Полоумные

      Где Бланш, лилея по весне, Что пела нежно, как Аврора, Алиса… О, скажите мне, Где дамы Мэна иль Бигорра? Где Жанна, воин без укора, В Руане кончившая век? О Дева Горного Собора!.. Но где же прошлогодний снег?

О принц, с бегущим веком ссора Напрасна; жалок человек, И пусть нам не туманит взора: «Но где же прошлогодний снег!»

Франсуа Вийон

Отец всегда появлялся без предупреждения. Однажды в конце бесконечно-длинного летнего дня они с Филиппом вернувшись с прогулки, увидели, что внутренний двор замка полон пажей в ярко-зеленых ливреях, лошадей и повозок. Филипп, подпрыгнув от радости, как лихой жеребчик, со всех ног бросился на крыльцо. Шарль же решил немного растянуть удовольствие от встречи. Не спеша, он раскланялся со всеми пажами, конюхом и камердинером отца Тома Ле Борне, румяным и очень смешливым молодым человеком, который всегда норовил угостить Шарля чем-нибудь вкусным. Вот и сейчас ему достался ароматный имбирный пряник. В груди постепенно росло ощущение счастья, оно было цвета огня в камине и таким же жарким. Оно пахло пряным гипокрасом и жареной уткой. В те годы Шарль был почти всегда счастлив, но полное абсолютное совершенное счастье наступало в его жизни, когда все были дома. Войдя в большой холл, он заметил свою гувернантку, мадам де Мокуван. В ответ на его вопросительный взгляд, она показала глазами наверх. Это значило, что отец уже поднялся в покои к матушке. На каждой ступеньке Шарль откусывал от пряника кусочек и, подняв глаза, искал глазами летучую мышь, которую мастер шутки ради вырезал между дубовыми листьями на потолке. Он нарочно шел помедленнее, чтобы прикончить пряник. Как только он закончился, Шарль резво взбежал по ступеням, распахнул дверь в покои матушки. — Отец! Вот и я! Обычно его появление сопровождалось бурной радостью, но в этот раз на него не обратили особого внимания. Родители были заняты друг другом. Отец сидел в кресле у камина, усадив матушку себе на колени. Его ладонь нежно поглаживала ее выпуклый живот. Матушка была сносях и должна была разродиться в конце осени. — Смотри! Смотри, что у меня есть! — завопил Филипп, и со всей дури стукнул Шарля деревянным, но очень похожим на настоящий, мечом. — У тебя нет ума, — проворчал Шарль, потирая лоб. На ковре у камина Большой Жан увлеченно катал туда сюда лошадку на колесиках и даже головы не поднял. Рядом с ним сидел маленький Жанои вертел в руках птичку, крылья у которой были оклеены настоящими перышками и двигались, как у живой. Отец притягивал к себе матушку, намереваясь поцеловать ее в губы. — Эй, ну вы что… — обиженно протянул Шарль. Оба обернулись к нему и немного рассеянно и разочарованно улыбнулись. Шарль очень гордился тем, что его родители очень хороши собой. Отец был высок и тонок в кости. Пепельно-русые волосы всегда уложены идеальными волнами, а талии могла позавидовать любая девица. Матушка изящна, как статуэтка. Глаза у нее были синие, как летнее небо. Оба словно сошли со страниц драгоценной книги с цветными миниатюрами. Идеальные принц и принцесса, влюбленные друг в друга, как в сказках. Шарль был уже достаточно взрослым, чтобы начать догадываться, что так бывает далеко не во всех семьях. Он подбежал и пролез между ними, получив объятия и поцелуй в обе щеки. Зажмурил глаза, стремясь еще чуть-чуть продлить это мгновение. — А где же мой подарок? — спросил он трагически сводя брови, хотя сердце готово было выскочить из груди от радости. — Милый… — начала матушка, — Для тебя у отца есть особый подарок… Шарль перевел непонимающий взгляд на отца, и тот рассмеялся уткнувшись носом в круглый матушкин живот. — Видишь ли, Шарло, — начал он, — Это