Auguries of Innocence

Some are born to sweet delight

Some are born to endless night

W.Blake

Пройдёт много лет, и, держа в руках конверт с уведомлением о смерти, Акико Йосано вспомнит тот далёкий день, когда мать повела её смотреть на цветение сакуры. Это было её первым воспоминанием о том месте. Яркий солнечный свет играл бликами на воде, и лодку слегка покачивало. Глухой вибрирующий стук борта о ствол дерева бежал вверх по ногам мурашками. Йосано всегда старалась разглядеть под толщей воды, за что именно цеплялись корни, но это никогда ей не удавалось. Свежий весенний ветер остужал лицо и качал лодку. «Говорят, дух этого озера обитает здесь», — мамина рука тепло легла на плечо, придерживая, — «поздоровайся с ним, Йосано». Девочка подняла взгляд и с усилием всмотрелась в сплетение тёмных ветвей среди розовых цветов, стремясь увидеть хоть намёк на присутствие духа. Но ветви лишь покачивались на ветру. «Здравствуйте, господин дух», — улыбнулась Йосано и сложила вместе ладони, — «тёплой весны вам». Тихо. Природа оставалась безмолвна. Была середина весны. Снег давно сошёл, и всё вокруг расцветало с каждым днём, благодарно принимая солнечный свет. Окружающие озеро холмы, покрытые плотным лесом, стояли зелёные. Железная дорога вилась по лощине между холмами, их огибая, прямо к далёкому городу. Впрочем, шума поездов, как и шума деревни, расположенной рядом с железнодорожной станцией в паре километров отсюда, было совсем не слышно. «Видишь тот холм?» — спрашивала мама, указывая пальцем вперед. «За ним находится деревня, я там родилась». Посередине широко раскинувшегося озера стояла пагода, построенная на небольшом участке земли, некогда бывшим островом, но сейчас полностью затопленном водой. Пагода представляла из себя одноэтажную японскую хижину с двумя маленькими комнатами и одним общим залом побольше. Вокруг неё на несколько метров во все стороны простирался крепкий деревянный помост с лампами по углам. «А почему мы не живём в деревне?» — любопытно спрашивала Йосано, сидя с мамой на крыльце ранним вечером. — «Потому что я вышла замуж за твоего папу. Он был из города, и я уехала с ним». Небо постепенно темнело, и сенсей вышла на помост, чтобы зажечь лампы. Штормов здесь никогда не бывало. Даже самую плохую погоду и самые сильные ветра смягчали зелёные холмы вокруг. «Жаль», — печально вздохнула Йосано, надула пузырь из слюны между губ и лопнула его пальцем. Это был первый раз, когда Акико-старшая приехала сюда с дочкой. Обитательницей и временной полноправной хозяйкой пагоды была добрая невысокая женщина средних лет, лучший местный лекарь. Сколько мама Йосано себя помнила, самых тяжелобольных всегда приводили именно сюда. Под строгим надзором хозяйки пагоды, окружённые лишь тишиной озера, больные поправлялись быстрее. Но были и те, кто умирал. Тогда женщина била в большой гонг, стоящий снаружи хижины у северной стены. Громкий, пробирающий до костей звук гонга оповещал всех и всё о смерти. Происхождение хозяйки пагоды было неизвестно, но в деревне поговаривали, что она принадлежит к древнему роду лекарей, и с уважением называли её «сенсей». Как бы там ни было, бабушка Йосано говорила, что предшественником хозяйки пагоды был мужчина — тоже отличный врач и мудрейший человек деревни. «Та плавучая пагода», — рассказывала бабушка, — «почти никогда не пустует долго. Оттого и повелось, что у деревни всегда есть сенсей». Этой весной мама Акико привезла девочку с собой. Сама женщина находилась на раннем сроке беременности, и ей было полезно отдохнуть в тишине от городской суеты. Отец семейства, действующий военный, согласился отпустить и Йосано, руководствуясь тем, что ребёнку необходимо провести месяц на свежем воздухе, вдалеке от телевизора. «Может, ваша сенсей чему полезному её научит», — сказал он, пока мать складывала их вещи. С собой взяли только самое необходимое. Не зачем было везти с собой много одежды, ведь там даже не было для неё шкафа: из мебели в их комнате в хижине был один общий сундук, два тёплых футона да небольшой письменный столик у стены. Так шестилетняя