Алый лотос в волчьей пасти

— Ты же умный человек, ты должен был что-то придумать! — так, непременно, сказала бы Цзинлю. Наверное, год назад Цзин Юань и придумал бы. Но сейчас он уже словно какой-то другой человек, поэтому, увидев, как снайпер держит Цзинлю под прицелом, не нашел иного выхода, кроме как подчиниться. Хулэй, дождавшись, когда он выйдет из кабинета, прислал видеосообщение: Цзинлю стояла спиной к окну, о чем-то говорила с Фэйсяо. Открытая, совсем как на ладони, один выстрел — и все… Она бы даже не успела понять, что произошло. Цзинлю не так важна как Фэйсяо, но Хулэй однозначно жаждет ее смерти. Да, убить ее сейчас было бы наверняка слишком скучно, однако, помня о его былой жестокости и бесчеловечности, вряд ли стоило ждать простого блефа. Он давал им шанс, предлагал игру, словно эгоистичный ребенок, готовый скорее сломать свои игрушки, чем смириться с чужим безразличием. Затем Хулэй приказал оставить телефон и оружие на подоконнике в участке, сесть в машину и ехать домой. Кое-какой план все-таки был: надеяться, что Яньцин, увидев сообщение, все поймет, передаст его остальным, а самому просто потянуть время, где-то укрыться, даже несмотря на угрозу Хулэя убить девочку, находящуюся в заложниках. Но что-то пошло не так, когда Цзин Юань, сев в машину, потерял сознание. Совсем не так. Ну… Все порой допускают ошибки. По правде говоря, он до сих пор не может понять, что его вырубило и каким образом. Цзин Юань стоит в темной комнате, лениво рассматривает старый ободранный линолеум, покрытые копотью стены и грязный потолок — здесь явно когда-то произошел пожар. Напольная лампа, тускло освещающая комнату, без проводов — на батарейках, но оно и понятно, откуда бы в таком месте быть электричеству? Острый взгляд следователя по-прежнему подмечает всякие — совершенно ненужные ведь — детали. Цзин Юань ждет своего линчевателя. На шее пока еще расслабленная петля, руки связаны за спиной, ноги твердо стоят на полу. Освободиться не выйдет, он уже пробовал. Он вообще много уже чего передумал и перепробовал, и результаты неудачных попыток вместе с последовавшими за ними умозаключениями не утешали. Единственный вариант — когда Хулэй еще зайдет, попытаться дотянуться до него. Оттолкнуться тут есть от чего, ноги благо свободны, остается только заманить ублюдка поближе. И Хулэй вскоре, конечно, заходит. — Оклемался? — Он довольно хмыкает, скрестив руки на груди, смотрит с безопасного расстояния. Через шею под футболку проходят свежие белые бинты: похоже, он не особенно пострадал от вчерашнего выстрела. Интересно, это Линша наложила повязку? Пока она будет полезна, он может быть к ней снисходителен, так что это немного успокаивает. — Закурить не найдется? — Цзин Юань улыбается, будто находится в гостях у старого знакомого, а не в петле. — Извини, с собой нет, — Хулэй, конечно, так легко не купится. Он знает: зверь, попавший в капкан, все еще зверь. — Как ты это сделал? — Что именно? — Что было в моей машине? Она была хорошо заперта, окна закрыты, ни одной щелочки. Да и открыв дверь Цзин Юань не почувствовал никакого подозрительного запаха. — Багажник проверял? — Нет. Черт, вот тупица. Об этом он и не подумал. А ведь через багажник проходит система вентиляции. — Но ведь запаха не было. — Дистанционное управление. Вот так просто, даже прямо-таки элементарно. — М-да. Похоже, ты еще не растерял свои навыки, в отличие от меня. — Так легко признаешь поражение? — Предпочитаю быть честным с собой. Мне только еще непонятно: как кто-то взломал багажник, чтобы не сработала