И будет Знак, и познает каждый радость и печаль

Jeremias - La Cita

И все же Майкрофт не ожидал, что их приветствие продолжится. Да, еще в юности, когда Шерлок только перебрался в Мельбурн, он читал об австралийцах и их умении заболтать любого, но… то были нормальные люди. Майкрофт в их число не входил. Приветствие, вырвавшееся из него в ответ, в конце концов испугало Майкрофта, потому что предполагало диалог. Холмс понятия не имел, о чем могут говорить два незнакомых человека в подобных условиях. Да и в любых условиях вообще. — Лучше всех, — ответил его визави с заметным южным акцентом. — А ты, я погляжу, чистый янки? Холмс даже опешил, настолько бесцеремонно разглядывал его австралиец. Словно обороняясь, он собрал колени вместе и положил на них сумку. Если можно было бы закрыться от наглеца совсем… Впрочем, рано или поздно это произойдет само собой. Майкрофту даже не придется стараться, чтобы отпугнуть от себя человека. Привычка отвергать внимание к себе не исчезла и после того, как мир рухнул, и вряд ли что-то было способно её победить. Он ведь отстанет от него, правда? Никто не любит скучных и молчаливых собеседников. Собеседник же его мнения явно не разделял. Непринужденность, но собранность позы выдавали в мужчине стержень. Он спокойно и даже расслабленно рассматривал Майкрофта. Он был словно одет в невидимую форму, расслабленный, но готовый к действию в любой момент. В Англии такие, как он, становились первоклассными бобби. Майкрофт трижды усмехнется, если окажется неправ. — Тактичность — это не ваш конек, не так ли? — нашелся Майкрофт. — Бог с тобой, приятель. Я просто попытался завести разговор. — Что ж, попытка, очевидно, не удалась. Незнакомец хмыкнул и приложился к горлышку бутылки еще раз. — И кем же ты служишь? — не отставал он, — Выглядишь так… сурово. Только таблички не хватает: не влезай, убьет. Майкрофт закатил глаза — этого и следовало ожидать. — И каковы будут предположения? — спросил он сухо. — Я думаю, что ты белый воротничок, — сказал незнакомец, — Большая шишка в каком-нибудь ведомстве, вроде тех, что заставляют меня писать тупые отчеты, пока остальные отрываются в баре пятничным вечером. Но ты не подумай… Я свою работу люблю. Любил, — поправил он сам себя. — И все же, кто ты? — Пока что все мимо. Мужчина пожал плечами и вновь приложился к виски. — Полагаю, вам следует остановиться, — вдруг заметил Майкрофт, — Боюсь, алкоголь подействует гораздо раньше, чем вы прибудете в место назначения. — Откуда ты знаешь, куда я еду? — простодушно поинтересовался мужчина. Майкрофт усмехнулся. — Ближайшая высадка ожидается в десяти милях отсюда, и это не пляжный курорт, типичный для юго-востока вашей страны. Судя по количеству вещей в сумке, вы направляетесь на отдых. Три из пяти существующих на данный момент городских поселений на этой линии закрыты для проезда и транзита в связи с потоком беженцев с севера… — совершенно невозмутимо пояснил Холмс, — а это значит… — Gnarly, — восхищенно прервал его мужчина и присвистнул: — Я понял, понял. Ты… черт, да ты просто ублюдок, приятель! Как ты это делаешь, черт возьми? — Простите? — Ничего, — улыбнулся он пуще прежнего, и вновь предложил Майкрофту виски. — Точно не хочешь выпить? Незнакомец смотрел на него так открыто, что Майкрофту не оставалось ничего, кроме как согласиться. — Вообще-то можно… — сказал он максимально непринужденно, и принял из рук мужчины бутылку. Причудливая кривая лесного массива за окном вагона постепенно исчезала, уступая место кустам акации и диких цитрусов. Поднялся и ветер, свободно гуляющий по засушливой земле. Полуденное солнце нещадно било по раскаленному вагону, и Майкрофт чувствовал, как от жары и выпитого виски расслабляется язык. До Гринвейла оставалось около получаса, и хорошо бы, чтобы до встречи с Ватсонами из Майкрофта выветрилась несвойственна ему болтливость. Незнакомца звали Грегори, он действительно был бобби, и он с легкостью разрушал барьеры, выстроенные в своей голове Майкрофтом во славу осторожности и контроля. Профессиональная привычка Грегори допрашивать не оставила Холмсу шанса на анонимность. Он быстро выудил из рук капитана газету, пробежался глазами по заголовкам и поднял на Майкрофта пытливый взгляд. — И все-таки, англичанин или ирландец? У тебя чистое произношение, приятель. В Мельбурне так давно уже не говорят. — Благоразумнее будет назваться ирландцем, — невесело заметил слегка захмелевший Холмс. — Англичан здесь любят не больше, чем тараканов. — Bloody oath, — ответил Грегори, — Вы же… нажали на кнопку. Нам есть что вам предъявить. — Полагаю, в любом конфликте всегда задействуется две стороны, почему же наш станет исключением? И вообще-то это были Штаты. Британская корона имела лишь совещательный голос — это уже так, для протокола. Ирония в глазах Грегори была готова литься через край. — Спасибо, теперь мне гораздо легче. — А что еще им оставалось делать, раз Ирак пригрозил всему цивилизованному миру