Йосано, всегда окружённая хлопотанием няни и игрушками, впрочем не слишком восприимчивая к подобным вещам, столкнулась с всепоглощающей тишиной, в которой слышно собственное сердцебиение, и спокойным взглядом серых глаз учительницы. «Душа у тебя чистая», — сказала она, касаясь ладонью детского лба, — «учись, как сберечь её». С того дня, вот уже неделю, Йосано жила с мамой здесь. Они вставали с первыми лучами солнца, умывались озёрной водой и вместе делали зарядку. После завтрака либо занимались каллиграфией и простейшей математикой, либо отправлялись на лодке к берегу гулять и собирать нужные травы. Гулять в лесу, пробовать всё на ощупь, а иногда и на вкус — несмотря на то, что цвет коры напоминает шоколад, вкус у неё просто ужасный — было гораздо интереснее, чем каждое утро терпеть мучение в виде плетения косичек для детского сада или вялых прогулок с няней по парку за руку. Здесь же они с мамой пару раз уже успели сходить в деревню за продуктами по таинственной тропинке через лес. Жадный до знаний, детский ум впитывал всё увиденное и познанное. Сегодня на берег с Йосано отправилась сама наставница, наказав Акико-старшей принять лекарства и отдыхать. Их лодка причалила к помосту у восточного берега, миновав цветущую вишню. Дерево, некогда выросшее у самого края, сейчас стояло, окружённое толщей воды. Берег озера со временем продвинулся на десяток-другой метров вперёд, но мужественное растение это не смутило, и оно продолжало цвести каждый год. Где-то высоко в кроне, скрытая от человеческих глаз, греясь в лучах солнца, свернулась в ложбинке на развилке ветвей маленькая белая змейка с умными розовыми глазами. Узкая тропинка вела от причала наверх сквозь лес к широкой дороге, ведущей в деревню. Этот путь Акико уже запомнила, но сегодня наставница свернула в непривычную сторону: дорога сменилась неявной тропой, ведущей через лес вверх по холму. — Не ходи сюда одна, — произнесла сенсей, остановившись отдышаться, когда широкая дорога уже скрылась из виду внизу, — сюда дойдешь, а дорогу обратно найти будет трудно. Заблудишься. Йосано послушно кивнула. Сенсей внушала ей доверие, и она всегда старалась её слушаться. — А куда мы идем? — поинтересовалась она, снова отправляясь за наставницей по тропе, иногда осторожно переступая через чёрные вереницы муравьёв под ногами. — Увидишь. Такой ответ детское любопытство не удовлетворил. Сенсей, однако, знала, о чём говорила, ведь вскоре взору открылась истинная цель их прогулки. На возвышенности стоял небольшой, выкрашенный в красный цвет храм. Отсюда было видно озеро, но Йосано, гораздо более заинтересованная активной уборкой храма, почти не обратила внимания на живописный вид. Вместе с учительницей они протёрли пыль на ступенях и окнах, смахнули нападавшие листья и еловые иголки, отчистили прилипший к подножию алтаря воск. — Ухаживать за храмом входит в мои обязанности, — объяснила девочке сенсей, — жители деревни по праздникам совершают обряды и подношения. В остальное время поддерживаю это место в надлежащем состоянии я. — Обряды и подношения? — любопытно переспросила Йосано, сияя большими детскими глазами, полными озорства. — Жертвоприношения, да? Кого приносят в жертву? Ягнят или детей? Я знаю, одно африканское племя каждое полнолуние… Сенсей жестом остановила её, призывая к молчанию. — Божество этого озера предпочитает съедобные подношения. Уверена, оно не ест детей, — возразила учительница. — И оно реально забирает подношения? По-настоящему? — с сомнением спросила Акико, искоса подозрительно смотря на каменную фигурку старца с длинной бородой, стоящую на алтаре. — Ну, раз оставленных в прошлый раз подношений нет, значит забирает. Реально, — сенсей аккуратно протерла тряпкой ступеньки перед алтарём. — Перед уходом обязательно помолись и попроси того, что желает твоё сердце больше всего… Йосано, окончив уборку, осторожно вошла в храм и опустилась на колени перед алтарем, закрывая глаза и пытаясь сосредоточиться на молитве и изгнании из мыслей ягнят и детей. «Уважаемый господин бог», — обращение показалось ей не самым правильным, но