Альтернативный взгляд

1641 год.

Мир людей, 11 лет до начала войны.

      Последние дни лета выдались и не теплыми, и не холодными. Листья с вкраплениями мелких золотых пятен шелестели, переговариваясь меж собой и увлекая всякий взор вторящимися друг другу движениями, а ветерок с Волги набегал резкими порывами, обволакивая своей свежестью. Хоть солнце и не было скрыто облаками, оно не спешило одаривать землю своими лучами, напротив, казалось тусклым и будто бы неживым. Да и сама жизнь была какой-то слишком плавной, слишком размеренной, того гляди и безвольно окоченеет; лишь чернокрылые вороны, кружась высоко в небесах, привносили в окружающую глушь редкое разнообразие.       Даже княжеский двор растворялся в мирной и недвижимой картине, становился единым целым с ленивым течением, но то лишь лживое видение. Каждый человек был занят своим делом, оно и не мудрено: через пару седмиц наступит осень, а там не за горами сбор урожая и столь любимый старым князем пир с кудесниками. В такое время дворовые люди никогда не сидят без дела: одни с важным видом снуют по всем углам терема, выполняя княжеские поручения, другие продолжают существовать в своей ежедневной рутине, не обращая внимание на ненужную им суетность, а третьи уже во всю готовятся к встрече с волшебниками. Всё неизменно, всё повторяется из года в год: помимо своих обязанностей многие стремятся выслужиться пред колдунами. Кто-то по своей дурости, а кто-то по велению божедура на троне. Правление Владимира Иоанновича Потёмкина нельзя назвать мудрым, если и не по общему признанию, то по признанию его сына точно.       Во всей вечно суетной округе лишь сад в княжеском имении был местом некоего спокойствия, словно призывая всякого входящего в него предаться лени. Сей сад нельзя назвать маленьким, совсем нет, он полноправно звался огромным. Раскидистые на десятки вёрст земли, сотни плодоносных деревьев и даже небольшое озерцо, куда любили заглядывать стаи уток. Да и не только они, в пригожий день там запросто можно было встретить как холопов-работников, так и отлынивающих от важных дел слуг из терема или тайком ото всех резвящихся дворовых детей. В нём не слышалось жужжание людей-тружеников, а жизнь просто текла своим чередом. Тихо. Мирно. Спокойно. И казалось бы, так будет всегда: десятки лет, а того гляди и целые века.       Но вдруг откуда-то сверху раздалось громкое карканье, вслед за чем сразу же прозвучали хлопки крыльями, и на землю под раскидистой яблоней в глубине княжеского сада опустился большой ворон. Голубые очи раскинувшегося под ней человека лениво приоткрылись и начали медленно следить за птицей, принявшейся важно выхаживать на манер дельного боярина. Было в этом что-то смешное и своего рода завораживающее. Аккуратно приподнявшись дабы не спугнуть своего гостя, Влад улыбнулся одним лишь уголком губ:       — И вновь здравствуй, — пробормотал он, но в ответ получил лишь мимолётный взгляд белёсых птичьих глаз и немую тишину. — Ну хоть бы ответил, негоже всё-таки так поступать. С тобой почти князь этих земель здоровается, а ты даже каркнуть не можешь, — Влад наигранно фыркнул и, скрестив руки, слегка отвернулся.       К огромному сожалению, ворон так и не удостоил его своим вниманием, словно наслаждаясь, что пред ним целый княжич распинается. Птица уже не раз встречалась Владу и всегда вела себя так, будто видела в нём лишь скудоумца, в чьих думах никогда не появится простая истина о её не совсем присущем людскому миру происхождению и острому уму. От подобного всегда становилось задорно, даже обиды никакой не было, уж он — Владислав Владимирович четырнадцати лет от роду, будущий князь и надежда всякого люда — глупцом никогда не слыл, он всё вокруг прекрасно видел и много чего о жизни ведал. Во-первых, он был уже вполне себе взрослым и приобрёл какую-никакую мудрость, а во-вторых, ворон всегда появлялся после прихода чернокрылого ангела да и просто летал без дела, точно наблюдая за всем своими подслеповатыми глазами. Был ли он верным спутником ангела, соратником в исполнении воли Божьей или же земным его воплощением, Влад не знал да и не задумывался особо, всё равно никто не ответит. Птицы, пусть и странные, говорить не умеют, разве что каркают да и то крайне редко.       Ещё раз усмехнувшись ворону, Влад вновь разлёгся под яблоней, скрестив ноги и положив руки себе под голову. Тяжко вздохнув и не обращая никакого внимания на снующую рядом птицу, он скучающе посмотрел вверх, пытался уловить еле заметные отблески пробившихся сквозь листву тусклых солнечных лучей, но всё тщетно. Казалось, будто сегодня всё решило враз поиздеваться над ним: то незнамо от чего нахлынувшая усталость и слабый колокольный звон в голове, то медленно плетущееся время, то Вячеслав — воевода отца, — коему было поручено обучать княжича воинским премудростям и от коего он успешно улизнул да затаился в большом саду. Всем тяготам не было видно конца и края! Хотя, если хорошенько задуматься, Владу на самом деле нравился почти каждый урок с Вячеславом, особенно когда тот брал с собой своего сына Димку, давнего знакомого и закадычного друга Влада, но только не сейчас — отчего-то именно сегодня ему не хотелось ничего. Слава Богу, воевода не был подобен надоедливой нянюшке Агафье, приставленной пару лет назад маменькой, не будет бегать по всему терему и искать его, чтобы потом отчитать и как ни в чём не бывало начать обучать и поучать, он был мужиком простым.       Резкое недовольное карканье и быстрые хлопки крыльями, становящиеся с каждым мгновением всё тише и тише, заставили вздрогнуть всем телом и точно вырваться из оков полудрёмы. Влад сразу смекнул, что пока он бродил в своих думах, к нему уже успел кто-то подкрасться, кто-то, чьи шаги он пропустил мимо ушей; не могла же птица просто так всполошиться! Влад не успел и вскочить на ноги, как над ним в одночасье нависла тенью небольшая фигурка в ярко красном сарафане и с двумя золотистыми косами. Зелёные девичьи глаза лукаво прищурились, вслед за чем сразу же последовал задорный смешок:       — Испугался?! — раздался над Владом звонкий голос.       — Нет, конечно! — Влад, хоть и раскинулся на земле да находился в крайне невыгодном положении, будучи как на ладони у своей невольной и крайне неожиданной собеседницы, всё равно умудрился важно, по-княжески задрать нос. — Буду я тут девчонки пугаться.       — Врёшь ведь, Владька, врёшь и не стыдишься! — она с кошачьей хитростью расплылась в улыбке и легонько, подобно пушинке, опустилась на землю, подогнув под себя ноги. — Тебя глаза всегда выдают, — с видом мудреца пояснила девочка.       На мгновение Влад погрузился в думы и бросил на неё полный искреннего непонимания взгляд. Несколько мучительно долгих секунд, а может и целую минуту, они молча смотрели друг на друга, пока на девичьем лике не проскользнул озорной огонёк, а сама она не прикрыла губы ладонью, дабы сдержать смешки.       — Очень смешно, Катерина, — Влад старался звучать как можно равнодушнее, будто это не его только что подловили, как малого дитя.       Чуть приподнявшись на локтях и облокотившись на ствол яблони, он слегка прищурился, точно пытаясь углядеть в Катерине какой-то подвох, а после шумно вдохнул и прыснул смехом. Сейчас, находясь на одном с ней уровне, а не смотря снизу вверх, Влад отчётливо увидел блеск в зелёных глазах, коий значил лишь одно — специально дразнится! Но, к её несчастью, он уже давно не был ребёнком и так просто не поддастся, и вместо ожидаемого Катериной возмущения Влад просто отвернулся, делая вид, что девчонка рядом его не интересует от слова совсем.       — Владь, ну, Владь, обиделся что ль? — теперь уже спокойно, без прежнего непонятного веселья и задора проговорила Катерина, пододвигаясь к нему чуть ближе. — Ну ты чего, я же так, просто дуркую! Иду по саду и вдруг вижу, что ты лежишь, вот и решила подкрасться.       — И что же ты в саду делала, в нынешнее-то время? — Влад резко оттолкнулся от дерева и, подперев щёку ладонью, наклонил голову. — Неужто делами ключимыми занималась, али меня специально искала?       