Словно в страшной русской сказке

- Андрей! – Ирина Сергеевна вихрем влетела в палату, таща за собой будто на буксире Юльку. – Боже, Андрей!       Она влетела в палату и бросилась к Васильеву, который все еще ел овсяную кашу. Он удивленно на нее посмотрел, а потом Юля быстро забралась к нему на кровать и с радостным визгом «А-а-андрю-у-уша!» обняла брата. Девушка быстро подхватила падающую у него из рук тарелку и отставила на тумбочку, тут же присаживаясь на стул. По ней было видно, что она и сама хотела обнять его, но в последний момент сдержалась, ограничившись только коротким прикосновением к плечу. - Здравствуйте, Ирина Сергеевна, - хрипяще-свистяще из-за вынужденной интубации поздоровался Андрей. – Привет, Юлька! - Андрюша, а у тебя теперь всегда такой голос будет? – девочка внимательно посмотрела на брата, как-то слишком по-взрослому нахмурившись. - Нет, - вместо него ответила Ирина Сергеевна. – У Андрея восстановится голос, нормально будет разговаривать. - Точно? – Васильев видел, как в ее маленьких, все еще наивных глазах плескался страх и сомнение. - Конечно, принцесса, - просипел он. – Все в порядке будет. - Ты вообще себя как чувствуешь? – Ирина Сергеевна опять погладила его по плечу. - Нормально. Горло болит, говорить тяжело, - она понимающе кивнула. – Я не помню ничего. - Ох, Андрей, - она тяжело вздохнула, а потом, посмотрев на наручные часы, принялась тут же собираться. – Нам с Юлей пора в детский садик, да, моя хорошая? Я к тебе после обеда зайду. Выздоравливай. - Пока, Андрю-у-уша! - Пока, Юль.       После их визита к Андрею пришел врач, который-то ему все и рассказал. Мол, упал, ударился, гипс. Только вместо гипса была кома, хоть повреждений было не так много. Самое тяжелое – сотрясение, от которого так сильно поднялось внутричерепное давление, что пришлось делать трепанацию, как при инсульте. Про характер травм врач ответил уклончиво, скорее, предполагая. - Одно точно могу сказать, если бы твой друг не вызвал скорую, то, сам понимаешь, - он развел руками. - Какой друг? – удивленно спросил Андрей, и потом очень осторожно спросил. – Со мной разве не несколько пацанов были? - Чего не знаю, того не знаю, - доктор пожал плечами. – Но твой друг часто сюда приходит, чтобы навестить. Видимо, после занятий и до вечера сидит. - Понятно, спасибо, - Васильев заторможенно заморгал, перебирая в голове всех универсамовских, кто мог бы к нему после школы приходить и сидеть до вечера. И главное – нахуя? – И, это, доктор! – как можно громче просипел Андрей, останавливая мужчину в дверях. – А как он выглядит? Друг мой. - Ну, - врач немного призадумался. – Невысокий такой, русый вроде, дерзкий, пару раз чуть меня не послал, с опекуншей твоей ругался… А, и я видел, как он с сестрой твоей сидел… Не помню имя. Ну, такое, на «М» или «Н», что ли… - Марат...? – на пробу сказал Андрей и врач тут же закачал головой, соглашаясь. - Да, точно, Марат. Почти каждый день к тебе приходил, пока ты в коме был, - еще раз повторил он. – Хороший парень. - А кто-нибудь еще приходил? – расстроенно спросил Васильев, нервно сжимая в ладонях колючее одеяло. – Кроме Ирины… Опекунши? - Из милиции приходили. Мужчина такой статный, в очках, майор, наверное. А больше я никого и не видел. Весь день на операциях, сам понимаешь. - Спасибо, - прошептал Андрей и опустился на подушку, чувствуя себя очень уставшим от этого разговора. - После обеда на перевязку попробуем тебя отвести. Андрей на это только слабо кивнул, закрывая глаза. Однако поспать ему не удалось. Через некоторое время в палату вошел Ильдар Юнусович в белом халате, неоднозначным взглядом смерив Васильева. - Здравствуй, Андрей, - он присел на приставленный к кровати стул. – Как чувствуешь себя? - Здравствуйте, - заговорил он и тут же поморщился от того, как сильно начало саднить горло. – Не знаю еще, не понял. Голова болит. - Позвать врача? – мужчина уже приподнялся. - Нет, не надо. Просто болит. Можно воды? Майор налил в стеклянный стакан воду из эмалированного чайника и протянул парню. Андрей в несколько глотков осушил его и поставил на тумбочку рядом. - Врач меня предупредил, что у тебя могут быть провалы в памяти. Но мне очень хотелось бы, чтобы ты рассказал все, что помнишь, - заговорил он вкрадчиво и мягко, будто приманивая дикого зверя. - Мало помню, - Андрей посмотрел на свои руки с синяками от катетеров. – Приехали на станцию. Потом был дачный поселок. Потом…, - он нахмурился, стараясь упорядочить замелькавшие в голове картинки. – Потом здесь… - С кем приехали? – мужчина похлопал себя по карманам и, почувствовав пачку сигарет, успокоился. – Зачем приехали? - Как будто вы не знаете, - Андрей отвернул лицо. – Зачем еще можно приехать в дачный поселок до начала дачного сезона? - Допустим, приехали вы с целью обнести какой-нибудь зажиточный дом, - Ильдар Юнусович слишком просто согласился с этим. – Что потом было? На тебя напали? Избили? Специально толкнули? - Я же сказал, что не помню ничего, - через зубы выдавил из себя Андрей. – Только дом помню, а потом как будто отрезало. - Что ж, - мужчина коротко погладил усы. – Смотри, значит, как дело было. Вы приехали в дачный поселок с незавидной целью, пошли искать дом, нашли, вскрыли, но вместо добычи обнаружили труп, - глаза Андрея распахнулись. – Не перебивай. Ты предложил позвонить в милицию, твои пацаны идею не одобрили, обманом заманили тебя на второй этаж и столкнули с лестницы. Потом, испугавшись, что ты помереть можешь, они отнесли тебя на вокзал, где, хавала Небесам, были Суворовы, которые и позвонили в скорую. Надеюсь, я ничего не упустил. Васильев начал обдумывать сказанное майором.       «Да не поступили бы так пацаны. Не могли они. А я разве мог сказать звонить ментам? И труп еще какой-то. Да не, бред какой-то… Как они могли… меня бросить? Мы же вместе. Мы с улицей. Мы – улица. Мы друг за друга стоять должны…» - Что? Дебет с кредитом не сходится, да? – беззлобно усмехнулся Ильдар Юнусович, а Андрей потеряно на него посмотрел. – Да у тебя все на лице написано: «Пацаны не бросили бы, они не могли…». Андрей, тебя привезли на скорой, и вместе с тобой как сопровождающая ехала Диляра Каримовна, мать Марата Суворова. Так что ты бы задумался, кто тебе действительно друг, а кто так, - не пришей пизде рукав. Км-км, прошу прощения за мой французский, - он театрально похлопал себя по губам.       Васильев поджал губы, переживая неосознаваемое чувство предательства и опустошения от него. У него все равно в голове не укладывалось, как такое могло произойти, и как пацаны, его пацаны, - универсамовские могли быть к этому причастны. Универсам – это ведь не просто сборище беспризорников, кто бы что о них не говорил, это настоящее братство, где каждый будет горой стоять за другого, где всегда протянут руку помощи, не оставят в беде. «Пацаны никогда бы так не поступили. Они не бросили бы. Правда?» - беспомощно подумал Андрей. - Я не помню, что было, - парень обессиленно опустил руки по разные стороны от себя. – Помню, дверь захлопнулась. Все остались на улице, а я один в доме. Это все. - Допустим, - согласно кивнул майор. – А что ты делать будешь, когда память восстановится? Врач сказал, что потеря памяти – это обычное явление для пациентов с черепно-мозговыми. Потом все равно все вспоминается. - Вот когда вспомню, тогда и решу, что делать, - злобно, словно маленький зверек, просипел Андрей. - Ну, тут уж воля твоя, - Ильдар Юнусович развел руки в примирительно жесте. – Ты только мне еще про труп расскажи. - Я не видел ничего, - Васильев заглянул в глаза мужчины, - прямо и искренне. – Не видел. - Что ж, - подняв брови, медленно проговорил майор. – Вот тут тебе поверю. Никаких потожировых в той комнате не обнаружили. - Извините, я устал. Можно поспать? – Андрей демонстративно, улегшись, натянул одеяло до подбородка. - Да-да, конечно, - Ильдар Юнусович засуетился, поднимаясь со стула и беря свою рабочую папку. – Отдыхай, конечно. Я на днях еще загляну.       Андрей неясно кивнул, соглашаясь, хотя сам хотел вообще больше никогда не заговаривать с майором.       После этого были обязательные процедуры. Сначала парня отправили на перевязку головы, и когда он первый раз попробовал встать, то очень удивился, что у него не получилось. Ноги были будто ватные, не хотели слушаться, двигались сами по себе, часто не в ту сторону, куда направлял их Андрей; они разъезжались, а при попытке сделать шаг подворачивались в лодыжках. В итоге медсестра прикатила кресло-каталку и под недовольное, громкое сопение усадила туда Васильева и повезла по кабинетам. Последним в списке обязательных процедур было мытье. Андрей очень удивился, когда вместе с ним в небольшую душевую зашла пожилая санитарка, которую окрикнула медсестра, возившая его по кабинетам. - Ой, да ладно, - добродушно отмахнулась женщина. – Что я там не видела? - Не надо, я сам, - просипел Андрей, не давая ей снять с себя пижамные больничные штаны. - Да как ты сам-то? Ну? Даже на ногах не стоишь, - она махнула на коляску, в которой по-прежнему сидел парень. - Я сам, - твердо повторил он.       Он принялся подниматься из кресла, но равновесие подводило его. Женщина скептично наблюдала, но все же не мешала. В какой-то момент, он завалился обратно на сидение и чуть не заплакал от безвыходности и беспомощности. - Ладно, - украдкой сказала санитарка. – Погоди, я сейчас.       Она вышла из душевой, а спустя несколько минут вернулась с металлической табуреткой. - Вот, - она поставила её возле стены, чтобы Андрей мог пересесть. – Сядешь, помоешься. Не буду тебе докучать. - Спасибо, - прошептал он, отведя взгляд.       Она оставила ему мыло и сменную одежду с полотенцем, а потом вышла из душевой. ***       После помывки и еще одной перевязки, потому что Андрей полностью промочил бинты на голове, его привезли обратно в палату. Едва открылась дверь, как Васильев увидел внутри стоящего посередине палаты Марата. На нем была школьная форма, но без галстука, растрепанные ветром отросшие русые волосы и до странного растерянный взгляд, который метался по всей комнате. Санитарочка вкатила Андрея в палату. - Ой, Маратик, здравствуй! – воскликнула она. – Что, Андрюшу потерял? Так вот он, и уже в сознании.       Суворов развернулся к Андрею и вылупился на него, как если бы призрака увидел. Их немые гляделки длились еще несколько секунд, а потом Марат отмер и отвел взгляд. Разочарование прокатилось по телу Андрея и осело за грудиной, гаденько скребясь. - Привет, - просипел Андрей, от чего Марат тут же вскинулся и опять странно на него посмотрел. - Привет, - зачем-то Суворов тоже начал шептать. - Так, мальчики, давайте-ка сами. Маратик, помоги Андрюше на кровать перебраться. А мне бежать надо. Обед скоро, я вам поесть принесу.       После того, как женщина вышла из палаты, наступила неловкая тишина. С того момента, когда они подрались за ДК после вступления Марата в Комсомол, они больше не разговаривали. Ну, кроме тех случаев, когда Васильев представлял их диалоги у себя в голове. Но это ведь не считается, да? Андрей посмотрел на Суворова и как-то резко, в один миг накатило, - все то, что он чувствовал, когда невольно следил за ним, все, что хотел сказать, поделиться. Чувств стало так много, что он, едва открыв рот, поперхнулся воздухом, не зная с чего начать. В голове странно зазвенело. - Блять, Андрей! – Марат подскочил к нему и, пустившись на колени, дернул влажное полотенце из рук, зажимая им нос Васильеву. – У тебя кровь пошла.       