Словно в страшной русской сказке

      Делать было абсолютно нечего. Андрей шатался из угла в угол по квартире, периодически поглядывая на часы. Марат с родителями уехал куда-то в гости к родственникам в Волгоград на неделю, Ирина Сергеевна была завалена работой, потому что с приходом лета участились разборки группировок, а Юлька была в садике. Теперь, когда он больше не был с Универсамом, ему было самую малость боязно нарваться на кого-то из другой группировки. Теперь за него пацаны не впрягутся.       Васильев еще раз посмотрел на часы. Время тянулось ужасно медленно, а по Марату скучалось особенно сильно. Теперь, выяснив отношения, они очень много времени проводили вдвоем. Ирина Сергеевна спокойно отпускала его с ночевкой, а родители Суворова тоже не были против, хоть и несколько косо поглядывали. Они могли часами болтать обо всякой фигне, есть сгущенку прямо из банки и лениво целоваться. Но в скором времени им стало понятно, что одних поцелуев мало. Хотелось чего-то еще, чего-то более интимного, откровенного; снять так часто мешающую майку, провести рукой по оголенной коже, прикоснуться к явно выпирающему в штанах члену, подрочить вместе, а не в разных комнатах. Днем обычно таким не занимались, потому что оба жутко смущались телесных проявлений собственного тела, да и застукать их могли. Марата первое время аж подбрасывало, когда у него дома мимо закрытых дверей его комнаты проходил кто-то из родителей. Тоже самое было с Андреем, едва он слышал шаги по направлению к залу. По ночам тоже было боязно. Вдруг не услышат, что кто-то идет? Поэтому после поцелуев, неловких тисканий и тихих разговоров всегда расходились по разным постелям. Хотя хотелось остаться вместе, остаться вдвоем, чтобы даже во сне делить тепло. И план, как обычно это бывает, у Андрея родился сам собой.       Он тут же подскочил с дивана и побежал в коридор. - Да где же? – он открыл створку трельяжа. – Да блин!       С другой створкой ему повезло больше. Ключи от его квартиры лежали прямо поверх каких-то документов инспекторши. Обрадовавшись, он схватил их и замер. «И что? Ну, нашел, а дальше что? А если Ирина Сергеевна заметит? Так, надо сделать дубликат.» Андрей тут же вернулся в зал и принялся взглядом искать нужную книгу на полочке. По старой привычке деньги он хранил в Достоевском, которых, к слову, оставалось уже не так, чтобы сильно много. Постоянного дохода у него не было и с этим надо было тоже что-то думать.       Схватив деньги и ключи, он быстро выбежал на улицу.       Через час у Андрея в руках красовался новый дубликат ключа.       *** - Ирин Сергеевна, я это, спросить хотел, - Васильев остановился в дверях кухни, разглядывая инспекторшу в коротких шортиках, сидящую на стуле. - Что такое? – она подняла на него взгляд и Васильев тут же зарделся словно маков цвет, отведя глаза в сторону. - Вы не знаете, может, это… Ну, короче…, - он сбился с мысли, и Ирина рассмеялась. - Ты про секс хотел поговорить? – она по-матерински тепло улыбнулась, но тоже немного покраснела. - Да. То есть, нет, - Андрей совсем потерялся от ее вопроса, но потом глубоко вздохнул и уже спокойнее продолжил. – Я спросить хотел, может вы знаете, где подработку можно найти? А то я целыми днями дома сижу, а Марат еще на две недели в Волгограде останется у родственников. А друзей у меня… Ну, вы сами знаете. - Я могу спросить у нас в отделе, - она по-доброму, даже чуть гордясь посмотрела на него. – Может, неофициально полы мыть или в архив коробки носить. Лишняя пара рук всегда пригодиться. - Ага, спасибо, - он улыбнулся ей в ответ и перекатился с пятки на носок, а потом неожиданно выдал. – А про секс я в библиотеке читал. - Да? – она удивилась. – И что вычитал? - Ну, что презервативы нужны, чтобы, ну, без последствий. И чтобы оба хотели, - ответил смущенно Андрей. – Там была очень подробная книжка. - Тогда я спокойна, - Ирина как-то облегченно вздохнула. – Завтра приходи в отдел после трех где-то. - Спасибо.       Работы в отделе не оказалось, но нашлась таковая в стационаре районной больницы. Андрея быстро определили в отделение, выдали белый, на несколько размеров больше, чем он сам, халат, ведро и швабру. - Так, - строго сказала главная медсестра – Гюзель Ахметовна. – Под ногами особо не путайся. Мой пока только коридоры и лестницы, палаты девочки сами вымоют. Кого в туалете с сигаретой увидишь – сразу говори. Тут, так-то, курить нельзя. В конце коридора комната для персонала. Там переодеваемся, вещи оставляем и едим. И не приведи Аллах, я узнаю, что у кого-нибудь что-нибудь пропало, то… - она строго погрозила ему пальцем, а Васильев надулся как мышь на крупу. - Я не группировщик, - зачем-то сказал он. – Больше. - Не важно, - она махнула рукой. – Работаешь пока с восьми утра и до пяти вечера, потом посмотрим, может в вечернюю поставлю, если там кто в отпуск пойдет. Понял? - Понял, - согласно кивнул Васильев, уже представляя, как он будет с утра вставать. - Ну раз понял, то иди.       Гюзель Ахметовна быстро направилась на пост, поправляя на голове платок.       Андрей вздохнул, поднял с пола ведро и, зажав швабру подмышкой, пошел в туалет, чтобы набрать воды.       Так и потянулись дни. Он вставал вместе с Ириной, они завтракали и выходили из дома каждый на свою работу. Физический труд позволял отвлекаться от мыслей о Марате и чуть меньше скучать по нему. Пару раз они созванивались по межгороду в отделении почты. Суворов несколько минут безостановочно ныл о том, что ему жарко и скучно, и что его, Андрея, очень сильно не хватает рядом. Васильев слушал его с улыбкой, и потом тоже быстро затараторив, рассказал ему о новой работе в больнице и о том, что он сделал дубликат ключей, и когда Марат вернется, то они смогут завалиться с ночевкой на его квартиру. После этой фразы в трубке повисло молчание. Андрей даже подумал, что связь оборвалась, но потом Марат неожиданно хрипло спросил: - И что мы там будем делать? - А что ты хочешь? – Андрей обернулся, чтобы удостовериться, что дверь переговорной кабинки плотно закрыта. - Ну, я хотел бы…, - замялся Суворов. – Ну, потрогать тебя. Не как обычно, а вот по-взрослому. Без одежды. - Я тоже так хочу, - горячечно выдохнул Андрей. – Чтобы не шухериться. А по-нормальному. И спать вместе. - И спать вместе, - последнюю фразу они сказали почти одновременно и потом так же засмеялись. - Я соскучился, - немного печально сказал Андрей. - Я тоже. Ну ничего, я скоро приеду, - приободрил друга Марат. - Хорошо. Ну тогда, пока? - До встречи, Андрей.       Телефонная трубка с характерным звуком опустилась на подставку.       В отделении в основном лежали ходячие. Кто с гастритом, кто с еще с чем. Да и Андрей особо не интересовался, просто размеренно мыл полы, помогал приносить мешки с чистым постельным бельем и уносить с грязным. В целом, работа была не сильно пыльная, если, конечно, не считать, что его иногда отправляли вытирать паль на подоконниках в коридорах. Так и тянулись дни Андрея в ожидании возвращения Марата.       