Катеринины щёки вмиг раскраснелись, а сама она сделалась похожа на нашкодившего щенка, коего поймал хозяин. Потупив взгляд, она скрестила руки:       — Может и искала! — наспех пролепетала она, тут же дотронувшись до щёк, будто бы пытаясь скрыть следы смущения. — Насколько я знаю, ты сейчас должен мечом махать вместе с Димкой, мне папенька ещё утром сказывал об этом.       — И тебя послали за мной? — специально протянул Влад, уже заранее зная отрицательный ответ. — И как же вы, Катерина, намереваетесь заманить меня обратно к терему?       — А ничего я и не намереваюсь. Я сама от ткачихи еле как улизнула! — с долей гордости поведала Катерина. — Ты же сам знаешь этих одержимых бесами — уже выслуживаются во всю, — презрительно пробормотала она.       Влад ничего не ответил, а лишь тяжело вздохнул и вновь придвинулся к яблоне, слегка похлопал по месту подле себя, пригласив Катерину присесть рядом. Девочка молча последовала указу и будто бы невзначай прислонилась к его плечу, едва ли не положив на него голову.       — Владимир Иоаннович повелел Марфе Васильне, ну, ткачихе, ковры с рисунками сделать, дивными такими, не для абы кого, а для дорогих гостей из Сказочного мира, — Катерина преувеличено закатила глаза. — А та, в свою очередь, заставила меня и других девочек, кои у неё на воспитании и учении, помогать с пряжей. Ну уж нет, не дождётся старуха, чтоб я для этих отродий что-то делала! — она возмущённо повысила голос и всплеснула руками.       Всё это время Влад неотрывно смотрел на неё, молча внимая каждому слову. Порой ему казалось, что из всех людей вокруг только Катерина имеет правильные думы, прямо как он сам. Другие безмолвно внимают бесовским речам и неразумным указам князя-божедура, разве что меж собой шушукаются, шепотком да при свечах. Жаль, что Катерина не всегда умела держать язык за зубами, стоило ей поближе узнать своего собеседника, как тут же начинала разбрасываться словами смелыми не то что для девицы, а для боярина княжеского. Влад знал — подобное рано или поздно может выйти боком.       — А знаешь, что я ещё сделала? — заговорщицки прошептала Катерина, прервав всякие мысли Влада. — Я девчонке одной, вредной и крикливой, жабу под прялку посадила. Большую такую, толстую и зелёную. Там такой визг подняться должен! Если повезёт, то Марфа тоже вся перепугается, гляди и нитки свои оборвёт, — она с интересом посмотрела в голубые глаза, точно ища одобрение.       — Катерина, ты же понимаешь, что мой отец никогда не повелит ткачихе при дворе делать дары для бесовской знати? Он ещё с весны у московских мастеров заказы сделал. А те ковры, что прядёте вы, это так, пустяк полнейший. Даже если на них все нитки порвутся, досадно станет лишь тебе, за проступок.       Катерина быстро заморгала глазками, будто бы осознавая всю глупость своего поступка, а после пренебрежительно махнула рукой.       — Папенька сам виноват, что сдал меня этой старухе на попечение! Ей-богу, так до старости и просижу за прялкой, совсем как Марфа стану и как она до старости в девках останусь!       — Ну не сдал бы тебя папенька ей, а чему бы ты научена тогда была? Он сам-то тебя только мечом владеть научить может, а прясть даже княгини умеют, — спокойно пояснил Влад.       — Вот когда княгиней стану, тогда и начну прясть! А мечом махать не девичье дело, это меня от всякой погани защищать должны, или ты зря учишься, а, Владь?! — Катерина прищурила глаза и слегка улыбнулась, поправляя длинные косы.       — Для того чтобы княгиней быть, ты для начала не должна княжеского сына кликать аки парня дворового, — слегка дразнящим тоном проговорил Влад.       — И почему это я должна кликать его как-то иначе, объясни мне, Владька? — передразнила Катерина.       — Потому что он не «Владька», а Владислав Владимирович Потёмкин, будущий князь и мудрый правитель земель, на коих вы, Катерина Вячеславовна, живёте, — бесстыдно усмехнувшись, он самодовольно наклонился пред её лицом.       — Ещё чего, а, Владислав Владимирович? — Катерина расплылась в улыбке и, к полной неожиданности Влада, взлохматила ему и без того торчащие во все стороны волосы. — Вот когда князем станешь, тогда и поговорим о твоих глупых обращениях. Сейчас ты вообще не на княжича, а на захухрю похож!       Раздосадовано отстранившись от неё, Влад принялся убирать с лица чёрные пряди, к сожалению, тщетно. Даже доходя почти до плеч, кудри продолжали топорщиться во все стороны, им даже колдовством не поможешь, разве что обстричь коротко остаётся, но это полностью исключено. По своему признанию, в подобном виде он будет подобен скомороху! Бросив на Катерину недовольный взгляд, Влад буркнул:       — Да ну тебя!       — Ну не обижайся, Владь. Пойдём лучше уж.       — Куда пойдём? — он вопросительно вскинул бровь.       — К терему, куда же ещё?! Небось моя жаба столько уже учудить успела, да и Марфа заругать может, что до обедни отлыниваю.       — А ты разве не хочешь ещё посидеть здесь? — неожиданно для самого себя, Влад схватил Катерину за руку, но не властно и грубо, как это мог бы сделать княжеский сын, а нежно, стараясь не причинить боль.       — Неужто Владислав Владимирович Потёмкин будущий князь сих земель повелевает, чтобы я осталась здесь? — глаза Катерины заблестели, а в голосе проскользили заигрывающие нотки.       — Просто Влад, и я не повелеваю, а спрашиваю: хотела бы ты ещё посидеть здесь, со мной? Я всё равно назад не пойду, уж больно день хорош для пустой растраты на всякие там дела, — не отпуская её руки, пояснил Влад.       Слегка прикрыв зелёные очи светлыми ресницами, Катерина смолкла и залилась румянцем, в раз растеряв весь игривый настрой, но то было лишь мгновение. Её ладонь уверенно легла в руку Влада, переплетая пальцы и чуть сжимая их.       — Ну, Владислав Владимирович, Ваше Темнейшество, вы меня спрашиваете, я соглашаюсь, но разве вас не хватится Агафья или мой папенька за отлынивание от занятий? — Катерина ехидно прищурила зелёные глаза и пододвинулась к нему совсем близко-близко, так, что можно было разглядеть каждую веснушку на её носу.       — Тебя брат этой ереси научил? — наспех пробормотал Влад, чувствуя, как щёки начинают предательски горячиться.       От подобной резкой близости со стороны Катерины он всегда начинал теряться то в словах, то в собственных чувствах и думах. Одно дело, когда он сам брал её руку и наклонялся к девичьему лицу так, что ощущалось чужое дыхание, но другое, когда это делала сама Катерина. Хотелось и оттолкнуть, и ответить резким объятием, и просто… любоваться? Чудная она: если при первой встрече смотрела на него загнанным оленёнком, то сейчас была совершенно иной. Обычно дворовые девицы при виде княжеского сына всегда замирали, стыдливо пряча очи в пол, а Катерине было всё равно на все титулы, звания и княжескую кровь. Только она могла позволить себе смелые высказывания, чего только взять её слова о бесовских отродьях, да и не раз позволяла себе дразнить не абы кого, а его — Владислава Владимировича! И не ответить же ей хорошенько — девчонка, обидится ещё.       — А тебе уж больно к лицу это прозвище: в думах тёмных часто блуждаешь, вместо того, чтобы сделать хоть что-то, — Катерина сильнее переплела их пальцы и медленно выдохнула.       С каждым словом, с каждым медленным движением в его сторону зелёные глаза Катерины становились всё краше, всё завораживающе. Именно сие мгновение показалось Владу лучшим, чтобы в кои-то веки не думать. Заключив Катерину в объятия, он разлёгся на траве, увлекая её за собой. И пока она застыла, аки заворожённая, вероятно, не понимая, что произошло, Влад осторожно поцеловал пухлые губы и почти сразу же отстранился, едва нависая над девичьей фигуркой.       — Дурак совсем? — прошептала она.       Стоило Владу услышать слова и уловить их смысл, как голову сразу же начали одолевать думы о собственной глупости, но все они развеялись в раз стоило вновь взглянуть на Катерину. В её глазах не было ни отвращения, ни страха, ни возмущения, лишь обожание с толикой смущения, как и у него самого.       — Ну точно… совсем дурашка, — вновь прошептала она, тут же завлекая его в объятия и даря свой первый, совсем не робкий и настоящий поцелуй. Их первый поцелуй.