сигнализация? Цзин Юань всегда — чисто машинально — ставит машину на сигнализацию. Вскрыть, чтобы подложить туда что-то, вряд ли получилось бы. — Машинка-то служебная. Ах, да, предатель в участке. Машину пригнал Яньцин, но никому не составило бы труда заранее подложить устройство в багажник, в конце концов, многие знали, что это прежде была служебная машина Цзин Юаня. Вот только… как-то версия с Моцзэ плохо тут вяжется. Он тяжело ранен и утром, кажется, Фэйсяо увела его домой сразу же, да и вчера он был тут только утром. Есть кто-то еще? Или Моцзэ на самом деле ранили не так сильно, как кажется? — Что дальше? Ты хочешь повесить меня? — Цзин Юань красноречиво откидывает голову, демонстрируя петлю. — В нужный момент — да. — А когда будет этот нужный момент? — Когда к нам заглянет твоя подружка, разумеется, — Хулэй растягивает рот в кровожадной ухмылке, обнажает клыки. Для заключенного у него довольно здоровые белые зубы. — Так ты хотел заманить сюда Цзинлю? А смысл? Она бы и так за тобой пришла, — Цзин Юань тоже посмеивается, не отстает. Задумку Хулэя он в принципе уже понял, хотя смысла особого в ней не видел: Цзинлю спала и видела, как поймает его, в дополнительной мотивации она уж точно не нуждалась. — Просто столкнуться с ней лицом к лицу — недостаточно. Мне бы хотелось сломить ее. Понимаешь? — Хулэй дразняще приближается, но все еще остается вне зоны досягаемости. — Ты же знаешь, что ее сестричка повесилась из-за меня. Как думаешь, каково ей будет увидеть тебя — точно так же повешенного? — Ты и правда больной ублюдок. — Чтобы победить сильного противника не всегда достаточно грубой силы. Иногда просто необходимо деморализовать его. Хулэй рассуждает с садистским упоением. — Психологические раны заживают гораздо хуже физических. Вернее… Они не заживают вовсе. Цзин Юань в отчаянии дергает веревку, но так и не может до него дотянуться.

***

— Вы рехнулись?! — Фэйсяо кричит, отбежав на безопасное расстояние — в коридор между отделами, где уже нет никаких окон. — Хорошая реакция, молодец, — Цзинлю надвигается следом, все еще держа пистолет в руке, но уже, по крайней мере, опустив его. — Вы рассчитывали, что я уклонюсь? А если бы я не смогла?! Не смогла бы ты, как же. Тело Фэйсяо сработало словно мячик — стоило только надавить на курок, как она пригнулась, отпрыгнула и сделала такой кульбит, что Цзинлю с ее недавно обострившимся ревматизмом оставалось только позавидовать. — Я сместила траекторию в последний момент и стреляла тебе в плечо. Разве ты не заметила? — Заметила, но это все равно не значит, что вы можете стрелять в меня. Сдайте оружие. Они, наконец, останавливаются в коридоре. Яньцин смотрит Цзинлю в глаза, стоя чуть позади Фэйсяо, он мрачен и напряжен, но не вмешивается. «Увы, милый юноша, тебе меня не остановить, даже не пытайся», — думает Цзинлю и едва заметно качает головой, подавая ему знак. — Давай проясним один момент: мне абсолютно все равно, что с тобой будет, — пистолет Фэйсяо она, разумеется, так и не отдает. — Я здесь, чтобы остановить Хулэя. Он уничтожил мою семью, а сейчас у него в плену человек, который… мне очень дорог. Если ты встанешь у меня на пути, моя рука не дрогнет, — это даже не блеф. В момент, когда Цзинлю поняла, что Цзин Юань может быть у Хулэя, все в принципе сразу же стало таким… безразличным. Если она и его потеряет, какой вообще смысл в жизни? Уж лучше в тюрьму попасть, но хотя бы попытаться вытащить его, чем законопослушно сложить лапки. — Но ты можешь пойти вместе со мной, если твоя ненависть к Хулэю так же