С Универсамом Васильев держал нейтралитет. Иногда при встрече Вахит кивал ему, но не более. И порой было так странно видеть, как большая толпа всех возрастов идет куда, неумело пряча цепи и ломы. Наверное, Андрей еще не совсем привык к тому, что теперь его с улицей ничего не связывает. Порой хотелось прийти на коробку, чтобы погонять с пацанами в футбол, покурить за гаражами, посидеть в качалке, может, гопнуть кого, но теперь было нельзя. Теперь был только Марат и невероятно огромное и сильное чувство внутри. И этого было достаточно, чтобы не думать о возвращении на улицу.       ***       Андрея поставили работать во вторую смену через несколько дней. Теперь он мог со спокойной совестью спать до обеда, и только после этого подниматься с кровати, потому что его рабочее время начиналось с пяти вечера, когда дневная смена заканчивала свою работу. Он занимался всё тем же: мыл полы, таскал мешки с бельем, протирал пыль, иногда его просили отнести и принести какие-то бумажки из отделения в отделение. С другими сотрудниками он познакомился очень поверхностно. Санитары-мужчины на него косо глядели и всегда прятали сигареты в карман, стоило только Андрею выйти в курилку. Женщины-санитарочки иногда подкармливали его то блинами, то оладушками, некоторые особо чувствительные даже могли по голове погладить, как бы по-матерински жалея. С медсестрами и врачами Андрей практически не пересекался, те только взбалмошно ходили по отделению, раздавая указания. - Извините, молодой человек, - обратилась к Васильеву пожилая женщина. – Не подскажите, который час? - Начало девятого, - ответил парень, посмотрев на настенные часы, висящие над постом медсестры. – Вам плохо? Позвать медсестру? - Нет, не надо, - она махнула сухой рукой и поправила однотонный, темный халат. – Я хотела попросить вас об одолжении. Не поможете кипяточком разжиться? Больно уж чаю хочется. - Конечно, - Андрей незаметно выдохнул от простоты просьбы. – Вам в какую палату принести? - В двести тринадцатую, - старушка улыбнулась сморщенными губами и как-то странно сверкнула глазами. - Сейчас принесу, - Васильев даже улыбнулся в ответ.       Быстро вскипятив воду в комнате для персонала, он направился в указанную палату. На удивление старушка лежала там одна, другие койки были пустыми. Он подошел к ее кровати и аккуратно поставил литровую стеклянную банку на тумбочку возле изголовья. Женщина приподнялась и ловко для своего возраста заварила себе в кружке чай. - Вот, угощайся, - она протянула ему две конфеты «Буревестник». - Спасибо, - он забрал конфеты и тут же развернул одну, запихивая в рот. - Как тут тебе работается? – она зачем-то завела разговор. – Не обижают? - Нет, не обижают, - Андрей удивился вопросу. – Кому обижать-то? - Хорошо, хорошо, - она покивала. – Спасибо за кипяток. - Пожалуйста. Еще чем-нибудь помочь? - Не надо, милок, спасибо. Вот, бери еще конфетку, - она раскрыла ладонь и на ней оказались еще две точно такие конфеты. – Внуки принесли, а мне врач запретил. Вот, теперь всех угощаю. - Спасибо, - Васильев забрал конфеты. – Тогда, доброй ночи. - Доброй-доброй, - она прихлебнула чай из дымящейся чашки.       И едва Андрей успел переступить порог палаты, как женщина вновь заговорила: - Ты сегодня, Андрей, через парк домой не ходи. Лучше по главной дороге возвращайся. Сегодня… Не надо там. - Ага, спасибо, - крайне удивленно сказал Васильев и вышел из палаты.       От чего-то он прислушался к словам старушки. А на следующее утро там нашли труп.       Об этом происшествии гудела вся больница. Едва Васильев переступил порог стационара, как к нему поспешил милиционер. Как Андрей понял, пока разговаривал со служителем закона, двое местных забулдыг не поделили последний глоток водки и решили разобраться по-мужски, но один успел схватиться за нож, и так веселая пьянка перестала быть таковой. И теперь всех опрашивали, может, видели что. Андрей привычно отвечал «Не знаю», «Не видел», «Не слышал», но в этот раз делал действительно искренне, не кривя душой и не покрывая пацанов. Милиционер даже как-то приуныл, поняв, что Васильев ничего не знает, но он все равно пожал ему руку и отпустил, направляясь к следующему человеку. - Хорошо до дома добрался? – женщина из двести тринадцатой палаты будто материализовалась посреди коридора, когда Андрей мыл полы.       От неожиданности он чуть не выронил швабру из рук. - Да, спасибо вам, - он повернулся к ней лицом. – Там с утра труп нашли. - Ну и славно, - женщина поправила пояс халата. - Что труп нашли? – в непонятках спросил Андрей. - Что ты хорошо до дома добрался, - с легкой улыбкой пояснила она.       Васильев на нее внимательно посмотрел и заметил, что та, как будто стала моложе выглядеть, хотя еще вчера он с уверенностью мог сказать, что ей лет восемьдесят, не меньше. Её полностью седые волосы были заплетены в тугую, толстую косу, которую она откинула направо, вокруг губ было меньше морщин, а взгляд, еще вчера казавшийся замыленным, теперь остро сновал по сторонам. Она чуть наклонила голову в сторону и заговорила опять: - Не поможешь мне и сегодня с кипяточком? А то по вечерам страсть, как чая хочется, - она улыбнулась, и Андрей заметил, что у нее во рту видимые зубы были практические черные, как будто полностью сгнившие. - Э, конечно, - он поморгал несколько раз, отгоняя странное наваждение. – Я принесу вам… - Изабелла Львовна, - подсказала она. - Хорошо, Изабелла Львовна. Только тут полы домою и принесу.       Андрей отвернулся, чтобы переставить ведро, а когда оглянулся обратно, то кроме него в коридоре уже никого не было.       Так и повелось в последние дни. Андрей приходил на смену, встречал Изабеллу Львовну, перекидывался с ней несколькими фразами, работал, а потом носил ей кипяток и уже вместе с ней ел конфеты, которыми она его неизменно угощала. - А дальше, что думаешь? В институт пойдешь или работать? – для её возраста у нее была удивительно хорошая память, да и говорила она как-то по-современному, хоть иногда и проскальзывали у нее «соколик» и «вестимо». - Честно, не думал еще. У меня мама болеет, сестра маленькая. Самому по закону опека полагается, - разоткровенничался Андрей. - Н-да, н-да, нехорошо, нехорошо, - женщина будто бы беззубо зашамкала ртом. – А если б мать вылечить мог? - Врачом что ли стать? Так это ж сколько учиться нужно? Я пока отучусь ее уже и вылечат. - Ох, Андрюша, не вылечат, не вылечат, - покачала она головой. – Не лечится такое, ох, не лечится. - Да вы что такое… - То и говорю, - Изабелла Львовна резко вскинулась. – С головой у нее беда. Такое только на других переложить можно, тогда и здорова будет. - Что значит «на других переложить»? – Васильев странно посмотрел на женщину, опять видя какую-то чертовщину. Будто бы в ногах у нее тени змеями извивались. - То и значит. С матери твоей болезнь согнать можно на другого можно, говорю. Ты мне помогаешь, и я тоже хочу тебе помочь, - она засунула руку под подушку и достала оттуда обыкновенную монетку. – Вот, - она ловко кинула ее в сидящего на соседней кровати Андрея. – Сходи мать проведай, пусть она монетку в кулаке зажмет и тебе потом отдаст. Я все остальное сделаю. - Изабелла Львовна, я, конечно, все понимаю, но в мистику всякую не верю. Глупо все это, - с разочарованием Андрей посмотрел на нее. - А тебе верить и не надо, - её голос зазвучал тверже стали. – Сделай, как говорю. От тебя не убудет. - Ладно, - он сунул монетку в карман штанов. – А потом что с монетой делать? - На милостыню подай, - тут же ответила она. – Не покупай ничего только. Или можешь просто через плечо выкинуть. - Хорошо, я понял, - Андрей поднялся с койки. – Спасибо за конфеты. - Ешь, ешь, - она помахала рукой. – У меня много их еще.       