***

2018 год.

Мир людей, 362 года после окончания войны.

      Отчего-то именно в эту ночь луна была до боли яркой, невольно приковывая взор к своему убывающему лику. Даже сквозь лёгкую тюль светло-фиолетового цвета, которая всегда отвлекала внимание сидящих в кабинете мэра своей красой от всего происходящего за окном, пробивались отблески лунного света, сводя все старания необычной вещицы к нулю. Если в иной день необычный, можно сказать волшебный блеск ткани завораживал, то сейчас вызывал лишь одно — желание раздвинуть занавески, дабы не закрывали вид.       — Ну и где эти отчёты, а, Кощей? Смотрю, Совет Волшебников совсем о пунктуальности позабыл за столько-то столетий своего главенствования в магической России, — язвительно бросила Ядвига, вставая с насиженного кресла в углу кабинета. — Ещё и духота неописуемая, — она медленно подошла к окну и резким движением руки смахнула шторы в сторону и отворила форточку. Свежий воздух тут же проник в помещение, обволакивая его гостей приятной, освежающей сознание прохладой.       Кощей тяжко вздохнул и облокотился локтями о стол. Вопрос витал в воздухе последний час, но никто до сего момента не решался озвучить его. Ядвига ещё мягко выразилась: Совет не просто позабыл о пунктуальности, а обнаглел, начиная со своей верхушки, в самый край! Высокие старинные часы с маятником отбивали размеренный ход, тюль колыхалась в такт порывам набегающего ветра, казалось бы мирная и безмятежная картина, но спина Кощея была натянута как струна скрипки. Причин тому было много: начиная от очередных жалоб горожан на работу коммунальных служб, за которыми о при всём своём желании не может уследить, заканчивая тем, что Ядвига была в очередной раз права. Совет обещал прислать отчёт о погибших в темнице ещё в десятом часу, а время уже давно перевалило за полночь. Кощей лишь молча благодарил Свет, что тот подсказал ему не звать Кота, будь иначе, его голова бы просто раскололась от многочисленных пустых нравоучений о важности чёткой работы государственного механизма, смешанных с исходящим от Ядвиги напряжением.       — Василисы тоже нет, — ответил он, не посмотрев в Ядвигину сторону, а лишь лениво следя за маятником. — Пунктуальность Совета на всех его работников распространяется?       — Даже не говори мне об этой дурёхе, — прервала она его, недовольно прислонившись спиной к подоконнику и скрестив руки.       — И какая же чёрная кошка меж вами пробежала? — Кощей чуть оживился, уж больно эмоционально отреагировала Ядвига на простой с виду вопрос. Подобные перемены в настроении давней знакомой никогда не сулили ничего хорошего.       — Ага! Если бы кошка! Блондин на Васёниных побегушках с глазками голубыми пробежал! — зло воскликнула она.       Слабо усмехнувшись, Кощей встал с места и медленно подошёл к сувенирной шашке с украшенной синими каменьями рукоятью ручной работы, висящей над рабочим местом. Проведя по ней пальцем, он недовольно цокнул языком — слой пыли, которая по ощущению скапливалась ни одну неделю, покрывала чёрный футляр, придавая ему грязно-серый, совсем не благородный оттенок. Видимо слова о дорогих вещах возымели уж очень сильный эффект на молоденькую уборщицу, да такой, что она предпочла вообще их не трогать.       «Поговорим, зарплату урежем», — отметил для себя Кощей, брезгливо отряхивая руку от скопившейся грязи.       Что в давние времена от своей прислуги, что сейчас от своих работников он требовал лишь одно — чёткое выполнение обязанностей, ни больше, ни меньше. Если принялся за дело и нанялся к нему на работу, то будь добр — исполняй! Это была первая и последняя поблажка для уборщицы, устроилась-то она всего пару месяцев назад, будет ей уроком, коли не поймёт, то пойдёт на все четыре стороны. Кощей хоть и слыл спокойным и неконфликтным магом, но к своим вещам относился со всем трепетом. Иногда он даже в шутку сравнивал себя с царём-Кащеем из старых сказок, который всё время над златом чах. Он бы даже не удивился, если бы узнал, что данную карикатуру списали именно с него. Он, конечно, не чах над златом, но был близок к этому, ибо полноправно считал им свои дорогие вещи.       — Ты представляешь, Кощей, прихожу я к Васёне, дабы поговорить да лично позвать к тебе вечером, а эта матрёшка открывает мне дверь вся выряженная невесть куда, ещё и с улыбочкой такой, будто ожидала не меня за дверью увидеть, а Царя-Гороха! — казалось, спокойствие Кощея только сильнее злило Ядвигу, заставляя всё сильнее и сильнее горячиться.       — Ядвига, она взрослая женщина, у неё тоже есть своя жизнь. Да и я очень сомневаюсь, что её наряд был настолько откровенным, что вызвал у тебя такую злость…       — А ты не перебивай меня! — прервала его Ядвига, нахмурив брови и сжав губы, заставляя Кощея невольно вспомнить годы юности и то, у кого же Василиса позаимствовала это выражение лица. — Чай мне налила, маковый, тот самый, которым от этого библиотекаря постоянно несёт, рассказывала мне о том, как в Мышкине красиво во дворах при дожде. А я-то понимаю, что она даже из Ярославля, большого между прочим города, в Москву всегда рвалась, в малых городах принципиально ничего не изучала, видите ли не надо это ей, а тут в ней дух исследователя, знаете ли, проснулся!       — Ну гуляла она по Мышкину, дальше-то что? — Кощей медленно продолжил обход кабинета, приковав на сей раз своё внимание к книжному шкафу, занимавшему почти всю стену.       Он прекрасно понимал, начни потакать Ядвигиным эмоциональным всплескам сейчас, и она во век не успокоится. Слова подействуют как хворост или сухая трава для костра, медленно но верно превращая его в охватывающий всё пожар. Ей бы высказаться, выплеснуть всё и только потом начинать мыслить разумно.       — Что-что дальше?! Дальше я говорю ей об отчётах, а она так просто отмахнулась, мол всё о них знает и с удовольствием посмотрит завтра, сегодня вечером не может. Матрёшка с косичкой, чесслово! — резко набежавший порыв ветра всколыхнул тюль и заставил открытое окно стукнуться о стену. Ядвига, в миг охладившая свой пыл, быстро взмахнула рукой, чем заставила окно обратно захлопнуться. — И знаешь, что самое главное? — риторически протянула она. — Я с дуру вспылила, чуть поругалась с ней, выхожу из дома её, а там на пороге этот чудик стоит, глазками так невинно хлопает да букетик сирени протягивает!       — Чудик, как я понимаю, это библиотекарь светленький, Игорь, вроде же? — Кощей достал одну из книг в кожаной обложке с ручной вышивкой по краям и провёл пальцами по золотистым буквам.       Недовольно покачав головой, он буркнул что-то похожее на: «Какой кретин их расставлял?!». А после направился к другому концу шкафа и поставил книгу теперь уже на правильное, по своему мнению, место.       — Помнится мне, ты всегда так на Василисиных поклонников реагировала. Помнишь, как с тем, ну, который её фотографии полюбить заставил, как же его: Митрофанов, Митрохин, Мирохов… — Кощей задумчиво почесал подбородок.       — Миронов Александр, — тут же отозвалась Ядвига.       — Точно! Он самый, — Кощей довольно щёлкнул пальцами. — Ты его тоже не любила, тебе его волосы чёрные не угодили и, как же ты там сказала, «излишняя настойчивость», — по-доброму усмехнулся Кощей.       — Одно дело этот Миронов, Кощей, — устало вздохнула Ядвига. — У него не было этого взгляда…       — Какого «такого» взгляда?       — Жуткого! Ну, Кощей, не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чём я тебе толкую! У этого Игоря на лице крупными буквами написано: «По мне плачет темница!». Знаешь, мне кажется, что Васёна специально его заигрываниям потакает. Если он мне напоминает одну личность, то ей и подавно. А я — дура полнейшая — вспылила, накричала, а она возьми и пойди сегодня с ним на встречу, не нравится мне всё это.       