А Андрей, казалось, этого не замечал. Он во все глаза смотрел на Марата, который был так близко к нему. Рассматривал его отросшие, уже чуть выгоревшие на солнце волосы, густые темные брови, и, не смотря на столько драк, прямой нос. Кожа у него была немного обветренная, но уже слегка загорелая. Шрам на ухе бело-розовой полосой делил его почти пополам. Он попробовал потянуть носом воздух, чтобы ощутить привычный запах сигарет от школьной формы, земляничного мыла от чужого тела и просто естественный запах самого Марата, который от чего-то в памяти Андрея ассоциировался с запахом сгущенки. Но он ничего не почувствовал, кроме привкуса крови. - Давай, врача позову? – Марат обеспокоенно на него посмотрел. - Не надо, - Васильев положил руку поверх маратовой, чтобы самостоятельно зажать нос.       Суворов отдернул руку до обидного быстро, едва пальцы Андрея успели сжать крепче. - Чо, как чувствуешь себя? – Марат поднялся на ноги и отошел к окну, вставая спиной. - Нормально, - Васильев не хотел разговаривать со спиной Марата, поэтому ответил максимально тихо, чтобы тот повернулся к нему лицом. – Голова болит только. - А? – Марат бросил взгляд из-за плеча, - ну уже хоть что-то. – Что сказал? - Говорю, голова болит, - Васильев убрал полотенце от носа и посмотрел на масштаб трагедии. Крови было немного, как из пальца порезанного. – Ноги не слушаются. - Понятно, - Суворов опять отвернулся, глядя в окно. Замолчали. Опять навалилась тишина, разбавляемая звуками из коридора, где сновали врачи, медсестры и санитарки. Андрей попробовал вновь. - Я с утра очнулся. Не помню ничего, - во второй раз уловка не сработала, и Марат просто кивнул на его слова. Андрей расстроено вздохнул. - Расскажи, что было, - заговорил он настолько громко, насколько ему позволяли повреждённые связки. - Не помню ничего.       Суворов повернулся к нему лицом, неотрывно смотрел несколько секунд, и только потом заговорил. - Мы с родителями поехали на дачу. Она у нас в той же стороне, только там, подальше. Когда проезжали, то увидели, как пацаны тебя тащат без сознанки. Ну, отец по тормозам, тебя в машину... На вокзале скорую дождались. Мама с тобой поехала в больницу на скорой. Мы следом. Тебя привезли и забрали тут же в операционную, сказали, что сотряс жёсткий. Ну, потом всё. Врач говорил, что ещё немного и ты бы у..., - Суворов прикусил язык. - Мама очень переживала, что довезти не успеют. - Ну, успели же, - безразлично бросил Васильев. - Это они сделали, да? - в его взгляде острым ножом прорезалась злость. - Пацаны твои? - Я не знаю, - на выдохе ответ Андрей. - Зачем им это? - А то, что в том доме, который вы обнести хотели, труп нашли, тебя вообще не смущает? Может, это вообще кто-то из них его грохнул, а на тебя повесить хотели. Не думал, а? - с каждым словом голос Суворова становился все громче и бил по ушам. - Нет, ну а чо? Вот трупак, вот убийца. Дело закрыто. - Ты чего вообще несёшь? - Андрей поражено распахнул глаза. - Хуйню какую-то исполняешь. - А ты хуйню не исполняешь, Андрейка? - взвился Марат. - Нет? Вы уже, блять, совсем берегов не видите с улицей этой! Сначала чушпанов шакалили, теперь, вон, по домам полезли. А потом что? Мочить начнёте, если что не по понятиям пацанским будет? - Марат, ты чо завёлся? - Андрей не понимающе на него посмотрел. - Ты чо несёшь вообще? - Ты, блять, вообще тупой или только прикидываешься? Да вам за взлом с проникновением по пять лет светило бы каждому, если бы там труп не нашли. Ты матери как вообще в глаза теперь смотреть будешь? Едва Суворов сказал про мать, как Андрея будто ледяной водой окатило. «Марат ведь не в курсе, что она в больнице лежит.» - промелькнуло у него в голове. - Маме не до этого сейчас, - уклончиво ответил Андрей. - Конечно, не до этого, она ведь в больнице лежит, - всплеснул руками парень. - Довел, блять, идиот. - Откуда ты знаешь? - голос глухой и ломкий, как высушенный лист. - Ирина Сергеевна сказала. - Ты поэтому с ней ругался? - А ты откуда знаешь? - Врач сказал. Опять замолчали. Андрей все так же сидел в кресле посередине палаты, Марат смотрел в окно, где буйным цветом пышела весна. - Отшивайся, Андрей, - вновь негромко заговорил Суворов. - Не важно уже, пацаны тебя отпиздили или нет. Это дорога в один конец. Посадят или убьют в подворотне. От этих слов такая злость проснулась у Васильева. «Разве это не ты привел меня в Универсам? Разве мы не вместе чушпанов шакалили? Разве не с тобой кепки-сеточки воровали? Разве не ты меня всему научил?» Васильев крепко сжал ручки кресла, удерживая себя на месте. Переебать Марату хотелось нещадно. - Ебаный лицемер, - прошипел Андрей. - Ты ебанный лицемер, Марат. - Чего...? - Суворов наконец полностью к нему повернулся. - А то! Разве это не из-за тебя я «пришился»? Разве это не ты меня привел в Универсам? - горло перехватывали спазмами боли, но Андрей все равно продолжал. - Да я же за тобой пошёл. А ты потом с ментами скрысился. С Айгуль этой... Помазком стал. Я думал, что мы друзья! - Ты охуел?! – резко и яростно воскликнул Суворов, подойдя к Андрею. – Ты за базаром следи! Я тебя в Универсам за ручку не приводил! Сам пришел, как миленький! И про Айгуль не смей говорить! Понял?! Ты, сука, нихуя не знаешь! Глаза Марата полыхали гневом и яростью. По всей его фигуре было заметно, насколько сильно он себя сдерживает, чтобы не полезть на Васильева с кулаками. Ноздри раздувались, как у дракона, того и гляди, изо рта начнет вырываться пламя. Но по глазам было видно, что он отчаянно ищет что-то в выражении чужого лица. - Чо? Втащить мне хочешь? – самодовольно спросил Андрей. – Ну так давай, блять, втащи уже! - Долбоеб ты, Андрей, - злость с Суворова схлынула в миг, и он отступил на несколько шагов, опустил плечи и словно сам стал меньше. - Иди на хуй, Марат, - просипел Андрей.       Он докатился до кровати, и глубоко вздохнув, принялся на нее перелезать. Силы в ногах не было никакой, - они все так же не слушались, подворачивались, и все никак не хотели становиться опорой. После нескольких минут безуспешного пыхтения, он просто упал обратно в кресло, от чего то по инерции откатилось немного назад. Все это время Суворов стоял и смотрел в окно, слушая чужое тяжелое дыхание. Ему очень тяжело было сдерживаться, чтобы не рвануть и помочь. У него буквально чесались ладони, - настолько ему было невыносимо все это слышать и чувствовать. Но разговор был окончен. Все, что можно, было сказано. Причин оставаться больше не было.       