На следующий день Андрей сделал как велела Изабелла Львовна; сходил к матери, отдал ей монету. Та только меланхолично и отстраненно покрутила ее в руках, сжала в кулаке, а потом просто положила на стол да стала смотреть в окно, где буйствовало лето. Как и все прошлые разы она узнавала сына через раз, практически не разговаривала, витая где-то в собственных мыслях. Васильеву было тяжело на нее такую смотреть. От этого становилось как-то по-детски обидно. Это ведь он здесь ребенок, это ведь она должна за ним смотреть, а не наоборот.       Врач никаких прогнозов не дал. Сказал, что состояние стабилизировалось, что будет дальше покажет только время. Андрей вздохнул, засунул монетку в карман и ушел направился на работу.       Вообще во всю эту мистическую лабуду Андрей не верил. Для него магия или что-то подобное существовало наравне с различными байками о проклятых, заброшенных домах и сказками, которые ему в детстве читал отец, - что-то невыразимо далекое от реальности. Тем более, что реальность спрашивала гораздо строже – разбитым носом, синяком под глазом, приводом в милицию. Так что Андрей ни на секунду не поверил слову Изабеллы Львовны. Скорее, просто потакая её возрасту, он сделал то, что она просила. Да и какая магия? Наговоры, приговоры и выговоры – вот последнее ему были ближе, потому что он еще со вчера не успел вынести мусор со склада.       Андрей поторопился на работу. Монетку кинул какому-то попрошайке, сидевшему на паперти перед церковью.       Марат должен был вернуться через три дня.       ***       Солнце нещадно пекло. На небе не было ни единого облачка. Даже дети во дворе играли словно нехотя, больше прячась в тени грибка песочницы. Васильев целенаправленно, быстро шел по двору, стараясь не привлекать лишнего внимания. Он решил проверить свою квартиру, чтобы к приезду Марата все было готово. Уже зайдя в подъезд, он вдруг остановился и с удивлением посмотрел на какого-то странного мужика, стоящего в углу пролета, ведущего на второй этаж. На нем была грязная, рванная одежда, и длинные закудлаченные волосы, свисавшие вниз тяжелыми сальными прядями, обуви на ногах не было. Он стоял лицом к стене и что-то монотонно нашептывал себе под нос. И чем дольше парень смотрел на этого странного мужика, тем страннее становилось все вокруг. Андрею показалось, что мир вокруг словно стал черно-белым. Свет, шедший из окна, потускнел, а некогда выкрашенные в синий стены стали серыми. Васильев попробовал проморгаться, потер пальцами глаза, но ничего не изменилось. Он посмотрел на свои руки – те тоже были серые, утратившие человеческий цвет кожи. - Херня какая-то, - ругнулся он.       И едва Андрей пошевелился, как этот мужик развернулся к нему лицом и посмотрел с таким звериным голодом, что парень даже испугался. - Сладкий, сладкий, прикормленный, прикормленный, съем, съем, - на каждое слово этот стремный мужик делал небольшой шаг в сторону Васильева. – Сладкий, сладкий, прикормила, прикормила.       Андрей заметил, как у него потекла изо рта какая-то черная пена. Она стекала по подбородку и капала вниз, но еще в полете будто бы исчезала, не долетая до пола. Он попятился назад, а потом, будто осознав всю ситуацию, развернулся и побежал прочь. Едва Васильев выскочил на улицу, как наваждение пропало. Вернулись цвета, звуки. Добежав до другого конца дома, Андрей остановился. Солнечный свет ярко и больно бил по глазам. Он взглянул на свои руки – обычные руки, обычного человечьего цвета, вон, венка синяя под кожей бьется. - Что это была за чертовщина? – спросил он сам у себя.       Он оглянулся на свой подъезд. Из него никто не вышел, только в подъездном окне мелькнула чья-то тень.       Тряхнув головой, Васильев решил, что с квартирой за полгода ничего страшного не случилось, и проверить ее он успеет и завтра.       Уже на работе он опять задумался обо всем произошедшем. Что-то странное и непонятное было в этом. Мужик этот, то, что все черно-белым стало. Мистика какая-то. Понятное дело, что рассказывать кому-нибудь о том, что он видел, Васильев не стал, а то тоже бы решили, что ему в дурку пора. Но и не знать, что произошло ему тоже не нравилось. Было в этом что-то такое, что покоя ему не давало. Ответов хотелось. И спустя несколько часов метаний, он все же решился и направился в двести тринадцатую палату. - Ну что? – Изабелла Львовна, сощурившись, внимательно окинула его взглядом. – С чем пожаловал? – она разгладила на коленях халат. - Спросить хотел, - Андрей тут же сел напротив нее на соседнюю койку: к ней в палату до сих пор никого не подселили. – Видел я сегодня что-то странное. - Монетку выкинул? – её глаза сверкнули, будто бы кошачьи в неверном свете закатного солнца. - Выкинул. - Ну тогда хорошо все будет, - она улыбнулась, и Васильев заметил, насколько у нее длинные зубы во рту. – Угощайся конфеткой, - она как обычно протянула ему на ладони две конфеты «Буревестник». - Спасибо, - Андрей забрал обе и тут же, развернув, отправил одну в рот. - Так, что видел-то? - Мне, скорее всего, показалось, но… В общем, я зашел в подъезд, ну в дом, где раньше жил, а там мужик какой-то странный стоит на лестничном пролете. В лохмотьях каких-то, без обуви. Я на него посмотрел и все вокруг как будто черно-белое стало, - на одном дыхании выпалил Андрей, глядя как на его рассказ кивает женщина. – А потом… Я вообще не понял, что произошло. Этот мужик повернулся, начал на меня идти и говорить, что я сладкий, прикормленный и он меня съест. У него пена черная изо рта пошла. Ну я и убежал, - парень пожал плечами и развернул вторую конфету. - Нечистого ты видел, - легко ответила Изабелла Львовна. – Дух неупокоенный, зловредный. - Да ну нет, - Андрей разочарованно и в миг сдувшись посмотрел на нее. – Да не бывает такого. Не верю я во всю эту мистику. - От того – веришь ты или нет, она ведь не перестанет существовать. Ты вот, например, воздух же не видишь, а он есть. Или, например, знаешь ведь, что если что-то подбросить вверх, то оно все равно упадет, - менторским голосом рассказала женщина. - Ну так, то – наука. Сила притяжения там, молекулы кислорода. Тут верь – не верь, а существует. А это как существовать может? Это ж… Да нет, бред какой-то, - Андрей подпрыгнул с кровати и выглянул в окно.       