Лексомания

      Если до этого улыбка Лекса была открытой, очевидной и понятной, то сейчас она исчезла. Лицо стало сосредоточенным, удивлённым, но радостным. Глаза загорелись ещё ярче, но не столько похотью, сколь чем-то иным. Таким непонятным, едва уловимым, чарующим. Хотя внутри он улыбался. Широко, похотливо, властно, словно палач, заставший полуголую, молодую королеву в своей камере.       — Ох, Джина, мышка. Так ты у нас ещё… Ох, прости, пожалуйста!       Лекс прижал её к себе, закрывая красивое тело от всего мира. Чувствовал её большие груди под лифчиком, тепло и дрожь. Вдыхал её запах, осознавая сколько всего удивительного его ждёт. Заполучить девственницу — это самая большая удача. И благодарить за это надо Лоис Лейн. Лучше и быть не может.       — Прости меня, малышка. Прости, я не знал, что у тебя ещё никого не было. Ах, глупый я! Мне стоило догадаться, что такая замечательная милашка не станет вести похабный и разгульный образ жизни, — мило улыбался он, смотря ей прямо в глаза. — Тоже мне, гений, правда?       Он посмеялся, продолжив гладить её поясницу, не сводя взгляда от женского лица. Пусть почувствует себя принцессой. Ей не надо думать, что пути назад уже нет. Впереди запретное и пугающее, а потому самое прекрасное. Она должна решиться на это сама.       — А если ты скажешь, что я ещё украл твой первый поцелуй, то фиговый из меня романтик и парень, — нервно хихикнул Лекс, поцеловав её в шею. — Я бы никогда не сделал тебе больно. Клянусь тебе, мышка.       Джина прижалась к Лексу, словно к последнему убежищу, чувствуя, как её тело дрожит в сильных, тёплых руках. Она ловила его дыхание — горячее, обжигающее, оно касалось нежной шеи, заставляя кожу покрываться мурашками. Его прикосновения были одновременно успокаивающими и будоражащими, вызывая бурю чувств, которых она раньше никогда не испытывала.       — Алекс… Это был мой первый поцелуй, — прошептала она и голос дрожал от стыда и волнения.       Слёзы подступили к глазам, и Джина быстро прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Ей было ужасно неловко. Её первый поцелуй — с ним, с Лексом Лютором, мужчиной, который всегда казался ей недосягаемым. Джина чувствовала себя одновременно счастливой и уязвимой. Быть первой для него — этого она даже не ожидала и это смущало. Девушка опустила голову, чтобы скрыть своё лицо, прячась от взгляда зелёных глаз.        — Алекс… Я боюсь, — всхлипнула она, вцепившись пальцами в его плечи, словно боялась, что он исчезнет.       Между ног всё горело, а трусы совсем были мокрыми и в слизи. Но Джина всё равно боялась. Страх накатывал волнами, смешиваясь с желанием и смущением. Всё происходящее было для неё впервые — его прикосновения, близость, этот момент, который казался невозможным ещё час назад. Она прильнула к его груди, вдыхая аромат кожи. Он был тёплым, мужским, с лёгким намёком на парфюм и что-то почти сладкое, вызывающее у неё головокружение.       — А твой кабинет… Он закрыт на замок? — спросила Джина едва слышно, а голос был наполнен тревогой.       Мягкое прикосновение становилось чувствительнее и увереннее: руки гуляли по спине, задевая край нижнего белья, позволяя себе на несколько миллиметров проникнуть под ткань. Всего лишь жалкие миллиметры, даже кожи не коснуться. Другая рука пробегала по спине, задевая петли более настырно, но всё ещё аккуратно. Лекс не торопился обнажать внушительную грудь Джины.       А вот торчащий в трусах член весьма очевидно давал понять, что парень страшно возбуждён. Шёлковая ткань слабо тёрлась о мокрое белье бедняжки, пропитываясь её соками. Они всё ближе были к точке невозврата.       — Ну, конечно же, мышка, — прошептал он, неохотно отстраняясь от неё. Пульт на столе привлёк внимание обоих. Лютер нажал на кнопку, закрывая двери кабинета. Они остались вдвоем в большом, просторном кабинете. Едва одетые и возбуждённые. — Ты только не бойся, хорошо?       Он целовал её в губы и щёки, вернулся к разглаживанию спины и лёгкого задевания крючков на бюстгальтере. Предчувствовал, что приз всё ближе и ближе.       — Ты такая красивая, Джина. Я… Для меня это такая честь, что ты мне доверяешь. Ох, бедняжка, — шептал Лютер, глядя, то в лицо, то на грудь. — Ты просто великолепна! Такие габариты, ух! Прости за честность, но у меня аж голова кружится.       