крепка, как моя. Цзинлю протягивает свободную от пистолета руку. Предлагает: возьми же и идем со мной. «Или я точно так же, как Хулэй, возьму тебя в заложники», — это она вслух не скажет, конечно, но подразумевает. За спиной Фэйсяо уже начинают толпиться полицейские, во всеобщем гомоне так и слышится: что происходит? кто стрелял? почему? Фэйсяо, чуть подумав, протягивает руку в ответ. Пожимает ее — крепко, твердо и, как всегда, решительно. — Предпочту быть вашим союзником, а не заложником, — говорит едва слышно, чтобы разборать могла только Цзинлю. — Умница, девочка. Надеюсь, я в тебе не ошиблась. Теперь надо заняться той чертовой книгой. Хулэй хочет, чтобы Цзинлю сама его нашла, и она найдет, уж пусть не сомневается. И Фэйсяо приведет — ради этого ведь он и затеял свою игру, верно? — Всем разойтись, — строго командует Фэйсяо полицейским. — Отправьте мне видео с камеры наблюдения у парковки. И где Сюэи? Кажется, они думают об одном и том же. Сюэи, как ни странно, даже не пошла за ними, спокойно осталась в кабинете и принялась листать проклятую книжонку в поисках нужной информации, так что когда Цзинлю и Фэйсяо с остальными вернулись, уже ждала их с заложенной страницей. — В книге описывается одно место, — она говорит с готовностью, сразу же. — Это дом, в котором держали главную героиню. В конце ей удалось сбежать оттуда. — Что за дом? — Фэйсяо успевает спросить раньше, чем Цзинлю. — В лесу, на заброшенной турбазе. Рядом там горнолыжный курорт, в Сяньчжоу есть только одно такое место. Фэйсяо темнеет лицом, от Цзинлю не укрывается, как начинают трястись ее руки. Уж не то ли это самое место, где Хулэй держал ее когда-то?.. — На границе с Яоцином, — тихо говорит Цзинлю. В личном деле Хулэя это место указывалось как одна из его прежних баз. Похоже, он даже не пытается скрываться. — Насколько я помню, там очень неудобная местность для наступления. — Если мы отправим туда наряд полиции, он наверняка убьет заложников. Они обе слишком хорошо знают Хулэя. Единственный вариант — идти маленькой группой. — Сюэи, вы будете координировать действия полиции, — наконец, Фэйсяо принимается раздавать распоряжения. — Юньли и Яньцин, остаетесь в участке. Про Цзин Юаня никому ни слова, не нужно сеять панику, успокойте остальных полицейских, они и так слишком много видели. — Слушаюсь, — Яньцин послушно кивает, и это немного настораживает. Неужели он даже не попытается напроситься на участие в спасательной операции? Фэйсяо, конечно, права, чем меньше людей пойдет, тем лучше, к тому же, если там будет Яньцин, это усложнит все еще больше, но довольно подозрительна такая покорность, особенно после того, что он выкинул весной. Как бы он опять чего не учудил, оставшись без присмотра. — Госпожа, данных с видеокамеры нет… — Юньли понуро читает присланное кем-то из полицейских сообщение. — Она сломалась два дня назад во время побега Хулэя. Похоже, рикошет… — Почему никто не сообщил мне?! — Сушан пишет, что вас не хотели тревожить по пустякам, а новую камеру должны были установить уже завтра. Камера сломалась? Рикошет? Чушь собачья. Кто-то повредил ее под шумок намеренно. И ведь, казалось бы, во всех полицейских машинах есть еще видеорегистраторы, но вот какой ироничный нюанс: во-первых, они старые, во-вторых, никто не включает их возле участка в целях экономии памяти — государство не так уж хорошо финансирует полицию, да и что толку держать включенными регистраторы, стоя перед полицейским участком, оснащенным своими камерами? Значит, Цзин Юань в машине был не один, Хулэй действительно