не столько подарок, сколько поручение. Как ко взрослому. Ты ведь уже большой. Смотри, каким высоким ты стал. Тебе можно дать и пятнадцать. — Вы… вы что. возьмете меня с собой в Париж? — выдохнул Шарль. Отец все приезжал и уезжал, каждый раз пропадая где-то в большом мире, который начинался за кромкой дальнего леса, служившего границей их владений. Большой мир скрывал его, бывало по полгода и дольше. Оттуда отец всегда возвращался, принося на рукавах шелковых и бархатных упеляндов чужие, но такие манящие ароматы. Где-то там в Париже была у его отца совсем другая жизнь, и жизнь эта манила Шарля, как ни что другое на свете. — Луи, не мучай его… — улыбнулась матушка. — Я договорился о твоем браке. Ты женишься на королеве Англии, Шарло! Как тебе такой поворот? Шарль в растерянности переводил взгляд с одного родителя на другого и не понимал, чему они так довольно улыбаются. — А зачем? — спросил он, глуповато моргнув. — Дурачок! Ты что не знаешь, зачем женятся?! — опять подскочил к нему Филипп. — Чтобы были детки! Шарль молчал, пережидая приступ веселья родителей. — Но мне же не придется ехать в Англию? — спросил он осторожно. — Нет, конечно, — мягко улыбнулся отец, — Мы поедем в Компьен. Кузина Изабо ждет нас там. — Ты ведь помнишь, что с ней случилось? — мягко спросила матушка, поднимаясь и нежно приглаживая волосы Шарля. — Ах, это мне на кузине надо жениться?! Саму Изабо Шарль никогда не видел, но знал, что она была крестницей отца и дочерью его величества короля Карла, старшего брата его отца. Когда Изабо была совсем крошкой, ее отдали в жены английскому королю Ричарду. Отец рассказывал, как ездил провожать ее в Кале, и какие роскошные праздники были устроены по случаю этого брака. Король, который тогда в отличие от Изабо был уже большой, обращался с ней как со своей дочерью. Предполагалось, что когда она вырастет, они поженятся уже по-настоящему. Но потом один из его родственников по имени Генрих Болингброк заточил его в замке Понтефракт. Само имя этого человека звучало отвратительно, а название замка обдирало язык и наводило ужас. Поэтому совершенно неудивительно, что злодей с неприятным именем убил короля, занял его трон, и принялся мучить кузину Изабо. Отец очень злился, когда рассказывал об этом матери. Шарль, который любил погреть ушки, делая вид, что погружен в чтение, никогда не видел его таким сердитым. Отец даже вызывал Болингброка на дуэль. Шарль с матушкой успели немного испугаться, но, опять-таки, совершенно ожидаемо, Болингброк оказался трусом и от поединка уклонился. Происходили все эти события несколько лет назад, Шарль запомнил их только потому, что визиты отца всегда врезались в его память. — Девочке нужен дом, Шарло. Она очень несчастна. Я надеюсь, что ты сделаешь все, чтобы ей у нас было хорошо. Отец вслед за матерью поднялся и прошел к окну, задев Шарля длинным рукавом ярко-зеленого упелянда. — Но разве у нее нет своей семьи, отец? Она же вернулась к матушке королеве и его величеству королю Карлу. Шарль понимал, что немного перешел границы дозволенного, и его вопрос взрослые могут воспринять, как сопротивление. Хотя, это и было сопротивление. Потому что он вдруг понял, что совершенно не готов к женитьбе и заведению собственных детей. Тем более кузина Изабо, как он понял по рассказам отца, была уже большая, даже взрослая девушка, а ему двенадцать исполнится только в конце ноября. Матушка бросила на отца странный многозначительный взгляд. Едва тлеющие в камине угли, отбрасывали на ее косы, уложенные у висков яркий медный отблеск. — Видишь ли, Шарло… — начала она осторожно. — Король сейчас немного приболел. Ничего серьезного, но ему