Кощей вновь вздохнул и на этот раз подошёл к Ядвиге, чуть приобнимая её за плечи. Проведя рукой по её подбородку, заставляя теперь уже полностью остывшую от своей вспышки женщину посмотреть на себя. Зелёные глаза уверенно скользили по его лицу, одним лишь едва уловимым блеском выражая всё своё беспокойство.       — Краса моя, ты дальше продолжишь бессмысленно волноваться, али переступишь через утреннюю обиду и, не знаю, например позвонишь Василисе? Если воспринимаешь её как неразумную девочку, то воспринимай до конца — будь взрослым человеком в её глазах! А ежели тебя так волнует этот библиотекарь, то мы проверим его, получим отчёты, запросим все его данные, хотя я более чем уверен, что всё это он уже прошёл.       — Понимаешь, я ведь знаю всё это! Знаю, мрак подери, что его проверяли, знаю, что его документы подняли! — Ядвига безвольно всплеснула руками и тихо продолжила. — А ещё я знала Потёмкинского князя и его наследничка, сама не раз на пирах была. Что в детстве, что потом, он всегда смотрел одинаково на нас, на сказочных, точно так же смотрит и Игорь. Я за Васёну боюсь, боюсь, ты бы знал как. Я после прочтения её отчётов и всех этих обращений «дорогой мой», «милая моя» вообще себе места не нахожу.       Кощей хотел было что-то сказать, утешить, но Совет Волшебников всегда умел портить моменты, впрочем, как и жизнь в целом. Хрустальный шар на его столе замигал, оповещая своего владельца о послании, и через мгновение озарился светом, а подле него появилась целая стопка документов с красной папочкой на верху. Кощею захотелось одновременно и обрадоваться и выругаться, останавливала его лишь стоящая рядом Ядвига, пред которой не хотелось опускаться на уровень подзаборного забулдыги. Помимо отчёта, предназначенного больше для Василисы, чем для Кощея, Совет любезно прислал ему стопку бумаг, ждущую своего заполнения. Недовольно вздохнув, он чуть сжал Ядвигино плечо и перед тем, как уйти от неё, прошептал:       — Позвони, не мучь себя.       Ядвига лишь молча кивнула — плевать она хотела на королевскую гордость, Кощей был абсолютно прав. Отойдя в другой конец кабинета, дабы не выносить всю ссору с Васёной на обозрение, она достала простенький телефон из кармана и, долго смотря на иконки контактов, всё не решалась нажать на заветный.       — Ядвига, — вдруг позвал её Кощей совершенно бледным голосом. — Как ты там этого библиотекаря описывала: светленький, растрёпанный, худой, только глазки и выделяются, верно?       — Да, а что такое? — Ядвига погасила телефон и обеспокоенно обернулась.       Сказать, что на лице Кощея был и шок, и ужас одновременно, значит не сказать ничего. Он, будучи абсолютно бледным, сверлил взглядом несколько листов из красной папки.       — Кощей, что случилось? — теперь уже повысила голос Ядвига и быстро направилась к столу с отчётом.       — Тебе лучше самой на это взглянуть, кажется, дорогой нашёлся, — еле прошептал он, протягивая несколько листов, откуда на неё смотрел до боли знакомый портрет человека, коий никак не мог находиться среди людей, погибших во время побега Морока. Если только… она не была права в очередной раз.       Телефон уже перестал реагировать на сильные нажатия пальцев, зависая от количества действий, которые от него требовала сделать Ядвига. Иконка с контактом Василисы смотрела на неё глазами-васильками, до ужаса напоминая могильный камень. Руки била сильная дрожь, а все окружающие вокруг звуки казались нереальными, будто слышит и не она вовсе. Сквозь пелену паники она понимала, что Кощей о чём-то кричит или же говорит (Ядвига действительно не могла понять) по всей видимости Коту. Спустя долгие секунды, кажущиеся целой вечностью, показался экран вызова.       «Аппарат абонента выключен или находится…» — механический женский голос затих одновременно с ударом телефона о деревянный пол.       Затуманенными от слёз глазами Ядвига смотрела, как разлетелось стекло её шанса связаться с Васёной. Из-за нахлынувших эмоций руки просто не удержали трижды проклятый телефон. Внутри своих мыслей она уже в сотый раз успела проклясть свой дневной псих, будь она чуточку спокойнее, не начни придираться к Васёниным словам, не выплесни на неё все подозрения, оказавшиеся правдой, сейчас бы беспомощно не стояла у экранных осколков, а знала, куда точно этот ирод заманил Васёну, её Васёну. Уж в его истинных мотивах она не сомневалась ни капельки: втереться в доверие, сыграть роль влюблённого дурочка, уж в надевании масок Морок был просто мастер ещё до своего обращения, сейчас и подавно, а после выманить и припомнить все свои лета заточения, сотворить то… о чём Ядвига не решалась и подумать! И ведь Васёна, дурёха, сама в его когти попалась! Не зря записи в дневничках нагоняли одно лишь беспокойство.       — Ядвига, Ядвига, — на задворках сознания послышался голос Кощея, а сам он маячил перед устланным слёзной пеленой взором. — На меня смотри, на меня. С ней пока ничего не случилось, Василиса она…       — Кощей, она не отвечает, — сквозь ком в горле проговорила Ядвига, чей голос был вот-вот готов сорваться на крик.       Мельком глянув себе под ноги, она с ужасом ахнула, а после из зелёных глаз показались первые слёзы.       — Это ведь я, дура, не уберегла, верно, — Ядвига не спрашивала, а выносила себе смертный приговор. — Она ведь колдовать не может, плевать на высокую должность в Совете, она не может, ей нельзя, — как мантру всё вторила она.       Ноги Ядвиги безвольно подкосились, и если бы не так вовремя подоспевший Кощей, она бы просто-напросто потеряла сознание посреди кабинета. Обеспокоенно смотря на неё и говоря слова, которые Ядвига при всём своём желании не могла разобрать из-за вездесущего звона, он осторожно донёс её до небольшого диванчика и слегка потряс за плечи, лишь тогда до её слуха донёсся голос.       — Всё обойдётся, родная, слышишь, всё обойдётся… — зашептал он, смотря прямо в её глаза, но сигнал телефона, на который по своему обыкновению звонил секретарь у входа в мэрию, прервал его, больно ударив по ушам, — Да кого там, мрак подери, посреди ночи носит!       Для себя Кощей твёрдо решил, что не подойдёт к нему, приди к нему на ночной визит хоть губернатор, хоть глава Совета — пошлёт лесом всех, Ядвига ему была куда важнее! Спустя пять телефонных, настойчивых трелей, он почувствовал, как его запястье обвила женская рука.       «Ответь», — говорила ему Ядвига одним лишь умоляющим взглядом.       Прекрасно понимая, что ничего толкового это не даст, он всё же кивнул. В Ядвиге было столько надежды, напрасной и глупой надежды, как считал Кощей, что надо было быть настоящим бесчеловечным чудовищем для слов отказа. С беспокойством взглянув на только-только начавшую приходить в себя женщину, он наспех поднял трубку и раздражённо пробасил:       — Да, слушаю!       — Константин Ильич, к вам Василиса Васильевна Премудрая пришла, говорит, назначена встреча от руководства сверху, пускать? — как ни в чём не бывало раздался мужской голос на другом конце.       После стольких событий сразу Кощей и не понял, что обращаются именно к нему. Сейчас он был как никогда не готов для образа Константина Ильича Кощеева — мэра города Мышкин. Ему потребовалась целая минута, чтобы собраться с мыслями и с радостью, едва ли не граничащей с безумием проговорить заветное «да». Благо секретарь у него был, что называется, образцовым: о ночных визитах не спросит, чудным гостям улыбнётся, а если надо и чашечку кофе предложит, на долгое молчание мэра ответит лишь терпеливой улыбкой — золотой человек, иными словами.       — Хвала Свету, Мраку и Богу по отдельности и вместе взятым, — раздался позади него шёпот. После чего из зелёных глаз показались всё это время еле сдерживаемые слёзы.