По залитому солнцем больничном двору ходили люди в белых халатах, пациенты сидели на скамейках и общались с родственниками. В эту мирную картину ну вот вообще никак не вписывалась какая-то магия и мистика. Вдруг неожиданно для самого себя, Васильев заприметил, что за некоторыми людьми как будто кто-то стоит, тень словно. - Это что такое? – он потрясенно повернулся к Изабелле Львовне и во все глаза посмотрел на нее.       Она коротко глянула в окно и ответила: - Нечистые. Они человеческим горем подпитываются, поэтому их так много здесь. В сторону морга глянь, - она махнула ему рукой, указывая на дверь.       В полных непонятках Андрей вышел из палаты и подошел к окну в коридоре, которое как раз выходило на морг. Вокруг здания практически хороводом ходили странные люди, одетые как попало – в тряпьё, в порванную старомодную одежду и непременно босые. Они были черно-белые, совсем бесцветные; ни цвета человеческой кожи, ни цвета волос, ни цвета одежды – все градации серого. - М-м-м! – взвизгнул кто-то недалеко от Андрея, от чего тот подпрыгнул на месте и схватился за сердце. – М-м-м, сладкий, сладкий!       В тени коридора возле лестницы стояла женщина. На ней, как и на тех, кто ходил вокруг морга была какая-то рванина, сальные путанные волосы. Васильев ошарашенно смотрел на нее. У женщины была серая кожа на руках, местами с какими-то странными пятнами, чуть темнее по цвету, вместо пальцев у нее были кровоточащие чем-то черным обрубки. Но самое ужасное – это ее лицо. Она неестественно широко улыбалась, обнажив ряд острых, чернеющих зубов. И близко посаженные глаза будто бы истекали черными слезами. Она была абсолютно черно-белой. - М-м-м, сладенький! Съем! Съем!       Она рванула в сторону Васильева, и тот от шока растерялся и замер на месте, не понимая ровным счетом ничего. Женщина стремительно приближалась, но в какой-то момент остановилась и с отвращением посмотрела на возникшую из ниоткуда между ней и Андреем Изабеллу Львовну. - Ведьма! Ведьма! – заголосила она. – Черная! Черная! - Молчать, - припечатала женщина странным, будто потусторонним голосом, от чего нечистая как-то сжалась и замерла. - Отдай… Отдай… Сладенький… Сладенький… Сама же накормила… Я немного…, - черно-белая женщина начала извиваться, как делали бы дети, просящие то, что им нельзя. – Отдай… Отдай… Сладкий…, - она посмотрела на Андрея голодным взглядом. - Молчать! – Изабелла Львовна бросила в нее щепотку то ли соли, то ли сахара.       Коридор прорезал невероятный крик боли. Лампочки на потолке немного заморгали, несколько удивленных пациентов выглянули в коридор. Черно-белая женщина упала на пол и принялась ползти в сторону лестницы, оставляя за собой черные следы будто бы от сажи. Она шипела, что-то бормотала, пару раз оглянулась на спокойно стоящую Изабеллу Львовну и ошарашенного Андрея. - Я потом приду… Приду и съем… Сладкий… Откормленный…, - Васильев разобрал, наконец, что она бормотала, и ему в раз сделалось дурно. - Теперь веришь? – спросила Изабелла Львовна у парня, а потом как-то слишком быстро подошла к черно-белой женщине, схватила ее за волосы и несколько раз сильно приложила об пол. – Андрей, либо смотри внимательно, либо не смотри вовсе.       Васильев хотел бы отвернуться или хотя бы закрыть глаза, но не смог. Он еще шире распахнул их, наблюдая за происходящим. Изабелла Львовна отпустила голову черно-белой женщины, пинком перевернула ее на спину и наклонилась к ней. Совершенно невероятным движением она пробила рукой грудную клетку и, пошарившись внутри, вынула что-то небольшое, но полностью черное. Пару секунд она покрутила это нечто в руках, словно оценивая, потом кивнула сама себе и засунула это в рот, принимаясь пережевывать.       Андрей побледнел. Тошнота резко подкатила к горлу, и он, не сдержавшись, сблевал на пол. Голова закружилась, сознание стало стремительно ускользать. - Эх, молодежь, - услышал он совсем не старческий голос, перед тем как провалиться в темноту.       ***       Марат ждал его возле главного входа в стационар. На нем были бежевые шорты и модная футболка-поло нежно голубого цвета, даже под сандалии носков не надел – модник, что с него взять. Он стоял и крутил в руке ключи от квартиры, посматривая на время на наручных часах. Некоторые девчонки, проходя мимо, похихикивали, глядя на него, но он не обращал на них внимания, весь переполненный ожиданием скорой встречи. Он даже у родителей на сегодня отпросился с ночевкой, чтобы те не волновались.       Солнце припекало, дул прохладный ветерок, листва шумела.       Марат был влюблен. И все равно, что был влюблен в лучшего друга, и что это парень. Большое чувство теснилось у него в груди и ему надо было срочно дать выйти, потому что это уже было просто невыносимо. Он три недели, которые они с родителями провели у родственников, не прикасался к Андрею, не целовал его, не заглядывал в ясные голубые глаза, не чувствовал запаха его кожи. Порой ему казалось, что он с ума сойдет от такого невыносимого напряжения, которое постепенно перетекало в возбуждение и неуместный стояк. Дрочить в гостях было как-то неудобно, но, порой так накатывало, что Марат, не сдерживаясь, запирался в чужой ванной и быстрыми резкими движениями доводил себя до разрядки, прокручивая в голове все детали образа Васильева. Мягкость его губ, крепкие объятия, запах его кожи, - и все это толкало его за край, заставляя кончать в ладонь.       Суворов пожевал губу и вновь посмотрел на часы. Было уже хорошо за девять вечера. - Да где ж ты?       Он развернулся и внимательно посмотрел на центральный вход, ожидая, что дверь вот-вот откроется и оттуда выйдет Андрей. Марат даже прокручивал в голове, как друг на мгновение замрет, будто бы не поверит собственным глазам, а потом радостно бросится на встречу. И они наконец обнимутся, заземляться, и все встанет на свои места.       Когда время вот-вот подошло к десяти вечера, Марат махнул рукой и направился в здание стационара. - Молодой человек! – женщина, сидящая за стойкой, его остановила. – Куда вы? Часы посещений закончились! Приходите завтра! - Да я не с посещением, - он развязно улыбнулся, зная, что это нравится женщинам в возрасте. – У меня тут друг работает. Так, сказать, я за ним. - А, Андрейка, что ли? – она понятливо закивала головой. – Так не выходил он еще. Может девочки с чем помочь попросили. Он, вон, какой сильный, - она кивнула в сторону металлических скамеек, которые стояли по обе стороны от входа. – Один все принес из подвала. - Так, а может, я его, это… Поищу. Тоже помощь посильную окажу, - он похлопал себя по карманам и достал припасенную специально для Андрея жвачку Turbo, и тут же протянул медсестре. – Это вам. - Ой, как приятно, - женщина забрала резинку. – Иди проверь, только халат накинь.       