других слов у неё не нашлось, — «пожалуйста, сделайте мою маму здоровой, а ещё чтоб у неё родился братик. Мне бы хотелось иметь братика, а не сестрёнку…» Акико приоткрыла один глаз и взглянула на учительницу рядом, уже окончившую свою молитву. С желаниями нужно было поторопиться. «И пускай… и пускай у моей семьи, нет, вообще у всех, всё будет хорошо и светло. Пусть будет светло». Уже у самой пагоды Йосано вдруг спросила: — Сенсей, а можно мне одной на лодке покататься? Наставница с сомнением взглянула на девочку, но через несколько секунд кивнула. Показав ей, как держать вёсла, и запретив даже пытаться забраться с лодки на сакуру, она выбралась на помост и не сильно оттолкнула нос лодки ногой, отправляя Акико-младшую в свободное плавание. Её мама ещё спала, и солнце стояло высоко. «Да я даже не собиралась», — обиженно подумала девочка, поглядев на дерево, и перевела взгляд на противоположный берег. Далекий и прежде неизведанный, он поманил её таинственными валунами в воде. «Наверняка, там кто-нибудь живет», — подумала Йосано, с трудом разворачивая лодку в нужном направлении, — «выдра, наверное. Или волк. Лучше два волка… Вот мама обрадуется!» Грести оказалось не так уж и легко: одно весло казалось тяжелее другого, лодка постоянно виляла, кося направо. Но заветный берег звал, и Акико поминутно оборачивалась, вглядываясь в приближающийся лес. Чем ближе был лес, тем темнее он ей казался. Не догребя десяток метров, она остановилась, выбирая, к какому бы камню ей пришвартоваться. Выбрав невысокий камень поближе к берегу, Йосано уже собиралась снова начать грести, как что-то блеснуло под водой с правого борта. «Рыбка! Вдруг золотая?» — спросила саму себя девочка, уверенная, что ей не показалось, и перегнулась через борт лодки, чтобы рассмотреть получше. Дна не было видно, как, впрочем, и рыб. Тогда она подобрала со дна лодки маленькие протоптанные лепестки вишни и покрошила их в воду, надеясь, что рыба приплывет на такую приманку. Дрожа и свесившись чуть ли не целиком с борта, она была полностью сосредоточена на том, чтобы увидеть хотя бы одну маленькую рыбку в тёмной воде. Хотя бы одну. Внезапно с верхушки ели громко и протяжно каркнула ворона, срываясь с места, оглушительно взмахнув крыльями. Йосано от неожиданности подпрыгнула на месте и свалилась в воду. Холод, пробирающий до самого нутра, тут же поглотил её. Инстинктивно захотелось махать руками, пытаясь выплыть, но после падения кружилась голова, и было непонятно, где верх, а где низ; тонет она или всплывает. Вода была везде: во рту, в носу, в ушах. Она затапливала Йосано изнутри, не оставляя даже места для крика. В воде крики всё равно не слышны. Акико беззвучно открыла рот, выпуская большой пузырь воздуха вверх. Теперь она знала, где верх и где низ, но это уже было не важно. Вдруг что-то очень большое и тёплое коснулось её спины. На миг Йосано почудилось, что это просто она коснулась дна. Но дно почему-то обернулось плотным кольцом вокруг неё и потащило наверх. Акико никогда в своей жизни не трогала змей, но, кажется, именно такой должна быть на ощупь их чешуя. Огромное скользкое змеиное кольцо буквально вытолкнуло лёгкое детское тело из воды обратно в лодку и до того, как девочка успела прийти в себя, скрылось обратно под водой. Йосано тяжело дышала и откашливалась, хрипя. Мерзкий холод сидел в костях, пальцы не слушались и почти не сгибались. Природа стояла тихая и безмолвная. По воде шла лишь мелкая рябь, гонимая легким ветерком. Зубы стучали, наполняя голову гулом. Покрасневшие от воды глаза упорно искали на берегу и в воде хоть след того, кто её спас. Но, кажется, тёмный лес смотрел на неё в ответ. Ей стало не по себе. Схватив вёсла, она начала что было сил грести обратно к пагоде, точно кто-то гнался за ней прямо из тёмного леса. Стук сердца отдавался в ушах, покрасневшие от воды глаза напряжённо всматривались в тёмную пустоту… Но никто не гнался. Солнце всё так же светило на зелёные верхушки холмов. Хаотично поднимаемые почти в паническом приступе вёсла иногда проскальзывали по воде. Сакура стояла в цвету… На