What's up, danger?

2025 год

С 13 июня в Корее зарядили муссонные дожди. Теперь эта гадость на целый месяц или полтора. Будет бесконечная вода с неба, вода на дорогах, вода повсюду. И, скорее всего, это будет злобная, мрачная, агрессивная вода, которая затопит улицы, подвальные помещения, рисовые поля, станции метро и все, что в идеале должно было оставаться сухим. Ручей Чхонгечхон посреди Сеула уже вышел из берегов и превратился в полноводную бурлящую реку. И то ли еще будет. Юнги шел по ночной улице в куртке-дождевике и забавных резиновых ботах, заливаемый потоками воды сверху и снизу, и ему впервые за долгое время было мрачно-весело. Как Джокеру, который наконец дорвался до Готэм-сити и собирался с ним расквитаться. Ему было хорошо и свободно. Наконец-то свободно! Бесконечно долгий год, а потом еще восемь месяцев он провел почти в состоянии коматоза. И мало кому может понравиться такое после оглушительного успеха, мирового тура, миллиардов прослушиваний, бешеных цифр продаж, говорящих о признании. Юнги был рад тому, что его социальная служба в армии наконец закончилась, но был совсем не доволен погодой. Конечно, именно в это время он и должен был завершить отдавать «долг» родине. О да, общественность все это время искренне верила, что Юнги ей что-то там должен! И его это злило: тогда, в 2023 году он и остальные мемберы BTS все же надеялись, что вопрос с армией разрешится другим способом. Но правительство под давлением общества посчитало, что люди, в легкую собирающие стадионы поклонников, будут служить, как обычные корейцы. Нечего выпендриваться и считать себя выше других. «Вы не особенные», — как бы сказало мемберам общество. И Юнги недоумевал от бестолкового пережитка прошлого, с которым им пришлось считаться, от всей этой армейской движухи, от споров народа о значимости группы. То есть вся их деятельность ДО службы была недостаточной для страны?Осознавать это было неприятно. Они дали Корее много, очень много, но она все съела и съест еще, сколько ни дай. И будет считать это само собой разумеющимся. И вдогонку крикнет: да, но вы должны сделать еще и вот это, нам не хватило, вы обязаны, с вас спрос больше... Затем началось политическое давление и попытки вовлечь группу в подковерные игры. Тогда парни переживали жесткую фрустрацию и от греха подальше все же собрались сходить в армию. Чтоб все наконец отстали. При этом у Юнги всегда была потребность в служении людям, только он облачал ее в другую форму — в творчество, которое приносило деньги. У группы это хорошо получалось. Но нет. Этого было недостаточно. Выполните тупые правила, будьте добры. Он стал последним мембером, поставившим точку в этой «армейской главе».

***

В эту первую полноценную «ночь свободы» он набрел на интересное и достаточно удаленное от центра Сеула заведение. Так-то ему самое место было на Хондэ или Каннаме, но, видимо, пока хозяева рок-кафе не тянули там аренду. При этом в нем была неплохая кухня, сносное пойло и... отличная живая музыка! Сцена совсем небольшая, музыканты на ней еле помещались, поэтому солистка часто спускалась в зал, к публике, пела среди людей. Зато зал был отменный — в нем можно было спрятаться, затаиться по затемненным углам и нишам. Юнги сразу оценил этот нюанс и прошел в самый темный угол. Такой вот парадокс: вроде тянуло побыть среди людей, но внимания не хотелось совсем. Поэтому именитый композитор, айдол, рэпер, богач и филантроп Мин Юнги готов был прикинуться хоть ветошью в углу, только бы его не трогали. Сейчас он был настроен лишь на одну опцию — «Вставьте в меня бухло». Так он и сделал. Заказал сразу несколько бутылок алкоголя, чтоб тихо напиваться и не контактировать лишний раз со всякими «подливаторами». Сидел, надвинув панаму на глаза, а черную маску спустил на подбородок, чтобы в случае угрозы разоблачения сразу нырнуть в нее до уровня глаз. И черт, как же хорошо, что здесь было кому привлекать внимание. Эта девушка, что пела на сцене — она же просто заставляла на себя смотреть. Что ж, отлично. Юнги методично пил, отмечая свободу в сознательно выбранном одиночестве. Ночь начинала ему нравиться, а настроение из паршивого стало приемлемым. Если выпить еще и послушать теплый согревающий голос этой пташки, оно может стать и хорошим. Не таким дождливым, каким было до этого. Девушка ему нравилась: европейская внешность, хрен пойми какая национальность, песни на хорошем таком английском, возраст, наверное, не старше тридцати, может меньше. Приятная наружность, очаровывающий голос. Она пела много, долго, всякое-разное. Некоторые песни были знакомы Юнги, некоторые он слышал впервые, но каким-то чудом эта музыка вытянула из него всю мрачность и черноту. Уходил из заведения он в четыре утра, светлый и благодарный, пошатываясь и намереваясь прийти сюда снова.