своим оружием? — не мог оставить тему Майкрофт. — Трудно сказать, но наверняка не то, что они сделали, — вновь хмыкнул Грегори, и перевел взгляд на Холмса. — У тебя там семья? — Да. Моя мать родилась в Суррее. Потомок древнего графского рода, — тихо сказал Холмс, — мой брат перебрался сюда и к счастью, все еще жив. Ни жены, ни детей — Майкрофт не имел никого, кого мог бы по-настоящему оплакивать, но Грегори, казалось, хватило и этого. — Прости. Они ехали молча еще несколько минут. Солнечный блик, раскаливший оконное стекло, соскользнул с него и раскрасил глаза Грегори медово-коричневым. Майкрофт на мгновение потерялся, желая запечатлеть столь красивое зрелище, но имел ли он на это право? Следовало бы закончить опасную беседу. Следовало бы… Но тишина делала все сама, убаюкивая потревоженные нервы. И не так уж и долго осталось до выхода. — Я тебя не виню, приятель, — сказал вдруг Грегори тихо, когда молчание затянулось. — Если бы здесь сидел кто-нибудь из ваших… кто все, мать твою, решает, я бы не постеснялся. Кому-то же пришла в голову мысль — а не повторить ли нам чертову Хиросиму. Япошки после этого быстро на поклон пошли. Но, — и он присвистнул, — что-то пошло не так. Бывает! — пожав плечами. — Великобритания на Ирак не нападала. Корона выступила в поддержку, но решала не она, — холодно ответил ему Майкрофт, — Китай мог согласиться с НАТО и уступить, но они сделали то, что сделали, и это все, что теперь имеет значение. Все вышло глупо… Ужасающе, непростительно глупо. Грегори на какое-то время замолчал снова, обдумывая его слова. — Откуда ты это знаешь? Откуда ты вообще все знаешь? Кто ты? — спросил он Майкрофта с удивлением, но протяжный гудок паровоза известил пассажиров о прибытии. — Разве это теперь важно? — Мы все имеем за плечами какую-то историю, мне просто хотелось узнать твою. Куда ты направляешься? — А куда направляешься ты? — Майкрофт и не заметил, как перешел с ним на «ты». — Я еду в гости к сестре. — Просто еду за город.

***

— Добрый день, Мельбурн! В эфире дневные новости. Сегодня восемнадцатое февраля две тысячи первого года. Радиоактивный фон на Виктория-стрит в пределах нормы. Теперь коротко о главном… Джон весело присвистывал, наблюдая, как грохочет сводка новостей на привокзальной платформе и постепенно приближается угольный дым от приходящего на станцию поезда. Плохое настроение и уныние испарились под лучами тропического солнца. А может, ему просто надоело мусолить одно и то же, переживая тревогу за то, что еще даже не произошло. Будущее будущим, но сейчас у него есть семья, дом и гости, которые проделали весь этот путь ради них. Хотя бы на один день они могут притвориться, что все хорошо. Когда поезд остановился, Ватсон выбросил сигарету и принялся выискивать среди новоприбывших капитана Холмса. Интуиция не то что шептала — трубила в горн, что сегодня что-то произойдет. И хорошо бы… — О, нет, — усмехнулся он протяжно, когда понял, что вместе с капитаном на платформу сошел и его друг Грегори Лестрейд. Конечно, он предполагал, что они пересекутся и познакомятся на ужине, но судя по уставшему лицу капитана, Грег настиг его уже в пути. Увидев Ватсона, Лестрейд ускорил шаг, и практически оторвал ему руку в крепком пожатии. — Да неужели, ты на машине?! — выкрикнул он радостно, волоча за собой Холмса, — Я познакомился с одним человеком, пока ехал, может, подкинем его, куда он скажет? Капитан Холмс вышел из тени, улыбнулся и подал руку Джону. — Думаю, с этим проблем не будет. Здравствуйте, Джон! Грегори удивленно повернулся к нему. — Вы знакомы? — Более чем. Как дела, лейтенант Ватсон? — Отлично, приятель. Майкрофт, это брат моей жены, Грегори Лестрейд. — представил мужчин Джон. — Грегори, познакомься, это капитан Холмс. Лестрейду понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что к чему. — Лодка…? — показал он пальцем на Ватсона. — Ты говорил мне о лодке с Британских островов! — Так точно, мистер Лестрейд, — насмешливо кивнул Майкрофт и взял путь со станции. — Из той самой страны, что решила «припомнить Хиросиму». Я всего лишь винтик в этой ужасной системе, не так ли? Грегори почувствовал смущение, но продолжил путь за остальными. — Это же брат Шерлока? — сказал он тихо, когда капитан отдалился от них на расстояние нескольких шагов. — Да, Грегги, именно, — рассмеялся Джон. — Не поверю, пока не увижу его с братом. Он совсем не похож на Шерлока и выглядит, как нормальный человек. Джон глянул на него с нечитаемым выражением и направился к машине. Увидев старенький «Вольво» Ватсона, Грег не смог сдержать восторга и прыгнул на водительское сиденье, обогнав остальных. — У вас все еще остался бензин! — крикнул он радостно. — Отлично, я за руль! — О, нет, Грег, даже не вздумай! Ты ездишь, как сумасшедший! — Ватсон вздохнул и попытался выпихнуть приятеля с места. — Дай мне сесть, черт возьми. — Ватсон, я не был за рулем больше полугода. Я в участок добираюсь на лошади! Будь ты человеком, в конце