Зелёные глаза запылали огнём желания. Лекс всячески показывал, что хочет её, желает, вожделеет. Его страсть и похоть были осязаемы, доступны, манили. Естественный запах превосходил парфюм: сила, уверенность, страсть и нежность.       — Может быть, мы… Ну знаешь, немножко поэкспериментируем? Я понимаю, что это твой первый раз и хочу предложить кое-что особое? — он вдруг взял её за руки и взглянул в глаза. — Я могу сделать тебе приятное без боли, мышка. Если ты доверишься и согласишься, я отправлю тебя на небо и сделаю так хорошо, как никогда раньше. И ты останешься честной девушкой, обещаю.       Джина едва дышала, а тело трепетало от прикосновений Лекса, словно каждая клеточка кожи отзывалась на уверенные, но нежные движения. Его пальцы скользили по её позвоночнику, вызывая сладкое напряжение и заставляя девушку с трудом сдерживать стон, который так и рвался наружу. Дыхание стало прерывистым, а щёки горели от смущения и волнения. Особенно момент, когда он тёрся о её трусики своим твёрдым членом буквально заставлял едва ли стоять на ногах.       — Я… Ну я… — она запнулась. Её голос дрожал, как будто она пыталась найти правильные слова, но они исчезали, стоило ей взглянуть Лекса.       Джина кусала губу, стараясь справиться с ощущениями, накатывающие волнами. Она не знала, что задумал Лекс, но в глубине души желала, чтобы он рискнул, чтобы сделал шаг, который изменит всё. Пусть даже это будет сложно, пусть даже она испугается или будет больно.       — Хорошо… Я готова на то, что ты сделаешь, Алекс. Но мне всё равно страшно, — призналась девушка почти шёпотом.       — Ты ведь… Ты ведь будешь со мной нежен? — её глаза искали подтверждение, словно она боялась услышать что-то иное.       Джина хотела, чтобы он понял, насколько она ощущает себя хрупкой. Чтобы он обращался с ней бережно, как с сокровищем, как с чем-то бесценным. Джина отчаянно надеялась, что для него она будет больше, чем очередная шлюха, которая один раз в неделю приходит его ублажать.       — Я ведь не просто одна из тех… правда? — тихо спросила Джина, стыдясь за свой вопрос.       Ей хотелось знать, что она не просто очередная сука в жизни Лютора, что он видит в ней что-то особенное, что-то большее.       — Ну конечно нет, Джина, — шептал он, поглаживая её щёку. — Ох, глупенькая мышка, зачем ты сравниваешь себя с ними? Ты умная, добрая и очень чистая девушка. Никто с тобой не сравнится.       Лекс позволил себе новый отчаянный и романтический жест — наклонился и поцеловал Джину в ложбинку между грудей, задевая обе полусферы. Кошачья улыбка стала шире, но не утратила нежности и заботы. Он покажет ей, как надо обращаться с девушками. И тогда она забудет о Лоис, Кларке и любых проблемах.       — Правда, и у меня не то, чтобы опыт. Я больше по чувствам и эмоциям, — извиняющимся тоном сказал Лекс, не отводя взгляда от грудей Джины. — Ох, какие же они у тебя большие. Просто загляденье.       Он облизнулся и усадил Джину на диван, положив руки на бретельки, играясь с ними как котёнок. Неровен час и снимет.       — Как же хочется посмотреть на тебя без верха. Договор, помнишь? — он подмигнул. — Но снимем мы это, как только скажешь, что ты прячешь под лифчиком. Такое красивое, круглое, большое. Что это, мышка моя? Скажи.       Пальцы подёргали бюстгальтер, заставив груди соблазнительно покачаться. Лекс сдерживал себя, хотя увидеть Джину топлесс было большим искушением.       Джина опустилась на мягкий диван, чувствуя, как напряжение нарастает с каждой секундой. Сердце в груди билось так сильно, что казалось, оно могло вырваться наружу. Она попыталась унять дрожь в руках, сцепив пальцы, но от взгляда Лекса дыхание сбилось. Он стоял перед ней, уверенный, спокойный и, как ей казалось, немного дразнящий. Лекс разве не любил кого-то? В интимном плане. Разум Джины рисовал Лекса как ещё того любовника! Она представляла, как он берёт каждую ночь новую девочку по вызову и прямо на этом диване…       — Котик… — слово выскользнуло само по себе, прежде чем она успела понять что именно сказала. — Я прячу там свою грудь.       Её язык скользнул по пересохшим губам, но это не помогло, и девушка почувствовала, как жар подкатывает к лицу. Почему это казалось таким неловким? Она ведь всегда была уверенна в себе, особенно в научных дискуссиях или сложных экспериментах, но здесь, рядом с Лексом, терялась. Сильно терялась. Джина попыталась отвлечься, устремив взгляд куда-то в сторону, но слова сами рвались наружу.       — Но разве… Разве ты не знаешь этого?       Она подняла глаза, но взгляд Лекса, пристальный, пронизывающий, заставил снова потупить взор. Кожа покрылась лёгкой испариной, словно в кабинете внезапно стало душно. Свет, падающий из окна, мягко отражался от слегка влажной кожи.       Его близость… Её тело казалось чутким ко всему: к его дыханию, которое могла уловить, к лёгкому движению его руки. Казалось, что весь воздух в комнате пропитался Лексом.       Джина понятия не имела, что делать. Что говорить. Её опыт и знания казались бесполезными в этот момент. Всё, что она могла, — это просто сидеть, будучи смущённой и совершенно растерянной. Голос, дыхание, фраза — Лекс задрожал и прижался щекой к левой чашечке. Ласково тёрся и млел, прикрыв глаза. Одной рукой гладил её живот в районе пупка, изредка задевая край трусиков. Пальцы на настырнее дёргали за крючки.       — Знаю, мышка. Для этого не нужно быть гением. Но мне это хочется услышать от тебя. Чтобы твой голос, робкий и нежный, переступил через порог скромности и невинности. Хочу, чтобы ты погрузилась со мной в этот мир, страсти и бесстыдства. Пусть оно будет особенным.       Один крючок отцепился, лифчик опустился. Лютер схватил край чашечки зубами и потянул на себя. Чувство свободы и открытости манило его, заставляло шалить и упиваться моментом. Часть ареалы показалась перед глазами, вызвав восторг в глазах.       — Давай, Джина. Нужно раскрыть в себе желание, поддаться искушению. Не бойся, я с тобой и помогу. Что ты прячешь под этими большими чашечками? Чего ты стыдишься показать? Хочешь, чтобы я это увидел? Хочешь показать большее? — тихо порыкивал он.       Язык лизнул край алой ареалы; хитрые глаза взглянули в личико Джины. Когда его зубы слегка сомкнулись на её чашечке, Джина резко втянула воздух, а грудь колыхнулась. Красивая, большая, упругая. Тело заполнилось волнами жара.       — Котик… Я… Я… прячу за этими чашечками свою грудь. Свои соски, — голос дрожал, а слова застревали в горле, не давая выразить всё, что она чувствовала.       Пальцы, будто ведомые сами собой, вновь потянулись к его волосам. Рыжие, густые, мягкие. Она вцепилась в них, словно в опору в его игре. Она сжала их, ощущая под ладонями текстуру прядей.       — Котик… — снова вырвалось из пухлых губ и Джина закрыла глаза, пытаясь найти в себе хоть немного храбрости. — Я бы хотела…       Она запнулась. Горячие слова застряли в горле, так и не вырвавшись наружу. Сказать это вслух оказалось невыносимо сложно. Щёки пылали, и Джина заметно вся дрожала от напряжения. А ноги автоматически раздвинулись словно приглашая Лекса посмотреть что там скрывается за чёрными бархатными трусиками, которые уже промокли насквозь.       — Хотела, чтобы ты… — голос едва был слышен.       Она так и не смогла закончить фразу, уткнувшись лбом ему в плечо. В голове всё смешалось: смущение, страх, желание. Дочь Уйдейкхаала ненавидела эту свою нерешительность, ощущение беспомощности. Разум боролся с сердцем, которое жаждало идти навстречу каждому его движению, каждому прикосновению.       «Почему это так сложно?» — думала она, представляя, как Лекс мысленно смеётся над её растерянностью, над тем, что девушка такая робкая и неловкая. Одним словом — невинная.       Лекс всегда был ценителем хорошего момента. Смаковать победу — значит чувствовать себя победителем. Вкусную пищу тоже нужно есть, смакуя и наслаждаясь. Так же и с Джиной: момент её раскрытия, осознания требовал время, и всё же им можно было наслаждаться. Нерешительность, страх, волнение — истинные момента секса. Не просто технического движения, а душа. Суть всей страсти.       — Ты умница, Джина. Ты всё делаешь правильно, — шептал он, расстегнув её один крючок. Лифчик снова опустился, обнажив краешек налитого кровью соска. Ещё бы движение — и грудь девушки будет видна Лютору.       Но вместо того, чтобы нагло сорвать вверх, мужчина убрал руку и взял Джину за кисть. Взглянув в глаза карие и напуганные, хитрый кот продолжил убаюкивать жертву.       — Что ты хочешь, чтобы я сделал с твоей грудью и сосками, мышка? Давай, ты сможешь. Скажи это вслух, невзирая на стыд и стеснительность. Ты удивишься насколько это может быть приятно. Что мне сделать с твоими, как ты сказала? — он посмотрел на частично торчащий сосок. — Повтори-ка.       