Hawaii Diaries

Тэхён не знал, откуда берутся мрачные мысли и тревога, но не мог отделаться от них всё то время, что держал дверцу душевой кабинки, игнорируя хитрые улыбки Джэюль и её ненавязчивые приглашения присоединиться к ней в душе. Она скинула свою одежду и купальник, подставляя голую грудь под слабые струи воды, но впервые с тех пор, как Тэхён увидел её в аэропорту, ему не хотелось увидеть больше.   — В коридоре никого нет, — её намёки переставали быть просто намёками. — Так что ты мог бы зайти.   Зайти и поцеловать её губы. Зайти и прикоснуться к её телу. Но только не к её разуму. Не ко всем её маленьким и большим секретам, которые волновали его всё больше и больше.   — Не хочешь?   Как прекрасная сирена, она взглянула на него поверх дверцы, гипнотизируя своими глубокими карими глазами — темнее Абиссали, — блестящими на губах и шее капельками воды и приятной прохладой, что таилась за тонкой перегородкой.   Тэхён оглянулся по сторонам, убеждаясь, что на первом этаже здания пусто и тихо в этот час, а тогда стянул футболку через голову и расстегнул джинсы. Оставшись в одних плавках, он босиком ступил на залитую водой плитку, немного морщась от холодных брызгов, что долетали до него.   Даже в жару он предпочитал тёплую воду в душе, а тут вечно текла холодная.   Джэюль привстала на носочки, сплетая пальцы в замок на его затылке и тихонько хохоча из-за того, как он неловко переминался, всё ещё нервничая и всё ещё думая о том, что хотелось спросить. Но словам не суждено было слететь с его губ, потому что Джэюль их заблокировала своими губами.   Она руководствовалась странной логикой: притормаживала его, когда он старался разогнаться, и летела со скоростью света, когда он плёлся позади.   Но её губы были одинаково мягкими, а поцелуи до одури приятными, и когда он хотел целоваться, и когда хотел говорить.   Тэхён закрыл глаза, на время отгоняя догадки и вопросы, а его жажда по ней прорвалась в отчаянных прикосновениях к обнажённой коже. Его пальцы оставляли едва заметные следы на её плечах и груди, на её животе, и Джэюль отзывалась щекочущими губы мычаниями, давая знать, что не против и ей это нравится.   Она была такой податливой, такой мягкой, такой нежной, что весь Тэхён изнутри прорастал цветами, которые рисовал с трепетом на плотной кремовой бумаге. И Джэюль цвела вместе с ним, проникая бутонами в его сердце, подавая новые идеи для этих сумасшедших и пьянящих рисунков, но в то же время причиняя ему боль.   Тэхён был дураком, когда думал, что изучил её вдоль и поперёк через их переписки. На самом деле, он ничего о ней не знал: ни о родителях, ни о парнях, ни о «побеге» из дома, ни о тайных гавайских дневниках, ни о причинах, по которым она была такой с ним, ни об этом размокшем и слезшем с её руки пластыре.   Джэюль улыбнулась ему в губы и прикоснулась кончиком своего носа к его носу, отстраняясь на секундочку, чтобы перевести дыхание и подавить внезапную волну беспричинной радости. Она любила, когда всё было хорошо, но побаивалась, когда хорошо превращалось в слишком хорошо.   «Слишком хорошо, чтобы быть реальностью», — так говорила её мама. А когда становилось плохо: «Так и знала, что так будет».   Как будто «плохо» — естественно, а «слишком хорошо» — нет.   — Чёрт, — она выругалась, шуточно ругая себя: — Не нужно было затягивать тебя сюда. Я планировала просто побаловаться, а теперь хочу тебя в своей постели. Мокрого.   Для Тэхёна звучало как вызов.   — Это не проблема, — он заставил себя немного улыбнуться, после приложенных усилий чувствуя себя значительно лучше.   Вряд ли его переживания были надуманными и необоснованными, но он не обязан был разбираться с ними сейчас, потому что он тоже хотел Джэюль.   Закрутив кран, он обмотал её полотенцем и всучил ей в руки все их вещи, с её визгом, быстро переходящим в хохот, отрывая её от скользкой плитки и в мокрых плавках перебегая коридор и ступеньки с ней на руках. В тот момент он даже не чувствовал тяжести, впархивая в её комнату и заставляя матрас прогибаться, а деревянные перекладины поскрипывать под тем весом, что разом рухнул вниз.   Джэюль раскидала их одежду в стороны, затем ухватилась за мокрый пояс пляжных шортов Тэхёна и потянула их вниз.   Полотенце не смогло впитать всю влагу, так что покрывалу тоже досталось, но никого это не волновало.   Тэхён быстро чмокнул Джэюль в губы, торопясь прильнуть к её шее, а после и к груди, слизывая каждую сладковатую капельку и легонько покусывая нежную кожу. Он был в этом настолько хорош, что и Джэюль захотелось попробовать. Настойчиво похлопывая его по плечу, она заставила его остановиться и жестом приказала сменить положение.   — Ты хочешь, чтобы я лёг? — удивился он.   Джэюль кивнула, сама приподнимаясь на локтях.   До этого Тэхён никогда не был снизу, и от приятного предвкушения у него забегали мурашки по коже.   — Достань сразу презервативы, — попросила его Джэюль. — Они в…   Она не успела договорить и даже подсказать ему взглядом, как он дотянулся правой рукой до тумбочки, выдвигая верхний ящик и вслепую нащупывая там коробку. Его пальцы были влажными и оттого скользкими, поэтому, чтобы избежать неловкости, он прикусил зубами надрезанный язычок прозрачной плёнки и так стянул её. Выглядело не просто не позорно, а откровенно горячо. Джэюль так и замерла на его бёдрах, любуясь тем, как он открывает коробку и распечатывает фольговый пакетик, как утыкается подбородком в свою грудь, поглядывая вниз и надевая презерватив.   — Я думала, что сама это сделаю, — сказала она, отталкивая его руки и сползая ниже, чтобы устроиться между его ног на коленях и оставить несколько поцелуев на влажной коже.   До этого Тэхён ёрзал на постели, потому что из-за смятого полотенца под задницей было не очень удобно, но её губы всё компенсировали. Она оставляла поцелуи у него между рёбрами, осыпала ими его напряжённый живот, спускалась вниз по выпуклым венкам, проглядывающим под тонкой кожей, а в качестве вишенки на торте обхватывала губами обтянутую латексом головку, двигая головой чуть вверх, чуть вниз.   Её рот был горячим, и от перепада температуры у Тэхёна глаза закатывались.   Чувствуя необходимость за что-нибудь ухватиться, он зарылся пальцами в её мокрые и спутанные волосы, легонько оттягивая их на движении головой вниз. Это не было больно, наоборот, довольно приятно, поэтому Джэюль двигалась чаще и резче. Глубже.   Тэхён чувствовал, как сжимаются её губы вокруг него, как язык ласкает чувствительную уздечку, как широко открывается её рот, чтобы не задеть его зубами и не повредить презерватив.   — Ты… — вместо слов из него вырывались низкие полустоны. — Ты… нечто.   После его похвалы Джэюль старалась ещё больше, быстро опускаясь и поднимаясь, чем сильнее заводила, превращая его бёдра и член в камень.   Тэхён ощущал нечто подобное тогда, в океане, но сейчас это было сильнее, это было серьёзнее. Пока кожу обдувал ветерок, проникающий в комнату через сетку приоткрытого балкона, под ней всё вспыхивало жарким пламенем. Он ещё не достиг предела и потому жаждал большего.   — Джэюль… — он сжимал губы после каждого слова, делая глубокие вдохи носом. — Джэюль, сядь на него.   Он был таким милым и горячим, когда просил, что она не могла отказать. Да и зачем бы она делала это? Она сама хотела пройти с ним от лёгкого возбуждения до дрожи во всём теле от того, как ей было приятно.   Опираясь на его грудь и стараясь выпутаться из его ног, она хохотала. Всё её напряжение и серьёзность испарились, а искреннее наслаждение процессом затмило то плохое, что она обычно держала в голове.   Каких-то десять-пятнадцать минут она была беззаботна и счастлива, седлая бёдра Тэхёна и чувствуя сжимающиеся на её бёдрах тёплые пальцы. Он помогал ей приподниматься и толкался вверх, навстречу, стонал её имя, не беспокоясь о том, что соседи услышат, в полубреду бормотал, как она хороша, и выбивал глухими хлопками из неё ответные стоны.   Он и до этого считал её безумно красивой, но лучше всего она выглядела сверху на нём, с запрокинутой головой и подпрыгивающей на скачках грудью.   Тэхён не любил рисовать людей, чтобы не заключать их в моменте, но этот момент ему хотелось изобразить во всех красках, как и сказать что-то, что не любила слышать Джэюль.   — Ты нравишься мне, — на самом краю, почти шёпотом. — Очень нравишься.   Словно она уже не знала этого, словно не шутила о том, что очаровала его, словно не отвергала его чувства своей игрой в кошки-мышки и не ускользала от него, демонстрируя интерес, но оставаясь вне досягаемости.   Оргазм её настиг быстрой вспышкой, а после него пришло опустошение. Такое внезапное и холодное, что она мигом слезла с Тэхёна и свернулась клубочком на кровати, дёргая за край одеяла, на котором он лежал, чтобы укрыться. И она действительно дрожала. Но не так, как хотела изначально.   — Джэюль? — Тэхён накрыл её подрагивающее плечо рукой. — Ты в порядке?   В этом вопросе не было никакого смысла, потому что она определённо не была в порядке, но он должен был спросить, чтобы столкнуться с её лживым, сдавленным «да».   — Не бери в голову, — она жмурилась. — Просто я ужасно вымоталась. Сегодня был тяжёлый день.   