Марат подумал: «Если он попросит, я останусь».       Андрей сказал: - Иди уже отсюда. Сил на тебя смотреть нет.       Марат резко развернулся, подобрал сумку с пола и вылетел из палаты, быстрыми движениями вытирая щеки от слез.       Громко хлопнула дверь.       Андрей почувствовал, как у него опять зазвенело в голове. На полотенце, все так же лежащее на коленях, закапали красные капли. ***       Восстановился Андрей довольно быстро. Через пару дней уже начал опять ходить, а к концу недели и вовсе иногда умудрялся бегать на улицу, чтобы купить сигарет в ларьке для лежачего дедушки из соседней палаты. Медсестры и санитарочки на него постоянно ругались, но серьезного ничего не делали. Всё понимали.       Вопреки тому, что говорил Ильдар Юнусович, к Андрею приходили универсамовские. Дино заглядывал, Гвоздь, Али, Зима, - почти все, с кем он был в тот день в дачном поселке. Говорили коротко, практически только по делу: кто и что спрашивает, кто приходил, чего хотел. Состоянием здоровья интересовались скупо, будто бы нельзя было, будто кто-то мог осудить за подобные вопросы. Васильев без утайки рассказал Вахиту об Ильдаре Юнусовиче и его версии событий. Зима внимательно выслушал, но ни опровергать, ни подтверждать не стал. - Ты так и говори, что не помнишь ничего, лады? – Вахит выдохнул горький сигаретный дым почти Андрею в лицо. – А то нас и без того постоянно трясут менты. Опять. - Так, а что было-то на самом деле? – слова Зимы ему не понравились. - Дверь заклинило, - отмахнулся Вахит. – Потом тебя нашли, когда открыть смогли. Ну и трупака тоже. - А ментов кто вызвал? - Да я хер знает, - пожал плечами Зима. – Мы тебя на поруки Суворовым отдали. Потом разбежались, чтобы вместе не видели. Ты, Пальто, не кипишуй. Не было бы их мы бы сами тебя дотащили, - в словах Вахита сквозили какая-то прохладца и неуверенность. «Никуда бы не дотащили. Бросили бы прям там.» - невесело подумал Андрей. - Врач сказал, что чудом успели, - подлил масла в огонь Васильев, следя за чужой реакцией. – Еще бы немного, и всё. - Блять, - тяжело вздохнул Вахит и в миг стал серьезным, ушла эта напускная леность. – Андрей, давай без этой хуйни, а? Ты это кому-нибудь другому заливай, ладно? Я знаю, что это проеб. Так, а хули с них взять? Сами еще без царя в голове. Я это понимаю, а они нет. Мне что прикажешь делать? Я знал, что тебя не дотащим. Уже хотел попутку останавливать, а тут как чудо – Суворовы. Ясен хуй я тебя им на поруки сдал и выдохнул, хоть пацаны и отговаривали. И ты это…, - он замялся. – Извини. - Пацаны не извиняются, - на автомате ответил Андрей. – Ладно. Все обошлось и… Это… Нормально все. - Ну ты сам смотри, - Вахит опять закурил. – Если отшиваться надумаешь, то отпустим. Претензий иметь не будем. Но сам все понимаешь. Хоть за нами косяк. - Понимаю, - согласно кивнул Васильев, затягиваясь сигаретой. - Ну, короче, думай, - Вахит протянул ему руку. – Давай. Как выпишешься, жду на сборах. - Ага, - Андрей ответил на рукопожатие.       Ну, как словом, так и делом, выписали его быстро. Взяли необходимые анализы и на следующий день вынесли заключение: «Здоров», да выпнули из стационара.       До конца учебного года оставалось еще несколько недель. ***       Уже почти ставший знакомым морг встретил Андрея тускло синими стенами и спертым воздухом, пропитанным формалином. Он сделал несколько неуверенных шагов по коридору, и потом ему на встречу вылетел Ильдар Юнусович. - Ну, ты где ходил? – взволнованно спросил мужчина. – Уже час жду. - Да я сразу пришел, как сказали…, - голос Андрея был неуверенным и хриплым – связки так и не восстановились. - Давай, пошли.       Мужчина накинул на плечи парня медицинский халат, чуть приобнял, и повел в прозекторскую. Уже возле дверей кабинета Андрей замер. Ему совсем не хотелось видеть то, что лежало на столе, - не человек вовсе. Труп. Страх затопил его с ног до головы. Перед глазами замелькали воспоминания с прошлого раза, когда он видел изуродованное тело Рината. - Я не хочу, - прошептал он. – Не хочу. - Андрей, - Ильдар Юнусович вздохнул, и чуть отведя парня в сторону, внимательно посмотрел ему в глаза. – Из всех группировщиков у меня только с тобой получается хоть как-то пообщаться нормально. Остальные молчат. Ты же сам понимаешь, что там такой же как ты парень лежит, что у него есть родители, братья, сестры, им правда нужна, понимаешь? Похоронить хотя бы, оплакать, а не ждать, что он вернется. Ожидание хуже смерти, Андрей. - Но я не хочу, - Васильев отвел слезящиеся глаза в сторону, и украдкой смахнул влагу с ресниц. – Мне страшно, - шепотом признался он. - Живых надо бояться, а не мертвых, Андрей, - мужчина крепко провел ладонями по плечам Андрея, в бессловесном жесте поддержки. – Пожалуйста, помоги мне. - Хорошо, - Васильев шмыгнул носом. - Вот и славно, - Ильдар Юнусович улыбнулся и, приобняв парня за плечи, повел в прозекторскую.       В этот раз не было спасительного обморока, но ведро, которое ему впихнули, Андрей держал все так крепко, будто за спасительную соломинку хватался. Всей ужасающей картины майор ему не показал. Только откинул немного простынь с лица. Васильев замер, вглядываясь в знакомые черты: густые темные брови, отросшие русые волосы, прямой нос, ямочка на подбородке. - Марат…, - Андрей совершенно беспомощно посмотрел на мужчину, испытывая невыразимый ужас. – Это Марат? - Нет, - покачал головой Ильдар Юнусович. – Суворов жив-здоров. Про тебя, к слову, спрашивал. - Как… Как тогда… Это? – он по-детски указал пальцем на труп. – Похожи ведь. - А вот это уже следующий вопрос, - майор достал пачку сигарет и закурил.       