нужно внимание королевы. Кроме того, у королевы много других принцев и принцесс. Ей не хватает времени, чтобы уделить внимание каждому из них, поэтому Изабо очень одиноко. Она часто плачет и грустит. А у нас ей будет хорошо. — А можно я на ней женюсь, если Шарло не хочет? — вмешался Филипп, который устав размахивать мечом, развалился в отцовском кресле. — Я же тогда стану королем Англии, правильно? Ну если она королева? Разве плохо? — Нет, не станешь! Король Англии — Болингброк, — рассердился Шарль. По сдвинутым бровям он понял, что отец тоже гневается. — Нет, тебе нельзя, — отрезал он, скрещивая руки на груди. — В вашей жизни ничего не изменится. Считайте, что у вас появится старшая сестра. Брак перестанет быть формальностью, не раньше, чем тебе, Шарло, исполнится пятнадцать. — Семнадцать, — веско поправила его матушка. — Пока тебе не исполнится семнадцать, — кинул отец, — А теперь пожелайте вашей матушке доброй ночи и отправляйтесь спать. Следующие две недели стали для Шарля настоящим испытанием. Кто б мог подумать, что он будет мечтать о том, чтобы вернуться в классную комнату к мэтру Гарбе, зубрежке латыни и арифметике. Вместо этого он по полдня простаивал у окна на табуретке, а мэтр Кларси, портной отца, ползал вокруг с булавками в зубах и время от времени нечаянно, конечно, втыкал их Шарлю в бок. Отец, подперев щеку рукой и вытянув стройные ноги в идеально облегающих шоссах, внимательно наблюдал за процессом. Время от времени он делал замечания Шарлю или портному. — Нет, Кларси, это никуда не годится! Вы посмотрите на него, он же весь зеленый стал в этом… Нужен другой оттенок. Мэтр Кларси безропотно тащил другой отрез и начинал все сначала. — А мне точно нужно столько одежды? — Шарль в изнеможении переступил с ноги на ногу. — Ты точно должен держаться прямее. Повернись немного. Чуть прищурившись, отец окинул его придирчивым взглядом. — Да, теперь хорошо. Мы пробудем в Компьене три дня. Нужно не менее девяти нарядов. Плюс тот, в котором будешь венчаться. Шарль едва не упал с табуретки. Заметив его возмущение, отец счел нужным пояснить: — Наряднее тебя может быть только дофин. Но ты… обязан быть умнее, вежливее и приветливее, чем он. Ты меня понял? Прямой и требовательный взгляд пригвоздил Шарля к месту. Он послушно кивнул. То, как отец нервно сцепил унизанные перстнями пальцы, выдавало его волнение. — Это будет несложно. — Расслабившись, он откинулся на спинку кресла. — Дофин редкостный болван, а ты, все-таки, мой сын. — Но кузина Изабо же его сестра. Разве так может быть, что дофин глупый, а она нет? — Так бывает в других семьях, даже в королевских. Наша — исключение. У нас все одинаково умные и красивые. — И какая она? Какой у нее характер? — не отставал Шарль. Отец на некоторое время задумался. — Она умная, очень смелая, потому что мало какая девочка перенесла бы столько испытаний с таким достоинством, как она. И еще она очень-очень-очень горда. Про испытания кузины Изабо Шарль был много наслышан. Болингброк отставил от нее одну за одной всех французских фрейлин и запер в одном из своих замков, угрожая насильно выдать замуж за своего сына. Шарль тщетно пытался представить, каково пришлось Изабо. Как у нее хватило сил противостоять взрослому, убийце, наконец. Ей было страшно и одиноко — он мог произнести эти слова вслух, мог про себя, но почувствовать ее страх и одиночество не получалось, как он ни пытался, наверное, потому, что он ни разу в жизни не чувствовал себя одиноким. Когда все наряды были дошиты и пора была отправляться в путь, Шарль уже почти не волновался. Он легко убедил себя в том, что отец обо всем позаботится. Женитьба обещала стать