Джина подняла взгляд на него — зелёные глаза, наполненные глубоким желанием, словно заглядывали в самую душу. Дыхание вновь сбилось, и слова, которые она собиралась сказать, застряли в горле. Но Джина всё-таки смогла произнести:       — Алекс… — произнесла она совсем тихим голосом, но в нём звучало столько тоски, столько желания, что она сама испугалась своей смелости. — Я хочу… хочу твой язык.       Эти слова словно вырвались из подсознания, не дожидаясь одобрения разума. Её лицо залилось жаром, щёки покраснели так, что казалось, будто они горят. Она закусила губу, но остановить себя уже не могла. Мысли, раз за разом возвращаясь к тому, что мог бы сделать Лекс, разрывали её на части. Девушка представила как Лекс высасывает свой горячий язык и начинает крутить им вокруг соски, а затем зубами кусает его и нежно посасывает. Мышцы влагалище невольно сократились. Она хотела его.       — Я хочу… чтобы ты им… — голос дрогнул, девушка неуверенно вздохнула. — Чтобы ты начал им играть…       Она не знала, как выразить всё, что творилось в голове. Джина представляла, как он коснётся её кожи, как его горячий язык пройдётся по телу, оставляя влажные следы. Тело предательски дёрнулось от этих мыслей, словно откликаясь на горячие фантазии.       Довольная улыбка Лекса стала ещё шире. Он потянул за край трусиков, немного натянул и отпустил.       — Уже лучше, мышка. Но ты должна чётко сказать, где ты хочешь мой язык. На какой части тела, — его глаза жадно взглянули на её грудь. Лифчик героически пытался скрыть большие сферы. — Показать мне это место. Думаю, что тебе для этого придётся что-то снять. Или попросить меня.       Девушка не могла противиться Лексу. Противиться его натуре. Она не могла уже сдерживаться. Поэтому, Джина осторожно завела руки за спину и, поддев крючки, расцепила застёжку. Чёрный лиф повис на её грудях, а затем и вовсе сняла его, положив на диван. Теперь перед довольным лицом Лекса видели две большие сферы, поблескивающие от пота.       — Вот их… Я хочу, чтобы ты начал лизать их, — Джина скорее просила, чем приказывала. Ей очень хотелось, чтобы он присосался к её соскам.       Девушка дрожала, ожидая, пока он покажет свой горячий влажный язык.       Теперь он мог позволить себе смелости. Положил руки ей на бёдра, прижался губами к левой груди. Скользкий язык принялся скользить по мягкой поверхности, касаясь ареалы. Коснувшись упругого бугорка, Лютор провёл им с силой. Пальцы проникли под трусики и вылезли через другой край.       Он облизывал сначала левый сосок, потом правый. Стонал, ахал, смотрел в глаза девушки с вожделением и желанием, но не больше. Даже не кусал и не сосал грудь. Медленно, постепенно, осторожно.       — Ещё. Проси меня ещё! Пожалуйста, умоляй лизать свои соски. Говори это чаще! Проси меня делать с ними, всё что хочешь и я сделаю!       Джина дрожала, ощущая его язык на своих сосках. Это было одновременно слишком и недостаточно. Каждое его прикосновение будто выжигало изнутри, оставляя только желание — чистое, первобытное, которое невозможно было игнорировать. Она вскрикнула, не сдержавшись, и тело вновь напряглось, как натянутая струна.       — Алекс… — голос был полон страсти, едва сдерживаемой и прорывающейся наружу. — Ты… ты сводишь меня с ума.       Слова звучали обрывисто, ведь она едва могла говорить — дыхание стало прерывистым, почти хриплым.       — Прошу… — прошептала бывшая журналистка и голос стал чуть громче. — Продолжай! Алекс, прошу тебя… Её руки рефлекторно потянулись к рыжеватым волосам, пальцы сжали их так крепко, отчего она почувствовала слабую боль в собственных руках. Но она оказалась приятной и лишь усиливала те вихри эмоций, что захватывали сознание. Джина чувствовала, что полностью отдаётся Лютору, становится частью этой игры. Его игры, но это не пугало. Напротив, ей хотелось большего, хотелось раствориться в нём.       Джина закусила губу её тело слегка изогнулось, и она тихо простонала:       — Алекс…       В этом голосе звучали мольба и волнение. Она чувствовала, как напряжение внутри нарастает, как желание захватывает каждый уголок разума. Казалось, слова стали бессмысленными и ненужными. Не сейчас. Не потом. Джина вдруг инстинктивно начала склонять голову Лекса прямо к своим трусикам. Неосознанно она направляла его взгляд не на соски, а на промежность, которая ныла от желания.       