Одну предложил Андрею. Васильев взял, все еще держа ведро, подкурил от чужой спички и глубоко затянулся. Некоторое время стояли молча, то ли скорбя, то ли просто раздумывая о жизни. В каком-то странном порыве Андрей подошел к трупу и внимательно вгляделся в его лицо, тут же начиная видеть отличия от Суворова. Закрытые глаза слишком близко посажены, брови тоньше, губы не такие полные, да и овал лица отличается, - у Марата почти клинышком подбородок, а у этого парня более круглое. - Я его не знаю, - сказал Андрей, чуть отойдя. – Не видел раньше. А с ним тоже самое, что с тем Ринатом? - Нет-нет, - глубоко затягиваясь покачал головой майор. – Дерни простынь, посмотри. Там ничего такого.       Васильев скептично посмотрел на мужчину, но все же сделал как тот сказал. Чуть отдернув простынь, он увидел зияющую дыру в груди, ровно там, где должна быть кость грудины. Темнота, что скрывалась в этой зияющей пустоте, будто гипнотизировала. Андрей замер. Выброшенный окурок в урну все еще тлел, чадил сизым дымом. Парень опустил ведро на пол и вернулся взглядом к телу, все еще наполовину скрытому простыней. Откуда-то из задворок сознания пришла мысль о том, чтобы прикоснуться к чужому мертвому телу. Андрей покрутил её, - мысль в голове, и не найдя ни одного аргумента против, протянул руку.       Кожа под пальцами была холодная, твердая, лишенная жизни. Он осторожно провел рукой по плечу, а потом глупо потыкал указательным пальцем в щеку. Кожа каждый раз от его прикосновения проминалась и потом, словно нехотя, возвращалась к прежней форме. Поняв, что трогать труп не так уж и страшно, Андрей совсем осмелел и пальцами раскрыл сомкнутые веки, чтобы убедиться в своей догадке. Глаза, подернутые мертвенной пленкой, были карими. Совсем как у Марата. - Он по улице шел, через парк, - неожиданно даже для самого себя заговорил Андрей. – Она к нему подошла и сказала, что нужна помощь. Отвела куда-то… Непонятно. Там фонарей почти не было. Потом резкая боль и темнота… - Ты чего сейчас сказал? – Ильдар Юнусович пораженно посмотрел на Васильева. - Я… Я… Э-э… Я не понял…, - Андрей тряхнул головой, сгоняя морок. – Чего? - Ты сейчас рассказал – что? – мужчина подошел к нему и крепко схватил за плечи. - Я не знаю, - парень испугано посмотрел на майора. – Просто привиделось что-то… Наверное… - Его нашли в старой части парке, где фонари не горят. А эксперты нашли еще чьи-то женские следы. Откуда ты знаешь? – Ильдар Юнусович встряхнул его. - Я не знаю, просто… Привиделось, что ли… Как морок какой-то… - Странно…, - мужчина парня отпустил и сам немного отошел. – Ты стал каким-то странным, Андрей, после комы этой.       Васильев пожал плечами. Он и сам ничего не понимал. ***       Возвращаться в школу было непривычно. Учебники ученики открывали уже на последних параграфах, как рекой лились контрольные и проверочные работы. Учителя сочувствующе смотрели на него и давали какие-то облегченные задания, хотя за время, проведенное в больнице Андрей, почти нагнал программу. Некоторые ребята из класса спрашивали, где он был, но Васильев правду не говорил, - отшучивался, что ногу сломал.       Марат несколько дней к нему словно присматривался, бросая хмурые взгляды из-под бровей. Андрей и сам смотрел на него, пока тот не видел, осторожно провожал его до дома, чтобы не заметил, и даже пару раз подбрасывал в сумку какие-то конфеты, которые покупала Ирина Сергеевна для Юльки. Хотел даже как-то банку сгущенки подбросить, но подумал, что будет слишком палевно. Такую резкую смену своего отношения к бывшему другу Васильев оправдывал тем, что видел в морге и словами Ильдара Юнусовича о том, что все исправить можно, кроме смерти. Ведь и правда, только смерть нельзя исправить, а остальное – так, пшик. О своих резких словах, которые он сказал Марату в больнице уже пожалел миллион раз. Он ведь не думал так на самом деле ни про самого Суворова, ни про Айгуль. Знал, что с ней на самом деле случилось, понимал все. А говорил так, как улица говорила – жестокими, больно бьющими словами, словами Турбо и остальных пацанов. Так и тянуло извиниться, но слова почему-то не находились.       После занятий Андрей вышел на улицу и принялся взглядом искать знакомую русую макушку. Неясный страх все еще скребся у него внутри, когда не получалось разглядеть в толпе учеников Марата. Вот мелькнул красный галстук. Знакомый профиль показался чуть поодаль, недалеко от школьных ворот. Андрей выдохнул и пошел туда. Суворов разговаривал с какими-то девчонками с параллели и весь собой красовался, расхлябано болтая руками. Девочки смущенно смеялись чуть ли не над каждым его словом, прикрывая рот рукой. Когда Андрей подошел ближе, то услышал говорит Марат на татарском и его это так поразило, что он остановился и стал прислушиваться к его болтовне. Было вообще ничего не понятно, но это так естественно и приятно звучало, что какая-то застарелая обида пошевелилась у него в груди.       «При мне никогда не говорил по-татарски. Мог бы вообще и хоть чему-нибудь научить.» - подумал Андрей. - Ладно, - уже по-русски заговорил Марат. – Мне идти надо. Иртәнгә кадәр, кызлар. - Әлегә, Марат, - почти синхронно отозвались они.       Он им подмигнул и улыбнулся той самой улыбкой, которой всегда охмурял женщин-продавщиц, чтобы те продали ему сигареты. Андрей горько усмехнулся и зашагал вперед.       На следующее утро он проснулся от кошмара. Резко подорвался с кровати, не понимая, где находился, и бросился в коридор к телефону. Судорожно дыша, поднял трубку и принялся набирать номер Суворова. Ни на часы не посмотрел, ни в окно не глянул, - все равно было. Страх сидел где-то в горле, отдавая горечью желчи на корне языка. Руки мелко тряслись, пот катился градом по лицу. Ужас сна витал где-то на периферии сознания.       