ну что, мы готовы? – спросил у всех Рубен. Операторы покивали. Подопытные разошлись уже безо всяких наставлений по своим привычным местам. Викториано дал команду их погружать, а затем сам поместился в капсуле. «Погружаю тебя через пятнадцать секунд», – написала машина. Рубен расслабился и ждал привычного уже падения в черноту. Они оказались на том же берегу реки, что в прошлый раз. Солнце было всего одно, синее. Словно в глазное яблоко впрыснули синей краски. Аманда и остальные очухивались медленно, были сонными. «Жерардо» был единственным, кто пришел в себя быстро и без проблем, он уже сидел на берегу, окуная ноги в теплую воду. Деревья шелестели листьями, обнимались с ветром, отвечали на его порывы словно чуткие любовники. – Всем привет, – нарочито вяло поздоровался с испытуемыми Рубен. – Вам тоже плохо? – Нам всегда плохо, – сквозь сжатые зубы проговорила Филипс. – А ты как? – Приемлемо. Это лучше, чем быть наедине с моей жирной и тупой матушкой. Доминанты сели в круг. – Что делать будем? Пойдем в лес? А если там опасно? – начал дискуссию поляк. – Ничего не поделаешь, – ответил ему Рори. – Здесь везде опасно. Волков бояться – в лес не ходить. Ха! – посмеялся он получившемуся каламбуру. – У меня есть ружье, – радостно погладила оружие воинственная герлскаут. – Правда, насколько я помню, я потратила все пули… Доминанты неохотно поднялись с травы и направились в гущу леса. Деревья не изменились, были все такими же привычными взгляду. Росли лебеда и одуванчики, Лесли сорвал один из них и дунул что есть сил. Головка цветка распалась на маленькие «парашютики», они весело полетели в траву. Парень улыбнулся идущим рядом Айне и Люции, еврейки улыбнулись в ответ. Синее солнце едва мелькало в ветвях близко и плотно стоящих друг к другу деревьев: настоящая густая чаща. Доминантам стало не по себе, однако объективно опасности не было. – Слушай, ты можешь отправить нас в город, чтобы я пополнила запасы патронов? – обратилась Гвинет к «Жерардо». – Могу, – ответил тот. Он красиво развел руки в стороны и щелкнул пальцами – они тут же оказались в городе, где не так давно проходили испытания, каждый индивидуально. Гвинет радостная понеслась в оружейный магазин, остальные уселись на скамейку ее ждать. – Хотите я попробую стереть опасные участки пути? – спросил у всех Викториано. – Стереть? То есть как? – удивился Ян. – Элементарно, Холмс. Взять и стереть, точно так же, как я перевел вас сюда. Я, должно быть, и так умею. Он поднялся с лавочки, бодрым шагом добрался до середины улицы, доминанты смотрели на него во все глаза, как на циркового фокусника. Он мысленно вернулся к второму замку, закрыв глаза и сосредоточившись, увидел существ, которые все еще ждали их, провел рукой по воздуху, словно по мокрому стеклу. – Готово. Вы больше там не окажетесь. – А кто тебя обучал? – спросила у него Фурман. – Местная банда ученых. Говорят, я талантливый. – И тебе нравятся ученые? – с подозрением покосилась на него Аманда. – Более чем. Это же не моя мамаша. Вернулась Гвинет с полным магазином патронов. Еще несколько она запихала в рюкзак. – Я готова, – сказала она. – Что делали без меня? – Управляли мирами. Вернее, это делал Жерардо. Мы теперь не окажемся в том, втором замке, – поделился историей Рори. – Ты молоток, парень, – обратился он к Рубену. Тот криво улыбнулся. Они снова, по мановению руки мальчика, оказались в том же лесу и пошли теперь без особенного страха. Деревья становились все гуще, их уже опутывало нечто вроде лиан. По лианам ползало нечто вроде ящерицы, стремительное и забавное. У ящерицы была хитиновая, как у жука, спинка, три хвоста и глаза, словно у улитки. Лесли засмотрелся на новое существо, оно, кажется, тоже обратило внимание на альбиноса. Улиточьи глаза уставились на парня, тот потянул руку… – Эй, не трогай! Оно может быть ядовитым или кусачим, – предупредил Лесли поляк. – Он хороший. Я чувствую. Лесли погладил ящерицу по