***

      — Ничего не понимаю, Кот же обычно не опаздывает, всегда секунда в секунду приходит, я даж засекала! — воскликнула Алёнка, взмахнув руками и едва не упав с перил «Лукоморья», на которых она весьма удобно уместилась.       — Алёнушка, осторожнее, не хватало тебе ещё и упасть, — забеспокоилась Снежка, смотря на подругу.       — Я отработку за опаздывание к Коту пережила и падение переживу, — отмахнулась Алёнка. — Тем более я уже однажды летала с лестницы! — она важно подняла палец и указала на коленку со шрамом.       Снежка обеспокоенно вздохнула, сложив ручки на сердце, Алёнка сразу же поспешила заверить её, что было ни капельки не больно, разве что чуть-чуть. А сам шрам ей никак не мешает жить, только о приятных посиделках на Сашкиной даче напоминает, на что Снежка, удовлетворённая ответом, кивнула с улыбкой. Вот любит же она панику на пустом месте разводить! Удивительно, что она до этого была спокойная как лёд. Что, впрочем, не распространялось на Алёнку и остальных.       Утро четверга начиналось весьма обычно, ну как обычно, обычно с тех самых пор, как Алёнка узнала о магии и согласилась обучаться у Кота. Она с трудом проснулась после звона второго будильника, наспех собралась, не успев даже перекусить, и побежала в кафе, ставшее для неё настоящим летним «Хогвартсом». Только строже и с профессором Снейпом и Дамблдором, приправленных Василиском, в лице одного Кота. Живя ближе всех, она всё равно немыслимым образом умудрялась приходить самой последней, а иногда даже опаздывать. К её сожалению, Кот всё же не шутил, когда говорил ей о прощении в первый и последний раз, стоило ей только в следующий раз заявиться на каких-то десять минут позже положенного, как ей тут же влепили двухчасовую отработку. И ладно бы отработку в виде чтения и заучивания скучных текстов — нет! За столь короткий срок ей пришлось перемыть все колбочки от старых зелий, а потом быть бесплатной официанткой в «Лукоморье», ну разве не издевательство?!       Только вот сегодня опаздывал сам Кот, и не на десять несчастных минут, как когда-то Алёнка, а на целый час с половиной! Уже и занятие к концу подойти должно, а она с девочками всё сидит, ждёт чуда. Боясь уйти, чтобы позже выслушать лекцию о важности стремления к знаниям.       Варя недовольно цокнула языком, поправляя туго заплетённую косу, и махом уместилась рядом с Алёнкой. По королевски скрестив ножки и покачивая спадывающей туфелькой, она удручённо вздохнула.       — Маш, ну что? — вопросительно протянула она.       — Ничего нового, всё также молчит, — ответила та, показывая одиноко висящее сообщение от неё же самой.       — Ну просто блестяще! Это он нас так проверить решил, да? Типа придёт за пять минут до конца занятия, скажет, что задержался, а всем ушедшим отработки поставит?! — казалось, Вариному возмущению не было предела. Она первой попалась под горячую Алёнкину руку после освобождения от «отработочной каторги» и очень не хотела повторить её судьбу.       — Варенька, а вдруг у господина Кота что-то случилось, вдруг он заболел, он же тоже человек, ну то есть кот, всякое случиться может, — пробормотала Снежка в очередной раз тщетно дёргая закрытую дверную ручку в «Лукоморье».       «Хоть бы табличку повесил», — усмехнулась сама себе Алёнка, не решив озвучить мысль другим.       — Снеж, это самое последнее, во что я поверю! Кот как более злая и требовательная версия Вась-Вась, не заметила? — усмехнулась Варя. — Если она ни разу на моей памяти не болела, то Кот и подавно!       — Ого! Вот не поверишь, но моя историчка точь-в-точь такая же! — комично возмутилась Алёнка.       — У историков это заразное, походу, — Варя устало потёрла виски.       — А Василиса у вас что, историю ведёт? — поинтересовалась она.       — Конечно, Алёнушка, как обычную, так и магическую, — ответила за Варю Снежка.       Алёнка лишь молча посочувствовала девочкам, знает она всё о никогда не болеющих учителях, такие обычно бывают самыми строгими. Хотя Василиса вовсе и не выглядела строгой или злой, вон, одевается красиво и на свидания ходит невесть с кем! Уж очень образ молодой девушки с длиннющей косой отличался от школьной тучной исторички с бесючей «улиточкой» из волос. Правда Алёнке всё не давал покоя тот факт, что этот «невесть кто» был Морок — злой-презлой князь, развязавший триста с лишним лет войну и сбежавший из темницы, можно сказать, самый разыскиваемый преступник. Конечно, сейчас ей это кажется забавным, что никто из взрослых волшебников не увидел Морока под самым своим носом, но глубоко в душе ей было страшно. Страшно от того, что она скрывает подобный секрет, что она говорила с ним и что этот самый Морок даже не пытался скрыть свою личность, выжидая её собственную догадку и всячески делая намёки.       К его сожалению, Алёнка не была на сей раз храброй, не стала кичиться бесстрашием, не пошла к нему, не поговорила, а лишь играла в молчаливые гляделки при встрече. Пугал и Морок, и собственная сила, которая, казалось, вот-вот выйдет из-под контроля и всё сожжет, стоит не так подумать или произнести заклинание. Просто пугала жизнь. Хорошо, что девчонки были рядом, пусть они и не совсем всё понимали, но всячески поддерживали её и её глупые, иногда наивные и детские стремления.       — Ого как! — неожиданно воскликнула Маша. — Занятия отменились, Кот только что написал, вы представляете?!       В воздухе повисла немая тишина. Казалось, все больше поверят в то, что Кота подменил Морок, а Вась-Вась заболела, чем в отменённое занятие.       — Да ну, правда? — в Вариных глазах заблестел одновременно огонёк надежды и возмущения.       — Хочешь, сама прочитай, — всё ещё пребывая в ступоре ответила Маша.       — Поверю на слово! — отмахнулась она. Было видно, как из неё сочилось невысказанное недовольство за зря потраченное время.       — Ой, девочки, это же получается у нас весь день сегодня свободный, — обрадовалась Снежка.       — Ну как, свободный, — загадочно прошептала Маша, печатая что-то в телефоне.       Она молчала долго, изредка улыбаясь при звуке уведомлений и отвечая что-то своему неизвестному остальным собеседнику. В это время оставшееся трио, как заворожённое, глядело на неё, боясь издать и звук. Один раз Алёнка уже было хотела заговорить, но Варя резко ущипнула её за руку, как бы намекая, что сейчас не самое удачное время. Казалось, она что-то знала, ведь по насмешливо-доброму выражению фиолетовых глаз можно было судить о многом. Неожиданно Маша обратила своё внимание на подруг и улыбнулась, сверкая глазами за толстыми линзами очков.       — Вас когда-нибудь рисовали? — поинтересовалась она.       — Ну… — протянула Алёнка, на что получила очередной щипок, теперь уже от Снежки.       — Нет, конечно, Машенька, а что такое?       — Да я вчера с Женькой гуляла, а он мне что-то вскользь проговорил о желании собраться где-нибудь да порисовать с натуры, — на щеках Маши появился слабый румянец. — Порисовать с натуры меня и вас, ему сессию закрыть надо, а набросков для сдачи нет, вот и позвал, — тут же осеклась она, но было уже поздно.       Варя спрыгнула с перил «Лукоморья» и медленно направилась к Маше, явно с определённой целью. Определённой целью, о которой все догадывались. Обойдя её, Варя, подобно хитрой лисице, чуть прищурила глаза и произнесла нараспев:       — Маша, Машенька, Машуня, не желаете ли вы присоединиться ко мне, — она с важным видом поправила волосы, подобно нахохлившемуся попугаю. — Меня зовут Евгений, у меня непонятная одежда и вечно грязная голова, от меня разит табаком в радиусе метра, а ещё вы, Машуня, влюблены в меня, — последние слова она особенно выделила голосом, впритык подойдя к Маше, которая всё это время глупо смотрела на неё, не зная, что и ответить.       — Варя! — воскликнула Снежка в совершенно не характерной для себя манере.       