все мамины вопросы, Йосано ответит, что случайно упала в воду, когда лазала по камням, и только от сенсея не ускользнет то, с какой опаской весь вечер будет поглядывать Акико-младшая на западный берег. На другой день они сидели на помосте у пагоды, наслаждаясь лучами солнца, и перебирали купленный на рынке горох. Нужно было разделить стручок пополам и осторожно, не раздавив, высыпать горошины в общую миску с водой. Для Йосано это оказалось не такой уж и простой задачей, и она то и дело давила горошины своими неуклюжими по-детски пухлыми пальцами. В ноздри запихивать горошины ей, к сожалению, запретили. Сенсей сидела рядом и неторопливо промывала горох в миске. Мама чистила картофель к ужину в общем зале у открытой двери. — Мама сказала, я осенью пойду в школу. И… меня это пугает, — без всякой причины сказала Йосано, убирая лезущие в лицо чёрные волосы. — А вы когда-нибудь ходили в школу? Она любопытно взглянула на наставницу. Та спокойно улыбнулась, занимаясь работой. — Ходила, — кивнула женщина и, предупреждая любопытные вопросы, продолжила, — в школе тебе расскажут то же, что рассказывали и мне. — А что они расскажут? — А то, что горох состоит из кожуры и горошин, а дерево состоит из веток, корней, коры и листьев. А ты попробуй, соедини вместе горошины и кожуру или корни с корой. Получится ли у тебя снова горох? Получится ли дерево? Йосано с сомнением поглядела на учительницу и на горошины в ладони, а потом попыталась соединить всё воедино, как было. Но створки стручка не хотели склеиваться вместе обратно, и в неловких детских руках всё рассыпалось. Горошины раскатились по помосту в разные стороны, и несколько упали в воду. — То-то же, — сказала сенсей, — чтобы понять, что есть горох, и что есть дерево, не разделяй. — Не разделять? — с удивлением переспросила Йосано. — Семечко, росток, гибкий ствол — это разве дерево? Нет. Сила и энергия, растущая из земли, потихоньку сливающаяся с небом. Вот что такое дерево. Такая же и ты, Йосано. Ты рождаешься, и жизнь полнит тебя то горем, то радостью. Разве ты — это в первую очередь девочка? Может ты — это дочка военного? Кто ты? — Я? Ну… Я — Йосано, — неуверенно ответила она, прищурив большие тёмные глаза. Никогда прежде ей не задавали подобных вопросов. Конечно, знакомые и незнакомые любили умильно спросить у неё, как же зовут эту очаровательную девочку, но никто никогда не ставил перед ней вопрос таким образом. — Вот именно. Ты — Йосано. Но Йосано сейчас и через сорок лет — это совсем не одно и то же, верно? Ведь ты вырастешь и изменишься. Ты — непрекращающийся поток изменений. Ты меняешься так же, как, например, меняются времена года. — А вы? — И я тоже. Каждый человек. Есть история про золотое кольцо, — поэтично поведала сенсей. — Золотое кольцо, которое лежит в пещере, всегда блестит ярче всего. Но стоит тебе вынести его на свет и поносить какое-то время на пальце, как оно начнёт тускнеть. Тогда ты отнесёшь его к мастеру, и он отполирует его до блеска. Так и жизнь полирует тебя. Снова и снова. Поэтому, когда ты встанешь перед выбором в сомненьях и страхе, как сейчас, почувствуй себя ветвью, неотделимой от дерева, которую просто качает ветер жизни, испытывая на прочность, и ты поймешь, что перемены вечны. Не ты вызываешь их. И страх твой уйдёт. — Но вам не страшно? — взволнованно спросила Акико. — Вы же такая старая! Вы в сто раз старше меня. — Акико! — шикнула на неё мама, высунувшись из пагоды. — Нельзя так говорить! Сенсей лишь рассмеялась и слила из миски с горохом воду. — Много раз я видела, как умирают в этой хижине больные. Я ни разу не видела, чтобы умереть боялся умирающий. Так чего же бояться мне? — с улыбкой спросила женщина. — Я всего лишь частичка вселенной, Йосано. Пока существует вселенная, мне нечего бояться. — Вселенная, — задумчиво повторила Йосано, припоминая уроки природы в детском саду, где им показывали планеты. Она подняла ладонь с горошинами перед лицом, смотря, как они блестят на солнце, и улыбнулась. — Раньше я хотела стать астронавтом. Взмахнув крыльями, на миг на её пальцы опустилась маленькая