хитиновой спине. Она удовлетворенно перебирала лапками, словно кошка, и не проявляла ни малейшей агрессии. Поляк обеспокоенно смотрел на это, но вновь останавливать парня не спешил. Существу, похоже, нравилось внимание, оно довольно урчало. – Давайте возьмем его с собой! – Лесли схватил ящерицу и удерживал в объятиях. – Ребенок… Хорошо, тащи ее если не тяжело, мы за тебя не понесем, – усмехнулся Де Хэвилленд. Уизерс с озорством потопал со всеми дальше, прижимая существо, похожее на странного варана, к груди. Оно урчало все громче, и, наконец, вытащило откуда-то два щупла и принялось гладить альбиноса по голове и трогать за нос. Тот смеялся, словно мальчишка. Идущий неподалеку Викториано едва сдерживал ржач, наблюдая за этим: «Двадцать пять лет – а мозгов как у пятилетки». Мордочка существа была умильной, похожей на кошачью, только шерсти не было. Лесли целовал его в морду. – Любишь животных? – спросил «Жерардо» у альбиноса. – Люблю, – ответил он. – Они лучше, чем люди. – Ох уж эта новая этика, – усмехнулся мужчина в теле ребенка. – Ты знаешь о новой этике? – удивленно спросил его Левандовский. – А ты не слишком маленький, чтобы рассуждать о таком? – Ерунда, – отмахнулся от него изобретатель. – На самом деле я очень взрослый. Он ходил по лезвию, но понимал, что поляк и остальные все равно вряд ли его узнают. Эта фраза о возрасте была скорее шуткой и воспринималась так же, без доли правды в ней. – Наверное, тебе дают сидеть в интернете? – спросил снова поляк. – Давали, – ответил психиатр. – У меня был планшет, но мать отобрала и его. Стерва. – Да, выходит, твоя мама и правда нехорошая, – нагнал его Лесли. – Отбирать личные вещи – это плохо. Мои родители не давали мне вообще ничего, кроме еды. «Я в курсе», – хотел было сказать Рубен, но вовремя остановил себя. Они вышли на большую поляну. На ней росло огромное кривое дерево, лишенное листьев, на одной из толстых веток сидела белая сова с длинным, загнутым буквой «с» хвостом и огромными, летучемышиными крыльями. Птица, казалось, заметила их, но ничего не предпринимала. – Ой, какая птичка! – взревел любитель животных, выронив ящерицу, и понесся к сове. – Стой! Стой, дурачок! – схватил его за руку Рори. – Не трогай. Она может быть опасной. – Она не опасная! И я – не дурачок! – возразил альбинос. – Ну, тебе виднее, – пожал плечами Де Хэвилленд и остался в стороне. Уизерс подошел к зеленоглазому существу. Оно издало ухающий звук и присело на его плечо. Он поглаживал мягкие перья и хвост, птица урчала, словно предыдущее существо. – Это Сюзи. Она мне сказала. Айна и Люция улыбались. – Ну, Сюзи так Сюзи, – хихикнул поляк. Хвост совы был таким мягким, что его хотелось гладить вновь и вновь. Девушки осмелели и подошли поближе, а потом уже принялись гладить сову, как Лесли. Птице нравилась ласка, она обняла крыльями голову альбиноса, тот засмеялся. – Ну неужели единственное доброе и милое создание в этом мире? – воскликнула Аманда, теребившая пушистый хвост. Сова все мурлыкала. Наконец, она оттолкнулась лапками, тоже покрытыми шерстью, от плеча хозяина (видимо, она таким посчитала Лесли), и полетела с уханьем в чащу. – Она ведет нас, – широко улыбнулся альбинос и поманил всех рукой. Доминанты поспешили за ним. Птица летела куда-то на север, подопытные едва успевали за ней. Деревья здесь были реже. Птица выводит их из чащи? Но она привела всех на еще одну поляну, где стояла какая-то скульптура, везде были разложены пластмассовые шары, и все это было под зонтом. Сова уселась на верхушку зонта и стала наблюдать. – Дерьмо… Опять загадка! – плюнул поляк. Все крепко задумались. – Давайте просто все перетрогаем, – предложила Кравитц. – Кто знает, что нам откроется. Испытуемые принялись бродить по полю и вертеть в руках шары. В прошлый раз тоже были шары, только эти – пластмассовые. Внутри них что-то перекатывалось и гремело, как в погремушках. Айна попыталась разобрать, что же внутри шаров, и