Полоумные

Тщеты унылая возня

Достойна ль взгляда моего?

Шарль Орлеанский

Первая мысль, которая пришла Мари в голову, была: «Слава богу, не плешивый». Сразу после этого она подумала: «Ниже меня ростом и ноги кривые». Он смотрел прямо на нее, и, ей показалось, улыбнулся одними глазами. Длилась эта улыбка одно короткое мгновение, а потом герцог Орлеанский — Мари едва могла поверить происходящему — взял и отвернулся, словно ничего не произошло. Словно, она была пустым местом. Глупый у нее, наверное, был вид. Хотя чего она от него хотела? Ответной остроты? Положение спасла герцогиня Бургундская, чье платье рдело в полумраке ярче огня в камине. Она стремительно пересекла комнату и обняла ее, обдав ароматом розового масла. Погладив Мари по щеке, Изабелла с досадой покачала головой: — Ты так бледна. Мне следовало подумать о том, что ты устала с дороги. Как вы добрались? Мать подошла ближе и заискивающе улыбнулась: — Мы отлично доехали, сестра. Мари так хотела увидеть вас перед сном. К тому же, мы не ужинали. Изабелла кивнула ей с плохо скрываемой неприязнью. — Сейчас сядем за стол. Мари всегда удивляло, то как Изабелла была добра к ней и братьям, но при этом даже не пыталась притворяться, что питает хоть какую-то симпатию к их матери. Не веди она себя, как приживалка, все могло быть иначе. Наверное, когда-то она была другой — гордой принцессой из рода королей Франции — но жизнь при Клевском дворе накладывает отпечаток. — Я хотела вас кое с кем познакомить, — Изабелла взяла Мари за руку и подвела к человеку в синем. — Мой добрый кузен герцог Орлеанский. А это наша сестра герцогиня Клевская и ее младшая дочь, мадемуазель Мари. С явной неохотой он обернулся, на этот избегая смотреть Мари в глаза. А вот она постаралась рассмотреть его очень внимательно. До чего же неприятный человек! Взгляд у него какой-то остекленевший, неживой. Как у рыбы. Да и вообще похож на сушеную рыбину. На запавших щеках горят два красных пятна. Это или мы обиделись, или у нас чахотка — злорадно усмехнулась про себя Мари, а под глазами, даже не тени, а темные пятна. Вид у него такой, словно, он долго не протянет. Уже пора о душе подумать, а не жениться на молодой. — Герцогиня, рад видеть вас в добром здравии, — прошелестел герцог Орлеанский, целуя руку матери. Голос тоже был неживой, сдавленный и слабый. — Мадемуазель, я покорен. Вы очаровательны. Процедив сквозь зубы эту пошлость, герцог коротко ткнулся губами в ее ладонь. Нос у него такой острый, что Мари даже вообразила, что он запросто может проткнуть им ее ладонь, а пальцы ледяные, как у мертвеца. Она едва не выдернула руку, то того противно стало. Будет тебе, Мари, одернула она саму себя. Герцог не красавец, конечно, но и не урод. Вполне возможно, он показался бы тебе симпатичнее, если бы не нужно было делить с ним супружескую постель. Под ее пристальным взглядом он забегал глазами вокруг и торопливо заправил за ухо отросшую прядь. Светлые волосы какого-то неопределенного цвета не стрижены, виски не бриты. Носит усы и небольшую бородку: то ли не следит за модой, то ли ему на себя плевать. — Мадемуазель, а когда ваш дядя, мой добрый кузен герцог Бургундский почтит нас своим присутствием? — светлые будто выцветшие глаза вспыхнули неприкрытым раздражением. Видно, разозлился из-за того, что она так долго и так нагло его разглядывает. — Понятия не имею, — безмятежно улыбнулась Мари, — Дядя может явиться в любую минуту. Таков уж он. — Герцога Бургундского задержали неотложные дела, он прибудет завтра, — поспешила вмешаться Изабелла. Мать за ее спиной выразительно закатила глаза. Она знает, и Мари знает, что у герцога