Подняли трубку со второго раза. Сонно проговорили: - Алло, вы там чо, охуели, ночью звонить? – знакомый голос немного успокоил Андрея. – Алло? - Марат, - задушено проговорил Васильев. – Марат… - Андрей? – удивленно произнес он. – Ты долбоеб среди ночи звонить? - Нет, я… - Нахуй мой номер забудь! Еблан! В трубке раздались гудки, но Андрей, успокоившись, выдохнул. Марат был в порядке. Все с ним было хорошо. - Андрей? Ты чего? – Ирина Сергеевна вышла из спальни, кутаясь с легкий домашний халат. - Да звонил кто-то, - прохрипел он, а потом прокашлялся. – Номером ошиблись, - соврал он. - А, ну ладно. Иди спать тогда, три часа ночи, - она зевнула и вернулась в комнату.       Ожидаемо до утра Андрей не смог и глаз сомкнуть.       Утром в школе Суворов подошел к нему в классе. Стоял дергано, руки в карманах держал. Андрей даже растерялся, потому что не думал, что Марат к нему сам подойдет. - Пошли, поговорим, - сказал Марат, глядя куда-то в сторону. Андрей тяжело поднялся и пошел за ним. Суворов завел его в мужской туалет, который среди всех учеников негласно был признан курилкой. Внутри было пусто, немного тянуло канализацией и еще не выветрившимся сигаретным дымом. За короткий путь до толчка, казалось, Марат растерял всю уверенность. Он прошел к окну и достал пачку сигарет, но закуривать не стал, только сунул ее обратно в карман и внимательно посмотрел на замершего посреди пространства Андрея. - Ты мне конфеты подбрасываешь в сумку? – резко спросил Суворов, словно, не давая себе передумать.       Жаркий стыд резко залил щеки Васильева. Он отвел взгляд и как-то неявно кивнул. - Нахуя? - Ну… Это…, - Андрей закусил губу. – Ты же сладкое любишь. - А звонил ночью зачем? – Суворов внимательно посмотрел на него. - Ну…, - слова опять застряли у Андрея в горле, будто камни. Не мог он ему ничего рассказать. Ни про убийства, ни про сон этот страшный. Ему казалось, что если все это обретет словесную форму, то станет еще более реальным, чем есть на самом деле. – Я тут… Это… Короче. Ильдар Юнусович просил тебя быть осторожнее, - соврал Андрей, тем самым прикрывая собственное беспокойство. - И ты не нашел другого времени, чтобы мне это сказать? – на выдохе спросил Суворов. – А кого бояться-то? Вас что ли? Универсам? Или кто там еще на меня зуб точит? - Нет, это… Не про это… Блять, просто будь осторожнее, ладно. А то мало ли, - запал Васильева совсем кончился, и он замолчал. - Андрей, - от звука своего имени парень вздрогнул. – Хуйню какую-то несешь и толком не объясняешь ничего. И вообще, не западло с «отшитым» разговаривать? - Нет, не западло, - Андрей отрицательно покачал головой. - А должно быть западло. И не разговаривать надо, а морду бить, - Суворов развернулся к нему лицом. – Я думал, что ты сюда за этим шел.       Васильев принялся внимательно рассматривать Марата, подмечая все детали: отросшие волосы, небрежно повязанный галстук, желтизну синяка на щеке, как от хорошего хука справа, знакомый прищур карих глаз, обветренные губы. И чем дольше он смотрел на Суворова, тем страннее ему становилось. Почему-то появилось желание его обнять; крепко стиснуть руками, чтобы убедиться, что он реален, что он здесь, и что Андрей тоже здесь. Хотелось заземлиться. Оставить эту катавасию последних недель и просто почувствовать себя как раньше. - Ты чего? – Марат, изогнув бровь, нахально посмотрел ему прямо в глаза. – Хули вылупился?       По пацанским понятиям Андрей должен был уже без разговоров прописать Суворову по морде, но он почему-то стоял и молчал, все еще глупо пялясь на бывшего лучшего друга. - Я…, - начал было Андрей, но дверь в туалет открылась, и в него ввалились какие-то старшеклассники, которые смерили недобрым взглядом обоих парней.       Суворов первым отмер и направился на выход. - Авырма, - сказал он, когда поравнялся с Андреем.       Татарского Васильев не знал, поэтому просто глупо и согласно кивнул. Старшеклассники странно на него поглядели, но ничего не сказали, закуривая и общаясь о своем.       Когда Андрей вышел в коридор, то Марата там не было. ***       Ильдар Юнусович вот уже несколько минут к ряду пристально смотрел на Андрея, мерно постукивая ручкой по столу. В кабинете майора стоял неприятный запах курева и спирта, которым парню обрабатывали рассеченную бровь медики. - Я еще раз спрашиваю, кто это сделал? - Я не видел, напали со спины, - как мантру повторил Васильев. – Темно было. Не успел рассмотреть. - Ха-а, да что же с тобой поделаешь, Андрей, - мужчина снял очки и устало потер глаза. – Ладно, иди. Только, это, передай тем, кого ты не видел, и кто никогда тебя не бил, что в следующий раз я их обязательно найду. Андрей молча поднялся со стула и вышел из кабинета, думая, что он будет говорить Ирине Сергеевне.       После того случая, когда Андрей пытался предупредить Марата об опасности, он решил, что ничего страшного не случится, если хотя бы несколько дней походит с ним из школы до дома, не заметно провожая. Суворов такое рвение не оценил, когда заметил и, когда они оказались в проулке, то достаточно доходчиво объяснил – кулаками, само собой, - что так делать не надо, что он может постоять за себя. Васильев, как идиот, только закрывал голову руками и ничего не объяснял. Просто терпел удары и на все вопросы, которые задавал ему Марат, прерываясь, чтобы продышаться, не отвечал. Андрей от чего-то думал, что если он расскажет Марату о том, что нашли уже несколько убитых парней похожих на него, то это станет более реальным, чем есть на данный момент. Тем более, что Марат теперь «отшитый» и никаких дел с Универсамом не имеет. Не хотелось опять втягивать его во всю эту грязь, в которой сам Андрей был вымазан с ног до головы. До странного хотелось его, Суворова, оградить от всего этого, защитить что ли. - Андрей! – Ирина Сергеевна всплеснула руками, едва увидев его лицо. – Опять подрался? - Это… Нет. То есть, да. Подрался, - она подошла к нему и, закинув кухонное полотенце на плечо, мягко взяла за подбородок и покрутила его голову во все стороны. - Ты знаешь, кто это сделал? – спросила она, впрочем, не ожидая правды. - Да мы с пацанами на чужую территорию зашли, там не поняли, вот и получилось так, - Андрей пожал плечами. - Странно, Ильдар совсем другое рассказал, - она строго посмотрела на него.       «Блять,» - пронеслось в голове у парня.       Андрей жалостливо посмотрел на нее и извиняющись улыбнулся. Он понимал, что она все равно, позже или раньше, будет его расспрашивать о случившемся. - Не хотел вас… Тебя беспокоить. Я правда не знаю, кто напал. - Что ж ты будешь делать? – Ирина покачала головой. – Юля в зале мультики смотрит. Умойся сначала, кровь плохо стерли. Я там картошки потушила.       Она отошла, пропуская его внутрь.       Весь следующий день Андрей отлеживался дома. Ирина разрешила не идти ему в школу, так что он совершенно законно наслаждался долгим утренним сном и бессмысленным валянием в кровати до обеда. Последнее время Зима не объявлял сбор, поэтому в качалку ему тоже не было нужно. К тому же дела Универсама как-то постепенно начали отходить на второй план. Пока Вова был в розыске за убийство, всем возрастам дали очень короткое наставление, - чтобы залегли и сидели, как можно тише. Не хватало, чтобы к ним по домам еще начали с обысками соваться. Не все были рады происходящему. И если Зима, на которого остался Универсам в отсутствии Адидаса, еще как-то худо-бедно все понимал, то вот Турбо, будто с цепи сорвался. Если они и собиралась на коробке, то именно Валера начинал подбивать пацанов пойти шакалить куда-нибудь. Пару раз даже дошло да серьезной драки с Вахитом, но их всегда разнимали. Андрей смотрел на всё это как будто со стороны. В груди все еще теплилась обида на пацанов, что сдали его Суворовым, а не сами стали все разгребать. По наставлению от Ильдара Юнусовича Андрей очень аккуратно поспрашивал пацанов о том, кто пропадал за последнее время, но те лишь отрицательно качали головами. - А что за интерес такой? – спросил как-то Зима, когда они были на коробке и гоняли мяч, совсем как нормальные парни. - Да Ирина Сергеевна сказала, что несколько пацанов пропало. Попросила узнать, может, они при делах. Ну, чтобы найти помогли или хоть какую-то ясность внести, - пожав плечами, соврал Васильев. - Ты бы с этим осторожнее, - Вахит закурил, глядя куда-то в сторону. – Я понимаю, что там родители тревогу бьют, что менты тоже штаны не просиживают, но вот Турбо не поймет. Решит, что ты скрысился с ментовкой своей. - Да как я…? – Андрей от негодования аж подпрыгнул и крепко сжал кулаки. – Ты что такое говоришь? Там просто парня мертвого нашли на берегу Волги, Ильдар меня на опознание звал, спрашивал – при делах или нет, - Андрей намеренно не рассказывал еще об одном трупе. - Чего? – Вахит выкатил на Андрея свои и без того лупоглазые зенки. – Чо за парень? - Какой-то Ренат Измайлов. Я не знал его. Наверное, не при делах был, - отмахнулся Васильев, думая, что и без того слишком много рассказал. - Чего? – глаза Зимы распахнулись еще шире, хотя, казалось, куда еще шире. – Как ты сказал? Измайлов? - Ну да, - удивленно закивал Андрей. – Ренат Измайлов. - Охуеть, - от удивления Зима провел руками по бритой голове. – Это младший брательник одного из Чайников. Весь блатной такой. Из семьи приличной. Прям как Маратик, - на последней фразе Андрей напрягся, понимая, насколько точно сказал Вахит. – Чтоб ему… ну, ладно. Это ж, нихуя себе, оказывается. И что там такое? Сильно отмутизили? - Да не, - опять начал врать Васильев. – Просто пырнули. Скорая не успела. - Пиздец, что сказать, - заключил Зима и отправил окурок в аут за пределы коробки. – Ну ты там, если что, слушай, что говорят. Я тоже нашим скажу, чтобы аккуратнее ходили, - Андрей уже хотел было попросить, чтобы Вахит не распространялся, как он сам махнул рукой. – Да понятно, что рассказывать не буду, а то вопросы задавать будут – откуда весточка прилетела. И ты, это, эх… Не должен я такого говорить… но ты Марата тоже предупреди. Мало ли, кто не знает, что мы его «отшили». На нас потом первых подозрение упадет. А так, хоть по старой памяти, из-за Вовки. - Понял, - немного заторможенно ответил Васильев, не в полной мере осознавая, что именно сказал ему Вахит. - И это… Не пизди много. Если остальные узнают, то не поймут, - Зима опять закурил. - А ты понимаешь? – со странной надеждой спросил Андрей. - Понимаю, - кивнул Вахит, не глядя при этом на Васильева. – Есть вещи важнее улицы.       Андрей внимательно посмотрел на него, внутренне не соглашаясь со словами, а потом проследил глазами за взглядом Вахита. Тот, практически не моргая, смотрел на играющего в футбол Турбо. ***       Постепенно весна начала сменяться летом. На улице солнце припекало, да порой так сильно, что хотелось снять пиджак от школьной формы и гонять в одной рубашке. Все деревья стояли зеленые, сочные листики были еще совсем молодыми, но все равно хорошо прятали в своей тени. Уже не хотелось учиться. Хотелось целыми днями шататься по городу, есть мороженое и потом вечером в качалке травить байки с пацанами, смеяться и чувствовать всю эту общность, причастность к чему-то большему. К улице, к братству. Только вот у Андрея все никак не получалось так сделать. С одной стороны – Универсам с его делами, с другой стороны – Марат с его ясными карими глазами и нахальной ухмылкой, весь такой острый, колкий и неразрешенный вопрос с их дружбой, и еще с одной – убийства Рената Измайлова и еще одного парня, которого так и не опознали, которые так сильно на Марата похожи. И это несмотря на то, что мать Андрея до сих пор находилась в больнице, Ирина Сергеевна ежедневно его агитировала на вступление в Комсомол и «отшив» из группировки, и где-то на периферии маячил Ильдар Юнусович со своими обещаниями посадить его, всех пацанов и неизменно таскающий его в морг при любом удобном случае.       