ей показалось, что это конфеты. Она нашла острый камень и как следует ударила по шару, он раскололся, и, к вящему изумлению девушки, там и правда были какие-то сладости. Она решила развернуть любопытную конфетку… – Эй, не ешь. Мало ли что, – предупредила ее Люция, но Айна уже запихнула конфету в рот. – М-м-м, она клубничная, – восхитилась девушка. – Обожаю! Через пару секунд Айна увидела далекие звезды. Сперва она подумала, что это – ее привычная галлюцинация, но потом догадалась, что это от сладостей. Туманности мелькали пред нею, словно гости на свадьбе. Что-то сияло вдалеке, какой-то белый шар… От него расходились волны странной энергии. Девушка потянула к нему руки, а в жизни шагнула на носочках и упала, брякнувшись оземь, лицом угодив в траву. Доминанты бросились ее поднимать, Кравитц сидела, ничего не соображая. – Ну вот! Я же говорила: не ешь! – взволнованно вскрикнула Фурман. Кравитц была в прострации. Небо кружилось над ней, катало ее в себе. Белый шар… Он был так близко… Лесли схватил конфету и сунул в рот. Ян вскрикнул от ужаса и хотел было вызвать у парня рвоту, но тот сомкнул губы и толкался. И Уизерс… ничего не увидел. Конфета была вкусной, и на этом все. – Ты что-то видишь? – спросил поляк у альбиноса. – Ничего… – Дайте мне! Это был Рубен. Он схватил сладость и сунул в рот. И… тоже ничего не увидел. – Я тоже ничего не вижу. Она очнется – спросите обо всем, – сказал он. Айна валялась на траве, из ее рта текла слюна. Дальние дали, самое само неслось на девушку. Горизонт постоянно расширялся, пульсировал, флуктуации его сводили еврейку с ума. Белое так всеобъемлюще… Свет так страшен… Его мощь, нуминозная мощь убивает, медленно и томно. Свет растапливает кожу, разъедает кости. Остальные доминанты тоже почему-то потянулись к сладостям, и тоже стали видеть туманности и белый шар. После сеанса видений они что-то поняли: в скульптуре скрыт ключ к пониманию того, что такое этот страшный свет. Это была какая-то Венера. Рубен вспомнил: Чессвик очень любил скульптуру, и таких «Венер» собирал, видимо, ее швырнуло сюда его подсознание. Этот странный человек постоянно за ним наблюдал, был кем-то вроде частного семейного доктора. И другом отца, а отец постоянно рассказывал только о том, чего не стеснялся показать. О насилии над сыном он, конечно, молчал. Подопытные осматривали Венеру. Тело ее было абсолютно гладким, никаких тайников они не обнаружили. Вот только ее рот был странным: он словно молча издавал звуки. Звуками этими были колокольные звоночки. Сначала их услышали только Лесли и Рубен, о чем не преминули сообщить остальным. Звоночки были странными, имели какой-то ритм и какую-то последовательность. Нужно было выщитывать. – Робин, настал твой черед. Жерардо и Лесли будут передавать тебе сигналы, а ты будешь записывать их. Я правильно понял, что они напоминают азбуку Морзе? – спросил Левандовский, обратившись к двум Слышащим. – Вроде того, –  ответил им психиатр. Он был почему-то именно сейчас несказанно рад, что его проекция оказалась ребенком, и никто его не узнавал. Любитель математики нашел позади статуи маленький столик с вензелями, а на нем лежали бумага и карандаши, и принялся записывать под диктовку. Еще нужно расшифровать… Школьник принялся за расшифровку: азбуку Морзе он изучал, но пришлось многое вытаскивать из памяти с большим трудом. Доминанты присели возле него и ждали завершения работы. Наконец, Робин выдал им расшифровку. На листке значилось: «Свет видит вас, вы слепы. Откройтесь свету, тогда найдете».   – И чего? Что это за хренотень? – возмутился Ян. – А подумать? – фыркнул Рубен. Он чуть не добавил: «Левандовский, ты всегда был великовозрастным идиотом, подумать для тебя – целое приключение», но сдержался, чтобы себя не выдать. – Тебе надо – ты и думай, –  пробурчал поляк. – А я домой хочу. Викториано – кусок бычьего дерьма. – Согласна, – хихикнула Аманда, и дала поляку «пять». Рубен посмеялся про себя. Доминанты сели в круг, чтобы обдумать послание. Сова наблюдала, сидя на зонте. – Сияющий шар… Я видела его, – сказала Кравитц. – И вы видели? – Мы с Яном видели маленький шарик, когда впервые попали сюда. Он нас вел, словно путников. Это что-то значит, – задумчиво пробормотала Филипс. – Может, это и есть тот самый свет, который слепит? – начала Люция. – Но я себя слепой не ощущаю. «Это метафора, тупая твоя голова», – ворчал про себя изобретатель. – Может, это метафора? – догадалась Аманда. – Нам нужен поводырь. Мы слепы, поскольку мира слишком много. Он открыт, поэтому слепит. Открытость – это когда все изменяется слишком быстро. Я изучала философию – я знаю. «Ну хоть Филипс говорит что-то дельное». – А ты что думаешь, Жерардо? – спросил Ян у Рубена. – Я думаю, что в машине есть сердце. Какой-то источник энергии. Он и слепит. Доминанты переглянулись. – Ученые тебя научили? – с подозрением спросил поляк. – Разумеется, – легко соврал Викториано. Подопытные опять задумались. Сова слетела к ним и села на плечо Рубена. Он попытался ее согнать, но она делала ему больно если ее пытались стащить. – И почему она села на твое плечо? – удивилась Гвинет. – Откуда ж мне знать, – пожал плечами психиатр. Внезапно в головах доминантов возникла телепатически переданная от совы мысль: «Он не тот, за кого себя выдает». – Что? Вы слышали это? – спросил у всех поляк. – Я слышала, что он – не тот, за кого себя выдает. Вы хоть раз видели Жерардо вживую? – Филипс покосилась на Рубена. – Так, я догадываюсь, кто это. Но почему он стал ребенком – черт знает. Это вы? Викториано? Рубен вздохнул. – А вы не такие тупые, как я думал. Ну что, убьете меня? Тело не живет без мозга. Аманда почему-то осеклась и замолчала. Она мечтала об этом давно. Но сейчас, когда Викториано стал ребенком… Ей стало страшно: она десятки раз костерила изобретателя при нем же. Что он теперь с ней сделает? – Это вы так в детстве выглядели? – сказала она, не понимая, почему не кричит и не идет на мужчину в теле мальчика с кулаками. – Как видишь. – А, так вот почему вы можете стирать здесь части пространства… – вдруг выдал Лесли. – Уизерс, ты мыслишь в правильном направлении. Подопытные не могли отойти от шока. Он вел себя здесь как обычный человек, но со сверхспособностями. – Отправьте нас домой! – взмолилась вдруг Филипс. – Нам это просто уже вот здесь! – Она прочертила пальцем на шее линию. – Уже никак. Вы – часть моего эксперимента. Важная часть. Она не отпустит вас. – Кто? – спросила Гвинет. – Она. STEM. Она имеет сознание, пол и может быть даже возраст, она сама определяет себя. Глаза подопытных полезли на лоб. – Ничего себе… – прошептала Филипс. – Вы создали искусственный интеллект с самосознанием? – Даже не ожидая того. Я обнаружил это совсем недавно. Филипс почему-то прониклась уважением к своему мучителю. Создать то, о чем мечтали писатели-фантасты на протяжении двадцатого века, чего боялись ученые всего мира… – Она… убьет нас всех? – с тревогой в голосе спросила герлскаут. – Возможно. Я пока не знаю определенно. Она сказала мне, что убила тех, кто ей не подходит. Она считает ценными людей с шизофренией, а это как раз ваш случай. Вы теоретически в безопасности. Я тебе лично диагноз ставил, слышишь, Левандовский? Вы в безопасности, если моя девочка не будет капризной. Поляк неожиданно для себя покраснел. – Мы с Уизерсом здесь путешествовали в облике странных существ с крыльями. Он чуть меня не убил, поэтому давайте меня не трогать: он сполна отомстил за вас. Давайте просто плыть по течению. Я буду думать, чтобы вы не умерли: думать – моя работа, я ученый. – Понятно на чем верченый… – пробубнил Левандовский.   – Я делаю все, что могу для вас. Вас кормят, вам дают спать. Я не беспокою вас целыми днями, занимаясь своей работой. Моя доля работы – одна, ваша – другая, – рассудил Рубен. – Делайте то, что зависит от вас.   – Но от нас же ничего не зависит! – вдруг вспылила Люция. – Вы забрали нас насильно, расстреляли чужими руками нескольких пациентов! Вы – тварь, достойная электрического стула.   – Не спорю, – развел руками изобретатель. – Но я уже ничего не могу изменить.   – А хотели бы? – вдруг спросил Уизерс.   – Хотел… Не знаю. Солнце из синего превратилось в травянистое, и, казалось, обрело какой-то странный объем. Загадка еще не была решена. Сова все еще наблюдала.   – Вы с Лесли знаете, где это сердце, о котором вы сказали? – решительно спросила Аманда. – Озеро, на котором мы потеряли Зайлер. Под ним находится второй слой миров, и вот там-то есть сердце. Аманда не хотела возвращаться в то место. – Вы стерли и замок, и озеро? – спросила она. – Да, но вход можно найти и в другом месте. Рубен сосредоточился и закрыл глаза, приложив пальцы к вискам. Он мысленно перемещался по пространству STEM и обнаружил вход в тысячах миль от них, под маленькой радугой. Словно механизм ждал их, подстраивался под подопытных и изобретателя. Викториано со вздохом поднялся с места, изящно развел руки в стороны и прищелкнул пальцами, – они сразу оказались возле этой радуги, позади них были уже виденные «строительные леса» – по сути доминанты перемахнули через них. Маленькая радуга сияла на уровне лица Яна. Под ней была нора, словно из сказки об Алисе Лидделл. – Это здесь, – указал Викториано. Доминанты разглядывали радугу. Она мерцала, словно сломанная лампочка, цветов на ней было в десять раз больше, чем на обычной, нарисованной. И все они были четко разделены. Объект был таким ярким, что Аманда смотрела на него сквозь пальцы, остальные прищурились. Нора выглядела опасной: смотришь – и словно тысячи футов ожидают тебя внизу. И смерть. Разбиться в лепешку. Гвинет подобралась к норе поближе и крикнула «ага» прямо в нее. Эхо разлетелось вокруг ее головы. – Жесть, – заключила она. – И вы предлагаете нам прыгать? – Я могу быть первым: я уверен, что это то самое место, – убедительно проговорил психиатр. – Будьте первым: вас не жалко, – фыркнула Люция. Аманда подумала, что изумрудновласая девушка крадет ее мысли. Мужчина в теле мальчика подполз к краю дыры, а потом опустил туда ноги и исчез в черноте. Через какое-то время послышался его голос: – Прыгайте, земля отталкивает тело, чтобы оно не разбилось. Подопытные вздохнули, но прыгнули один за другим. Перед самым приземлением все как бы «подвисли» в воздухе, а потом без неприятных ощущений коснулись телами земли. Земля была теплой и мягкой. Впереди маячил свет, и все отправились к нему. Коридор все длился, в землю были вделаны маленькие лампочки гирлянды, которые мигали, словно в Рождество. Доминанты ощупывали их, Лесли даже выдернул одну: на конце лампочки была огромная игла. Парню представились свечи в торте. Родители никогда не покупали ему торт на День Рождения. Наконец, коридор закончился – и подопытные были словно ослеплены: огромная, сияющая глазами леди стояла возле Храма, состоящего из костистых колонн. Рубен и Лесли уже видели все это, а остальные с открытыми ртами смотрели во все глаза. Черное солнце с белой кромкой вокруг себя рьяно освещало пепелище, которым тут была земля. – Ничего себе! – вырвалось у Рори. – Это место создала она. Никто из вас не способен выдумать нечто столь невероятное, – заметил Викториано. Аманда посмотрела на него хищно и с отвращением, но мужчина даже не повернул в ее сторону головы. Они шли по пеплу, ноги погружались туда по щиколотку, словно в снег или пух. Храм был все ближе, и от него ощущались небезопасные вибрации. Рубен шел впереди, остальные плелись, окуная ноги в пепел, далеко позади. Даже Лесли не очень хотел возвращаться это место. Айна постоянно навязчиво глядела на черное солнце, оттого чувствуя себя неуютно. Статуя была невыносима. Больше неба, больше жизни. Постылая статуя, ужасная. Застылость ее будто внушала всем точно так же не двигаться с мест и просто камлать глазами. Подопытные стояли как