концов… Джон чуть ли не с отчаянием глянул на Майкрофта, но тот лишь пожал плечами, решайте, мол, сами. — И ведь ты пил… Грег с возмущением взглянул на капитана. — Майкрофт, я хоть каплю сегодня сгубил? — Боюсь, счет шел не на капли, — «сдал» его Холмс и Джон победно усмехнулся. — Вылезай, кому говорю. — поторопил Лестрейда Ватсон, и тот наконец подчинился. — Ну ты и дерьмо, капитан Холмс! — нарочито возмущенно проорал Лестрейд, за что получил подушкой по голове от сидящих на передних сиденьях. — Еще одно слово, и тебе конец! — Друзей выбирают, а вот родственников — нет, да, Джон? — Определенно, приятель. Определенно, — думая об этом, Джон вспомнил и Шерлока. — Добро пожаловать в Гринвейл. И все трое рассмеялись. Поездка до дома Ватсонов прошла непринужденно и быстро. Вопли Грега на заднем сиденье сменились нескончаемыми вопросами о Мэри и Рози, Майкрофта спокойная езда умиротворяла, и до дома они добрались довольными, как никогда. Холмс все еще шел за Ватсоном, лишь наблюдая со стороны за жизнерадостным Лестрейдом, и его улыбка словно подпитывалась полными энтузиазма криками и спокойствием любимого хозяевами дома. Будто и не было вокруг ни войны, ни облака, ни туманного и тягостного будущего. Мэри ждала их на пороге, ведя за руку маленькую Рози с леденцом в руке. Увидев племяшку, Грегори понесся ей навстречу с распростёртыми руками. — А вот и моя малышка! Где моя лапочка? Где моя девочка? — Рози кружилась в его руках. — Хочется ее затискать, хочется ее слопать! — Дома у нас много еды, — подтрунивал над другом Джон. Девочка закричала от радости, когда Лестрейд подкинул ее в воздух, и они вихрем умчались в дом, желая поделиться друг с другом самыми-секретными-секретами в мире. Джон знал, как Грегори привязан к малышке, и был рад, что он нашел время и силы повидаться с ней. Переживание настоящего давалось нелегко и Ватсонам; что уж говорить о Грегори, чье одиночество подтачивало и без того небесконечные силы. Проводив Грегори улыбкой, Ватсон подошел к своей жене и представил ее Майкрофту. — Это моя жена, Мэри, — поцеловав ее в висок, сказал Джон. — Мэри, познакомься, это капитан Майкрофт Холмс. Майкрофт сделал шаг навстречу и почтительно сжал руку улыбчивой и приятной брюнетке. — Мой брат сообщил о своем приезде только вчера, надеюсь, он не сильно действовал вам на нервы? — Не ври, Кити! — послышалось откуда-то со второго этажа, — Вы специально заманили сюда этого бриташку, чтобы я научил его улыбаться! Мэри в объятиях мужа рассмеялась и притворно закатила глаза. — Грегори! — Просто скажи «да», Кити! Даже Рози со мной согласна, не так ли? О, да, дядя Грег — молодец, большое спасибо, милая! — выкрикнул он сквозь радостный смех девчушки. — Он еще такой ребенок… — сказала Мэри тихо, когда шум со второго этажа угомонился. — Простите его, мистер Холмс. — Прошу вас, просто Майкрофт. — Спасибо, Майкрофт, — улыбнулась Мэри в ответ. — У вас прекрасная семья, Мэри, и даже не думайте спорить. Джон и Мэри переглянулись — кажется, они понравились капитану, и все шло как нельзя лучше. — Будьте как дома, Майкрофт, и располагайтесь поудобнее. Капитан кивнул, и шагнул в дом вместе с Ватсонами. Уютная обстановка маленького семейного коттеджа понравилась ему с первого взгляда. Гостиная, выполненная в светло-бежевых тонах, контрастировала с кухней в стиле прованс, небольшая винтовая лестница вела в спальные комнаты, откуда сейчас доносились веселые голоса Рози и его нового знакомого Грегори. Даже со стороны было заметно, как много сил вкладывали Ватсоны в свой дом. Кое-где было видно ободранные стены и уложенные в хаотичную кучу стройматериалы, и Майкрофт даже удивился оптимизму Джона, который, видимо, надеялся в дальнейшем довести дом до ума. Он мог ожидать его от кого угодно, только не от Ватсона, имеющего доступ к самой секретной информации из Адмиралтейства. Впрочем, он и от Грегори не услышал плача, а ведь они, по всей видимости, довольно дружны. Почему же Шерлок не разделяет их оптимизма? Или все дело в Мориарти, сумевшем перетянуть его на свою сторону? Нужно не забыть поговорить с Джоном о Шерлоке. Конечно, он мог бы воспользоваться навыками, приобретенными за годы работы на правительство и расколоть Джона, выявив какую-нибудь его особенность. Или слабость, на которой можно сыграть. Джон Ватсон, как и его жена, как и его друг Грегори — все они просто люди, маленькие люди со своими маленькими интересами и слабостями. Разгадать их тайны, обратив внимание на поведение и мелочи бытия, было бы элементарно. Но Джон пригласил его — отставного служаку, нелюдимого капитана в футляре, — в свой дом. Руки его жены испекли хлеб, чтобы угостить его, и поставили на стол вино, которое они выпьют вместе. Очевидно, что эти люди были не против его компании, и по какой-то причине хотели её. Майкрофт до сих пор не мог уложить это в голове, но что-то в его груди ослабло и ныло, когда он ощущал на себе тепло их дома. Он оскорбил бы Джона, если бы начал