Снова это дурацкое «просто».   Она продолжала лежать к нему спиной, обхватывая свои колени руками. Не сдвинулась ни на миллиметр, пока Тэхён снимал презерватив и привставал с одеяла, чтобы укрыть её и прижаться к ней сзади через тонкую ткань, так, чтобы чувствовать все её изгибы, её прохладу, её подрагивающее мышцы.   — Кажется, с тех пор, как я приехал, каждый день для тебя тяжёлый, — он не упрекал, лишь высказывал свои наблюдения.   — Вовсе нет, — она мотнула головой, сразу же ёжась от того, что мокрые волосы проехались по её спине. — Я рада, что ты приехал и что ты чувствуешь себя лучше.   Тэхён так сильно напряг челюсти, что зубы заболели.   — Так ты делаешь это всё, чтобы я чувствовал себя лучше? — спросил он по прошествии долгих десяти секунд удручающей тишины. — Врёшь, что я тебе нравлюсь, чтобы помочь мне рисовать? Говоришь, что хочешь меня, и даже занимаешься со мной сексом, потому что тебе меня жаль?   В его предположениях был смысл. Он ведь не был тупым или слепым, он всё подмечал, но до последнего не хотел в это верить.   — Нет, — Джэюль зашевелилась в его слабых объятиях, дрыгаясь в одеяле как рыба, угодившая на сети. — Нет, с чего ты взял?.. — она развернулась к нему, глядя на него с какой-то сложной смесью эмоций, в которой были и страх, и безысходность. — Ты нравишься мне. Правда нравишься. Нравился ещё до того, как приехал. Поэтому на мгновение я решила…   Она так и не договорила, умолкая и сжимая губы в тонкую линию. Он просил её говорить, а она заставляла себя молчать.   — Что ты решила? — его взгляд был тяжёлым, и чтобы не встречаться с ним, она уставилась на его волосы. После воды и солёного воздуха они слегка вились на кончиках, а чёлка спадала на лоб, потому она потянулась в его сторону, чтобы смахнуть её, но Тэхён отстранился, убегая от её пальцев и повторяя требовательнее: — Что, Джэюль?   Она надеялась, что им никогда не придётся об этом говорить. О чём угодно, только не об этих её мыслях, к которым она привязывала камни и всё пыталась утопить на дне, а они всё равно всплывали и превращали её в ненормальную.   — Что ничего страшного не случится.   Тэхён опять сжимал челюсти. Он расслаблял их, чтобы ещё что-то спросить, и сжимал снова.   — Что страшного?   — Твоя болезнь, например, — её рука опустилась на подушку между ними. — Той зимой ты даже ни разу простуду не подхватил, но как только я подумала, что ты мне нравишься, ты сказал, что готовишься к операции из-за аневризмы.   Тэхён нахмурился, пытаясь провести линию от точки А к точке В, но каким образом они вообще были связаны?   — Прости, — он извинялся, потому что не понимал её. — Но причём здесь моя аневризма?   Искусанные губы Джэюль приоткрылись, но вместо ответа оттуда вырвался только протяжный выдох.   Она не знала, как ему объяснить. Не знала, с чего начать.   — Джэюль?   — Ты мог умереть.   Тэхён нахмурился ещё сильнее.   — Мог, но не умер ведь. Моя голова больше не болит и ничто не угрожает моей жизни. Ты знаешь это, потому что иначе я бы сюда не прилетел. Но по какой-то причине ты всё ещё напугана.   Сама Джэюль отвергала страх, но то, что Тэхён распознал его, делало её уязвимой.   — Вот оно, — он заметил это в её глазах. — Ты боишься. Чего ты боишься?   — Ничего я не боюсь, — защитная реакция превращала её в обманщицу. — Не знаешь разве, какая я бесстрашная? Я не боюсь крабов и акул…   Тэхён искренне старался в этом разобраться, а она всё пятилась назад, убегая от ответов.   — Но боишься чего-то серьёзного между нами, — он замолчал на мгновение, словно собираясь с мыслями. — А может и не только между нами. Ты в целом боишься серьёзности. Скачешь с одного места на другое, словно какая-то беглянка в розыске. Сбежала от своих родителей, потому что устала от контроля, но этот контроль уже у тебя в крови, чтобы ни в коем случае не допустить себе капельку безрассудства, чтобы не привыкнуть к месту, не привыкнуть ко мне, не застрять где-нибудь с кем-нибудь, потому что думаешь, что это тебя к чему-то обязывает…   С каждым его словом ком в горле Джэюль распухал, перекрывая дыхательные пути, но она как-то нашла в себе силы подтвердить:   — Обязывает. Это обязывает меня постоянно быть частью чужой жизни. Заботиться о других, поддерживать других, жить ради других, не исчезать, не болеть…   У неё не хватало воздуха, и его стало ещё меньше после того, как пальцы Тэхёна скользнули к её кисти, сжимая крепко, прежде чем приподнять руку с синюшным пятном в месте сбора крови.   — Из-за этого? — его голос дрогнул. — Потому что ты… Ты болеешь, Джэюль?