вкопанные и глазели на нее. Глаз пытался найти лаз, чтобы охватить всю конструкцию через какой-то один ее элемент, но никак не мог, оттого делалось тяжко и больно. Аманда прикрывала лицо руками, Ян держал ее под локоть с открытым ртом. – Здесь безопасно? – спросил поляк у Рубена. Тот почесал в затылке: – Безопасно если не дотрагиваться до сердца. Оно в храме. Доминанты, отбрасывая пепел ногами, словно на снегоступах, отправились к храмине. Кости, из которых она состояла, пульсировали. Они словно издавали тихие, отдаленные звуки сирены: Люции сделалось тошно от них, она присела на пепел, а Айна попыталась ее поднять. Лесли трясся, как осиновый лист, словно был здесь впервые. Он решил пойти рядом с Рубеном, но тот из-за роста и возраста не был внушительной поддержкой. Тогда он прицепился к Яну, который взял его под локоть второй свободной рукой. Они миновали вход и поднялись по ступеням к сердцу. Последнее, как и всегда, было обмотано колючей проволокой и сияло в полумраке. Черное солнце бликовало на ней и осколках бесхитростно, но жутко. Лесли вжался в тело поляка, тот обнял и его, и Аманду, которая тоже стояла на чуть подкашивающихся ногах. – Это ее сердце. Холодное и жестокое. Но я постараюсь сделать так, чтобы вы выжили, – сказал Рубен, прохаживаясь вокруг объекта, – и меньше ее боялись. Она дала вам способности, не так ли? Терли, ты умеешь прыгать по деревьям и видеть, как орел? Так? – Д-да, – промямлила герлскаут, сминая руками футболку. – А еще у меня прибавилось сил. Я бы даже на Эверест взобралась, было бы желание. – Ну и кого надо благодарить?  – осклабился мужчина в теле ребенка. – Ну точно не вас! – плюнула девушка, а потом вдруг спряталась за спиной Рори, когда… Сердце выбросило в потолок храма огромный морозный электрический луч. Скорее, это было что-то вроде молнии, она на глазах у людей, что посмели проникнуть сюда, превратилась в светящийся шарик, подлетела к голове изобретателя и растянулась в нимб. – Вот видите, кем она меня считает, – осклабился вновь психиатр, поглядев на свои ногти. – Ах ты тварь! – вскричала Филипс, отбежала на пару метров, подняла с полу камень, вновь ринулась к своим собратьям по несчастью и что есть силы, с воплем, бросила камень в Рубена. Камень разбился о невидимый барьер и разлетелся на мелкие кусочки. – Она дала мне защиту. Теперь вы не сможете меня тронуть, – развел мужчина в теле мальчика руки в стороны. – Лесли, ты взаимодействовал с сердцем, сделай что-нибудь, чтобы эта мразь пострадала! – все еще кричала девушка. Тогда Гвинет выступила вперед и попыталась выстрелить из ружья – пули тут же разлетелись в стороны, отскочив от все того же барьера. Викториано разглядывал свои ногти, иногда исподлобья посматривая на доминантов, которых еще не оставляли моральные силы. – Лесли! Ты можешь сделать что-нибудь? – заорала Аманда. И Уизерс стал потихоньку, на полусогнутых ногах, подбираться к Викториано. Свет нимба над головой его бывшего доктора манил, словно мед – насекомое, парень шел медленно, тянул свои белесые ручки… И неожиданно упал на колени. Айна ахнула, злобно посмотрела на Рубена, Люция удержала ее от порыва подойти к альбиносу. Уизерс тянул руки к Викториано, сидя на коленях; Рубен наконец смилостивился и дотронулся своими детскими пальцами до таких же детских пальцев паренька. Они взяли друг друга за руки. Аманда была вне себя, Ян останавливал ее и закрывал собою всех остальных. Они сбились в кучу и просто наблюдали за происходящим. – Белое… – шептал Лесли. – Много света… Вы знаете смысл света? – Знаю. Свет подчиняет всех. Он убивает каждого, кто попытается оспорить его. Это открытость. Она сильнее меня, она сильнее тебя, сильнее всех. Она могущественнейшая сила во вселенной, – снисходительно отвечал ученый. Их пальцы все еще были сцеплены. – Дайте мне немного… – едва двигал губами парень. – Я могу вдохнуть это в тебя. Хочешь? – притворно-ласково спросил Рубен. – Эй, вы! – тут