***

С тех самых пор Юнги стал постоянно зависать в клубе «Геенна», где играла живая поп-рок-музыка прошлого. Обычно он приходит, пьет, немного ест и слушает. Чтобы его не узнавали, одевается неприметно, уходит в дальний угол и сидит там — в точности как Арагорн из «Властелина Колец». Разве что трубку не курит — она привлечет слишком много внимания. Он ведет себя тихо, но держится так, что к нему никто не хочет подсаживаться или затевать с ним разговоры. Вид у этого мрачного типа в углу крайне недружелюбный, поэтому его обходят стороной. Если бы он вел себя шумнее и эмоциональнее, то его можно было бы принять за фаната солистки — той самой интересной девушки с европейской внешностью, которая выступает почти каждый день и классно поет. Но парень по эмоциональным реакциям почти не отличается от мебели, поэтому ясно, что он, скорее, фанат алкоголя. Ну и, возможно, любитель углов потемнее. Иногда людям могло показаться, что странный постоянный посетитель попросту спит. Хотя... разве ж уснешь в таком шуме и с такой девушкой перед глазами?! Видимо, этот тип просто откисал здесь после лютых алкогольных трипов. А между тем Юнги никогда здесь не спал, не дремал и не скучал. Он слушал, и очень внимательно. Любовался. Проникался. Восхищался. И — это удивило бы всех, кроме него, — действительно потихоньку становился фанатом девчонки, хотя выглядел со стороны максимально равнодушным. Звали девушку Ньют, и Юнги понятия не имел, что это за имя такое. Сценический псевдоним, скорее всего. Каждый раз, когда Шуга бывал здесь, ее представлял публике какой-то противный корейский быдлан, а вот откуда она приехала, было неясно. Но это не мешало Юнги наслаждаться пением. Все его субличности, включая Шугу и Agust D, были удовлетворены качеством музыкального материала и исполнения. По правде говоря, Шуга был в шоке от выступлений, потому что они явно перерастали это место и этот зал. Он приходил сюда уже несколько недель. И неизменно видел, что Ньют выступала на очень достойном уровне, еще и ухитрялась мило общаться с посетителями. Исполняла она музыку разных стран и направлений — и ретро, и неумирающую классику вроде Элвиса Пресли и Beatles. Часто из ее уст звучали уникальные песни, которые многими позабыты, их могли бы вспомнить лишь прожженые меломаны. Иногда в рок-кафе проходили вечера отдельных исполнителей — Фрэнка Синатры, Этты Джеймс, Джорджа Майкла, Уитни Хьюстон, Джо Кокера... и многих других классных артистов, которые успели хорошенько умереть. Юнги поражали и музыканты, что играли здесь. Степень их адаптированности к разному и чужому(!) музыкальному материалу казалась просто невероятной. Они виртуозно импровизировали, что-то сочиняли, перестраивались на ходу. Под стать своей солистке — такие же бешеные. Спустя месяц Юнги узнал, что в этом рок-кафе случаются дни под названием «Kiss drop» — так их называли сами посетители. Из-за созвучия Юнги не мог не вспомнить свой «mic drop» из прошлой, доармейской жизни. «День раздачи поцелуев» не означал, что Ньют должна была всех целовать, отнюдь нет. Просто она индивидуально уделяла внимание посетителям и посылала им игривые воздушные поцелуи. Иногда фотографировалась с ними, беседовала и всегда неизменно улыбалась. Юнги знал эти натужные улыбки — он сам мастерски владел навыком скалить зубы ради ублажения публики. Айдол внутри него умел улыбаться из любого положения, даже во сне. Хорошо, что внутреннему рэперу это было не обязательно делать. А вот Ньют, похоже, выбирать не приходилось. Она должна была вести себя строго определенным образом — вероятно, по контракту с заведением. Ей платили за такие «близкие взаимодействия» отдельно — совали какие-то нехитрые деньги в руки, карманы или за пояс. И это выглядело... так