веселым приключением. Во-первых, он познакомится с самыми важными сеньорами королевства — дядьями отца и короля, с самой королевой и ее детьми, во-вторых, они все тоже с ним познакомятся, что очень неплохо. В-третьих, он посмотрит на настоящий турнир. Отец обещал, что лучшие рыцари будут сражаться за прекрасных дам. Все будет, как романах. В-четвертых, будет большой банкет и танцы. А танцы Шарль обожал. Матушка устраивала небольшие вечера на праздники, приглашая музыкантов, или сама играла на арфе. Правда большого разнообразия партнерш в замке не наблюдалось. Больше всего Шарль любил танцевать с Марион де Мокуван, дочерью своей гувернантки, но она всегда почему-то отдавала предпочтение Филиппу, который танцевал, как медведь, и каждый раз наступал ей на ноги. В Компьене же, решил Шарль, он потанцует со всеми дамами по очереди. Напоследок матушка забросала указаниями мадам де Мокуван, которая отправлялась на свадьбу, чтобы присматривать за Шарлем: — Обязательно проследите, чтобы он не снимал шляпу. Днем пусть отстегнет рукава дублета. Но если пойдет дождь… — Ну довольно, мадам. — отец прервал матушку со смехом. — Если пойдет дождь, никто не размокнет. Мой сын не сахарная голова! Прощайтесь скорее, мы отправляемся. — Прощайте все! — крикнул Шарль, истомленный долгим ожиданием. Он сорвал головы алую шляпу с клювом, украшенную фазаньими перьями, взмахнул ей воздухе и пришпорил свою лошадку. Матушка и Большой Жан замахали платочками, Филипп показал язык, маленький Жано заревел на руках у няньки. Шарль забыл о них, как только пересек откидной мост. В конце июня сумерки особенно прозрачны и бесконечны. Хорошо было ехать шагом вдоль обочины и, задрав голову, глядеть на проступающие на небе звезды. В придорожных канавах и окрестных полях густыми прядями стелился туман, кричала выпь. Нападала на Шарля в эти моменты ничем необъяснимая печаль. Хотелось свернуть с дороги и пустить коня прямо в туман и скакать в нем, вдыхая влажный пахнущий полевыми травами воздух, до самой смерти. Сам себе он казался до удивления ненастоящим, а все, что его окружало, наоборот, настолько совершенным, что хотелось разрыдаться. Днем, наоборот, легко смеялось. Отец научил его песенке, в которой каждый куплет заканчивался строками: «Прощай, Париж! Прощайте пирожки!» Голос у отца был чистый и звонкий, а куплетов у песенки довольно много. Шарль ни разу в Париже не был, но пока пел, представлял, как он непременно однажды отправится туда и перепробует пирожки со всеми возможными начинками. Тогда можно будет смело переделать припев и петь: «Привет, Париж! Привет вам, пирожки!» Иногда съезжая с дороги, он замечал в подлеске яркие огоньки земляники. Сначала он с радостью клал их в рот, но потом его осенило. Они с отцом везли свадебные подарки для кузины, но они показались Шарлю ужасно скучными: ожерелье, пять колец, распятие с эмалью и лошадка из золота, усыпанная драгоценными камнями. Лошадка была еще ничего, а вот остальное… Сделав из листа кулек, он за полдня доверху наполнил его ароматной и крупной земляникой. — Можно мне познакомиться с кузиной прямо сейчас? Можно? — подступил он к отцу, едва тот спрыгнул с лошади во дворе огромного Компьенского замка. — Посмотрите, сколько земляники! Я хочу ей это подарить от себя. Думаете, ей понравится? Лицо отца озарило неподдельное изумление. — Ты сам столько насобирал? О-о, Шарло… Это так мило. Но, боюсь, сейчас довольно поздно. Отдай мне, я прикажу передать землянику Изабо. Уверен, она будет тронута. — Эй, Орлеан! — раздался из темноты веселый голос, — Неужто это вы?! Отец медленно обернулся. — Герцог Бургундский, — произнес он тихо и почему-то