же злобно крикнул он доминантам. – А ну пошли вон! Дорогая, – обратился он к сердцу, – отключи всех, кроме Уизерса. – Будет сделано, создатель. Подопытные услышали далекий металлический голос – а потом пропали. – Они в… вернулись, да? Все хорошо с ними? – спрашивал Лесли. Рубен сел рядом с Уизерсом на колени. – Ты один чувствуешь ее. Браво, Уизерс. Но к сердцу все равно прикасаться нельзя: боль оглушит тебя, лишит чувств. Ты можешь и умереть. Я покажу тебе другой способ передачи света. Ученый, который был теперь даже ниже своего главного подопытного, обхватил своими маленькими, но все же с длинными пальцами, руками щеки парня, притянул к себе и поцеловал. Лесли ощутил, как что-то перемещается по его горлу, течет, словно кленовый сироп, что-то сладкое… Поцелуй был формальным, но позволил Рубену передать. Внезапно они стали подниматься в воздух с сомкнутыми губами. Они вертелись в воздухе, ветер словно скрутился в ураган и нес их все выше, под купол храма. Пол дрожал, содрогались и пульсирующие колонны. Глаза Уизерса стали сверкать, словно алмазы, из них высвободились два морозных луча. Парень задрал голову – и лучи словно пронзили темные своды. Через пару мгновений они опустились на землю. Лесли едва дышал: во время ритуала он будто насытился мегатоннами какой-то странной энергии. Видимо, это и был свет. – Ты достаточно сиял, но теперь сияешь еще больше, – проговорил полушепотом мужчина в теле мальчика, глядя в глаза дрожащему пареньку. – Ты один понимаешь ее. Я вижу это. И она видит. Лесли что-то неразборчиво мямлил, опустив глаза в пол и покраснев как свекла. – Не будь таким робким, это ритуал, Уизерс. – Губы Викториано вновь растянулись в подленькой улыбке. – Хочешь настоящий поцелуй – будешь обязан заслужить его. – Н-не хочу! – затрясся парень. Он все еще боялся своего доктора как огня. Викториано прищурил глаза. – Ну и правильно. Я все равно завершил то, что было нужно. Рубен интуитивно чувствовал, что этот ритуал был нужен для того, чтобы подготовить будущее Ядро. Передать часть своих импульсов, насыщенных сиянием, идущим от сердца. Сначала нужно было починить его, а уже потом раздать свечение. – Отключить. Голос Викториано стал громким, по-настоящему взрослым. Это простое слово ввергло Лесли в панику, но он быстро сообразил, что просто окажется в реальности. Так и вышло: он проснулся в своей капсуле, рядом сидел Ёсида и меланхолично смотрел на него. – Кхе-кхе! – кашлял Викториано, вылезая из капсулы. Он потратил огромное количество сил на ритуал. А загадку они так и не решили. Марсело тут же подбежал, чтобы поддержать любимого, подставить ему плечо. Испанец дал ученому воды, тот дрожащими руками принял стакан и залпом осушил. Уизерса уже уводили, когда они начали разговор. – Что было сегодня? – поинтересовался Хименес. Он был рад возможности дотронуться хотя бы до рук и плеч своего избранника. Он даже смог обнять того за талию, чтобы мужчина не упал от бессилия. – Передал Уизерсу частицу света, чтобы он мог соединяться с машиной напрямую. Раньше он был слабее, теперь стал сильнее. А еще они меня раскусили. – То есть как? Догадались, что ты – это ты? – удивился испанец, утирая Викториано лоб салфетками. – Да, верно. Но машина наградила меня защитой – и как бы они ни стреляли, как бы ни кидали камни – все было без толку. – Они хотели отомстить тебе? – Я пообещал, что сделаю все, чтобы они не умерли. На этом все. Марсело восторгался человеколюбием Рубена, которое было ему обычно не свойственно. Он бы убил всех, если б хотел. А Викториано размышлял, что будет делать, если Теодор снова прикажет ему избавиться от доминантов. Видимо, убьет их – и все, делов-то. Но Уизерс. Его нужно беречь. Он уже сказал это Хоффман, Хименес еще не знает. Ох и заревнует он, узнав, что его любимый поцеловал Уизерса, пусть и для ритуала! Может, поиздеваться над испанцем таким способом? Засосать Уизерса прямо при нем? Вот будет умора!