несправедливо и странно! Спасибо, что хоть не в трусы! Спасибо, что без особых скабрезностей и приставаний. Юнги смотрел на это с жалостью. Он знал, чувствовал, что девушка заслуживает бóльшего, чем тусить с пьяными корейскими мужиками, которым порой вообще было наплевать, что она настоящая артистка. Однажды в заведении случился «индийский день» — вот уж настоящий шок для Юнги. Он не знал, что и для девушки это первая проба — отважная, на свой страх и риск, без всяких гарантий. Посетители могли не понять, встать и уйти — несколько таких чудаков действительно нашлось. Остальные остались смотреть на экзотику и красоту. Девушка сделала все по канону — надела бело-золотой наряд ленга чоли и индийские украшения. И тут было на что посмотреть: расшитый топ красиво подчеркивал грудь, голый животик пересекала тонкая цепочка, длинная юбка крепко сидела на бедрах, а в дополнение — тяжелые серьги, множество тонких разноцветных браслетов на руках и звенящие колокольчиками браслеты на ногах. Особенно роскошно смотрелось на ее лице «натхи» — большое кольцо, которое крепилось на крыле носа, а от него к волосам изящной дугой тянулась цепочка, щедро усыпанная «драгоценными» камушками. Дева выступала босиком — тоже своего рода экзотика для посетителей. Публика реагировала живо, всем все нравилось. Лишь Юнги слушал невероятной красоты песни на хинди, смотрел на танцы и грустно думал о том, что пол грязный и довольно холодный. Ему снова было жаль девушку, хотя она улыбалась, улыбалась, улыбалась... Так, словно она умрет, если перестанет это делать. В тот вечер Юнги и решился оставить ей довольно крупную сумму денег — передал их одному из гитаристов и велел молчать об отправителе презента. И все бы ничего, но потом Шуга увидел, как Ньют поровну разделила полученные деньги между всеми музыкантами. Его это слегка выбесило, потому что казалось, что ее вклад — больше и весомее. Какого хрена она отдала им столько денег? Это на нее приходили смотреть. Именно ее слушали! Без нее музыканты не представляли из себя ничего особенного — подобных групп на Хондэ было полно. Да, отлично играют. Да, они задроты и «отличники», но в них же не было никакого изюма! Вся харизма досталась Ньют. Юнги ругал себя за чрезмерную пристрастность, но все равно захотел в следующий раз передать деньги лично девушке. Только ей одной! Парни и так справятся, они сильные здоровые мужики. А она — тонкая, юная, хрупкая, босоногая, занимающаяся душевным стриптизом на каждом выступлении — уж точно нуждалась в помощи больше всех. Поэтому в очередной свой приход Юнги отправил деньги через специального человека, уже после выступления. Один из его помощников подкараулил Ньют под утро, когда она последней уходила из заведения, вручил конверт и попросил оставить всю сумму себе. Из машины, стоявшей чуть поодаль, Юнги увидел, как она выслушала гонца, с опаской взяла деньги, запихала их под куртку, ближе к телу, а потом, озираясь, помчалась куда-то. Шуга хотел было незаметно сопроводить Ньют ради ее же безопасности, поехав за ней, но опоздал. Выждав немного времени, машина тронулась вслед, но девушка уже замела следы — куда-то свернула, нырнула, скрылась. Покружив по району, Юнги так и не увидел Ньют, надеясь все же, что она благополучно добралась до дома с внезапным повышенным гонораром. Позже он еще трижды помогал девушке деньгами таким способом, и на душе становилось легче. Юнги всегда занимался благотворительностью, не жалел средств на всевозможные социальные проекты. Финансовые траты на Ньют он также расценивал как помощь таланту, которому не пробиться в одиночку. И как же хорошо, что он имел возможность выбирать, кому именно помогать. Эта помощь была очень личной, адресной, от самого сердца.