жёлтая бабочка, и солнечный свет преломился через её тонкие крылья. Дни пролетели быстро. Их последний день здесь был пасмурным. Плотные тучи заволокли небо, но было тепло, как перед грозой. После ужина Йосано с мамой сложили свои вещи и приготовили дорожную одежду. Завтра утром сенсей отвезёт их на берег и проводит до деревни. А там они сядут на поезд до города. «И тогда я вернусь домой и увижу папу», — с легкой печалью думала девочка, сидя на футоне перед сном. Лампа на полу тепло освещала комнату. — Спокойной ночи, сенсей, — поклонившись, сказала мама за дверью. — Спокойной ночи, — ответила наставница, и Йосано услышала звук задвигающейся двери. В комнату вошла мама и подошла к футонам. Она провела ладонью по голове дочери и поцеловала в макушку. — Ложись спать, Йосано, — мягко улыбнулась она, опускаясь на свой футон, — завтра долгий путь. Я гашу лампу? — Да, мам, — послушно отозвалась девочка, забираясь под тёплое одеяло, — спокойной ночи. — Спокойной ночи, милая, — мама погасила свет, и стало совсем темно. Йосано закрыла глаза и прислушалась к ночным звукам. Но, кроме маминого ровного дыхания, она ничего не слышала. Ночь стояла тихая и тёмная. «Интересно, а деревья тоже спят по ночам?» — думала она. «Должно быть, и рыбы тогда тоже спят… А как они спят и не тонут? Наверное, вылезают на камни, пока никто не видит, и спят на камнях. Или на песке. И песок тоже, наверное, спит…» Верхушки деревьев качались на ветру, и где-то в лесу под корнями шуршали мыши, а совы сидели на ветках и слушали их шуршание. Но этого было не слышно Йосано. Вдруг раздался звук. Она тут же открыла глаза и прислушалась. Он повторился. Предположений, кто бы мог издавать этот хлюпающий звук, не было. Далёкий, но абсолютно отчётливый хлюп. Девочка сглотнула от волнения и поднялась с футона, на цыпочках прокрадываясь к двери. Перед тем, как выйти из комнаты в зал, она с опаской обернулась. Мама спокойно спала. Тогда она потихоньку выбралась наружу и по стенке прокралась к главной двери пагоды. Йосано никак не могла понять, слышит ли она этот хлюпающий звук на самом деле или это плод её воображения. Чтобы это выяснить, она медленно отодвинула главную дверь и осторожно выглянула наружу. Стояла беспросветная тьма, чёрное озеро сливалось с чёрным небом. Привыкшие к темноте глаза едва могли различить очертания берега и холмов. Хлюп повторился. И снова. Йосано всмотрелась в темноту перед собой. Звук точно шёл оттуда. В темноте грань между водой и землёй была едва различима, и именно на этой грани ей почудилось странное движение, точно воздух заколыхался волнами. И снова звук. Тучи в небе немного разошлись, и лунный свет проник в темноту, осветив то, во что с таким усилием и страхом всматривалась Йосано. Это были тени. Вот почему она не могла понять, где начинается берег — они загораживали его собой. Тени были высокие и низкие, сливающиеся воедино одной скользкой пеленой. Когда одна тень сливалась с другой, они издавали этот отвратительный хлюпающий звук и становились больше. Полупрозрачные нечеловеческие тёмные тени явно собирались вместе, точно слизь, стекая между деревьями с холмов. Они роились у берега, и Йосано показалось, что эта безликая масса смотрит прямо на неё. От страха девочка не могла даже крикнуть — она только вцепилась пальцами в деревянный проём двери, сидя на коленях за порогом пагоды. Когда теней стало слишком много, они медленно ступили на воду, и Йосано услышала, как склизкая масса, слишком лёгкая, чтобы утонуть, поползла по воде. Одновременно с этим она ощутила вдруг сильное желание пойти им навстречу. Она открыла сёдзи пошире и, зачарованно смотря на ползущие по воде тени, подалась вперед. От ужаса ноги не слушались, и холодная капелька пота стекла по виску. Но ей хотелось быть к ним ближе. И ближе. Внезапно небо озарилось белым светом, и Акико отпрянула назад. Свет ослепил её, и ей показалось, что молния ударила в воду, прямо посередине озера: над головой, из-за хижины откуда-то сзади стремительно пролетела белая лента и коснулась изгибом воды, освещая всё под собой до самого