Бургундского могут быть за дела в такой час. Практически наверняка он коротает время в объятиях очередной подружки. И герцогиня Изабелла, как бы ни старалась закрывать на его проделки глаза, тоже знает. Мари не могла не заметить, какое обреченное выражение впечаталось в ее лицо. Вот они радости супружества! Интересно, а у ее жениха много бастардов? — Очень хочу поскорее поблагодарить его лично, — произнес герцог Орлеанский. В его голосе ей почудились то ли недовольство, то ли злорадство. Каков нахал! Он Изабелле и дяде должен быть до конца жизни благодарен за свое спасение, а не светить тут сердитой физиономией. Лет сто назад (Мари прочитала это у Фруассара) был в Наварре король Карл Злой, вот и ее жениху такое прозвище очень подошло бы. — Уверена, Филипп тоже хочет повидать вас как можно скорее. Мы много говорили с ним о вас, — мягко произнесла Изабелла, — А пока давайте ужинать. Герцог Орлеанский предложил Мари руку, и они проследовали в большой зал. Конечно же, Изабелла устроила все так, что и сидели они рядом. Не могла дать ей свободу в последний раз. За ужином Мари совсем приуныла. Завтра приедет дядя, наверное, нужно будет уладить последние формальности, но он ясно дал понять, что затягивать со свадьбой не намерен. О том, что будет после, думать не хотелось. Ну какой был шанс, что жених ей понравится? Если бы он хотя бы взглянул на нее поласковее или сказал хоть пару искренних слов… Рыба сушеная! Уселся тут, словно палку проглотил и смотрит на всех, как на мусор. Надо было как-то поддерживать разговор, но ни сил ни желания не было. Герцог Орлеанский тоже хранил молчание и почти ничего не ел. Неужто, боится, что его тут отравят? Мать не выдержала первая. Он чувствительно ткнула Мари локтем в бок и зашипела в ухо: — Не молчите, как деревенщина. Скажите ему что-нибудь. Мари показалось, что герцог ее тоже услышал. Его пальцы, до этого беспрестанно стучавшие по бокалу, замерли, на безымянном блеснуло золотое кольцо с крупным сапфиром. — Герцог, как э-э… прошло ваше плавание? — Всю дорогу был довольно сильный шторм, — сухо ответил он. — Говорят, это довольно сложно выносить. Он обернулся к ней и чуть растянув тонкие губы в улыбке произнес: — Меня несколько раз стошнило. — О, мне очень жаль, — только и смогла ответить Мари. Ну за что он так с ней? Она же просто попыталась быть вежливой. Да, она сказала колкость в самом начале, но не может же он думать, что молодая девушка вроде нее будет в восторге от брака с человеком, который ей в отцы годится? — Знаете, мне, кажется, до сих пор нехорошо. Бросив салфетку на стол, он поднялся. — Прошу меня простить, любезная кузина. С огромной неохотой вынужден вас покинуть, но я совершенно без сил, а завтра нас ждет довольно суматошный день. Когда он вышел в сопровождении двух господ, один из которых был в полудоспехе, Мари с облегчением спросила: — Кто это с герцогом? — Посланцы Генриха Английского, — вполголоса ответила Изабелла. — Они будут сопровождать его до тех пор, пока он не подтвердит все свои клятвы, данные королю, и не подпишет соглашение. То, что ваш дядя подписал в Аррасе. Мари знала об этом, но, поскольку дело было пять лет назад, мало что тогда поняла. Только то, что дядя ловко обманул англичан и помирился все-таки с французским королем. — Он должен поклясться соблюдать мир… — задумчиво произнесла Изабелла, но мысли ее явно витали где-то далеко. Мари догадывалась, что она думала о том, с кем же именно развлекается сейчас дядя. Всю ночь Мари слушала сопение матери и негодовала на герцога Орлеанского. Раз за разом прокручивая в голове все его недобрые взгляды и глупые слова. Она все совсем не так