***

И все же однажды терпеливого Шугу доконали подонки и упыри, которые периодически окружали Ньют. Последней каплей стал мерзкий выкрик «Покажи жопу!» и сальное обсуждение между мужиками, сидящими за соседним столиком. Они точно не способны были оценить ее утонченный талант — моральным уродам со «спящего» уровня сознания такое недоступно. Впрочем, и внешность солистки они воспринимали по-животному примитивно. Если бы Юнги не скрывал свою личность, точно приложил бы их крепким словом, а то и кулаком, но... Увы и ах, ему пришлось стерпеть. Зато наконец оформилось желание вытащить Ньют из этого дерьмового положения. Чтобы она больше не играла роль сочного кусочка мяса на разделочной доске, а действительно выступала на сцене перед ценителями. Ну, или хотя бы... перед теми, кто умеет держать себя в руках и наслышан о культурном поведении. И для начала он решил пригласить девушку на деловую беседу.

***

Юнги почему-то заволновался перед переговорами. Наверное, потому, что ему хотелось по-человечески понравиться девушке. Это с хейтерами он мог быть жестким, грязно-цинично ругаться и раздавать факи направо и налево. А перед столь милым созданием именитый музыкант был практически безоружен. Еще хуже стало, когда приглашенная в его Porsche Spyder девушка устроилась на заднем сидении. Едва она ̶в̶о̶ш̶л̶а̶ влезла в машину, к парня возникло стойкое ощущение, что с ней в салон ворвались... Бабочки Цветочки Птички Блестки Радуга Облачка Дисней Ваааау... Он сидел на переднем сидении рядом с водителем, но все равно испытывал эти чудеса на себе. Бывает же такое! В общем, знакомство началось с удивления. — Здравствуйте, — осипшим от долгого пения голосом проговорила девушка и поклонилась одной головой. В машине по-другому и не поклониться — неудобно. — Меня зовут... — начал было Юнги, но не успел закончить, потому что девушка порывисто перебила его: — Я знаю вас! Она тут же осеклась, ведь голос опять подвел — он звучал одновременно как дрель, бетономешалка и хрип алкаша из подворотни. — Оу... это... хорошо, — Шуга удивился столь быстрому знакомству. Впрочем, голос этой райской пташки его тоже изумил. Трудно было поверить, что менее получаса назад она кристально чисто брала высочайшие ноты без всякой фальши. — А у вас сценическое имя Ньют, верно? — Да.... Простите... я невежлива в речи, — извиняющимся тоном пробормотала она. — Просто... вырвалось. — Вы отлично выступаете, — Юнги похвалил девушку, проигнорировав и «невежливость», и извинения за нее. Зато отметил, что дева с европейской внешностью хорошо знает корейский язык. — Спасибо. Я видела, что вы часто приходите, — прозвучало еще более хрипло. — Ох, у меня пропадает голос... — Вы надорвали связки, очевидно же, — сочувственно сказал Юнги, сохраняя при этом невозмутимое выражение лица. — Это от долгого пения... у меня всегда так, — голос стал совсем скрипучим, отчего девушке стало неловко. Она рассмеялась — и этот смех прозвучал так, словно на заднем сидении расположилась не сладкоголосая певица, а мужик с прокуренным и пропитым басом. Стало еще хуже, поэтому Ньют смущенно затихла. Юнги не выдержал и улыбнулся: это звучало ужасно забавно и так знакомо! Он хорошо помнил, как могут сесть связки за время концерта — ему самому приходилось с этим бороться. Обычно он возвращал себе голос с помощью имбирного чая, 50 граммов крепкого алкоголя или специальных спреев для горла. Как эта крошка справлялась с подобными проблемами, было непонятно. Возможно, никак. Ну а что? Непохоже было, что она заботится о себе. И уж точно она не привыкла себя беречь и щадить. А вот