Он посмеивался, продолжая облизывать соски Джины. Лишь своим языком он заставлял большегрудую красавицу трястись, дёргаться и пищать. Такое простое прикосновение и так много ответа. Ох, что будет, когда он дойдёт до более смелых действий. Джина не говорит то, чего он хотел услышать, но это ничего. Шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком. Секс за сексом.       — Ох, Джина. Я… Я кажется не пристрастился, — застонал он, обхватывая левый сосок губами. Теперь не полизывания, а посасывания, жадные и немного дерзкие сменили его игры. — Боже, мышка. Я сделаю тебя моделью самого открытого бикини.       Не как хищный кот, а как голодный котёнок, Лекс посасывал её грудь, позволив рукам трогать полусферы. Не просто лапать, а трогать. Задевать чувствительные точки, прогонять кровь, заставлять соски твердеть сильнее. Ну вот, у директора LexCorp новая любимая игрушка. Когда Джина стала его медленно опускать, Лекс удивлённо посмотрел на неё.       — Ну и ну. Так наша мышка любит, когда её там трогают? О, или желает узнать, что это такое, — подмигнул он, укусив за край трусиков. — Вот только, мне же тогда придётся снять их и ты будешь совсем без одежды. Ты хочешь этого? Хочешь, чтобы я снял твои трусики и увидел, что ты там прячешь? М?       Он опустился ниже и лизнул ткань трусов, мокрые и пахнущие нетронутой, красивой девушкой. Вкус и запах девственницы очень сильно опьянял. Ох, знала бы Лоис, как она сильно им помогла.       — Тогда скажи это, мышка. Позволь себе вульгарности и раскрепощённости, — прошептал Лекс, подёргивая края трусиков. — Скажи это сексуально и умоляюще. А иначе останешься в своём мокром белье дальше.       Лекс продолжал играть, растягивая каждый момент, словно смакуя её реакцию. Его движения были искусными, точными, но одновременно наполненными чувственностью, которая сводила её с ума. Джина пыталась дышать ровно, но это было невозможно. Его язык, его прикосновения, даже его дыхание на её коже пробуждали что-то необузданное внутри.       Когда его зубы коснулись края трусов, её тело отозвалось так бурно, что девушка вскрикнула, не сдержавшись. Казалось, каждый нерв пылал, каждый вдох приносил с собой вихрь эмоций, разрывающий изнутри.       — Алекс… — голос дрожал, наполненный смесью мольбы и желания.       Лекс явно наслаждался её смущением и полной отдачей. Это была его игра и он вёл её мастерски.       — Я с тобой… — проговорила Джина, закусив губу и прикрыв глаза. — С тобой точно сойду с ума.       Её пальцы, всё ещё сжимавшие рыжеватые волосы, чуть ослабли, но тут же снова вцепились, как будто она боялась потерять связь с ним, отпустить его даже на секунду. Джина знала, что у неё нет больше силы сопротивляться. Всё, чего она хотела сейчас, — это раствориться в нём, в ласках, движениях. Она хотела, чтобы он пустил свой горячий язык ещё раз по её промежности, а лучше снял с неё трусы и припал к клитору.       — Прошу… — шёпотом проговорила она, выдохнув. — Алекс, сделай это… Сними с меня трусики.       Триумфальная улыбка засияла на довольном, хищном лице Лютера. Победа пришла к нему сама и умоляла его взять лавры. В данном случае это были мокрые, кружевные трусики Джины, пропитанные собственным соками. Пальцы зацепили за край и пустили вниз. Тёплый воздух показался холодным, но виной тому был стыд, страсть и желание.       — Дорогая Джина. Милая мышка, — тяжело дышла Лекс, лаская обнажённый лобок пальцами. — Ты просто восхитительна. Я счастлив, что буду первым, кто попробует такую красоту. Ох, ты будешь счастлива, мышка. Обещаю тебе.       Первые лобызания были короткими и скорыми, готовя девушку к дальнейшему. Нежные прикосновения, аккуратные, но сильные. Кончик языка щекотал клитор, а после тихонько надавливал. Пальцы гладили упругую попку, а кончик позволил себе чуть-чуть войти в узкий проход. Только чуть-чуть. Начало должно быть нежным. Джина вскрикнула, когда горячий язык Лекса скользнул к её клитору, а затем в узкий проход, который никто до него не трогал. Этакая священная пещера.       — Ох… Котик… Ох… — она выгнулась навстречу его языку. Он был слишком нежным, слишком ласковым, слишком… Слишком приятным.       Она вновь сильнее сжала его волосы и странная судорога прошлась по её телу.       — Алекс… — Джина прикусила губу и запрокинула голову. Ей хотелось кричать от того, насколько она хотела, чтобы он продолжал. — Не останавливайся, пожалуйста.       Маленький бугорок был обласкан, облизан и помассирован. Язык опустился ниже, разглаживая и подготавливая узкий проход. Осторожно, чувственно, прощупывая каждый узкий сантиметр, осторожно раздвигал стеночки. Острый кончик щекотал, заставляя течь всё сильнее и сильнее.       — М-м-м… Что-то особое, Джина. Самое приятное, что я когда-либо делал в своей жизни, — горячо сказал Лекс и обхватил клитор зубами.       Пальцы с силой массировали ягодицы, раздвигали и сжимали. Тут он дал себе немного силы и грубости — место ведь подходящее. И Джине не больно, а только приятно. Трогают, ласкают, гладят, сжимают. Язык позволил себе пробраться глубже, показывая Джине новый и удивительный мир страсти.       — Ох, мышка! — ахнул Лекс, делая паузу. Он счастливо улыбался ей, сверкая глазами. Такой красивый и довольный. — Что-то мне мои трусы стали тесноваты. Это твоя особенность?       Джина двигалась бёдрами в такт языка Лекса. Она вскрикнула от приятных ощущений, а внутри всё сжималось.       — Ох… Да… Боже! — она ничего подобного в жизни не испытывала.       Ничего и никогда. Она даже не знала, что такие ощущения вообще существуют. Джина будто открыла для себя новый мир и он ей нравился.       — Алекс… — тихо вновь произнесла она. Груди дрожали, а кожа блестела от пота. Джина тяжело дышала так, словно воздуха становилось всё меньше и меньше.       Лекс двигал языком всё глубже и глубже, желая изучить Джину всю. Подарить ей радость, прогнать стыд, показать, что она может, если станет ему верной, послушной и понимающей подругой. Пальцы поглаживали упругую попку всё наглее, не стесняясь опускаться ниже, касаясь края губ и узкого отверстия.       Чтобы им было комфортнее, Лютор уложил её на диван и сел рядом. Пальцы легли на большие груди, разглаживая и массируя. Чувствительно, негрубо и весьма нежно. Чтобы малышка почувствовала себя важной, желаемой и в добрых руках. Хитрый кот любовался девушкой и понимал, что эти моменты он растянет ещё надолго. Джина падёт в глубокий пруд страсти и разврата, научится многим вещам. И только для него.       — Дорогая, — прошептал Лютор, вставая на колени. Его торчащий под трусами член практически касался полной груди девушки. — Мышка, мне бы пригодилась помощь твои замечательных ручек. Мне уже так неудобно сидеть, да и договор надо соблюдать.       Он положил голову на бок, посмотрел на Джину с нежностью зелёными, счастливыми глазами, не отпуская груди.       — Ты не могла бы снять трусы и помассировать мой член? Только ручками, мышка. Обещаю, что не буду делать им больно. Но мне так хочется, чтобы ты позаботилась обо мне. Я же тебе нравлюсь, да? Ты мне очень. И ему очень нравишься. Прошу, дотронься до него.       Джина смотрела на Лекса с неверием. Неужели он попросил её… Помассировать ему член? Джина прикусила губу. Она даже не знала как правильно это вообще делать.       — Ладно, котик, — проговорила девушка с неуверенностью и, взяв за край его трусы, опустила их вниз, высвобождая возбуждённый член.       Головка уже блестела от собственного вожделения и дёргалась, словно хотела проникнуть в девушку. Джина нервно сглотнула и, потянувшись одной рукой, обхватила пальцами ствол Лекса. Он был таким твёрдым и горячим, от чего она ахнула. Дочь Уйдейкхаала стыдливо стала пытаться делать движения вверх-вниз, скользя потной ладонью. Она даже не знала, получалось ли у неё, но, кажется, Лекс от этого пребывал в экстазе.       Дыхание стало сбивчивым, лицо сосредоточённым. Веки опустились на зелёные глаза, но с любовью на Джину смотреть не перестали. Волос на лобке практически не было; член был гладким и тёплым, но твёрдым и пышущем жизнью.       — Вот так, Джина. Очень хорошо. У тебя прекрасно получается. Поводи ручкой под головкой. Да, чудесно! — ахнул он, запрокинув голову назад. Взвыв, Лекс дёрнул плечами, демонстрируя голого и беззащитного себя. Он показывал Джине, что нужно не только принимать, но и давать.       — Умница, мышка. Твой котик очень ценит твою смелость и участие, — ахал Лекс, слушая похлюпывания на члене. — Не волнуйся, я научу тебя делать такие вещи лучше. Теперь, когда мы стали так близки друг к другу…       Его пальцы пощупывали пухлые соски и потягивали их на себя. Грудь Джины стала настоящим сокровищем, которым упивался Лекс. Большие буфера ласковой девственницы, которые теперь принадлежат только одному ему. Прикосновения делали момент особенным, непохожим ни на один из других случаев. То был лишь секс, механический, с маленькой ноткой страсти. А здесь… Здесь нечто особенное.       Зелёные глаза раскрылись. Лекс подсел ближе, радостно улыбаясь бедняжке. Голос стал рычащим, ещё более игривым и уверенным.       — А теперь, мышка, ложись на животик. Я заставлю кончать твою девственную киску!       Руки схватили Джину на бок и принялись разворачивать. Увереннее, жаднее, уже не скрывая ни похоть, ни какого-то странного желания.       Джина задрожала, ощущая, как волнение заполняет каждую клеточку её тела. Движения были медленными, почти неуверенными, когда она осторожно повернулась на живот. Мягкая ткань под ней казалась прохладной, но это не могло унять жар, который разливался внутри. Она сложила руки под подбородком, устроившись поудобнее, и позволила себе на мгновение расслабиться. А Лекс… Он стоял сзади неё на коленях, свет комнаты ласкал его рыжие волосы, которые теперь были слегка влажными от пота, пряди прилипли ко лбу. В свете они переливались золотом. И он улыбался. Совсем как кот.       «Он счастлив…» — эта мысль ударила её сильнее, чем что-либо ещё.       Джина вдруг поняла, что она словно питается этим моментом, его теплом, его радостью. Сердце сжалось от какого-то нового, непривычного чувства. Лекс был таким красивым, особенно сейчас, когда в его облике не было ни следа привычной ледяной маски. Он был гением, её «котиком», человеком, который обладал силой и властью.       — Котик… — прошептала Джина и её голос буквально сквозил нежностью.       Она влюбилась. Влюбилась в Лекса Лютора. В того, кто был гением, кого она всегда считала выше и недосягаемее себя.       — Хорошая, мышка. Умница, — довольствовался он, поднимая её за бёдра. — Так, упрись коленками. Попой к верху, малышка. Ох, не будь ты девственницей!       Губы жадно припали к влажной киске Джины, проникая языком очень глубоко и настырно. Тоненькие струйки стекали вниз, а Лютор подхватывал их, словно боясь потерять драгоценную жидкость. И Джина почувствует себя особенной.       — Прости-прости! Обещаю, оно повторится! — посмеялся он, отстраняясь от девушки.       Достав из-под стола небольшую баночку с мазью, открыл крышку и зачерпнул двумя пальцами бесцветную мазь. Осторожно провёл вокруг лона девушки, заставляя мурашки бежать по телу.       — Сейчас я медленно вставлю тебе два пальца, — шептал Лекс. — Это поможет тебе расслабиться, подготовить тебя к чудесным ощущениям. Твой первый оргазм не связан с потерей невинности, но мы же хотим сделать этот момент особенным, верно?       Большой и указательный палец проникли в узкую щель. Прохладная мазь сначала показалась чужеродной, лишней и немного пугающей, но стоило только начать двигаться, как внутри растеклось тепло. Джина начала двигаться в такт пальцам, потираясь сосками о поверхность дивана. Клитор подёргивался, соки потекли обильнее. Живот дёргался, руки стали дрожать.       — Нравится, милая? Как тебе, мышонок? Чувствуешь жар в своей сладкой нежной дырочке? Вон, как сильно потекла. Сейчас мы сделаем ещё приятнее.       Второй рукой он шлёпнул Джину, придавая моменту немного резкости и силы. Как бы говоря, что она принадлежит ему и ей лучше не забывать. Лекс вёл с ней себя слишком игриво. Слишком по-настоящему что ли. Девушка была готова сама насадить своё тело на его член. Но боялась. В принципе было достаточно того, что он делал с ней: играл с её влагалищем, слизывал своим горячим языком соки с внутренней стороны бедра.       Джина выгнулась, Лекс учил её покорности и тому, как принадлежать кому-то. А она уже принадлежала ему. И лишь ему. И как только он вошёл в неё пальцами, Джина ещё сильнее выгнулась и застонала. Внизу живота приятно свело. Девушка сжала мышцами влагалища его пальцы. Но они были таким маленьким, по сравнению с тем, каким был его член.       — М-м… Котик! — выкрикнула она, сильнее насаживая себя на его пальцы и активно двигаясь. — О боги… Я не могу остановиться.       — Вот и хорошо! — рыкнул Лекс, пропихивая пальцы ещё глубже. Кончики надавливали на точки, заставляя тело девушки дрожать и дёргаться. — Покажи мне, как ты этого хочешь. Стони громче, кричи, умоляй меня! Говори пошлости, вытащи страсть из своего царства непорочности!       Шлепки продолжались, пальцы трахали девушку, выплёскивая соки. Лютор рычал и ухмылялся, облизывался. Шлепки спускались от ягодицы к узкой дырочке, становясь все менее ощутимыми и дерзкими.       — Нет, я тебя так просто не оставлю, мышка. Ты должна будешь запомнить, что ты моя и только моя.       Мизинец на свободной руке вошёл в мазь во всю длину. Гладкая поверхность уткнулась в узкое анальное кольцо, двигаясь вдоль тугих мышц.       — Это ты запомнишь надолго, сладкая моя. Меня, голую себя и мои пальцы в обеих дырочках, — со зловещим шёпотом произнёс Лекс. Мизинец проник всего на пару миллиметров, ощущая нетронутость и жар.       Джина сжалась. Она вся сжалась от его прикосновений. Тело пронзила судорога, а из рта вырвался мощный крик. Она двигалась и рычала, выдавая стон. Длинный и полный желания.       — А… Лекс… — проговорила она, не понимая, как он вообще себя контролирует.       Как он вообще ещё не прыгнул на её хрупкое, девственное тело и не вонзил в неё твёрдый член?      Как он держался? Что говорить — котик.       — О… Я не могу… больше не могу…       Тело сотрясала дрожь. Джина находилась на грани. Толчок и ещё толчок и вот, ноги подкашиваются, а тело расслабляется. Джина захлебнулась собственным дыханием, её губы дрогнули, и она выкрикнула его имя:       — Лекс…       Это имя разрезало тишину, наполняя комнату чем-то гораздо большим, чем просто звуком. Лекс. Для неё он стал всем — её господином, любимым, хозяином, другом. Он был её миром, воздухом, её самой слабостью и силой одновременно. Под действием его горячих пальцев её ноги подкосились, и она рухнула на диван, как сломленная кукла, захваченная бурей удовольствия и эмоций. Её грудь быстро вздымалась, а дыхание рвалось с губ обрывками — тяжёлыми, горячими и бессильными. Сердце, казалось, готово было вырваться из груди и замереть. Вот-вот остановится, сгорит в огне, разожжённом его прикосновениями.       — Лекс… — снова сорвалось с пухлых губ, на этот раз тише, почти молитвенно.       Она не могла больше думать, не могла говорить. Джина просто лежала, ощущая каждую клеточку своего тела, кажущуюся теперь чужой и такой живой. Пальцы не знали отдыха, двигаясь аккуратно, но настырно. В узкой попке они не спешили, старательно готовя и разминая узкие стеночки, когда в киске позволяли себе чуть больше грубости и резкости. Лекс начинал задыхаться от страсти, желания и похоти, пока Джина не кончила. Руки задвигались медленнее, пока изумрудные глаза впились в изгибы дрожащего тела. Сама мысль, что он стал причиной такой сладостной агонии прекрасной девушки, подействовала на него мощнейшим афродизиаком.       — Мышка! — прохрипел он, любуясь капельками пота на спине, пухлыми ягодицами и тонкой талией. — Ох, Джина!       Не дав ей остыть, Лютор повернул её к себе лицом и сел, обхватив ногами бока. Мокрый от смазки член подёргивался, смотря на груди Джины.       — Сделай это. Вытащи из меня всё, что есть. Поторопись! — зарычал он, положив её руку на свой член. — Прямо на свои прекрасные груди!       Джина не понимала, почему бы ему просто не войти в неё. Но то ли он не хотел так быстро, то она чего-то не понимала. Девушка обхватила его твёрдый ствол, сжав его. А затем, неуверенно, начала делать движения вверх-вниз, всё быстрее и быстрее. Кажется, её котику это доставляло огромное удовольствие. И поэтому она старалась, хоть уже ей не совсем было это всё интересно.       Чем быстрее она двигала рукой, тем громче и страстнее становились сопения. Грудь вздымалась и опускалась, плечи дрожали, колени дёргались. Член под ладошкой Джины твердел и увеличивался, запульсировал и задёргался. Лекс выдохнул и схватил ещё за плечи, извергая перламутровую жидкость прям на большие груди красавицы. Горячая, липкая, стекающая по коже, она не покрыла и солидной части больших полусфер. Словно тёплый воск, капли стекали вниз каплями. Лютор тяжело дышал, опускаясь в плечах. Глаза горели счастьем и похотью. Он тихонько рассмеялся и упал на спинку дивана.       — Это великолепное начало отношений, дорогая, — улыбался он, доставая влажные салфетки из-под стола. — А теперь давай приведём себя в порядок, закажем поесть и займёмся этим чёртовым интервью.