представляла. Старик должен был ее вожделеть, а не злиться. И стараться как-то заслужить ее расположение. А он? Да его просто трясет от злости. Гадкий! Никчемный человечишка! Старый муж должен молиться на молодую жену, иначе его ждут крупные неприятности. Разбудил ее пронзительный голос дяди. Он был в паре комнат от нее, а Мари уже слышала, как он кокетничает с кем-то из фрейлин: — Ваша чарующая улыбка, мадемуазель… Как раз вчера вспоминая о вас, я подумал… Мари со стоном натянула на голову одеяло. Есть же глупышки, что принимают его болтовню за чистую монету! Не исключено, что через некоторое время одной фрейлиной при дворе станет меньше, а одним бастардом больше. — Ну, как себя чувствует юная невеста? Дядя ворвался в спальню стремительно и, как всегда, без стука. По горящим шальной зеленью глазам было очевидно, что эту ночь он провел куда лучше Мари. — Побойтесь бога, братец! Она не одета! — мать только-только завершившая утренний туалет, всплеснула руками. — Как не стыдно! — Не стыдно, сестра, — развел руками дядя, — Я видел ее младенцем, так что и теперешний ее вид меня не смущает. Возмущенно фыркнув, мать скрылась в гардеробной, а дядя с довольной улыбкой уронил себя в большое кресло у камина, сдвинув в сторону муфту Мари. Из нее под ноги ему выпала книга. Мари подскочила на кровати и хотела поднять ее, но дядя успел первым. — Что читаем? Молитвенник? Он меня убьет, успела подумать Мари, перед тем, как дядя с лукавой улыбкой раскрыл книгу. Повисла пауза. Мари ожидала, что он раскричится и велит ее выпороть. Но вместо этого он надолго замолчал, а потом протянул книгу потрясенной Мари. Она была по ее меркам чудовищно неприличной и состояла из множества отдельных историй одна скабрезнее другой. Мужчины и женщины в них только и думали о том, как бы совокупиться друг с другом и постоянно обсуждали подробности своих приключений. Читать было противно, но, одновременно, и увлекательно. Кроме того, в книжке были еще и картинки. На одной из них, например, Мари нашла изображение мужского члена. Рисуночек был совсем мелкий — пришлось раздобыть лупу, чтобы все как следует рассмотреть. — «Сто новелл». Хм… Что ж, вижу, ты разнообразишь свой круг чтения, — он задумчиво откинулся на спинку кресла. — И… мне можно будет ее себе оставить? Мари ушам своим не верила. — Ты почти замужняя женщина. Дядю разбирал смех, но он изо всех сил сдерживался. Мари всегда помнила его таким: красивым, безукоризненно одетым, веселым и добродушным. Ну, когда он не впадал в ярость. Надо отдать дяде должное, это не так уж часто случалось. Да, он не очень-то хранил верность жене, но никогда не был груб или жесток ни с нею, ни с кем-то из своих многочисленных любовниц. Наверное, если бы ее жених был хоть чуточку похож на него, Мари не было бы так тошно. — Тебе нравится? Тогда оставь, конечно. — Я нашла эту книжку в вашей библиотеке, — насупилась Мари, — Не думала, что там может быть что-то… плохое. — А в ней ничего плохого и нет, — подмигнул ей дядя, — Наоборот, много полезного на заметку молодой жене. Особенно та часть про монашку и капеллана в третьей главе. И иллюстрации очень поучительные. — Дядя! — вскрикнула Мари, краснея, — Как не стыдно! — Ну если не стыдно читать, то почему стыдно обсуждать? — он деланно распахнул такие же серые, как у самой Мари, глаза. И, вероятно, с тем же самым выражением, с которым она вчера надерзила герцогу Орлеанскому. Затем вдруг полностью сменив тон, он произнес: — Если сегодня все пройдет хорошо, через пару дней, ты заключишь брачный союз. Изабелла рассказала, что было какое-то неловкое происшествие? — Он мне не понравился. Выражение