А Алёнка чуть не подавилась воздухом, пытаясь не засмеяться во весь голос. Она была готова принять любовь к этому патлатому недоразумению от своей соседки по парте — художницы с неформальной внешностью, чем-то схожей с Женей, но никак не от Маши, отличающейся от него как небо и земля. Вот тянет же всех почему-то на этого господина Преображенского, чего только нашли в нём?!       — Ни в кого я не влюблена! — возмущённо прокричала Маша, полностью залившись краской.       — Конечно, так я и поверила, — продолжала издеваться Варя.       — К твоему сведению, Варечка, с Женей мне просто приятно общаться. В конце лета мы с ним, как и со всем Мышкином, разойдёмся как в море корабли и друг о друге не вспомним! — вспылила она.       — Девочки, ну не надо, — встала меж ними Снежка, — Алёнушка, ну скажи им!       — Как это, разойдёмся и не вспомним? — Алёнкины глаза в раз сделались круглыми, а весь задорный настрой исчез.       — У нас практика закончится в конце лета, Алёнка, если мы вообще со всей этой ситуацией с Мороком до конца лета дотянем, — пояснила Варя, прячась от разгорячённой Маши за спиной Снежки.       Маша всеми силами пыталась дотянуться до длинной косы дразнящей, но каким-то чудом Снежке всегда удавалось спасать ту от праведного гнева. Смотря на столь весёлую картину, Алёнка чувствовала себя всё хуже и хуже с каждым мгновением, даже не зная почему. Вроде Маша сказала самые обычные правдивые слова, которым и удивляться не надо, а на сердце будто камень появился. Он всё давил и давил, заставляя грустно смотреть на каждую из девочек и в страхе вспоминать пылающие видения во снах. Алёнка медленно встала с перил и направилась вниз по лестнице, прочь из «Лукоморья».       — Алён, а ты куда? — Маша в раз остановилась и недоумённо посмотрела ей в след. — Ты разве не хочешь с нами?       — Хочу, очень хочу, правда-правда, только мне бабушке помочь сегодня ещё надо, — натягивая беспечную улыбку, проговорила Алёнка.       — Алёнушка, всё хорошо? — Снежка перестала заслонять Варю и вмиг подошла к ней, обеспокоенно посмотрев в глаза.       — Да, честно, лучше не придумаешь! — Алёнка тут же отмахнулась от неё и посмотрела куда-то в сторону. Она вообще смотрела куда угодно, но не на девчонок. При одном только взгляде на них начинали мелькать белые перчатки, огонь и большие птицы, тянущие к ней свои огромные когти.       — Точно? — Варя вопросительно вскинула бровь, на что Алёнка уж слишком бодро закивала головой и начала отступать всё дальше и дальше.       — Ну, как знаешь, позвони, если что, как закончишь, присоединяйся к нам, — махнула ей на прощание рукой Маша.       — Конечно, девчонки! — нарочито радостно отозвалась она, скрываясь за ближайшим поворотом.       — Какая муха её укусила? — озвучила Варя, витавший в воздухе вопрос.

***

Сказочный мир. Волшебная столица

      Солнце давно прошло свой путь на небосклоне и спряталось от всякого взора за горизонтом, позволяя ночной мгле с брызгам бесчисленных звёзд окутать старинный замок, возвышающийся грозной, величественной фигурой над простирающимся у его подножия городом. В витавшей в каждом закоулке тишине слышалось ночное пение сверчков да крики редких птиц. Дома, одновременно напоминавшие строения из людского мира и разительно от них отличавшиеся, были погружены в безмятежную дрёму, лишь считанные окна горели манящим пламенем костра. Жизнь замерла вокруг каменной безмолвной статуей, а замок казался неживым исполином, давней тенью самого себя, служащей ныне грозным напоминанием о былом.       Полная луна, хоть и казалась яркой, на деле не дарила миру никакой свет, подобно нарисованной фальшивке, одни только слабые отблески падали на землю. Но тьма не охватила всё вокруг: во внутреннем дворе замка и средь высоких витражных окон мелькали огоньки фонариков. Ночная стража, состоящая из волколаков, делала очередной обход имения, дабы никто не повадился проникнуть в замок и влезть в сокровищницу или, упаси Свет, посягнуть на жизнь мирно спящего регента. Волшебные создания обладали острым слухом и хорошим нюхом, совсем как дикие волки. Правда если бы кто-нибудь осмелился сказать им нечто подобное, то неимоверно бы оскорбил всякого волколака! Они ни капельки не дикие, а вполне себе цивилизованные жители Сказочного мира, да и на волков, по собственному признанию, походили лишь чуть-чуть. Волколак бы справедливо обиделся на заявление о своей дикости, а потом справедливо бы клацнул острыми зубами пред лицом смельчака, так сказать, для закрепления разговора.       К сожалению волколаков, их блестящий нюх и вострый глаз не всегда могли помочь им. Как известно, в каждом замке гуляют свои легенды, вот и в королевском дворце поселилась одна. Простая байка, созданная от скуки воображением стражи. Главного героя этой самой байки кличали весьма лаконично: «Садовый призрак». Не сложно догадаться, что чаще всего его видели в королевском саду, где стоят десятки прекрасных каменных статуй. Согласно истории, призрак появляется с последними лучами солнца, облачённый в длинный чёрный плащ, и бродит всю ночь среди скульптур, точно знаток искусства.       Во все времена стражам надо было как-то развлекать себя да пугать новобранцев, оттого и появилась несуразная байка о призраке-ценителе всего прекрасного. Одни даже умудрялись приписывать ему некую «птичью поступь», говоря, что слышали цокот когтей, после чего замечали краем глаза призрачный силуэт. Вторые наделяли призрака любовью к воронам и умением незаметно подглядывать за сонными служивыми, особые любители ужасов вообще говорили, что смотрит он за всеми глазами птиц. А третьи твердили, что всякий, повстречавший его, обретёт удачу.       Историй было сотни, и каждая из них несла в себе нечто новое. Несомненно, в некоторых была доля правды, а иные походили на откровенный вымысел, не имеющий и капли сходства с явью. Замок действительно облюбовали вороны, которых то и дело гоняли волколаки, посреди ночи могли возникнуть несвойственные звуки, похожие на цокот когтей большой птицы, но то было неудивительно для старого строения, живущего своей жизнью. Вот только стражи взаправду не раз чувствовали на себе чей-то пристальный, пробирающий до костей взгляд из пустоты дворцовых коридоров. Всё же ни один рассказ не возникает на пустом месте, а простая с виду байка может оказаться и не вымыслом вовсе.       В глубине зала королевской библиотеки, в том самом месте, где царит мрак и куда совсем не проникает свет, чернота одной из стен казалась неестественно густой. Выглядела она настоящей бездонной пропастью, откуда смотрят десятки глаз порождённых больным воображением чудовищ. Они моргали, следили за всяким, смевшим забрести в сию часть библиотеки. Говорят, что если долго вглядываться во тьму, то она обязательно начнёт вглядываться в тебя; только вот в эту тьму никто не смотрел, она сама открыла недобро сверкающие глаза цвета золота.       Медленно, подобно тягучей смоле, чернь начала стекаться в единое место, постепенно обретая форму, отдалённо похожую на человеческую. Казалось, ей было трудно сформировать из своего вязкого тела нечто единое, что не походило бы на неопределённую массу, пытающуюся стать чем-то путным. Стена стала сочиться чёрной, полупрозрачной дымкой, в давние времена именно её кликали мороком, она тенью обволокла только-только приобредшую постоянную форму фигуру, а после в раз исчезла, словно её никогда и не было. Неестественная чернота растворилась, превратившись в дворцового незванца, а сам он распрямился во весь свой не малый рост. Чёрный балахон с вкраплениями золотой нити опустился на каменный пол, свет глаз затерялся в тени нависшего капюшона, а сам неизвестный, не долго думая, направился к библиотечному столу. На нём ещё с прошлой ночи покоилось несколько старых, изрядно потрёпанных книг.       