выкладываться на все сто — привыкла. — Вы можете говорить шепотом, чтоб не напрягать связки, — предложил Юнги, быстро глянув через плечо. Один короткий взгляд, но девичьи глаза его перехватили — и какими же невероятными они были! Юнги ни разу до этого не смотрел в ее глаза так близко. Во время выступлений он отводил взгляд, если Ньют оказывалась рядом. Да, иногда она перемещалась по залу и доходила до тех, кто сидел на самых «задних рядах». Пару раз она уже стояла с ним рядом, была на расстоянии вытянутой руки, врывалась в его ноздри своим парфюмом, но ни разу их взгляды не пересекались. Юнги в эти моменты пялился в свой виски или соджу. Он ведь должен был соблюдать хотя бы подобие конспирации — для самого же себя, чтобы иметь возможность снова приходить сюда и слушать живые выступления коллеги по цеху. А сейчас вдруг ее горящие глаза так близко блеснули из полумрака задней части машины. И прямо в душу. А может, и куда-нибудь подальше. Этакий психотерапевтический взгляд-рентген, который видит насквозь все твои загоны, проблемы, трещины на сердце. Спрашивается, какого хрена? Юнги не был готов к такой атаке, но, слава богам, внутренний сигнал тревоги заорал благим матом, приводя его чувства в порядок. Раз он сработал, значит силовые защиты уже ослабли. Надо взять эту девчонку на прицел и не подпускать ближе — уж очень у нее жесткое магнитное поле. И очень уж красивые глаза... Парень мысленно спросил себя, не ебанулся ли он, и эта грубость вернула ему твердую форму. А то он уже чуть было не расплылся, подобно желешке. — Хм... Странно. У меня сложилось впечатление, что вы меня не замечали, — отстраненно произнес он. — Нет, я всех постоянных зрителей вижу, — громко прошептала Ньют и вдруг мило улыбнулась. Юнги еще раз оглянулся и пожалел: ну конечно, теперь она и внимательно смотрит, и улыбается, и бессовестно приятный ASMR включила. — Ни разу себя не выдали, — усмехнулся он. — Потому что мне неловко. Не хочется нарушать границы и создавать человеку проблемы, — полушепотом объясняла девушка, чуть подаваясь вперед. — Похвально. Откуда вы? — скупо и сдержанно продолжил Юнги. — Наверное, вы и так угадаете? — Нет... Пожалуй?.. Нет, так трудно понять. У вас хороший английский. И акцент не британский, а такой мягкий... Не могу понять. Из USA? — Нет, — замотала головой девушка. — Европа? — удивился Юнги. — Простите, нет, — скрипуче хихикнула она. — Австралия? У них тоже свой акцент, но я не помню, как именно он звучит, — размышлял вслух Юнги. — Я из России, — пожала плечами девушка и спросила: — Вы не этого ожидали, да? — Очень хорошее произношение просто. Поэтому и ошибся, — пояснил Юнги. — Обычно есть стереотип про «стронг рашен»... — Ааа, знаю-знаю, — закивала девушка головой и, забывшись, заговорила вслух. — Ну да, это стереотип. Юнги подумал, что зря он снова на нее посмотрел. Надо было сидеть и подглядывать в зеркало заднего вида. На нее слишком хотелось пялиться — хоть разворачивайся и не своди глаз. И зря она стала говорить громко — голос еще не вернулся. Получилось сипло-комично. Девушка тихо засмеялась и отвернулась к окну. — Помолчите, поберегите связки, — строго сказал Юнги, а потом спохватился и добавил вежливости: — Пожалуйста. — Хорошо, но куда мы едем? — шепотом спросила девушка. — Хотел вас накормить в лучших корейских традициях. Как старший — младшего. Вас устроит, если мы заедем в ресторан? Она как-то по-детски мило кивнула головой. — Вы же, наверное, давно не ели? Проголодались? Снова кивок. — Вот и отлично. Я тоже у вас в заведении не ел, только пил. Пора... И они молча поехали дальше.