добродушного веселья мгновенно осыпалось с остроносого дядиного лица. Взгляд сделался колючим и настороженным, а пальцы, унизанные перстнями принялись беспокойно терзать перчатки. — Он неискренний, холодный и злой, — продолжила Мари с жаром, — Мне кажется, он всех нас ненавидит. — Ну… У него есть некоторые основания, — он задумчиво склонил голову набок, хвост его алого шаперона заструился по плечу. — И никто, кроме тебя, не сможет этого изменить. — Зачем это вам? Он же наш враг. Он же… он же арманьяк… С детства Мари усвоила, что «арманьяк» — слово ругательное. Это были разбойники и убийцы без чести и совести. Злейшие враги, такие, что о примирении еще недавно и речи не шло. — Видишь ли, Мари… — строго произнес дядя, — Бывают ситуации в жизни, когда мы вынуждены делать то, что в другое время могло бы показаться сумасшествием… Но если этого не делать… В любой истории должна быть поставлена точка. Жирная точка. В данном случае даже клякса сгодится. — Я не понимаю. — Когда я утром въехал в Сент-Омер на дороге было столько повозок, всадников и пеших… Все эти люди явились, чтобы поглазеть не на меня, Мари. Они хотят видеть, герцога Орлеанского, который вернулся из Англии. Зачем? Он единственное живое свидетельство нашего поражения при Азенкуре. Герцог сам по себе тоже никому не интересен. Он — символ ушедшей эпохи. Сын Франции должен быть возвращен Франции. Только после этого война закончится. — Вы сказали «нашего поражения», я не ослышалась? — Мари поднялась с кровати, завернувшись в покрывало. Пафосные речи о судьбе Франции это, конечно, хорошо, и толпу на площади воодушевляет. Но сейчас ломают ее судьбу. Ей нет никакого дела до Франции и войны. Так зачем он ей все это рассказывает? — Вы не были при Азенкуре. Вы заключили союз с англичанами, вы отдали им свою сестру. Причем тут вы?! Дядя молчал, глядя куда-то сквозь нее. Ей показалось, что он ее вовсе не слышит, думая о чем-то своем. — В последний раз мы с ним виделись прямо перед Азенкуром, летом четыреста пятнадцатого года. Он был обласкан при дворе, красив, сочинял стихи, щеголял в самых роскошных и модных нарядах, просаживая на них огромные деньги. Герцог Орлеанский был героем и всеобщим любимцем. А я… сын убийцы… Ведь тому, что сделал мой отец не было и нет оправданий, несмотря на все высокоумные пассажи, которые ему на заказ сочиняли в Парижском университете. — И зачем вы виделись? — Я… Мне сложно объяснить… Подперев щеку рукой, он задумчиво прикусил кончик мизинца. Никогда прежде дядя не говорил с ней так откровенно, как со взрослой и равной. — Я... Хотел… как-то исправить то, что случилось. Ну или хотя бы сказать, что мне жаль. — А он? — Чертова надменная сволочь отвернула от меня свою смазливую морду и на все мои слова отвечала ледяным молчанием. Вскочив, он прищелкнул пальцами. — А я все равно его вытянул из жуткого дерьма! А?! Каково?! Мари невольно отшатнулась, в глазах дяди оловом мигнуло безумие. — А потом отец меня запер. Я ведь хотел сбежать туда: сражаться при Азенкуре. Связать простыни, спуститься по стене. Чтобы служить Франции, ну и стяжать славу, — закончил он с иронической улыбкой, — но отец догадался и приказал отобрать и простыни тоже. Именно благодаря ему, убийце, я сейчас здесь и говорю с тобой. Уже у двери он обернулся к Мари, так и стоявшей посреди комнаты босиком, и добавил: — Сегодня епископ Нарбоннский вас обручит. Думаю, на Святого Андрея состоится венчание. — И как мне сделать так, чтобы он перестал всех ненавидеть?! Это невозможно! — крикнула Мари. — Седьмая глава. История про старого мужа, молодую жену и ее любовника, — тихо ответил дядя и прикрыл за собой дверь.