Она подала ему халат через небольшое окошечко. Суворов тут же накинул его на плечи и помчался внутрь, совершенно не догадавшись спросить на каком этаже работает Андрей.       ***       Кто-то несильно хлопал Васильева по щекам и пихал в нос отвратительно пахнущую аммиаком ватку. Из странного – голова не болела, как, бывало, после драки. Просто общая расфокусированность сознания после сна. - Ну ты чего? Андрей? Слышишь? – Гюзель Ахметовна хлопотала над ним. – Пришел в себя? - Да, - хрипло ответил он. – Да. - Да что ты будешь делать, - она еще немного поводила вонючей ваткой возле его лица. – На тебе лица нет. Почему не сказал, что плохо стало? - Да вроде нормально все было, - он медленно присел и понял, что находится в комнате персонала.       Кроме старшей медсестры в комнате были еще две санитарочки и Изабелла Львовна, которая очень внимательно на него смотрела. Под этим взглядом он оцепенел, боясь пошевелиться. - Андрей, ты чего? – спросила Гюзель Ахметовна. – Опять плохо? - Нет-нет, все нормально, - он наконец нашел в себе силы, чтобы пошевелиться и встать с продавленного дивана. – Просто, наверное, устал. - Ты нормально ешь? – одна из санитарочек спросила у него. – Парень ты высокий, видный, надо кушать побольше. - Да, ага, нормально ем, - закивал он. Изабелла Львовна хохотнула, а потом заговорила: - Нормально он есть, я его конфетками прикармливаю. Переутомился, наверное, вот и в обморок упал. Ничего организм молодой, выдюжит, - Андрей буквально в каждом слове чувствовал какой-то подтекст. - Это Изабелла Львовна нас позвала, когда ты свалился. Перепугалась за тебя, - медсестра погладила Андрея по голове, а потом строго продолжила. – В следующий раз если плохо будет, ты не молчи, сразу подходи и говори. А то в больнице работаешь, а сам больной ходишь. Понял? - Понял, - Васильев опять закивал как болванчик. - Хорошо, раз понял. Все, давай в чувство приходи и домой иди, а то потом скажут, что мы детский труд эксплуатируем, - заключила Гюзель Ахметовна и вышла из комнаты вместе с санитарочками, оставляя Андрея наедине с Изабеллой Львовной.       Едва за ними закрылась дверь, как Васильев просил: - Что это было? - А сам как думаешь? – женщина сощурила глаза. – То и было. - Вы у нее что-то…, - он прикрыл рот ладонью. – Фу… - Фу не фу, а силы брать откуда-то нужно. Ведь мне уже не мало лет, дорогой, - она немного виновато улыбнулась. – Да, дело не из приятных, но что поделаешь. - А что это было? Черное, что вы… Э? Съели? - Вестимо, сердце. У нечистых она такое, небольшое, черное. Эта вся их злость, из-за которой в этом Мире еще держаться, - женщина подошла к Андрею и внимательно посмотрела ему в глаза. – Ну, что делать будешь? - Не знаю. Страшно, - внезапно признался он. - Страшно, а дальше хуже будет и еще страшнее, - она кивнула головой. - Я боюсь, - прошептал он, завороженно глядя в странные глаза, которые от чего-то становились, то карими, то голубыми, то зелеными. - Тогда подумай, - Изабелла Львовна отступила и наваждение пропало. – К матери сходи завтра. - Хорошо. - Андрей, ты мне ничего не должен, - заговорила она, когда он уже собрался открыть дверь. – Но, если решишься, передумать нельзя будет. - Я это уже понял, - мрачно отозвался парень. – У меня все равно в голове все это не вяжется. Кажется, что нереально это все. - Ты же сам своими глаза все видел. - Видел. - Тогда иди. И Марату скажи, чтобы не ходил завтра никуда. Не нужно ему это. - Скажу, - он вновь странно на нее посмотрел. – А вы что, мысли читать… - Иди, - перебила она его и махнула рукой.       Андрей в миг оказался по другую сторону двери, все еще сжимая пальцами фантомную ручку.       ***       Васильев нашелся на лестнице между третьим и вторым этажом. Марат аж замер, едва увидел его светлые волосы и от чего-то бледную кожу. Андрей шел, воровато оглядываясь по сторонам, словно на него кто-то мог выскочить из-за угла. - Какие люди и без охраны? – спросил Марат, когда Андрей спустился на лестничный пролет. - Марат! – его лицо тут же просияло. - Дюха!       Они ринулись на встречу друг другу и обнялись.       В этих объятиях ужас последних часов для Васильева отступил. Он крепко притянул к себе друга и зарылся носом ему куда-то в шею, оставив едва ощутимый поцелуй. Суворов тоже коротко клюнул его в плечо губами и вдохнул уже такой родной запах Андреева тела. - Марь, я не мылся, а ты меня нюхаешь, ну, - Васильев провел ладонью по чужой шее, чувствуя, насколько она теплая. - Забей, мне нравится, - в качестве доказательства Марат пару раз звучно потянул носом воздух. - Если у меня трусы пропадать будут, то хоть теперь буду знать, где их искать.       Они засмеялись и отпустили друг друга, начиная на перегонки сбегать по ступенькам вниз.       Андрей в подъезд своего дома входил настороженно и боязно. Сначала он приоткрыл дверь, заглянул, а потом очень тихо шмыгнул внутрь, жестами показывая Марату делать тоже самое. Суворов ничего не понял, но сделал так как просили. Васильев напряженно несколько секунд смотрел на лестничный пролет, и потом облегченно выдохнул, не увидев того, что искал. - Давай, быстро, - он пихнул Марата в спину. - Что такое вообще? - Потом расскажу.       Они ввалились в квартиру, и Андрей очень быстро закрыл двери на ключ. Парни неловко замялись на пороге, а когда развернулись лицом к лицу, замерли и стали бегать взглядами по лицам друг друга. Первым отмер Марат. - Я так скучал, ты не поверишь, - он легко подался вперед, и это движение Андрей поймал.       Они поцеловались. Их губы соприкоснулись и будто бы время остановилось, все встало на свои места, не стало этих нескольких недель вынужденной разлуки, и всего того пиздеца, что приключился с Андреем за последнее время. Мягкие прикосновения чужих губ и рук стирали тоску, глушили страх. Было хорошо, легко и правильно. - Давай хоть руки помоем, - Андрей поцеловал Суворова в шею. – Да и я ополоснуться хочу. - Ага, - вопреки своим слова Марат опять поцеловал Андрея. - Ну, Марь, - парень засмеялся и чуть отвернул голову от горячих, требовательных губ. - Назови меня так еще раз, - в темноте коридора глаза Суворова блестели. - Марь, - повторил Васильев. – Марь. - У меня крыша сейчас поедет, - Марат обнял его и уткнулся носом в шею. – Ха-а, реально. - У меня тоже, - признался Андрей, чувствуя, что ему в бедро упирается чужое возбуждение. – Давай, это, хоть чая попьем. Расскажешь, как отдохнули. - Ага, давай, - Суворов нашел в себе силы и оторвался от друга, давая ему пространство, чтобы разуться.       Дома все было так же, как и в тот день, когда квартиру опечатали, а их с Юлей забрала Ирина Сергеевна. Чувство легкой ностальгии и сожаления маячило на периферии сознания Андрея, пока он принимал душ, пока кипятил воду и заваривал чай. Было грустно, но не так сильно, как он думал, что будет. Так, пробирало на мгновение, когда видел что-то из маминых вещей, оставленных, казалось в прошлой жизни, а потом резко отпускало – с мамой все будет хорошо, ее вылечат, Изабелла Львовна обещала. Странная уверенность теплилась у него в груди. Даром, что теперь он знал, что реальный Мир чуть больше и опаснее, чем казалось на первый взгляд.       