***

Ньют ела как очень голодный, но культурный человек — усердно, обстоятельно, аккуратно. И это растрогало Юнги. Они сидели в отдельном кабинете ресторана. Он курил, спросив на это разрешения у спутницы и наблюдая, как она ест десерт. Сам он уже давно закончил, а десерт бы в него не влез. Ему захотелось разузнать побольше — о самой Ньют, о ее родине, о музыке, о планах на будущее, о карьере. Но сначала пусть наестся... Дева допивала горячий чай и доедала паннакотту. Впрочем, ее она уже «допинывала», ковыряя вилкой и снижая скорость поедания почти до нуля. Так Юнги и понял, что можно продолжить беседу. — Ньют, почему вы не поете на свое родном языке? — внезапно спросил он. — Ни разу не слышал, когда бывал у вас. — Ну почему же, пою, — удивилась девушка. — Просто ооочень редко. Для здешней публики русские песни всегда как нечто незнакомое, новое, дикое даже. — Почему это? — Русская музыка всегда оставалась в замкнутом пространстве, — к Ньют наконец-то вернулся голос, и она зазвучала совсем иначе. — Она не гремела на весь мир. В общем, формат не тот. Нет «узнавания» песен... А у нас все на этом построено. — Окееей. А почему на корейском не поете? Почему не k-pop? — Нууу... не хочу выглядеть как кореабу. Я не настолько помешана, чтобы перепевать ваши песни... И я не забираю эту привилегию у ваших артистов, — пожала плечами Ньют. Вот теперь Юнги окончательно понял, что ему безумно нравится ее голос. Он слышал его без микрофона, без «хриплого фильтра», без помех — да, именно такой голос он и искал в последнее время! Он не зря высиживал часами в средненьком рок-кафе, вслушиваясь в чарующие звуки, что производила эта девушка. Он не ошибся на ее счет. — Вы не кореабу, но вы в Корее. Что-то не сходится, — усмехнулся Юнги. — Сходится, — улыбаясь, возразила Ньют. — Мои родители какое-то время работали в Корее. Маленькой я жила здесь, выучила язык. Потом они вернулись в Россию, 10 лет жили там. А после... я вернулась. — Понял... Я как раз хотел спросить, почему вы все то же самое делаете не в Америке, например. Теперь понимаю. Юнги закурил уже третью сигарету подряд, осознавая, что это что-то нервное. Он нервничал? Да неужели? — Корея мне роднее. И тут сейчас много нового в музыкальной индустрии. Она ярче, чем в США, — убежденно сказала Ньют. — Вы так считаете? — Да, — снова подтвердила она. — Но при этом k-pop принципиально не поете? — Юнги улыбнулся шире. — Так точно. Я знаю много k-pop песен, но не пою их, — улыбалась в ответ девушка. — У вас хороший вкус, — Юнги радовался тому, что насмолил и скрыл в дыму свою заинтересованность. — Спасибо, — она опустила глаза, принимая комплимент. — Стало быть, и песни BTS знаете? — усмехнулся Юнги. — Даже ваши песни знаю. Лично ваши! Но их я напеваю дома. В ду́ше, например. Или на кухне, — она снова подняла глаза, и теперь они радостно сияли. — Понятно, — рассмеялся Юнги, чувствуя, что ему отчаянно хочется сорваться в жесткий флирт. — Спасибо. Мне приятно. Всегда мечтал быть спетым обнаженной девушкой прямо в ду́ше. Парня чуть не понесло, но он себя осадил. Не надо делать все второпях, действовать на инстинктах. Юнги вдруг остро осознал: он нашел этот голос и эту девушку для своего творческого проекта. Творческого, не какого-то другого! Поэтому скомандовал себе отставить подкаты. Но подумал, что ему надо бы поддержать коллегу походами в ресторан. Банально едой. За несколько раз он примет окончательное решение, стоит ли с ней связываться.

