Hawaii Diaries

— Ты читал мои дневники? — Джэюль одёрнула свою руку, сдвигаясь на самый край кровати и рискуя упасть. — Трогал мои вещи, хотя обещал, что не будешь?   Откуда ещё могли взяться эти предположения? Откуда ещё ему было знать, где лежат презервативы?   — Нет, — у Тэхёна ещё хватало наглости врать. — Клянусь, что не читал их…   — Но ты о них знаешь, — Джэюль попросту не умела звучать холодной, и даже когда очень старалась, оставалась слишком чувствительной для резких, безэмоциональных обвинений. — Уходи.   Она потянулась вперёд и упёрлась ладонями в голую грудь Тэхёна в попытке столкнуть его с кровати.   — Джэюль...   Он тоже ничего не мог поделать со своими эмоциями, и расстроенные нотки в его голосе крепчали.   — Джэюль, прошу, поговори со мной, — взмолился он, чувствуя, как ноет под её пальцами. — Пожалуйста. Джэюль, пожалуйста…   Она вытолкала его с одеяла, швырнула в него полотенцем и снова свернулась клубочком на постели. Закрыв глаза, чтобы не видеть, как Тэхён сжимает руки внизу, прикрываясь, и как выгибает жалобно брови, стараясь добиться от неё объяснений, она притворилась, что ничего не слышит.   — Я правда не читал, — повторил он. — Я брал карандаши для рисования и нечаянно увидел блокноты. Это всё. Я спросил у тебя только потому, что ты ведёшь себя странно. Потому что скрываешь от меня что-то. Потому что была в больнице тайно, и я знаю это, ведь я… Я тоже болел, если ты забыла.   Игнорировать его было сложно. Сложнее, чем Джэюль думала.   Она стиснула зубы, вытаскивая из-под головы подушку, чтобы её тоже скинуть с кровати в надежде напугать и прогнать Тэхёна.   — Я не болею, — процедила она. — Уходи сейчас же.   Подушка упала ему в ноги, и Тэхён опустил голову, чтобы рассмотреть её и заодно подумать, как от заигрываний в душе они перешли к этому и насколько странным был этот переход.   Это он всё испортил? Его вина, что не смог больше терпеть её загадочность и посмел спросить то, что его волновало?   — Я ухожу, — сдался он.   Тэхён натянул плавки и забрал свои вещи. Мокрое полотенце он тоже забрал, используя его как предлог, чтобы заставить себя выйти на балкон, полный живности.   Намечался очередной красивый закат на Мауи, который не мог как-нибудь подсластить произошедшее и сделать конец дня лучше, но Тэхён всё равно его ждал. Сидел на балконе, вдыхал тёплый воздух, сушил влажные вещи и ждал заката.   Он не был лжецом, не совал свой любопытный нос куда не следует, не давил на других, но все его убеждения разбивались об утяжелённое дыхание и сильное чувство тревоги, вызванное реакцией Джэюль.   Она никогда не задевала его за живое, как бы он себя ни вёл и как бы ни чувствовал, а он сделал это с первой же попытки, и теперь перед его глазами стояли её стиснутые челюсти и глаза, полные разочарования, а может и ненависти.   Что такого страшного было в тех дневниках? А в том, чтобы честно поговорить с ним?   Неважно, что с ней, Тэхён должен знать. Он ведь её друг, который рассказывал ей обо всём и свято верил, что она ему тоже всё рассказывает.   Весь вечер он внимательно прислушивался к звукам с улицы и тем более — из комнаты, надеясь, что Джэюль пересилит себя и придёт к нему. Но с каждой потраченной впустую минутой в его мысли прокрадывалось нечто, что твердило: «Отступи».   Не с разговором, а в общем.   Джэюль — скала, а Тэхён — волна. И он разобьётся об неё, если продолжит пытаться.   И всё же сдаться?..   