Еще и сны странные ему сниться начали. Церковь какая-то заброшенная, кресты перевернутые, кладбища старые и странная женщина с темными, почти черными глазами, зовущая его куда-то. Через раз от подобных сновидений Андрей подрывался, будто на него ушат ледяной воды выливали, и потом еще долго не мог уснуть, переживая увиденное. В этих снах женщина ему что-то говорила, но он не слышал, только какие-то отдельные звуки, которые все никак не хотели складываться в слова.       Андрей просто устал.       В один из дней, когда Андрей шел провожать Марата до дома, последний резко остановился в арке дома, развернулся и сказал: - Иди сюда, - Марат махнул Васильеву рукой. – Иди-иди, - так обычно говорят, когда очень сильно злятся и собираются ударить. - Марат, - Андрей остановился в паре метров от него. – Ближе не подойду. У тебя ноздри как у быка раздуваются. - Ладно, - он быстрым шагом направился навстречу Васильеву. – Я сам подойду. Андрей начал отходить назад, но, видя, как Марат прет на него, развернулся и побежал. Следом сразу же послышались быстрые шаги и тяжелое дыхание. - Марат, давай поговорим нормально, - Андрей запыхался, очередной раз сворачивая не разбирая дороги. – Не пизди меня только. - Сука, тебе в прошлый раз было мало? – Суворов протянул руку, чтобы схватить парня за плечо, но не успел. – Какого хуя ты ко мне пристал? - Блять, ну не могу я тебе рассказать! – Андрей остановился и внимательно посмотрел на Марата, который тоже остановился и пытался отдышаться, упершись руками в колени. - Тогда ты можешь от меня просто отъебаться?! – Суворов поднял голову, и Андрей увидел какие у него были злые глаза. – Или что блять? Нахуй ты за мной ходишь? Нахуй ты со мной разговариваешь? Тебя на месте опиздюлят пацаны если узнают, что ты со мной говоришь! Ты не понимаешь?! - Понимаю, - согласно кивнул Андрей. - Ну так если понимаешь, то отъебись от меня! Делить нам нечего, если ты думаешь, что я в крысу пойду про ваши дела ментам рассказывать, то не пойду! Мне эти делюги ваши нахер не всрались! Делайте, что хотите! – Суворов очень громко говорил, и Андрей даже по сторонам оглянулся, чтобы убедиться, но на пустыре, куда они прибежали, они одни. – Хули ты за мной постоянно таскаешься? - Марат, - Васильев глубоко вздохнул. – Марат, - повторил он, прокатывая имя по языку. – Я не могу рассказать. - Сука!       Суворов налетел на него с кулаками и первым же ударом разбил Андрею нос. Кровь быстро залила губы и подбородок, заляпывая чистую белую рубашку красным. Васильев только и успел, что закрыть голову от нового удара, но его не последовало. - Андрей, - тяжело вздохнул Марат, смотря куда-то в сторону, где начинался небольшой лесок и гаражи. – Я жалею, что ты «пришился». Я жалею о том, что привел тебя в Универсам. Не идет тебе быть группировщиком. - Да ты чо…, - удивленно вскинулся Васильев. – Я ведь раньше чушпаном был, а теперь с пацанами… - Ты и раньше пацаном был, - Суворов как будто весь сдулся, тяжело свесив руки вниз. – Только нормальным, без говна этого криминального. - Да ты что такое говоришь? – Андрей в крайней степени удивления посмотрел на Суворова. - То и говорю, - опять злобно зыркнул он. – И ходишь еще за мной постоянно. Я себя и без того каждый день виню, что поручился за тебя, когда ты пришел «пришиваться», так еще и ты каждый день глаза мозолишь. Мне уже просто тошно от всего этого. Я, итак, во многом виноват, - Марат опять опустил голову, не дав Васильеву увидеть, как слезы блеснули у него в глазах. - Да ты чего? – Андрей как-то в раз позабыл о разбитом носе и заляпанной кровью рубашке. – Где бы я сейчас был, если бы не «пришился»? Так бы и таскался чушпаном, только бы огребал постоянно. - Нормальным бы человеком был! – крикнул Марат, подняв голову. Андрей тут же увидел две влажные дорожки на его щеках. – Улица эта, блять! Универсам ёбаный! Ничего, что они Айгуль затравили, что та в окно вышла?! А?! Нигде не жмёт мораль пацанская?! Вовка вписался за неё! Человека убил! В розыске сейчас! И я не вижу, чтобы хоть кто-то почесался, чтобы ему помочь! Улица, блять! Да шакалы они все ёбаные! И ты таким же становишься, - уже тише закончил он. Андрей смотрел на Марата, и у него внутри что-то ломалось. Ломалось громко, правильно, куда-то в нужную сторону, но он еще сам этого не понимал. - Марат… - Они изнасиловали её. Понимаешь? Изнасиловали. Это, блять, было изнасилование! А они её затравили! И как мне надо было поступить? А? Что мне надо было сделать?! – он опять перешел на крик. Слезы безостановочно катились из его глаз. – Хуйня все это. Про пацанов и чушпанов. Есть люди и есть нелюди. Вот они хуже зверей. И если продолжишь ходить за мной, то… Сам знаешь, что с тобой сделают. - Марат… - Да блять! Что ты заладил «Марат, Марат»?! Давай, втащи мне, и разойдемся, - Суворов вытер ладонью мокрые щеки и чуть приосанился, вставая в позу, чтобы не свалиться с ног при ударе.       Васильев как-то заторможено подошел к Марату, но вместо того, чтобы бить, обнял его. И какое же огромное облегчение захлестнуло Андрея, когда он смог вот так просто заключить его в объятия, почувствовать руками такое знакомое тепло, запах прокуренной школьной формы и мыла от чужого тела. И было в этом что-то такое, чему Андрей не мог дать названия. Что-то такое наполовину запретное, наполовину нужное, искомое. Ведь сколько раз он пытался найти в себе ненависть к поступку Марата, к его предательству, да и к нему самому, но он не мог этого сделать. Наверное, потому что и сам понимал, почему он так поступил. Понимал, но сам себе не признавался. И теперь, когда все это было произнесено вслух, то и преград больше не осталось. Осознание всех этих ужасных вещей затопило его с ног до головы, принося облегчение и понимание, что он все еще с Суворовым на одной стороне. - Прости меня тоже, - практически шепотом куда-то в шею сказал Андрей. – Прости меня, Марат. За то, что меня не было рядом с тобой. Прости меня. Марат вцепился в андреевский пиджак, возвращая объятие. Для них обоих это было прощением.