его «читать». Майкрофт и не заметил, как остановился возле каминной полки, на которой были собраны фотографии маленькой семьи Ватсонов. Молодые, улыбающиеся Джон и Мэри — сначала одни, потом с новорожденной дочерью; лейтенант Холмс с погонами и в форме, Мэри с дипломом архитектора в руках. Даже Шерлок промелькнул здесь — с очень молодым Ватсоном они стояли возле причудливо оформленной гостиной, определенно не напоминавшей ни одни из увиденных Майкрофтом апартаментов. Кажется, стоит поднять отчеты, чтобы понять, где может быть сделано это фото. Шерлок на нем такой… счастливый и юный, с полными лихорадочного блеска глазами. Как же он отличался от себя нынешнего! Уму непостижимо, что делает время с людьми. Или же не время. Вернее, не только оно? А ведь у Майкрофта тоже когда-то были подобные фотографии. Он никогда не забывал о времени, проведенном в Масгрейв-холле, и считал его лучшим периодом в жизни. Тогда, когда они с Шерлоком еще не отдалились друг от друга, когда матушка еще не перечеркнула для себя Майкрофта как сына — в самые тяжелые дни, обессиленный и уставший, он держал внутри себя эти моменты, прокручивая их, словно старую киноленту. Ничего из его прошлого не сохранилось, ни дома, ни фотографий, ни теплых слов матери, обращенных к нему, старшему сыну, к одному. Их поглотил огонь, разверзшийся с небес, и ссоры, что они не сумели предотвратить. — Ты всегда был похож на своего чертового дядю, ни капли крови от меня. Иногда я вообще забываю, что это я тебя родила! Всюду сунешь свой нос, даже Шерлока настроил против меня! А что еще у меня осталось, кроме вас? Кроме него? Скажи! Ты забираешь единственное, что всегда принадлежало мне — любовь моего сына! О, как она тогда кричала. Как была безобразна, обуреваемая яростью и болью. Как, оказывается, страшно влияют на человека чувства. Если бы Майкрофт мог, он избавился бы от них раз и навсегда. Его мать была неправа, когда обвиняла его во влиянии на Шерлока, но не могла этого понять, пока эмоции управляли ею. А вот Майкрофт понимал, что она совершает ошибку, но доказать это было нереально. — Послушай меня, мама, хотя бы раз! — Нечего мне тебя слушать. Я уже доверилась тебе, посчитав, что твой ум поможет уберечь Шерлока от проблем. Ты ведь прекрасно знаешь, какой он тонкий и умный мальчик! Он должен учиться в школе! Он должен общаться хоть с кем-нибудь, кроме тебя! Говоря «хоть с кем-нибудь», она подразумевала нормальных людей. Не таких, как Майкрофт… — Но Шерлок сам так решил! Я пытался его отговорить, как ты этого не поймешь?! — Не лги мне, Майкрофт, он пляшет под твою дудку, делая все, что ты не попросишь. Зачем еще ему уходить из школы?! — Да потому что он вырос, мама! Ему там скучно, а когда Шерлоку скучно, он начинает разрушать до основания все, что его окружает, чтобы разобраться в том, чего он не понимает. Его разум так устроен, он отличается от твоего, и поэтому ты его не понимаешь, но я такой же, как и он, и ты никогда не была против того, чтобы я держал экзамены досрочно… — Господи, да потому что я знала, что ты не принесешь мне проблем! Ты всегда меня слушал, черт побери! — Ну так доверься и ему, прошу тебя, — он буквально умолял ее выслушать себя. — Шерлок ничем не хуже меня, и он не подведет тебя, если ты предоставишь ему свое плечо. Ты должна позволить ему двигаться дальше! Она вырвалась из робких объятий Майкрофта, и уперлась рукой ему в грудь, обозначая дистанцию. Ему было уже восемнадцать, и теперь он наблюдал за истерикой матери молча. Еще пару лет назад ему было бы больно, но сейчас… Майкрофт не чувствовал ничего. Прошло еще несколько тягостных минут, разделяющих сына от матери навсегда, и успокоившись наконец, она довела речь до конца, и вынесла Майкрофту приговор. — Ты всегда был далек от меня, Майкрофт, с самого детства. Всегда в себе, в каких-то своих бесконечных головоломках, играх, заумных книжках. Но бог с ними, если уж тебе так надо, я покупала их, да и Сигер был не против, пока был жив… Но я не могла до тебя достучаться. Никогда. Ты никогда не тянулся ко мне… Каждое слово молотом отпечатывалось в его памяти, не давая Майкрофту вдохнуть. Мир остановился, пока она тихо вываливала на него все, что годами не могла сказать в лицо. — Неправда, — попытался он сказать хоть что-то. — Я просто не хотел тебе мешать… — Ты мой сын, Майкрофт, как ты мог мне помешать? Он не стал вспоминать, как она отмахивалась от него, стоило Майкройту задать ей очередной вопрос. Как пыталась обнимать, не чувствуя при этом ничего, и не замечала, что со временем он перестал искать её тепла. Как прогоняла его из комнаты, когда время его пребывания с ней выходило за какие-то придуманные ею грани, и наказывала «не дурить», когда ему снились кошмары из-за очередной проглоченной не по возрасту книги. Он тянулся к познанию, но не мог остановиться, когда его становилось слишком много, и она не знала, как его успокоить. Никогда… — И тогда у меня появился Шерлок. Мой маленький