Его сердце разрывалось от одной мысли об этом, потому что давно ему не нравился никто так сильно — до пустоты в голове, до порхающих бабочек в животе, до «она такая красивая» каждый раз, как он смотрел на неё, до режущей боли под рёбрами в моменты как сейчас, когда она его прогоняла.   Теперь он не мог вспомнить своей жизни до неё. До встречи с ней. До её первого сообщения с предложением попрактиковаться в английском. До профиля с обезьянкой на фото.   Он больше не мог усидеть на месте и вернулся в комнату за блокнотом. Не для того, чтобы рисовать или смотреть на старые работы, а чтобы бездумно тратить чернила, выводя неровные, хаотичные круги. Они сплетались всё теснее, а Тэхён продолжал чёркать.   Он делал это в темноте, когда солнце уже село, и в конце концов заснул с ручкой в руках. Утром его встретили синие пятна на простынях, пальцах и щеках — следы, оставленные то ли горячкой мыслей о Джэюль, то ли случайными касаниями во сне.   Большая тёмно-зелёная ящерица уже сидела на стене у кровати, изогнув длинный хвост и закрыв глаза. Похоже, она спала, потому что не пошевельнулась, когда Тэхён отшатнулся в ужасе, и не убежала, даже когда он попробовал пришлёпнуть её футболкой.   Из-за открытого на ночь балкона их могло наползти сколько угодно, поэтому Тэхён осторожно ступал по холодному полу, переодеваясь, и поспешно покинул номер. Первоначально он собирался в туалет, но вдруг забыл о своих намерениях, остановившись напротив двери Джэюль. Она, как всегда, была заперта, и за ней царила тишина, но сегодня эта тишина ощущалась иначе.   Тэхён заставил себя отвернуться и направился к лестнице. Он подумал, что если Джэюль нужно время, ему лучше не стучаться без повода, не доставать её собой, чтобы она его из-за этого не разлюбила.   Внизу он умыл лицо и по максимуму смыл чернила, что всё равно остались едва заметными синими следами на правой руке.   Боясь возвращаться в номер к ящерицам, он отправился к бассейну за главным зданием.   В это утро все люди словно вымерли, и ни хозяина, ни гостей нигде не было видно. Тэхён сидел на шезлонге в тени совсем один, и точно так же один болтал ногами в светло-голубой воде, а потом один пил кофе из автомата. Это было глупо, но он думал о том, могли ли все люди вымереть за ночь, оставив его здесь совсем одного? А может, он просто перенёсся в какую-то параллельную реальность, где он — один-одинёшенек. Его вполне устроило бы это в качестве причины, почему Джэюль к нему не пришла.   — Доброе утро, — его надежды на опустевший мир угасли из-за горничной, прошедшей мимо и поприветствовавшей его.   — Доброе утро, — сказал он в ответ.   После её появления другие тоже взялись словно из ниоткуда. Они все сползались к бару у бассейна, к самому бассейну, и Тэхёну пришлось уйти.   Без Джэюль ему нечем было заняться, и на какое-то время он словно вернулся домой, в послеоперационный период, когда он действительно чувствовал себя одиноким и несчастным, хотя у него всё ещё была она и её поддержка. А теперь его человек закрывался от него, и одиночество ощущалось куда острее.   Он прошёлся по территории гостиницы и заскочил к себе в номер за ключами от машины. Хотел бездумно ездить по острову, прожигая бензин, но все дороги в Хане вели к песчаному пляжу и пляжной кафешке Стивена и Табиты. Так что он не заметил, как оказался там, немного надеясь, что Джэюль сегодня работает и он сможет хоть мельком увидеть её в зале, а в итоге утонул в работе над доской.   Оказывается, он работал лучше, когда у него болело — будь то голова или сердце. Дрожащее напряжение в теле выливалось в идеально ровные линии — как будто эта дрожь касалась всего, кроме его пальцев и кисти в них. Он не мог оторваться от пробной доски, а сразу после того, как закончил с ней, перешёл к старой доске Стивена.   