дна. Всмотревшись, Йосано увидела, что не изгибы ленты касаются воды, а когтистые лапы, и что это не лента вовсе, а большой белый дракон. Дракон пронесся по воде к теням, оглушив Йосано свистящим звуком рассечённого воздуха, и нырнул в самое сердце склизкой призрачной теневой массы. Над озером поднялся ветер, по воде пошла рябь, и сакура закачалась, осыпая всё вокруг розовыми лепестками. Акико, оцепенев от изумления, пристально следила за борьбой света и тени. На миг ей почудилось, что вовсе и не дракон перед ней, а человек, и что человек этот сейчас утонет в тенях. Но очертания светящейся фигуры взмыли вверх, утягивая тени за собой. Она прикрыла глаза рукой: настолько ослепителен был свет, когда то ли человек, то ли дракон рассёк чернь пополам. Стало тихо. Бледно розовой лентой, озаряющей тьму вокруг, дракон опустился на воду и обернулся человеком. Где ещё миг назад развивались драконьи усы, теперь качались на ветру длинные женские волосы. От неё исходил мягкий свет. Она стояла к пагоде спиной, вдалеке, почти у берега и держала катану наготове. Но больше никого не было. Опустившись, остриё катаны коснулось озерной глади, издав звук упавшей в воду капли. Йосано невольно ахнула, нарушив воцарившуюся тишину, и закрыла ладонью рот. Но этого было достаточно. Воительница услышала её. И обернулась. Цепкий, как орлиные когти, взгляд алых, обрамленных тёмными ресницами глаз птицей полетел по воде. Йосано показалось, будто алый аромат вишни просочился через её широко распахнутые глаза прямо в сознание. Женщина с катаной была устрашающе прекрасна. — Кто ты? — дрожащим голосом, зная, что её услышат, спросила Акико. Взмахом подола кимоно женщина обратилась змеёй и заскользила беззвучно к пагоде. «У меня много имён», — услышала Йосано в своих мыслях властный, полный энергии голос. Змея ушла под воду, и всплеск воды намочил девочке лицо. Свет исчез, и снова стало темно. В чёрных волосах запутался розовый лепесток вишни. — Йосано! — мамин крик разбудил её. — Вставай, ну сколько можно будить тебя! Громко втянув ртом воздух, Акико открыла глаза и села. Она была мокрой от пота, и волосы прилипли к лицу. Сердце неистово стучало в груди. Осмотревшись вокруг, часто моргая, девочка жадно выпила предложенную ей воду и прочистила горло. — Я тебя бужу уже полчаса. Мы так опоздаем, — недовольно сказала мама, стоя посередине комнаты, — мы ждём только тебя. Всё уже готово к отъезду. Одевайся и выходи, как можно быстрее. Позавтракаем на станции. Перекус в дорогу уже был готов и уложен в сумку. Сенсей помогла перенести вещи в лодку и сейчас упаковывала лекарства для Акико-старшей, которая за этот месяц на природе просто расцвела. Наспех одевшись и заправив футон, Йосано выскочила из хижины. — Мама! Мама! — она подбежала к матери, стоящей на краю помоста у лодки. — Мне приснился сон, мама! Женщина, уже перестав злиться, обняла дочку, прижав к себе, и с заботой посмотрела на неё сверху. — Что же тебе снилось, милая? — Там была я и это озеро, и какие-то тени, противные, как сопли, и они ползли такие, а потом там была змея, то есть дракон, — задыхаясь от волнения, торопилась рассказать Йосано, — но на самом деле это была тётя, и она их победила, и, я думаю, это была дух этого озера, мама. — Ну, милая, — примирительно улыбнулась Акико-старшая, погладив дочь по плечу, — тогда поблагодари духа за то, что он победил твой кошмар. И садись в лодку, скоро будем ехать. Йосано зажмурилась, сложив ладони в молитвенном жесте, а мама, благодарно приняв пакет с лекарствами от наставницы, забралась в лодку. Сенсей, отдав лекарства, подошла к краю помоста и встала рядом с девочкой, смотря задумчиво на цветущую вишню. — Наши боги далеки от нас, Йосано, — спокойно сказала она, — им негоже снисходить к нам и до нас. Акико подняла на неё большие, полные волнения глаза, ища ответ в добром лице сенсея, а потом покорно опустила голову, садясь в лодку к маме. С тихим всплеском вёсел они отплыли от пагоды. Уже дома, расчёсывая её волосы перед сном, няня найдет запутавшийся в них лепесток сакуры и беспечно отбросит его в сторону.