кудрявый ангелок… — Перестань, прошу, это слишком подло даже для тебя, — закрыл он глаза, не в силах слушать дальше. — Он так отличался от тебя, Майкрофт… Это правда. Шерлок всегда делал только то, что хотел, и она любила его, несмотря ни на что. Майкрофт подчинялся ей во всем, и не заслужил ничего. — Прекрати! — А теперь ты хочешь мне отомстить, отбирая у меня сына! Ты думаешь, что я никогда не любила тебя, не так ли? А за что мне было тебя любить? Что ты для этого сделал? О Боже. Ему просто нужно было уйти, но вместо этого он с мазохистским упорством продолжал слушать, как она втаптывает его в грязь. — Вместо того, чтобы подумать об этом, ты привязал к себе Шерлока. Ты никогда не мог меня простить! И теперь он идет по твоим стопам! Ты прекрасно знаешь, как важно Шерлоку окончить школу, но ты поддержал его в решении уйти из нее. Поддержал назло мне. Лучше не быть матерью вообще, чем получить на старости лет такое дерьмо от тебя! Когда слова матери дошли до Майкрофта, он отшатнулся. Хотелось закрыть уши и никогда больше не слышать от нее ни слова, не видеть её, не знать… Это был конец, и Майкрофт это знал. Последние остатки надежды в его душе сгорали сейчас, сгорал весь образ Масгрейва в дворце памяти, будто кто-то бросил в него спичку и поджег. Просто так, без причины. Майкрофт не сумел потушить этот пожар, как бы ни старался. Он плохой пожарный и видимо, еще более никудышный сын. Так бывает, вот и все. Но может быть, он еще сумеет спасти из него самое дорогое, что у него было? Ведь Шерлок… он же помог ему, правда? Майкрофт не знал материнской любви, но это сделало его сильнее. Получив свободу действий, он научился выбирать судьбу самостоятельно. Шерлоку не придется проходить через лишения и боль, и ему будет проще последовать по его пути, зная, что за его спиной всегда останется она? — Ты неспособен никого любить, Майкрофт. Ты просто этого не умеешь. Теперь посмотри, к чему привел твой эгоизм! Шерлок ушел из школы, и это твоя вина. Он больше не слушает меня, полагаясь на то, что ты говоришь! Это ты во всем виноват, Майкрофт! И я хочу, чтобы ты знал — тебе здесь больше не рады. Возвращайся туда, откуда пришел — к своему чертовому дядюшке Руди! Ну вот и всё. Странно, а ведь ему даже не хочется плакать. Да, он дерьмовый сын, но перед собой ему не стыдно. Осталось лишь взять себя в руки и унять эту предательскую дрожь в руках, чтобы не опозориться окончательно. Просто сделать вид, что тебе плевать. Надеть невидимую маску на лицо, и просто сделать вид. — Если тебе будет угодно. — отчеканил он бесстрастно, сжав зубы, взял портфель, с которым приехал в тот день погостить, и покинул Масгрейв навсегда. Где-то позади него раздавались рыдания женщины, называвшей себя его матерью, лай Пинкертона на заднем дворе и радостные крики Шерлока, не отходившего от собаки все это время ни на шаг. До самого последнего шага в бывшем родным доме он не поднял на неё глаз, и знал, что она не смотрела на него в ответ. Это был первый раз после начала войны, когда Майкрофт позволил себе задержаться в «дворце памяти». Оказавшись в Гринвейле, он сбросил с себя груз обязанностей и стал просто Майкрофтом с небольшой сумкой в руке, приехавшим на уик-энд на побережье. И с этим Майкрофтом ему еще только предстоит познакомиться. Война — это очень тяжелая работа, — сказал как-то дядя Руди, призвав его всеми силами не допускать обострений, чего бы они не стоили. Теперь война — это реальность, и Холмс свыкся с ней. Она пустила корни в душу, заставила адаптироваться, ассимилироваться, стать её плотью и кровью. Майкрофт был хорошим солдатом, и он сделал это, запретив себе думать, чувствовать и рассуждать. Только действия. Только расчет. Любое действие должно быть направлено на выживание, любой расчет — на уменьшение последствий. Но Австралия рушила упорядоченную картину мира в пыль. Люди, живущие здесь — как Джон Ватсон, как его жена, как Грегори — научились жить так, будто никакой войны и нет, и это поражало Майкрофта, сбивало его с толку, лишало опоры. Здесь веселились, ездили на поезде и привозили домой молоко в ведерках; здесь принимали гостей, растили детей, устраивали ярмарки и покупали саженцы для питомника… Майкрофт едва успевал осознавать свои чувства, наблюдая за этими людьми, и разум отказывался ему помогать, требуя отдыха, неуспокоенный, уставший, отчаянный и злой. Майкрофт только ступил на землю Гринвейла, а память уже атаковала его воспоминаниями, ждущими своего часа, вываливающимися, слово тряпки из шкафа. О, как же это некомфортно. Как больно… Мэри, хлопотавшая на кухне, заглянула в гостиную, но не стала ему мешать. Со стороны было похоже, что Холмс застыл на месте, но как всегда, внутри него царила настоящая буря. Его матери давно нет, нет дома, нет больше ничего, что напоминало бы о прошлом. Следует расслабиться или хотя бы сделать вид, что все хорошо. Ведь дом Джона стоил того, чтобы Майкрофт улыбнулся. — Все хорошо… — сказал он самому