Следуя инструкциям, он выложил доску на солнцепёк на десять минут, а после того, как вакса стала мягкой, соскрёб её пластиковым скребком. Нужно было удалить весь воск, прежде чем переходить к следующему шагу, и Тэхён качественно протёр всю доску сперва специальным маслом, а затем ацетоном, стирая жирные пятна. Специально для работы над доской Стивен привёз ему из дома шлифовальную машинку, и Тэхён ещё какое-то время разбирался, как с ней работать.   Давно он уже не был настолько занят, что не находилось времени сделать глоток кофе или отойти в уборную. Пока солнце было в зените, он обливался потом и творил. Не в своей удобной и прохладной благодаря кондиционеру студии, а на песке, что забивался между пальцами и сушил кожу, и под солнечными лучами, что оставляли красные пятна на его голой спине и носу.   — Нельзя весь день торчать здесь на одном кофе, — Таби была не вправе ругать его, но вот беспокоиться о нём — ещё как. — Заканчивай и приходи ужинать.   Тэхён хотел ослушаться, боясь отрываться от дела, что шло так хорошо, но когда подключился Стивен, противостоять не получалось.   Обгоревшие спина и плечи чесались и ныли, стоило нечаянно обтереться ими о спинку стула, но Тэхён этого почти не замечал из-за внезапно проснувшегося аппетита. Он был голоден и не понимал этого, пока не набросился на спагетти с фрикадельками в томатном соусе как обезумевший.   — Как себя чувствовала Джэюль, когда ты уходил? — внезапно спросил Стивен.   Он перемещался между баром и столиками, подавая посетителям заказанные напитки, а Тэхёну — огромный стакан содовой с лимоном и мятой.   — Не знаю, — Тэхён и правда не знал, потому что они не виделись. — А что?   — Она написала утром, что приболела, поэтому сегодня не выйдет, — Табита говорила на простом английском, подбирая понятные выражения, но Тэхён всё равно выглядел рассеянным.   — Она заболела? — переспросил он.   — Может и нет, — пожал плечами Стивен. — Иногда работники врут, что больны, чтобы получить выходной.   — Джэюль так делала раньше? — язык Тэхёна неосознанно заплетался от волнения.   Было бы лучше, если бы она соврала из желания весь день провести в постели, ничего не делая и ни с кем не общаясь, но что, если ей правда было нехорошо, а он даже не додумался к ней заглянуть и без предупреждения исчез на весь день?   — Не уверен, — Стивен чуть качнул головой. — Она не из тех, кто часто берёт выходные. Она любит работать.   Тэхён сунул в рот последнюю фрикадельку и, толком не прожевав, запил её холодным напитком.   — Мне нужно идти, — сказал он, доставая карту, чтобы рассчитаться за весь надпитый кофе и ужин.   Тэхён относился к тем, кто никогда не просил счёт, а если его приносили, даже не смотрел — просто платил указанную сумму, не утруждая себя мыслями о цифрах. Сегодня он поступил так же. Сразу после оплаты он рванул к выходу и устремился вверх по ступенькам, спотыкаясь на ходу из-за того, что смотрел в телефон, а не под ноги.   Тэхён, 18:13 Ты дома? Как ты себя чувствуешь?   Он нервно барабанил пальцами по корпусу мобильного, всерьёз считая, что мог быть причиной её плохого самочувствия или, как минимум, лжи об этом. А Джэюль и не думала ему отвечать или хотя бы читать его сообщение.   Тэхён, 18:18 Я еду в гостиницу. Можно будет зайти к тебе?   Она игнорировала его ещё минут пять, а как только он завёл мотор машины, телефон вспыхнул входящим сообщением.

Джэюль, 18:23

Я на пляже у гостиницы 

Тэхён, 18:24 Можно приехать?