***

Потом Юнги опять вез Ньют в машине — к ней домой. Он снова сел на переднее сидение, рядом с безмолвным шофером, посадив девушку сзади. И вдруг всего по нескольким фразам он понял, что Ньют расстроена или раздражена. — Вас что-то смущает? — полюбопытствовал он. — Ну... Мне не очень комфортно разговаривать, когда вы ко мне спиной. Как будто... вы уходите, а я вас назойливо догоняю. Или мешаю, доканываю, — честно призналась девушка. — Ах, вот как! Мне пересесть? — оживился Юнги. — Если вас не затруднит, — попросила Ньют. Юнги это не затрудняло, поэтому он попросил водителя остановиться, как только представится возможность. Не прошло и пяти минут, как спутница получила то, что хотела. — Так лучше? — спросил Юнги, сев рядом с Ньют и снова ощутив наитупейшее желание флиртовать. Это сезон дождей сделал его таким текучим и игривым? Или дембель? Что же с ним такое, в самом деле? — Да, спасибо. Так лучше, — мягко поблагодарила Ньют. Нет, определенно, ее близость и мягкость (и все эти сраные бабочки-блестки) развязывали ему язык. И если так будет продолжаться, к концу беседы он, чего доброго, сочинит трек о любви. Черт бы подрал эти виски, текилу и пьянящий голос непостижимой девушки. — Вы так спокойно со мной разговариваете, — вдруг перешел в атаку Юнги. — Не визжите, не кидаетесь на меня. Я вам не нравлюсь? — Ну что вы! Какие... неловкие вопросы... Я просто ни на кого не кидаюсь, — смутилась Ньют. — Даже если бы на моем месте были Чонгук или Тэхён? — подколол ее Юнги. — Конечно. Не играет роли, кто передо мной. Я ни на кого не кидаюсь, — серьезно и торжественно провозгласила Ньют. Она положила ладони так, чтобы они прикрыли драные коленки на брюках — будто стеснялась. И этот жест также не ускользнул от внимания Юнги. — Мне нравится ваша позиция, — одобрительно хмыкнул он. — А... можно вас спросить? — робко начала Ньют. — Конечно, это ведь не допрос. Не я один решаю, что говорить и спрашивать, — подбодрил ее Юнги. — Господин Мин... Случайно...это... не вы передавали мне деньги несколько раз? Большие суммы? — смущенно спросила Ньют. Ну конечно, она догадалась! Юнги и не ожидал, что это останется тайным, раз сам вошел в личный контакт, да и засветился как постоянный посетитель. Немного помолчав, он сдержанно ответил: — Да... Было дело... Ну, может, не все разы это был я. У вас же наверняка есть и другие поклонники. — Да какие там поклонники? Я же не звезда, — с досадой бросила девушка. — Ну, иногда... когда вы выступаете, выглядите как звезда. Держитесь очень классно. И я чувствую себя... допустим, фанатом, — попытался смягчить ее досаду Юнги. — Вы мне льстите зачем-то... Но нет. Я просто пою каверы. И все. Я не сделала ничего нового или особенного, — буркнула Ньют и отвернулась к окну. Девушка как будто совсем расстроилась. — А хотели бы? Ну, стать звездой? — Ну конечно! А кто бы не хотел? Плох тот музыкант, который не хочет покорить сцену побольше, — задумчиво-устало проговорила девушка. — Так почему вы до сих пор здесь? — строго спросил Шуга. — А... где мне быть? — Ньют повернулась и уставилась на него своими огромными глазами. — У вас есть свой материал? Свои песни? — вопросом на вопрос атаковал рэпер. — Нуууу.... да, — растерялась Ньют. — Немного. — Почему вы не спели свои песни хотя бы? Чтобы опробовать их на публике... — теперь это и правда походило на допрос. — Не знаю... Неловко... Страшно... Вдруг меня не поймут... попросят... прекратить? Девушка отвечала так, словно из бойкой исполнительницы превратилась в дрожащего как осиновый листок зайчишку. И Юнги захотел ее успокоить, сбавил строгость в голосе: — Ну, песню не оборвут, скорее всего. Если это не совсем шлак... Но, судя по вашему выбору репертуара, шлак вы и не станете петь. — Спасибо, — оживились девушка и вдруг начала о другом: — Я же