себе как можно тише. — Капитан? — окликнул Холмса подошедший Джон. — Ваш дом, — собрался с мыслями Майкрофт, — Здесь очень красиво и хорошо. Джон кивнул и взял у Холмса сумку из рук. — Пойдемте со мной, я покажу вам вашу комнату. Пока Джон занимался устройством капитана, Грег вернулся из комнаты Рози вниз. Довольный и, видимо, обласканный малышкой от и до, он закинул в холодильник гостинцы и выпивку и плеснул в бокал новую порцию виски. Мэри подошла к нему вплотную, желая поприветствовать как следует, и они крепко обнялись — брат и сестра, самые близкие и дорогие друг другу люди на земле. — Ты все такой же большой и взбалмошный ребенок, — пробормотала Мэри ему в шею, — Повидался с Рози? — Она прелесть, дорогая, — ухмыльнулся Грег, — Вся в тебя. И почему я не завел себе таких парочку? Или может, сразу троих… — Вы бы свели с ума себя, — ткнула она его пальцем шутливо, — потом друг друга, а потом меня. Иногда я забываю, что это я твоя младшая сестра, не поверишь! — Зато ты — наш разум, Кити. И что бы я без тебя делал? — Ты бы пропал в своем чертовом «Спарксе»! — рассмеялась она, но улыбка не тронула глаз. — Я серьезно, Грег. Тебе самому не надоело там шататься? Лестрейд продолжил её обнимать, но тем не менее, от вздоха не удержался. — А что еще прикажешь делать, чтобы не сдохнуть от тоски до того, как нас всех накроет чертово облако? — спросил он устало. — Не драматизируй, еще ничего не кончено! И ты можешь заняться всем, чем только захочешь. Приходи к нам почаще, заведи хобби или собаку, в конце концов… — Ну, у меня есть лошадь, — имитируя ржание, рассмеялся Грег, — и нам с ней просто офигенно вместе. Но ни одна лошадь не заменит человека, ты же это понимаешь. — Я просто беспокоюсь за тебя… — Мэри обняла его ещё крепче. — Беспокоюсь, но не знаю, как помочь. Ты же знаешь, что не должен проходить через все это один, не так ли? — Ты уже помогаешь, дорогая, и я действительно люблю тебя. Все будет хорошо. Грег поцеловал её в лоб. — Пока ты водишься с Шерлоком, я в этом не уверена. Он отнимает столько сил! Грег и сам это понимал, но все же, продолжал опекать его и вытаскивать из передряг, если того требовала ситуация. Диммок и Мэри не раз называли его за это «святым», но сам Лестрейд ничего особенного в своих действиях не видел. Разве не для того нужны друзья? Да и Майкрофт, брат Шерлока, оказывается, жив и вполне благополучно разговаривает сейчас с Джоном. Может быть, вместе им удастся оградить экс-детектива от беды… — Но Майкрофт здесь, — сказал он тихо, — Мне кажется, ему можно доверять. — Он тебе понравился… — улыбнулась Мэри, взглянув на него пристально. — Я давно не видела тебя таким… сияющим! — О черт, нет, не-е-ет, я еще в поезде понял, что у нас нет ничего общего! Но Мэри уже кружила его по кухне, совсем по-детски передразнивая брата, и видимо, была полна решимости устроить его личную жизнь. — Пригласи его покататься. У нас остался твой старый мотоцикл, помнишь? Грегори задумчиво почесал затылок, осознание прошло сквозь него через пару мгновений. Он действительно одалживал мотоцикл Джону, когда тот еще работал с Шерлоком, вынудившем его найти транспорт, с которым им не грозят штрафы за превышение. С тех пор минуло много лет, Лестрейд чуть не женился, и на какое-то время забыл о хобби, и теперь его первая «ласточка» здесь, в гараже Ватсонов, совсем рядом с ним. — Мой первый «Харлей»!... — Поезжай, отдохни сам и помоги ему расслабиться. — напутствовала Мэри, обняв брата напоследок. — Он так долго стоял у камина… — Что он делал у камина? — не понял Грег. — Не знаю, но думаю, что вспоминал что-то свое. Наши фотографии… напомнили ему семью. Ты только представь себе, ведь у них с Шерлоком больше никого не осталось… — Ты права, — нахмурившись, он перевел взгляд на Майкрофта, сидящего на диване со сложенными на коленях руками. Бокал виски покоился рядом с ним, выпитый наполовину, но поза выдавала тщетно скрываемое напряжение. Какой же он нелюдимый, ей богу. Тем лучше, — подумал Грег с улыбкой, и представил, как несется его «ласточка», заставляя собранного и серьезного Холмса визжать от эмоций. Ему и самому было любопытно, каков этот капитан в жизни. На дороге, там, где Лестрейд всегда чувствовал себя хозяином, пролетая через пустую автостраду с ветерком и удалью, Майкрофт Холмс должен либо раскрыться и расслабиться, либо послать Грега навсегда, зарекшись связываться с безумцами вроде него и Шерлока. Но ведь Шерлок и сам не прочь рискнуть, чего только стоят его выкрутасы с Мориарти, и что-то подсказывало Лестрейду, что он такой в семейке Холмсов не один. Завернув в гостиную к Джону, он облокотился об камин, и направил на Майкрофта один из самых своих воодушевляющих взглядов. — Джон, в гараже же еще осталось моторное масло? — Зачем тебе масло, черт возьми? — непонимающе уставился на него Ватсон. — Хочу показать капитану окрестности. Рискнем? Грег улыбнулся, и подал руку Холмсу, встретив в его глазах удивление и блеск.