Джэюль, 18:24

Да, приезжай

✫✫✫

Джэюль была единственной живой душой на пляже, не считая парочки крошечных крабов, что бегали вдоль береговой линии бочком. Иногда они подкрадывались к её босым ногам, боязливо, осторожно, но с искренним любопытством, и она шевелила пальцами, чтобы спугнуть и разогнать их.   Шум прибоя заглушал её мысли и шаги Тэхёна, что приближался со стороны гостиницы. Он завёз машину на парковку и заглянул в номер за кофтой, чувствуя, что его немного морозит из-за обгоревшей кожи. А теперь думал, что нужно было взять две, потому что Джэюль сидела в одних шортах и лифчике от купальника, всё ещё влажном после плавания в океане.   — Кхм, — он прочистил горло, когда был рядом, и она обернулась, окидывая его быстрым взглядом прямо перед тем, как похлопать ладонью по тёплому песку позади себя. Не рядом, не сбоку в отдалении, а прямо за собой.   Он воспринял это как приглашение прижаться к ней сзади, и не прогадал — стоило ему присесть на песок, как Джэюль откинулась на его грудь, кутаясь в кофту, что он накинул на плечи.   — Ты был у Стивена?   — Да.   — Рисовал?   — Немного.   — Ел хотя бы?   — Да. Ты?   Она кивнула, после ёрзая головой у него на плече.   Тэхён надеялся на серьёзный разговор. Он ехал сюда, чтобы расспросить её обо всём и получить уже ответы, но в итоге не мог заставить себя начать спрашивать, пока она жалась к нему. Потому что ужасно соскучился за ней всего за день разлуки, и боялся снова быть отвергнутым.   — Прости, что обвинила тебя в чтении моего личного, — она сама коснулась этой темы, как бы позволяя ему выдохнуть с облегчением, но как бы настораживая ещё больше.   — Прости, что заговорил об этом так внезапно и запутал тебя…   — Нет, — она качнула головой, — всё в порядке. Когда-нибудь ты должен был. Хотя я надеялась сделать это самостоятельно.   Джэюль сильнее стянула края его кофты, в следующую секунду отпуская их и запуская пятерню в свои волосы.   — Я собиралась быть хорошей подругой и исцелить тебя. Хотела сказать, что знаю, через что ты проходишь, потому что проходила через это сама.   Проходила?   — Больше одного раза, — Джэюль перекинула волосы на левое плечо, задействовав обе руки, чтобы аккуратно раздвинуть пряди и показать Тэхёну длинный шрам. — Медуллобластома в десять лет, а потом снова в шестнадцать. Тэхён осторожно обхватил её плечи руками, едва ощутимо сжимая пальцами.   — Получается, один раз я уже не попала в меньший процент десятилетней выживаемости, а второй всё ещё не пережила…   И это она использовала как предлог, чтобы без конца притягивать и отталкивать его?   — Джэюль, ты умираешь? — вопрос Тэхёна вызвал у неё мурашки.   Неужели он не понимал, что она говорила?   — Нет. То есть пока нет…   — Ты снова больна?   — Нет. Пока что…   Он легонечко встряхнул её, стараясь выкинуть из её головы пессимизм, которым, как ему казалось, она никогда  не страдала прежде. Или она просто притворялась оптимистичной и беззаботной.   — Тогда почему ведёшь себя так, словно больна и умираешь?   Её прерывистый выдох перерос в частые шмыганья носом. Джэюль отпустила волосы и опустила голову.   — Потому что ты прав. Я боюсь. Я веду себя так, потому что боюсь, — она сморгнула слезинки, и они быстро скатились к кончику её носа, чтобы после сорваться и упасть на песок. — Я заболела впервые в детстве, и всё то время, что другие тратили на игры и веселье, для меня прошло за капельницами, химиотерапией и реабилитацией после операции. Когда я выздоровела, почти ничего не изменилось: родители продолжали контролировать каждый мой шаг, а при малейших признаках головной боли сразу тащили меня на обследования. Эти бесконечные анализы надоедали, запах больницы вызывал у меня тошноту и отторжения. А в шестнадцать, словно в насмешку надо мной, я снова оказалась заперта там с тем же диагнозом и ещё более неутешительными прогнозами. Снова болезнь, снова нависшая надо мной и родными туча «когда» или «если»… Стоило мне только подумать, что я могу быть счастливой, как что-то происходило.   Её голос срывался из-за слёз и звучал сдавленно из-за заложенного носа.   — Я чувствовала, что умираю снова, — её плечи быстро поднимались и опускались, и Тэхён ласково поглаживал их, склоняя голову в сторону и стараясь разглядеть её лицо в полутьме, что быстро охватывала остров, наползая со стороны океана. — Клянусь, я чувствовала это, когда ты сообщил мне, что болен. Я слушала твой усталый голос в трубке и хотела плакать, потому что только такой неудачливый человек как я мог заразить такого талантливого и светлого человека как ты. Даже через тысячи километров. Через переписку и промелькнувшую мысль о симпатии…   — Джэюль, это не ты, — Тэхён убрал несколько непослушных длинных прядок ей за ухо, а потом пробежался пальцами по её щеке, чувствую солёную влагу на пальцах.   — Это я, — она задыхалась от слёз. — Это всё я! И потому мне так страшно видеть, как ты тянешься ко мне… Я звала тебя с целью вылечить твою голову и сердце, но ты заболел ещё сильнее…   — Тобой, — согласился Тэхён, продолжая стирать слёзы с её щёк. — И я не против. Мне нравится болеть тобой. И моему сердцу нравится. Мы оба любим это.   Он прижался к её спине, утыкаясь подбородком в её содрогающееся на рыданиях плечо.   — Ты переживаешь о том, что не можешь рисовать, что делаешь это недостаточно хорошо после исцеления, что должен достигать большего, а я… Я боюсь, что каждый мой год может стать последним и потому меня не волнует, сколько времени я трачу на то, чтобы жить никем. Главное — жить. Но, — ей катастрофически не хватало воздуха, и Тэхён бормотал тихонькое «тш-ш» и покачивался вместе с ней, стараясь её успокоить. — Но меня волнует — очень сильно волнует — сколько твоих лет я потрачу впустую, потому что ты должен знать, что рак может вернуться в любой момент. Я могу заболеть снова сегодня, завтра или послезавтра. И я знаю, что в этот раз выбраться не выйдет…   Он обнял её крепче, закрывая глаза и вслушиваясь в её сбивчивое дыхание, перебивающее шум волн и ветра.   — Ты не тратишь моё время, — его полушёпот обдавал теплом её ухо. — Ни минуты. Ни секунды. И мне всё равно, чем это закончится, хотя я хочу быть дураком и верить, что этому не будет конца. Ни когда я уеду, ни годами позже.   — Это закончится, — она была ужасно упрямой.   — Допустим. Когда-нибудь все умрут. Ну и что? Теперь ты никогда не позволишь себе влюбиться? Никогда не расслабишься рядом с тем, кто тебе нравится? Вот это — время впустую. Зачем вообще жить, если не быть счастливым и любимым? Какой прок от жизни, в которой ты только боишься и убегаешь?   Джэюль и сама не знала. Она просто привыкла жить так. Решила с чего-то, что это и есть её формула счастья — влюбляться осознанно и останавливаться, пока не стало слишком поздно. Для того чтобы и она, и он были в безопасности.   — Я не хочу, — она обернулась к нему, цепляясь за его руку. — Не хочу больше бояться и убегать, но я не умею по-другому.   Их дыхание смешалось и стало одновременно быстрым и медленным, поверхностным и глубоким, громким и тихим.   — Я научу тебя, — сказал Тэхён.