забыла сказать! Благодаря вашим вложениям я оплатила квартиру на год вперед. — Вот эту маленькую коробочку, вы хотели сказать? — усмехнулся Юнги, внимательно подсекая ее реакции. — Откуда вы знаете? — с тревогой и недоверием спросила Ньют. — Догадываюсь, как вы живете... Сколько вы здесь выступаете? — Полтора года. — А, понятно... Ну, раньше я не мог сюда попасть, так как проходил альтернативную службу в армии. Это вы тоже знаете? — резковато спросил Юнги. — Конечно. О BTS все хоть что-то знают, — тихо ответила Ньют. — Что ж, вы полтора года здесь — и пока ничего не изменилось, как я понимаю, — это прозвучало бы как упрек, если бы тон Юнги не стал мягче. — Изменилось, — вздохнула девушка. — О, вы начали предлагать себя студиям? — предположил Юнги. — Нет. Я устала. Юнги расхохотался. — Гениально! И вам себя не жаль? — спросил он с досадой. — Я просто обычная девушка, которая поет каверы. Никому это не нужно особо, — сухо ответила Ньют. — Но сюда же приходят люди! И ваши постоянные слушатели и зрители. Вы сами сказали. Значит, кому-то нужно? — пытал ее Юнги. — Они помнят обо мне ровно то время, что я выступаю... Хотя нет. Вру. Некоторые психи потом сталкерят. И все, — с грустью в голосе объяснила девушка. — Я так понимаю, реальность вас больно ударила несколько раз — и вы сдались! Юнги сам чувствовал, что его тон больше подходит для давления и психологических пыток, но ему хотелось достать из скромной клубной певицы хотя бы обиду за себя, злость на текущее положение дел. Злость — очень хороший инструмент, помогает людям осознать, что пора что-то менять. И он достал из нее хотя бы несогласие с его жесткими словами. — Нет. Не сдалась. Просто устала... Это разные вещи, — запротестовала Ньют. — И снова мы возвращаемся к вашим выступлениям! Неудивительно, что вы устали. Вы так много и с такой самоотдачей выступаете! — начал кипятиться Юнги, а потом спросил: — Сколько раз в неделю вы здесь? — Четыре-пять... — И что вы делаете в остальное время? — допрос и не думал прекращаться. — Лежу и молчу. Отдыхаю типа, — неохотно ответила Ньют. — На лицо страшное выгорание. Вы еще стойко держитесь для выгоревшего человека, — строго похвалил Юнги. — Спасибо, — Ньют опустила голову и все потирала ладонями свои голые коленки, видные через прорези брюк. — Я просто люблю петь. Знаете, сам процесс... Он приносит мне удовольствие. — Это я заметил. Но публика ведь выматывает? — Наверное. Может, я вообще не тем занимаюсь? — задумалась девушка и грустно добавила: — Вы правы. Полтора года — и никакого сдвига. Только усталость. Видимо, не мое... — Я так не считаю. Ваше, еще как ваше! — возразил Юнги. — Однако... я думаю, вам пора делать что-то новое. — Но что? — снова уставилась на него Ньют. — Давайте начнем с простого... Приходите вот по этому адресу, — Юнги достал из небольшой нагрудной сумки ламинированную визитку. — Приносите ваш музыкальный материал. У вас же есть демо-записи? — Д-да, есть. — Ну вот и отлично, — улыбнулся Юнги. — Приходите! Только заранее предупредите, когда придете. За пару дней. Может, в ваш выходной? — Хо... рошо, — изумленно проговорила Ньют, беря из рук Юнги визитку.

***

А вечером Шуга в очередной раз спросил себя, не ебнулся ли он окончательно и бесповоротно, затевая долгий и нудный продюсерский проект. Столько певиц с мировым именем вокруг! И многие захотят коллаборации с ним. И очень-очень многие просто спят и во сне видят совместную работу. А он условно берет с улицы «чумазого котенка», чтобы отмыть, выходить и показать чудесное преображение. Черт. Fuck. Щибаль! Да мемберы его уроют за такое безрассудство! — Ооох, какой же я дебииил, — вслух простонал Юнги, падая на кровать в пьяном беспамятстве. А во сне снилось все то же... Бабочки... Блестки... Цветочки... Сука, мать твою за ногу, цветочки!