Марат подошел со спины и обнял, положил руки на солнечное сплетение, а голову на лопатку. Разница в росте теперь ощущалась более явственно. Андрей продолжал расти, вытягиваясь все сильнее с каждым месяцем, а вот Суворов немного сдал позиции, зависнув в районе метра семидесяти пяти. Васильев, конечно, не признавался, но ему это даже нравилось; обнимать Марата, класть ему голову на макушку, смотреть, как он встает на носочки, чтобы поцеловать. - Ты ж моя хозяюшка, - беззлобно поддел Марат Андрея, наблюдая, как тот засыпает заварку в чай и заливает кипятком. – Я что-то не подумал, что ты после работы голодный будешь, не взял с собой ничего. - Да тут вроде макароны оставались и банка тушенки. И я на работе в столовке поел. На утро что-нибудь придумаю. Ирина Сергеевна научила меня готовить немного. Так, на скорую руку, - Васильев развернулся и чмокнул Марата куда в висок. - А мы с ночевкой? – Андрей почувствовал, какие у того горячие ладони. - Да. Я еще с утра отпросился, сказал, что у тебя будем, - Васильев накрыл чужие ладони своими. – И просил не названивать, мол, мы в комнате базарить будем, а родители-то с дороги уже спать будут. - А я сказал, что Ирина Сергеевна на дежурстве будет, и чтобы Юльку не разбудить, ну понял, короче, - Марат переплел их пальцы. - Ага, ну давай, садись, рассказывай.       Наговорились только через несколько часов. Суворов много говорил о своих родственниках, как они ездили по всем достопримечательностям Волгограда, как в Волге купались. Андрей его дразнил и спрашивал, чем отличается казанская Волга от волгоградской. За это они шутя подрались. Васильев в закромах кухни нашел пакет с песочным печеньем, которое умяли за несколько минут. И вот, когда пришла очередь Андрея рассказывать, как он поживал, пока не было Марата, то он растерялся. - Да как? – он почесал затылок. – Работа-дом-работа. Когда в первую смену работал, то Юльку из садика забирал. Сейчас во вторую поставили. - И что там делать надо на работе? – Марат откинулся на холодильник, стоящий позади него. - Да ничего такого. Полы мыть, пыль протирать, в подвале что-нибудь с места на место переносить, мешки с бельем таскать в прачку. Короче, руками работать, - Васильев спрятался за кружкой с чаем, которым принялся цедить мелкими глотками, от чего-то занервничав. - Слышал я, что ты там у них работник года, - Марат улыбнулся. – На посту в стационаре медсестра тебя нахваливала, мол, скамейки какие-то принес и все сам. - Ну, сказали принести, я и принес. А то там постоянно столпотворения такие в коридоре, что ни вздохнуть, ни пернуть. - Хорош, хорош, - Суворов хитрым взглядом пробежался по плечам Андрея. – Пошли уже в зале посидим, что ли. А то на стуле этом… - Ага, пошли.       Перед тем, как включить свет, плотно задернули шторы. Понятное дело, что это не сильно помогало, но хотя бы так. Сели на диван зачем-то далеко друг от друга, словно пионеры. Первым опять заговорил Марат. - Что еще интересного на работе? - Да ничего особо, - Андрей пожал плечами, не горя желанием рассказывать об Изабелле Львовне. – Так, с бабушкой одной подружился. Она меня конфетами постоянно угощает. Говорит, мол, внуки приносят, а ей врач запретил. - Ну так хоть ты прикормленный будешь, - от такой формулировки Андрей едва заметно вздрогнул. – Какие конфеты хоть? - «Буревестник». - Не люблю такие. - Да и я тоже несильно. - Ага. - Да. Вот.       Повисло молчание, какая-то странная пауза. Андрей чувствовал, что должен что-то сказать Марату, рассказать ему, что он видел, про Изабеллу Львовну рассказать, передать ему её слова, чтоб не ходил никуда, но от чего-то не получалось начать. Не получалось и все тут. Как и в тот раз, когда он ходил за ним после убийства Рената Измайлова. Опять казалось, что скажи он хоть слово об этом, то это все станет более реальным, чем есть на данным момент. Как будто только Андрей стоял между Маратом и этой невидимой тьмой, кишащей тварями. - Ну так…? – голос Суворова опять разрезал тишину. – Что будем делать? - А что ты хочешь? – ответил Андрей вопросом на вопрос, как будто выбор стоял между математикой и английским. - Вот это.       Марат быстро подсел к Васильеву и поцеловал его. Руки огладили голые плечи и сомкнулись за шеей, притягивая еще ближе. Андрей быстро подался вперед, целуя в ответ, мокро толкаясь языком в чужой рот. Теперь они, не стесненные присутствием посторонних в квартире, могли спокойно целоваться и трогать друг друга. Васильев огладил ребра Марата, прикрытые майкой, и почувствовал, как он весь отдался этому прикосновению, горячо выдыхая. - Давай, Дюш, давай, - Суворов потянул его вниз.       Они ухнули на сидение дивана и начали целоваться еще более мокро и развязно. Андрей буквально вылизывал чужой рот, цепляясь за зубы, проводя кончиком языка по их острым кромках. Марат же только комкал в руках ткань чужой майки, заставляя буквально улечься на него. - Стой, стой, - прошептал Андрей, но Марат и не думал его отпускать. – Да стой ты! - Ну чего? – недовольно спросил Суворов. - Неудобно, дай я…       Андрей залез с ногами на диван и, крепко схватив ноги Суворова, тоже закинул их. Марат понятливо выпрямился, позволяя Васильеву нависнуть над собой, расставив ноги в коленях. Их взгляды вновь встретились, и они поцеловались. Теперь было гораздо удобнее, Андрей опустился ниже и принялся выцеловывать Маратову шею, отодвигая воротник. - Подожди, стой, - теперь Суворов решил прерваться. – Дай я…, - Андрей поднялся и чуть отклонился, позволяя парню стянуть мешающую футболку. – Ты тоже.       Суворов кончиками пальцев подцепил края Андреевой майки и потянул наверх, обнажая поджарый живот, на котором уже начинали прорисовываться кубики пресса. Марат как дурак замер на середине движения, оценивая всю картину целиком. Он кончиками пальцев прикоснулся сначала к одному еле очерченному мышечному квадратику, а потом, осмелев, накрыл пресс ладонью. Андрей чуть отстранился. - Щекотно, - пояснил он и в одно слитое движение стянул майку, откидывая куда-то в сторону. - Нормально так накачался на работе своей, - прокомментировал Суворов, пробегая пальцами по косым мышцам живота. - Ну ты мешки с бельем двадцатикилограммовые потаскай, а я на тебя посмотрю, - усмехнулся Андрей, накрывая руку Марата своей. - Мне нравится, - в подтверждение своих слов Суворов поднялся на локтях и поцеловал Андрея куда-то выше пупка.       От этого, казалось, простого действия, у Васильева окончательно сорвало тормоза. Он резко подался вниз, заваливая Марата на спину, крепко прижался к его голой груди своей грудью и поцеловал. Он крепко сжал его плечи, не давая уйти от прикосновения. Впрочем, Суворов и не думал уходить. Он горячечно отвечал на поцелуй, неосознанно приподнимая бедра вверх, ища как можно больше телесного контакта. Неловкость и стыд первого сексуального опыта отошли на второй план. Хотелось больше, хотелось откровеннее.       