***

Fever Ray – Mercy Street

Шерлок всегда боялся кабинета дяди Руди. Проходя мимо него по коридорам огромного викторианского замка, он слышал то ругательства, то бормотания, похожие на шипение змеи, то монотонные трагические монологи о судьбе великой империи перед лицом надвигающейся экономической катастрофы. В двенадцать лет восприимчивость к фантазиям лишь росла, что бы не говорили психологи. Он редко видел дядю, но часто — Майкрофта возле него, обычно сидящего на коленях перед рослым и статным графом. Ничто человеческое не способно было разбудить его от транса. Речи дяди, наполненные пафосом и сентенциями, впитывались братом как губкой. И разве не был он прав, склоняя голову перед мудростью человека, способного найти подход к подростку? Его брат пошел бы за дядей на край земли. — А если этот край уже наступил? — дядя Руди смотрит на Шерлока в упор, рассиживается в кресле и выпускает дым из трубки прямо ему в лицо. Уже двадцать лет он копирует стиль и выражения Черчилля, на которого так хочет быть похож. Разговоры с Майкрофтом ведутся в той же манере, что старый ублюдок вел с молодой Королевой. Сорок, пятьдесят лет назад? О, это не важно. Какой же мудак этот Руди. И Майкрофт вместе с ним. Вот он, стоит рядом с дядей. Подает ему табак и заправляет трубку, смеется над Шерлоком, а вдали, слева от них — горящий Масгрейв с криками их матушки. Никто не спасся в этом пожаре, знает Шерлок из чьих-то уст. Может быть, об этом рассказал Джон. Он с адмиралом Каннингемом снаряжают огромную атомную подлодку, чтобы разнести недобитый Масгрейв и башню Эврика, в которой Мориарти продумывал свой последний поход на Мельбурн. — Чего ты хочешь, братец? Надеешься затмить Её? — хохочет Шерлок, чувствуя головокружение. Так Падают ангелы после низвержения Господня. Но если он — ангел, то кто тогда Майкрофт? Тот уже совсем близко, стоит на коленях возле Шерлока и тянет к нему руки, наверное, хочет посмотреть на зрачки. Он уже делал это, давно, когда вскрылась правда об эсминце «Шеффилд». Шерлок все-таки смог обдурить этих зажравшихся козлов! Почему он до сих пор не получил свою медаль? Это же акт гребаного патриотизма! — Какой же ты глупый, мой маленький брат. Ты так и не понял, что я и есть Королева… Лицо Майкрофта расплывается и превращается в смеющуюся улыбку Её величества, а потом исчезает и оно. Мориарти смотрит на него, вздыхая, и пропускает вперед тень в изящном белом платье с хлыстом в правой руке. Каштановые волосы уложены по первой моде, губы цвета пино гриджио хотят закричать обвинения или… — Нет, нет, не-е-ет, уйди, прочь! — кричит Шерлок, отгоняя видение. — Джим… — Да, мой дорогой? — Убей Джона и Каннингема… забери у них «Чарльстон»… разнеси эту женщину ко всем чертям… Мориарти поклоняется ему и целует руку, а потом отходит, чтобы вернуться с огромным дробовиком в левой руке. В правой он держит скрипку Страдивари и кладет её к ногам Шерлока. — Я освобожу тебя, дарлинг, только сначала — сыграй. Трясущимися руками Шерлок берется за смычок, а потом раздается взрыв, и карусель вокруг него затихает навсегда. Шерлок очнулся от удара собственной руки. Закричав от ужаса, он рухнул с дивана, на котором оказался — еще бы помнить, как — совершенно голым. За окном давно рассвело, в голову постепенно проникал шум от гудящего снизу умирающего города. Шерлок помассировал виски и поморщился. — Какого хрена… — простонал он в беспамятстве. — Так иногда бывает, когда выпиваешь бутылку виски после продолжительной наркотической абстиненции, — раздался из соседней комнаты голос Джима, — к счастью, я не пошел у тебя на поводу. На этот раз никаких доз. — Ты что, господь бог? С каких пор это ты решаешь, колоться мне или нет? — Я твой друг, — ответил Мориарти невозмутимо, — И я не хочу, чтобы тебе было плохо, вот и все. Когда он появился в дверях, Шерлок обомлел. На Джеймсе не было ничего, кроме… хлыста в руке и черной бархатной повязки, снятой, как ему казалось, с шеи совсем недавно. Слова и недовольства вылетели из его головы тотчас же; где-то глубоко внутри появилось тепло, которое он чувствовал всякий раз при виде Мориарти. И поза, и хлыст — он уже видел подобное когда-то, но тогда это была она, а сейчас… воплощенное чудо, настоящий Падший ангел. Совсем, как в его бредовом алкогольном сне. — Как ты думаешь, что вчера произошло? — спросил его Джим, медленно приближаясь. Шаги его были почти не слышны, лишь взгляд, темный, глубокий и голодный, пронизывал до костей. Шерлок несмело вздохнул, не