Фигура важно подошла к ним, придирчиво осмотрев каждую своим пристальным, скрытым от всего мира взглядом. Едва касаясь обложек с практическим стёртыми названиями, рука в белой перчатке, единственной выделяющейся частью одежды, замерла на одной книге, а некто недовольно покачал головой, точно ругаясь на отвратительную сохранность вещицы. Он стоял долго и недвижимо, досканально изучая каждую потёртость, каждую царапину и развалившийся книжный переплёт. Брезгливо дёрнув рукой в воздухе, незванец, пересилив себя, осторожно притронулся к книге, а после взял оную и направился к выходу из библиотеки. Шаги были размеренными, но весьма широкими, и сопровождающимися цокотом птичьих когтей. Его поступь чем-то напоминала большого ворона, который очутился в человеческом обличии и ныне чувствовал себя невыносимо сковано и тесно.       Мрачные дворцовые коридоры, устланные красными коврами, встретили его полным безмолвием, не было слышно даже вечно снующей стражи. Каждый шаг незванца тонул в мягком ковровом ворсе, делая любое неосторожное движение совершенно блёклым. Бесшумно, воздушно, словно птица, он начал ночное шествие по одному лишь ему известному пути. Вдоль коридоров тянулось бесчисленное количество витражных окон, украшенных витиеватыми узорами с низа и до самого верха. Столь интересные элементы не могли не заставить взор всякого обратиться на себя, а уж тем более взор крайне придирчивого незванца.       Подойдя к одному из них, некто поднял свободную руку, намереваясь дотронуться до стеклянной глади, но остановился, замерев на половине действия. Стоило подойти к самому краю, как взору открылся просто завораживающий вид на дворцовый сад, он всегда был красив, неимоверно красив и величественен. Особую магию этому месту добавляли бродящие меж каменных скульптур, похожих на живых застывших людей, дворцовые стражи, с высока подобные маленьким светлячкам.       Некто издал полный восхищения вздох, но не такой, который мог прозвучать из уст поражённого красой, нет, он был как у одержимого своим творением художника, отдавшего всю свою душу, силу и волю воимя произведения на холсте. Обезумевшего мастера, давно потерявшего свою человечность в былых летах. Незванец стоял долго — всё следил за снующими волколаками, озарявшими свой путь небольшими фонарями. Но вдруг он увидел, как один лучик света застыл, а держащий его страж, различаемый в слабых отблесках, удивлённо потирал глаза, смотря прямо на своего наблюдателя. По безмолвным коридорам эхом пронёсся смешок, чем-то похожий на птичье карканье или удовлетворённое чириканье, а фигура в чёрном плаще медленно отошла от окна. Его заметили, он знал это и в какой-то мере даже наслаждался. Сначала недоумение, потом шок и испуганные волчьи глаза всегда веселили. Ведь именно его, неизвестного в плаще и белых перчатках, боялись именитые своим бесстрашием дворцовые стражи, именно о нём слагали легенды, с толикой страха называя «Садовым призраком». Глупые, забавные и такие интересные.       Фигура продолжила свой путь, полностью отвлёкшись от окон и то и дело оглядываясь на висящие на стенах коридоров картины с изображением пропавшего королевского семейства и их приближённых родственников. Хотя почему пропавшего? Незванец лично знал, где находится каждый из них. Теперь точно знал. Скрытое капюшоном лицо повернулось к портрету короля и королевы. Некто точно помнил, что написали его к первому дню рождению их долгожданной дочери, которая мирно сидела на руках королевы, разодетая в синие ткани. Девочка была такая же рыжая как мать, с взглядом своего отца и, как теперь узнал незванец, с характером тётки. Просто чудеснейшая девчушка, чудеснейшая и до невозможности наивная.       — Ну, здравствуйте, Ваше Высочество, давненько мы с вами не виделись, — прошептал он, с напускной важностью отвесив поклон портрету.       Как и ожидалось, его встретила лишь немая тишина, такая же, как и сами портреты и статуи в саду. Темнота капюшона с интересом вглядывалась в детское личико, точно так же, как вглядывалась в сад каменных статуй. Выпрямившись, некто в белых перчатках вновь усмехнулся и скрылся во тьме ночных коридоров, не исчезая, а плавно растворяясь и становясь единым целым с ней.       — Прошу себя простить, но я вынужден оставить столь юную леди, — раздался шёпот из пустоты.       Этой ночью замок казался слишком тёмным, сию странность заметили как его обитатели, так и стражи. Но, к своему удобству и спокойствию, они всегда могли списать любую странность на обычную случайность. Нарушителей дворцового спокойствия никто не обнаружил, все ценные вещи были на местах, а ночи всегда были и будут тёмными! Порой маска отрицания способна притупить всякие чувства, будь ты хоть кем, даже именитым дворцовым стражем.       Не для кого не было секретом, что в замке существуют давно опустевшие из-за своей ненадобности комнаты, обычно они находились в самых дальних углах и были тщательно заколочены. Реши волколаки для себя вдруг изменить принципам и правилам обхода замка и поднимись они в одну из самых дальних башен, подле внутреннего сада, их ждала бы удивительная находка. Дверь в небольшую комнатку под самым сводом башенного купола не должна была открываться уже долгое время. В давние времена там обитали некоторые люди из королевской прислуги, а ныне — совершенно никто.       Дверь с первого взгляда не выделялась своим внешним видом — прогнившее дерево, местами покрытое мхом; но, если приглядеться, можно заметить нечто, выделяющее её на фоне остальных: торчащие в некоторых местах гвозди, говорили, что её пытались заколотить, но весьма безуспешно, а расшатанная, почти вырванная ручка, покрытая глубокими царапинами, наводила на не самые приятные мысли. Внутри же комната не выглядела совсем заброшенной: ни паутины, ни слоёв пыли, лишь чистота и порядок. Несмотря на старинное убранство, кто-то явно старался держать её в приглядном виде.       Именно в это место держал свой путь незванец, впрочем, именно он и обжил комнату. Сегодня он без особого интереса решил миновать стражу, смена была у крайне скучных волколаков, от которых ни малейшего словечка о жизни не дождёшься, ни новости из мира вне дворца. Тоска полнейшая. Его любимцами всегда была презабавная двоица, состоящая из крайне толстого, похожего на песика знатной дамы, волка и его сослуживца, выглядевшего как побитая дворняжка. Вот за ними было интересно наблюдать: и истории о своей жизни друг другу расскажут, и на своего командира, именуемого «шефом» пожалуются, и просто заведут беседу ни о чём. Вот они никогда не были скучными, всегда весёлые, бодрые и такие живые… Порой незванцу не хватало видеть эти качества в окружающих существах.       Деревянная дверь со скрипом распахнулась, впуская единственного обитателя сего места как доброго друга. Пройдя во внутрь и положив свою ношу на стол, расположенный аккурат у похожего на небольшую каменную арку окошка, он щёлкнул пальцами, зажигая одинокую и не раз использованную свечу на подоконнике. Помещение озарилось слабыми лучами света, вслед за чем сразу же раздался вздох со стороны хозяина комнаты и точно слабое царапание дерева когтями в темноте высокого куполообразного потолка. Некто не обратил на это внимание, а, может быть, намеренно проигнорировал, предпочитая уделить своё время воистину преинтересной вещице — книге. Потёртые золотистые буквы на обложке совсем блёкло, практически неощутимо выделялись, ну, как буквы, скорее то, что от них осталось. Время и пренебрежение не пощадили книгу, которая, между прочим, была настоящим сокровищем, ведь написана она была ещё до закрытия портала в людской мир, уж человек в белых перчатках точно знал толк в ценностях. Она была достойна зваться настоящим раритетом или же стоять экспонатом в музее, посвящённом времени единения двух миров, но по вине невежд увядала.       Стоило ему отодвинуть простенький деревянный стул, как под высоким потолком, в самом верху башни взмыла огромных размеров птица, каким-то чудом не затушив свечу и оставив после своего резкого движения фиолетовое перо на каменном полу. Человек в белых перчатках не был напуган или хоть каплю удивлён необычным появлением, не менее необычного существа. Подняв с неохотой голову, он встретился с ярко-фиолетовыми огоньками глаз, что пылали в самой тёмной вышине.       — Очень мило с твоей стороны посетить сие место, небось, ради меня? — в его голосе появились задорные, но язвительные нотки, а сам он вальяжно раскинулся на стуле, закинув ногу на ногу. В свете свечи показались строгие сапоги с небольшим каблучком, расшитые многочисленными узорами перьев.       — Ты льстишь себе, — раздалось сверху, вслед за чем послышался скрежет когтей, будто огромная птица желала усесться как можно удобнее. — Уж больно скромна твоя персона, да и не делает она ничего такого, за что её можно почтить своим присутствием.       Руки в белых перчатках сцепились друг с другом, а голова в капюшоне вызывающе и одновременно по-птичьему дёрнулась вверх.       — С каких это пор организованная встреча с самой принцессой ничего не значит для тебя? Стареешь, теряешь хватку! — насмешливо чирикнули в ответ. — Насколько знаю, за подобное ныне живущие в людском и сказочном мире выражают благодарность, — не меняя интонации, сквозь зубы проговорил человек в плаще и, недовольно фыркнув, отвернулся от птицы.       — От твоей, так именуемой, помощи, дорогой мой, мне лишь худо-бедно, но никак не хорошо, — прокаркали в ответ. — Кстати, весьма жалкое обличие, давнёхонько щеголяешь в нём? — фиолетовые глаза издевательски прищурились.       — Давнёхонько, — легко отозвался хозяин комнаты и теперь уже полностью отвернулся от своего собеседника, открыв книгу в самом начале. Ещё с первых секунд он понял, что ничего дельного от разговора не получит, одни только лишние распри, которых и так в последнее время хватает.       Прошёл час, а может и два, но никто в комнате так и не произнёс хоть малейший звук. Тишину прерывали только шелест страниц да слабый скрежет когтей, который бывает при переминании птицы с лапу на лапу. Все молчали в напряжённом ожидании хоть чего-нибудь со стороны другого, но всё оставалось неизменно. При всём этом никто не уходил, будто бы в какой-то степени наслаждаясь совместным безмолвием. Странно, но существ в комнате всё устраивало.       Некто в плаще давно перестал перелистывать страницы, изображая заинтересованность в книге, а фиолетовые глаза лениво следили за залетевшим в комнату мотыльком. Неожиданно птица недовольно и уж как-то побеждённо вздохнула, вспорхнув с насиженного места вниз. В одно мгновение в свете догоравшего пламени мелькнуло фиолетовое оперение с вкраплениями серебра и лик птицы, до боли похожий на человеческий, а в другое — пламя потухло под ветром от сильного взмаха крыльев. Позади замершей на месте фигуры в плаще, показалось бесформенное нечто, окутанное чёрным туманом. В считанные секунды оно приобрело очертания человека с широкими плечами и с ясно выделяющимися недовольными глазами.       В один шаг он сократил расстояние меж собой и фигурой за столом. Взмах тёмно-фиолетовых одеяний и резкая хватка руки, похожей больше на когтистую лапу, плеча сидящего заставили того обернуться.       — И сколько мы будем молчать, а, добродеятель великий? — подошедший наклонил своё лицо к темноте капюшона, попутно заглядывая в раскрытую книгу. — О людях почитываешь? Знавал я их близко, существа чудные и глупые, — усмехнулся он, сверкнув глазами.       — Ну почему же глупые, разве не от них ты своё прозвище перенял? — голова в капюшоне по-птичьи наклонилась, с детским интересом выжидая ответ.       — Это не прозвище, а само-собой разумеющееся звание, — прощебетали ему, убирая когтистую руку с плеча.       — Повелитель? — насмешливо бросил человек в белых перчатках.       — Повелитель, — утвердил он.       — Как знаешь, — пренебрежительно отмахнулся первый.       Судя по выражению фиолетовых глаз, этот ответ явно не понравился Повелителю. Он и так пал весьма низко, распинаясь в несвойственном облике пред своим собеседником, а тому хоть бы что! Плавно отстранившись, Повелитель встал с боку стола и специально поставил когти на открытую страницу книги. Он знал, об особом, трепетном отношении фигуры в плаще к подобным безделицам. Знал и нагло пользовался. Сначала на его маленькое, но очень раздражающее действие ничего не сказали, оно даже начинало порядком надоедать ему самому, но вдруг из темноты капюшона послышался голос.       — Убери, пожалуйста, руку с книги, — белая перчатка аккуратно, но весьма уверенно и строго дотронулась до когтистой лапы.       Фиолетовые глаза с нескрываемой насмешкой впились в своего собеседника. Длинный коготь, словно издеваясь, надавил на страницу, едва не заставляя её порваться.       — Не то что? — надменно протянул Повелитель.       — Не то я обижусь.       Подобный ответ ввёл в настоящий ступор. Вроде же пред Повелителем сидит не глупец, а ведёт себя похуже всякого человека на побегушках.       — Обидится он! — буркнул Повелитель, наигранно обведя комнату взглядом, и медленно, словно нехотя, убрал руку от книги.       — Спасибо.       Ничего не ответив, Повелитель вновь приковал внимание к мотыльку, беззаботно летающему подле пламени свечи.       — А ты представь, что я могу сжечь, опалить каждую страничку и пёрышко, а потом развеять пеплом в саду, — не было понятно о чём или о ком говорил он, но Повелителю было всё равно. Резко сжав мотылька в когтистой лапе, он избавил его от нужды махать крыльями, впрочем, как и от жизни, и продолжил: — Магия огня чудесная вещица, только вот крайне непредсказуемая. Было бы очень интересно взглянуть на её неконтролируемый поток из рук ничего не умеющей девчонки.       — Давно ли ты так о чужих судьбах заботишься? — от резких движений, чёрный капюшон слегка съехал, позволяя разглядеть золотые глаза, пристально смотрящие на когтистую руку.       — Лишь о тех, что сочту нужными, милый мой, — фиолетовые глаза пристально впились в лицо под капюшоном. — Коли за столько лет ты не понял.       — Даже о судьбах тех, кто считает тебя крылатой сволочью? — по выражению золотых глаз можно было понять, что их обладатель расплылся в глумливой улыбке.       Повелитель презрительно каркнул:       — От него мне требуется лишь выполнение простого дельца, не возвышай его персону, и без тебя справляется.       — Отчего ж не убьёшь?       — Я единственный, кто ждал его из темницы! Неужели я сотворю нечто подобное с тем, кто мне жизнью обязан?! — Повелитель наигранно обиделся и положил когтистую лапу туда, где у всех живых существ обычно находится сердце.       — Да вы, дорогой мой братец, просто образец, — прыснул смехом его собеседник, откинувшись на спинку стула и подперев рукой едва заметно выглядывающее из-под капюшона лицо.       Повелитель ничего не ответил, но в свете луны можно было разглядеть лёгкую, не злую улыбку. Хотя фиолетовые глаза так и сочились необъяснимой печалью, что не укрылось от человека в плаще.       — Пообещай мне больше не связываться с людским миром без моего ведома.       — С чего бы?       — Не ёрничай! Ты прекрасно знаешь, что огненная магия непредсказуема. Ты знаешь, что она не подвластна мне и уж тем более тебе. Сотвори девчонка заклятие посильнее и от неё самой, как и от тебя, остался бы прах, — заговорил Повелитель, пристально смотря в темноту капюшона. — Не лезь, куда не просят! Совсем скоро она явится в наш мир, имей терпение.       — И что потом?       — У тебя появится одна, а может и две новые статуи, — на лице Повелителя расплылась улыбка, а сам он посмотрел в окно прямиком на дворцовый сад.       Золотые глаза заискивающе сверкнули.       — Знаешь, в чём одна проблема? В последнюю встречу с Её Высочеством она выглядела уж больно не по-королевски, хуже служанки в самом бедном доме, клянусь тебе! — человек в плаще наигранно взмахнул рукой на манер крыла.       — Принарядим, — усмехнулся Повелитель, протягивая небольшую каменную бабочку руке в белой перчатке.