притянул Шарля к себе, словно тот был совсем малыш и мог испугаться незнакомца. Герцог Бургундский выступил из темноты. Свет факелов потек по острым скулам, худой щеке и красному шаперону. Блеснули камнями полы темного упелянда. По сравнению с отцом он был очень некрасив, но показался Шарлю невероятно обаятельным. Темные глаза блестели так же ярко, как агаты на его наряде. — Ну дайте я вас обниму, Луи! Положив на плечо отцу изящную, как у женщины руку, герцог притянул его к себе и поцеловал в каждую щеку. Шарль заметил, что вторую руку он положил отцу на талию. — Я тоже очень рад встрече, Жан, — немного натянуто улыбнулся отец, одной рукой небрежно похлопав герцога Бургундского по спине, а второй держа кулек с земляникой. — А это кто у нас тут? Неужто маленький наследник? Отлепившись от отца, герцог Жан склонился к Шарлю и, подцепив острым пальцев за подбородок, повернул к свету. — Какой хорошенький! Просто ангелочек. Очень на вас похож. И ласковый. Не то, что мой. Иногда мне кажется, что жена зачала его с огромным кузнечиком. Он громко рассмеялся, выпустил Шарля, и снова притянул к себе отца. — Отлично, что я вас встретил. Вы уже видели королеву? Если нет, то… Тут к Шарлю подошла мадам де Мокуван, и они вместе отправились занимать комнаты, которые королева выделила им для ночлега. Шарль несколько раз оглянулся, но ни отца, ни герцога Бургундского не увидел. Им вдруг овладело смутное беспокойство. Он так ясно представил, как герцог Бургундский спросит отца: — А что это такое у вас, кузен? Неужели земляника? А отец, так как он очень хорошо воспитан, предложит ему угоститься. А тот, конечно, не откажется. Кто же в своем уме откажется от свежей земляники? И тогда, выходит, Шарль собирал ее зря. Наутро, когда мадам де Мокуван вытащила из его волос папильотки и пригладила щеткой, Шарль обнаружил, что на голове у него теперь точь-в-точь как у отца идеальная прическа волнами. Коротенький упелянд с рукавами до пола, был такой узкий, что Шарль едва мог в нем вздохнуть. Шоссы тоже были зеленые, как и носатые туфли из кордовской кожи. Оглядев себя в зеркале, которое вручила ему мадам де Мокуван, Шарль подумал, что если кто и похож на кузнечика, то это он. Но это было не так уж плохо. Недоверчиво потрогав свои волосы, он отправился знакомиться с невестой и королевой. — Невероятно! Просто невероятно! Он ваша точная копия, Луи! А какие манеры! Скосив глаза на отца Шарль заметил, что его губы потянула довольная улыбка. Королева наклонилась к нему и ущипнула за щеку. — У кого тут такие прелестные щечки с ямочками! — просюсюкала она Шарлю, словно он был младенцем. Что ж поделать, не у всех такое идеальное воспитание, вздохнул он про себя. Королевы и герцоги как-то все разом позабыли, что трогать других людей за лицо не очень вежливо. Королева, в отличие от матушки, была высокой и крупной с головы до пят: большие пухлые руки, широкие плечи, круглое полноватое лицо и вообще никакой талии. Круглые чуть раскосые карие глаза, широкий пухлый рот — улыбались. Пушистая кошка мягкой лапой играла с маленьким кузнечиком, вот на что это было похоже. Ее дочь, кузина Изабо, была точной копией матери, как маленькая кошечка может быть копией взрослой кошки. Шарль даже рот приоткрыл, пока жадно рассматривал ее круглое личико, обрамленное темными косами. Несколько тугих завитков выбились из-под золоченой сетки головного убора. Чуть раскосые, как у матери глаза, опущены в пол, а маленькие ручки сцеплены на животе. — А вам понравилась земляника, кузина? — первым делом спросил он. Изабо перебрала розовыми ноготками шлейф своего парчового сюрко, отороченный по обычаю горностаем. — Герцог