смея двинуться, и встретил его взгляд. — Встреча у Кафедрального собора… — силился он вспомнить. — Верно. И что было на площади? — Нас разогнали, — смиренно ответил Шерлок. — Именно, — Мориарти улыбнулся, — И знаешь, кто все это устроил? Шерлок замолчал, не сводя с него глаз. — Твой полицейский дружок Лестрейд, представляешь? Дубина бобби оказался со стальными яйцами. Я бы присмотрелся к нему внимательнее. — Ты это уже говорил… — припомнил Шерлок. — И тогда мы сошлись на том, что его принципиальность скорее утопит его, чем даст повод усомниться, что произошло с тех пор, просвети меня на милость? — О, мой милый Шерлок, люди не столь предсказуемы, как ты думаешь с высоты своего ума. Признаться, сначала я был разочарован — такая акция и коту под хвост! Но потом… — И? Шерлок был весь во внимании, и Джим не замедлил этим воспользоваться. Подойдя к нему ближе, Мориарти поднял руку и провел кончиками кожаных прядей по пылающим щекам, а потом, взяв нужное направление, медленно повел их вниз. Росчерки прохладной змеиной кожи ощущались Шерлоком, как лед, и это будоражило, заставляло мысли густеть. — И я кое-что понял, дарлинг. Одним приказом… одним чертовым приказом он увел с площади больше тысячи человек, — хлыст продолжал гулять по телу Шерлока, очерчивая ключицы и грудь. — Как он это сделал? И что будет, если он будет руководить толпой по моему приказу? Каждое слово, каждый полутон записывались разумом Шерлока на подкорку и там же разрушались, анализировались миллионами нейронных связей. Этому нельзя было противостоять, это было абсолютно бессмысленно… бесполезно. И Шерлок забыл о похмелье, забыл о головной боли и раздражении, о несбывшихся планах и даже о Майкрофте — прямо сейчас, играя с его телом, Мориарти плел очередной хитроумный план, созидал его у Шерлока на глазах. — Но как нам его заставить, я не понимаю… — вздохнул Шерлок, не сводя с него взгляд. — Ты это сделаешь, мой дорогой. Ты… О, как он любил этот круговорот химических реакций в своем теле! Кто бы мог подумать, что можно дрожать вот так — на грани истерики и катарсиса, на пределе чувствительности, за гранью его, Шерлока, понимания. Джим отложил хлыст в сторону и поднял его подбородок кверху. — И ты знаешь, как это сделать, ты сможешь его привести, ты умный мальчик, Шерлок. — подойдя вплотную, Джим вынудил его полулечь, раздвинул бедра и медленно сел Холмсу на колени. — Прояви немного фантазии… обескуражь его, надави на больные точки… — Боже милостивый… Он действовал с филигранной точностью, как и всегда. Как и всегда, Шерлок вёлся на это, даже больше, чем повёлся бы на дозу, если бы она у них была. Джим источал уверенность. Её не было ни у Майкрофта, ни у Джона, когда они с Шерлоком ладили — только у него одного, и это не могло не привлекать. Он мог почувствовать тепло его кожи, когда Джим сел окончательно, мог провести руками по талии и бедрам, но главное — он видел, как зажигался сам Джим, как сдавленно стонал, когда соприкасались их тела, как готовил себя его, Шерлока, рукой. Величайший акт доверия, оказываемый только ему одному, словно Шерлок — центр всего и его личная ахиллесова пята… — Найди что-то, что сможет его сломать, — прошептал Мориарти, насаживаясь на его член, — а я сделаю так, что он будет ползти за нами на брюхе. И Шерлок заканчивался. Оставалась только теснота, обволакивающая его член и потребность сокрушать. Как одержимый, он держал Джима за бедра, не давая ему двигаться, и вновь и вновь трахал его, все сильнее, все безумнее и быстрее. Приближаясь к концу, он потянулся к Джиму за поцелуем, и получил его, грязный и мокрый, идущий скорее от самого Джима, чем от него самого. Как он был не похож на себя в жизни, и как прекрасен… Горячий, нуждающийся в нем, готовый лечь под него, ублажать его, боготворить. — Скажи мне, чего ты хочешь, — простонал Шерлок после очередного поцелуя, — Скажи, что мне сделать с тобой… скажи… — Не останавливайся… — Чего ты хочешь? — он не выдержал и потянул Джима за волосы, прижимая его шею к своим губам. — Хочу тебя внутри… наполни меня… И когда уже хорошо знакомая ему волна разлилась внутри, Шерлок со стоном прикоснулся к его шее, и неосторожно прикусил. Две капли крови на его губах отправили Холмса за край. Он будет помнить этот соленый привкус каждую минуту, оставшуюся до конца их предначертанного существования, и сделает все, чтобы Джим был им доволен. Чтобы ещё, и ещё, и ещё — вот так гладил его по голове, и шептал в ухо только ему одному ласковое: — Иди.