Первым в штаны полез Марат. И все равно, что на Андрее были домашние шорты. Он легко скользнул рукой по выпирающему члену, несколько раз на пробу провел только пальцами, а потом уже взялся всей ладонью, сжал через ткань и почувствовал, как Васильев тяжело выдохнул ему в рот, но не остановил. Совсем осмелев, Марат, чуть потянул шорты и белье вниз, чтобы, наконец, добраться до горячего, очевидно истекающего смазкой члена. - Марь, я щас с ума сойду, - прошептал Андрей, между поцелуями. - Щас, погодь, - Суворов еще сильнее приспустил одежду на Андрее и взялся за чужой член.       Они оба остановились и замерли, переживая совершенно новые, неведомые до сего дня чувства и эмоции. И так хорошо это было, так приятно, что румянец, разлившийся по их лицам был, скорее, от напряжения, а не от смущения. Марат пару раз на пробу провел ладонью по члену, как если бы делал себе. Но в отличие от него, Андрей не был обрезан, и крайняя плоть постоянно находила на головку, собирая выступившую смазку. На автомате Суворов отнял руку от чужого члена и поднес ко рту, чтобы облизать. Андрей, выцеловывающий его шею и ключицы, замер, остановился, во все глаза смотря на действия Марата. - Сухо, - коротко пояснил Суворов и широко, несколько раз провел языком по ладони. - Пиздец, - Андрей спрятал теперь красное от смущения лицо в изгибе чужой шеи. – Марь, пиздец. - Погоди, сейчас хорошо будет.       Марат вернул влажную ладонь на член и принялся водить ею туда-сюда, держа неплотным кольцом пальцев. Он совсем осмелел, как будто стерлись всякие границы, как будто кроме них вообще никого не существовало, как будто завтра могло не наступить. И поэтому он отчаянно пытался урвать как можно больше, - больше эмоций, чувств, ощущений, словно пытался напитаться этим. - Посмотри на меня, - прошептал Марат в Андреев висок. – Андрей.       Васильев несмело поднял голову и встретился глазами с Маратом. Зрачок чернотой затопил всю радужку, от чего казалось, что глаза у Суворова полностью черные. Они бликовали в неярком свете торшера. Суворов не прекращал движений рукой, уже взявшись плотно, основательно. Он скользил по мокрой коже, задерживаясь ладонью на головке, чтобы набрать еще немного смазки. В отличие от его, член Андрея был больше и толще, поэтому не совсем было понятно, как ему будет точно приятно. - Марь, я… Это…, - у Васильева даже кончики ушей покраснели. – Сейчас… - Давай, ага, - радостно закивал Марат и опять поцеловал Андрея.       Васильев кончил со сдавленным стоном, изливаясь тугими струями на чужой живот. От этого Марату стало необъяснимо хорошо, пусть он даже к себе еще и не прикасался. Видеть чужое удовольствие, оказалось, тоже приятно, тем более, если ты являешься его источником. Андрей навалился на Марта, прижимаясь грудью к его груди. - Да тих, тих, - Суворов придержал его. – Сейчас все тут изгваздаем. - Постираем, - легко ответил Андрей, и нашарив рукой свою майку на полу, принялся вытирать Маратов живот. - Ну как? – Суворов по-лисьи улыбнулся, заглядывая в глаза напротив. - Охуенно, - Андрей вернул улыбку, только более искреннюю, благодарную, а потом спохватился. – А ты это…? - Нет, но хочу, - Марат провел по предплечьям парня. – Поможешь?       Андрей зарделся и кивнул.       От чего-то раздевать другого человека было до смущающего приятно. Васильев, приподнявшись, пересел на Маратовы голени и принялся неспеша расстегивать его ширинку. Вообще, он думал, что тот просто приспустит шорты и белье, но Марат, как всегда, удивил. - Это, погодь, пусти.       Васильев поднялся на коленях, и Марат тут же выскользнул из-под него и оказался на ногах, снимая все с себя. Андрей замер. Он никогда не видел его голым полностью; только без майки на тренировках в качалке или на школьном футбольном поле, когда тот решал порисоваться перед девчонками. А теперь он стоял посреди его квартиры обнаженный, с налитым кровью членом, отчаянно ждущим разрядки. У Андрея опять дернулось в трусах, и он не придумал ничего лучше, чем встать и тоже снять с себя одежду полностью.       Они замерли, глядя на обнаженные тела друг друга, переживая этот момент, как нечто самое важное в своей жизни. У обоих подсбило дыхание, когда они, не цепляясь взглядом за вещи, скользили глазами по телам друг друга, рассматривая, оценивая. - Ты такой красивый, - Андрей подался вперед и прикоснулся ладонью к шраму от аппендицита внизу Маратового живота. – Красивый, Марь.       Марат не ответил словами, но зато растекся в чужих руках, поддаваясь на это прикосновение. Он откинул голову, позволяя целовать себя в шею и вести рукой еще ниже, касаясь основания члена и паха. У Васильева в башке дурной коротило от такого огромного спектра эмоций и чувств, от такой вседозволенности. Он поцеловал Суворова за ухом, чуть прикусил его и, наконец, взял налитый член в ладонь.       Дрочить кому-то, понятное дело, было непривычно, но Андрей достаточно быстро сообразил и стал ориентироваться на горячее дыхание возле еще шеи, - если становилось частым – хорошо и правильно, чуть замедлялось – надо по-другому. Пока Васильев привыкал к новой механике, он услышал что-то еще: - Миңа шундый рәхәт... Син миңа шундый ошыйсың... Андрей, бәгырем... – прошептал Марат. - Я не знаю татарский. - Ага. Знаю, - кивнул Суворов. – Бик нык ошыйсың… - Ну, Марь, - Васильев чувствительно укусил его в ключицу. - Ладно-ладно, - Марат прильнул к нем всем телом, извиваясь от удовольствия. – Я сказал, что мне очень хорошо. - Мне тоже, - Андрей нашел его губы и сильно поцеловал, просто прижимаясь.       Рука на члене ускорила движения, и уже через пару секунд Марат кончил в подставленную ладонь. В миг он обмяк в чужих руках, и Андрей, придерживая его, опустился на диван, все еще ловя отголоски чужого оргазма. - У тебя опять встал, - Марат немного поерзал на Андреевых коленях, чувствуя, как чужое возбуждение упирается ему в копчик. - Ага, - согласно и просто кивнул Васильев, вытирая уже грязной майкой ладонь. – Ты бы себя видел.       Марат смущенно посмеялся.       Андрей совершенно забыл о словах Изабеллы Львовны, о том, что с ним происходило последние дни. С Суворовым под боком от чего-то становилось совсем хорошо и радостно на душе, что никакие проблемы не трогали. И будто не было больше ничего, кроме этого; не было опасной улицы, нечистых по то сторону двери, болезни матери – ничего не было. Только теплое тело рядом и безграничное чувство, засевшее глубоко внутри. - Спокойной ночи, - Андрей чмокнул Марата в плечо. - И тебе спокойной ночи.       Суворов по-хозяйски улегся на Андреево плечо, уткнулся носом ему в грудь и закинул на него ногу.       Андрей в жизни ничего лучше не испытывал.       ***       С утра разошлись как-то быстро, даже не позавтракали толком. Марат убежал домой, потому что родители, все-таки, позвонили Ирине Сергеевне, и их очевидная ложь вскрылась. Андрей тоже невесело теперь брел домой, чувствуя, что ему пропишут очень хорошего нагоняя. Вчерашние события в больнице и увиденное смазались, растворились в приятных воспоминаниях, от которых жар приливал к щекам. По поводу предупреждения от Изабеллы Львовны теперь Васильев не парился, - все равно Марата родители никуда не выпустят, а там все хорошо будет. - Ну и где ты был? – Ирина Сергеевна встретила его прямо на пороге. - На старой квартире ночевали, - виновато сказал. – Дубликат ключа сделал. - Хорошо, хоть не на улице, - она отошла, пропуская его внутрь. – Андрей, ну договаривались же. - Да что такого-то? – с укоризной спросил Андрей. – Мы ж не пили, никого не водили. Просто болтали всю ночь. - А то, что квартира опечатана, и если в ПДН узнают, что вы туда бегаете, то ко мне вопросы будут в первую очередь, - она уперла руки в боки. - Да мы же потихоньку, правда, - Васильев посмотрел на нее щенячьим взглядом, который, он знал, может разжалобить любого. - Нет, Андрей. Я и без того нервов себе помотала, пока ты в группировке ходил. И зачем врешь, что не водили никого? – в её голосе уже начала показываться угроза. - Да правда! Мы только с Маратом были! - Ага, и, наверное, тебе Марат засосы все эти поставил? – Ирина Сергеевна приподняла бровь и сложила руки на груди. - Что? – Андрей, опешив, совсем беспомощно посмотрел на нее и метнулся к зеркалу.       Как и сказала Ирина Сергеевна, у него на шее красовались несколько аккуратных кровоподтеков: один на кадыке, и два других под челюстью слева. Он аж глаза распахнул от удивления.       «Как можно было так проебаться?» - единственная мысль крутилась у него в голове. – «Пиздец. Нам пиздец.» - Ну, все еще вдвоем были? – насмешливо спросила инспекторша, не представляя, что с Андреем происходило в этот момент. - Н-нет, - он выдохнул, опустил голову и принялся сочинять на ходу, унимая панику. – С девчонками. Недавно познакомились. Там у одной мама в больнице лежала, она к ней часто приходила, ну, я и это… Она вчера с подружкой пришла. - Ну так, а сразу нельзя сказать было? – Ирина Сергеевна говорила уже спокойно, по-матерински. – Я бы сама дала ключ, раз хотели… Ну, время наедине провести. - Простите, - Андрей виновато посмотрел на нее, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. – В следующий раз скажу. - Ой, горе ты луковое, - она коротко его обняла и погладила по голове. – Иди завтракать.       Андрей, все еще краснея ушами и щеками, убежал в ванную, чтобы вымыть руки. Теперь только оставалось молиться, что Марат сказал что-то похожее или не говорил ничего вовсе. Васильев упер ладони о раковину и тяжело вздохнул. Было только утро, а его не хило так покачало на эмоциональных качелях. - Красивая? – спросила инспекторша, когда Андрей сел за стол. - Кто? – не понял он, а потом широко распахнул глаза, осознавая. – Да, да, красивая. Мне нравится, - он зарделся, представляя Марата. - Ну хорошо, - Ирина Сергеевна мягко улыбнулась. – Приводи знакомиться. Ну, как-нибудь. - Ага-ага, - закивал он. - Ох, - она посмотрела на настенные часы. – Убегаю. На работу не опаздывай. И потом сразу домой. - Но я хотел… - Ничего, один вечер дома посидишь. Юлька по тебе соскучилась, совсем не видит тебя, потому что во вторую смену работаешь. Марата можешь с ночевкой позвать, если его родители отпустят, а у меня дежурство, - быстро проговорила она, и по тону было понятно, что она возражений не потерпит. - Ну, если вы позвоните его родителям… - Позвоню. Все, я побежала.       Ирина Сергеевна махнула на прощанье и вышла из кухни, оставив за собой легкий запах парфюма.       Когда дверь за ней захлопнулась, Андрей тут же рванул к телефону и принялся набирать номер Суворовых. Ответили только после пятого гудка. И как хорошо было, что это был Марат. - Марат! – воскликнул Андрей. - Ёп, чего орешь-то? – хохотнул Суворов сонным голосом. – Спать мешаешь. - Ха-а, я так рад, что ты ответил. Ты что родителям сказал? – он нервно намотал на палец телефонный шнур. - Ну, правду сказал, что у тебя на хате были с ночевкой, что ты ключи свистнул. - Ну спасибо, блин. - Да ладно, ничего страшного же ведь не произошло, - Марат зевнул. - У меня на шее засосы, Марат, - бесцветно сказал Андрей. – И спасибо, Господи, Ирина Сергеевна не поверила, что мы были там вдвоем. - Блять! – тут же воскликнул Суворов. – Ну ты хоть нормальное что-то ей спизданул? - Блять, да не дурак уж. Сказал, что с девчонками были. Мол, я на работе познакомился, а она с подружкой пришла. - Фу, блять, вот же… Сука! – а потом чуть виновато добавил. – Прости. - Да ладно уже. Кстати, Ирина Сергеевна разрешила тебе с ночевкой прийти. Она на дежурстве сегодня. Ну, Юлька рано уснет. И, наверное, можно…, - Васильев выдохнул в трубку, чувствуя, как напрягается у него член. - Бля, Андрюх, мы сегодня с родителями в гости идем, - грустно вздохнул Марат, а потом сразу добавил. – Отмазаться не получится. Отец вообще хотел меня на неделю дома закрыть. - Ну, блин, - тоже грустно вздохнул Андрей. – Ну тогда до завтра? - Ага, до завтра, - попрощался Суворов, а потом шепотом быстро добавил. – Я уже соскучился. - И я, - Андрей улыбнулся и повесил трубку.       Беспокойство за Марата стало каким-то фоновым. «Ничего ведь с ним не случится, если он с родителями будет? Там ведь ни драк, ни пацанов. Все нормально. Посидит один вечер, поест, песни застольные попоет. Все хорошо будет.» - подумал Андрей. Он вернулся на кухню и, наложив себе каши, поел. Позавтракав, Васильев доспал еще пару часов, и только потом направился навестить мать. Доктор, завидев его, приветственно махнул рукой, и даже как-то ободряюще улыбнулся. - Здравствуй-здравствуй, Андрей, - мужчина пожал ему руку. – А у нас хорошие новости. Твоей маме лучше становится. Уже начинает медсестер узнавать, спрашивать что-нибудь. Но загадывать пока не будем. - Это хорошо! – Васильев радостно улыбнулся. – Можно к ней? - Да, иди. Только халат не забудь.       Андрей проведал маму, и та ему показалась более-менее адекватной. Даже узнала, хотя до этого, практически не смотрела на него. И такое огромное счастье поселилось у него в груди, - что с улицей разошелся, хоть и помнил он слова Вахита, что должен ему будет, что с Маратом он теперь, что матери лучше становится, не обманула значит Изабелла Львовна. А то, что он нечистых видит, так это, наверное, временно, да? Вот выпишется Изабелла Львовна и закончится всё. Перестанет всякая чушь по углам мерещиться, и будет он нормальный, обычный парень жить и любить. В музыкалке восстановится, после школы в консерваторию поступит, и уедут они с Маратом в Москву, чтобы не знал их никто. Уж придумаю, что сказать родителям. И будет все хорошо. Андрей улыбнулся и посмотрел в окно на ясное, голубое небо.