Орлеанский — настоящий рыцарь… Мне никто не дарил более прекрасного подарка, — сквозь Шарля она посмотрела прямо на его отца. А Шарль не смог выдавить из себя ни слова. Отец, говоривший с королевой, даже ухом не повел. Словно, речь была вовсе не о нем. Чувствуя, что сейчас расплачется, Шарль замолчал и уставился себе под ноги. К нему подходили знакомиться другие принцы: герцог Беррийский, герцоги Бурбонский и Анжуйский — оба смеялись, щипали Шарля за щеку и говорили, что он похож на ангелочка и одновременно — вылитый отец. Но это теперь только злило его и вышибало из глаз слезы отчаянья. Кузина Изабо все это время не сводила с отца странного взгляда, словно хотела что-то сказать ему, но не решалась. Мадам де Мокуван увела Шарля и переодела в синий упелянд, расшитый скачущими волками и звездами. После этого большой процессией все отправились в собор. Оказавшись внутри, Шарль на некоторое время перестал чувствовать боль предательства. Голоса хора взлетая к высоченным сводам звучали так по небесному, что у него перехватило дыхание. Все, что сейчас произойдет между ним и Изабо — не игра, не веселый праздник, осознал он. Это на всю жизнь. Он поднял на нее глаза и протянул кольцо с крупным квадратным рубином. Кольцо было прекрасно, потому что его выбрал отец. Ее платье было цвета свежей крови, такое яркое, что щипало глаза. Рубин подошел к нему идеально. Она протянула ему кольцо с сапфиром. И его тоже выбирал отец, догадался Шарль. В этот момент Изабо расплакалась. Звуки ее рыданий разнеслись по всему собору. Он растерянно оглянулся, не зная, что делать. Хотел убежать, так это было унизительно. Отец, словно догадавшись о его намерениях, сдвинул брови и предостерегающе покачал головой. А герцог Бургундский, стоявший у него за плечом улыбнулся Шарлю и, вдруг, подмигнул. Это позволило ему расправить плечи, протянуть руку рыдающей Изабо и вывести ее из Собора. Затем пришлось опять сменить упелянд и отправляться на банкет, хотя Шарль к этому времени уже еле держался на ногах от усталости. Его усадили рядом с Изабо. Ее платье было цвета молодой травы, косы убраны под высокий эскофьон. Воротник у упелянда был такой высокий и жесткий, что Шарль с трудом мог рассмотреть то, что лежало у него на тарелке. Мимо проплывали какие-то лебеди и павлины на блюдах, горки перепелок и пироги. Шарль с тоской провожал их глазами, не потому, что хотел попробовать. Он мечтал проснуться, и чтобы ничего этого не было, особенно того злосчастного кулька с земляникой. Виночерпии щедро плескали вино в кубки взрослым. Их лица становились все краснее, а речи громче. Королева смеялась низким грудным смехом, а герцог Бургундский что-то шептал отцу, касаясь губами его уха. Изабо беспрестанно теребила салфетку и шмыгала носом с равными промежутками, как заводная игрушка. И Шарль, наконец, по-настоящему понял, что такое одиночество. Это когда вокруг толпа, но никому нет до тебя никакого дела. Все их восторги были ложью. Он для них просто красивая кукла в дорогом наряде. Взрослые поиграли и отложили игрушку в сторону, когда им надоело. Осторожно коснувшись локтя Изабо, он шепотом попросил: — Давай уйдем. Он знал, что ей сейчас так же больно, как и ему. — И чем займемся? Будем скакать на палочках и представлять, что мы рыцари? — скривила она чуть припухшие губы. Шарль отпрянул от нее. — Вообще, я хотел предложить сыграть в шахматы, но если вы предпочитаете игру в лошадки… — выдержав паузу, он добавил, — Я, пожалуй, воздержусь. А теперь, прошу меня простить. Одернув упелянд, Шарль поднялся и вышел. Ему все равно было куда идти, главное подальше от отца и от кузины Изабо, которую он, кажется, ненавидит.