забрал его. Телефон снова вибрирует у Цзинлю в кармане. Сигнал короткий, видимо, это сообщение. Ей страшно брать его в руки. Страшно смотреть, что там. Но она должна. — Давайте… я, — Яньцин подходит и протягивает руку, услышав вибрацию. Нет. Что бы там ни было, ему на это смотреть тем более не стоит. — Я сама. Цзинлю плохо разбирается в таких вещах, но все же немало насмотрелась, как Цзин Юань пользуется своим телефоном, так что открыть сообщение тоже способна. Это не так уж и сложно. Сначала разблокировать, код простой: ее день рождения. Цзин Юань все же такой придурок… И почему в носу теперь щиплет? Затем смахнуть вниз, нажать на нужное уведомление. Открыть. «Хочешь, я тебе погадаю, Цзинлю?..» Хулэй, как и ожидалось, прислал фото-подтверждение и короткое сообщение. Цзин Юань спокоен, не смотрит в камеру, но у него на шее джутовая петля, и телефон в руках от этого почему-то моментально становится настолько скользким, что Цзинлю едва не роняет его, поспешно убирая обратно в карман. — Он жив?.. — тихо спрашивает Яньцин. Почти шепотом. Не смотря на нее, только в пол куда-то. — Да. Он в порядке. Пока. — Хулэй также пишет, что Цинни осталось жить два с половиной часа, и что он ждет только нас с Фэйсяо, — добавляет Цзинлю, сглотнув ком. — Этого времени как раз должно хватить на дорогу. — Мы их всех спасем, — Фэсяо ободряюще хлопает Яньцина по плечу и обещает с такой уверенностью, что даже Цзинлю хочется в это верить. — А теперь поехали. Она поднимает взгляд и улыбается уже Цзинлю. Они обе сломаны одним и тем же человеком, и обе же отправятся к нему. Возможно, чтобы встретить свою смерть. Цзинлю надеется, что им хотя бы удастся спасти Цзин Юаня. — Кто-нибудь знает, что значит в таро карта «Повешенный»? — В словах Хулэя может быть какая-то подсказка, вряд ли он написал это для красного словца, так что, прежде чем выдвигаться, на всякий случай лучше спросить. С картами она сама знакома крайне поверхностно — это Байхэн в детстве любила погадать всем и каждому, — но кое-какие все же знает. Нетрудно догадаться, какую именно карту имел в виду Хулэй. — Непростая, неоднозначная ситуация, — подавленно отвечает Юньли. Как и ожидалось, кто еще из присутствующих может заниматься такой девчачьей чепухой? Цзинлю даже улыбается краешком губ: вымученно и печально. Сейчас Юньли уже не язвит и не ерничает, ходит хвостиком за Яньцином, то и дело хватаясь кончиками пальцев то за его рукав, то за край пиджака, вот и сейчас стоит чуть позади, бросая на его спину робкие сочувственные взгляды. — Придется идти на уступки и жертвы, и… В этой ситуации от вас мало что зависит. Это Хулэй вам написал про карту?.. Цзинлю только молча кивает. Вскоре они садятся в машину к Фэйсяо: та параноидально осматривает все, даже под капот заглядывает, прежде чем тронуться с места. Потом, уже за рулем, вооружается телефоном. — Вы не против, если я позвоню? — Спрашивает: то ли разрешения, то ли просто из вежливости. — Мне без разницы. Фэйсяо поворачивает руль, смотря на дорогу и прикладывает телефон к уху, прижимая немного плечом к щеке, чтобы не уронить. — Привет-привет. Да нормально все, — она улыбается, когда собеседник что-то спрашивает. — А у тебя там как? Ах, ужин… Что готовить будешь? Крылышки в остром медовом соусе? Боги, как вкусно, — ее живая речь кажется Цзинлю сейчас такой… странной на фоне всего происходящего. — Эх, боюсь, не смогу принять твое приглашение. Сегодня есть кое-какие неотложные дела, так что… Что? Моцзэ стало хуже? Да какого черта он себе позволяет?! — Услышав про Моцзэ Цзинлю сразу же напрягает слух. — Слушай, привяжи его, я так больше не могу, или, клянусь, я скоро прибью его сама, — похоже, этот Моцзэ опять пытался что-то делать? Может, это он как-то замешан в похищении Цзин Юаня? — Вот как? Ну и правильно. Ладно… Мне уже пора. Да. Целую, обнимаю. Да с чего ты взял?! Просто мне хочется немного нежности. Ну, знаешь, там, простого человеческого «я люблю тебя». Да, порой и мне такого хочется! Все, пока, мне надо следить за дорогой, я за рулем. Фэйсяо сердито убирает телефон, а Цзинлю, удивленная концовкой беседы, удивленно хлопает ресницами. И еще почему-то… немного завидует. — С кем ты так мило общалась? — С человеком, который мне дорог, — осознанно или нет, но Фэйсяо повторяет недавние слова Цзинлю. — Возможно, это была моя последняя возможность поговорить с ним. Хотелось… попрощаться. Услышать его голос. — У тебя эта возможность хотя бы была. А Цзинлю, возможно, своего «дорогого человека» и не увидит больше. Живым, по крайней мере. Не скажет ему вот таких каких-нибудь глупых слов, не выразит хотя бы капельку этой дурацкой нежности. Не обнимет. Это она виновата. Это все из-за нее. Если бы она только послушала Цзин Юаня… Нужно было вернуться в Яоцин. Не лезть на рожон, не играть в крутого следователя. Просто вернуться в чертов Яоцин! Они бы сейчас уже пили чай на кухне, смотрели его телевизор. И Цзин Юань был бы в порядке. Он был бы с ней. Все было бы хорошо. Если бы она только послушала его… — Простите, госпожа Цзинлю. Хулэй — моя ответственность. Я должна была набраться смелости и убить его, еще когда он только оказался в участке, — чувствуется, что Фэйсяо говорит на полном серьезе. — Но, если честно, за все время, что он был здесь, я так и не решилась даже просто поговорить с ним. Она горько хмыкает. Что ж, Цзинлю может это понять. Ей самой-то было невероятно сложно пойти допрашивать Хулэя, а ситуация у Фэйсяо хоть и похожая, но все же многим худшая. Цзинлю провела в клетке от силы неделю, может, дней десять. Она уже не помнит точно, сколько. Фэйсяо в клетке родилась и провела там все свое детство, а потом была вынуждена собственными руками убить самого дорогого ей человека. Родного. Стоит ли удивляться тому, что Хулэй так действует на нее? — Ты не виновата в этом, Фэйсяо, — Цзинлю на самом деле жаль ее, и нет, ей не все равно, конечно же. Вряд ли слова чем-то помогут, но все равно хочется это сказать. Как будто самой себе: несколько десятков лет назад. — Ты ни в чем не виновата. Ты сделала все, что смогла — ты выжила, назло ему. И должна выжить снова. — Спасибо. Дальнейшая дорога проходит в полном молчании. До границы ехать долго, и вот опять же что-то не сходится. Успел бы Хулэй довезти Цзин Юаня до туда? Нет… определенно, нет. Цзинлю вновь открывает фото и принимается пристально рассматривать его. — Останови машину. — Что такое? Да, в книге описано довольно знаковое место, и Хулэй, наверняка, будет ждать встречи именно там. Чего не сказать о Цзин Юане. Он точно где-то совсем рядом, в Лофу. А какие у нее самой могли быть здесь знаковые места? Цзинлю раздвигает пальцами картинку, приближая изображение, и присматривается к стене за спиной Цзин Юаня. Обгоревшие стены подвала, покрытый копотью потолок, рваный древний линолеум. — Боюсь, нам придется разделиться, — она знает, где это. — Высади меня у заброшенного дома на холме. — Вы уверены? — Да. Я узнала это место на фотографии. — Но как? Вы что, бывали там раньше? Заброшенный дом, если так можно выразиться, был уже даже и не домом — обгоревшими старыми развалинами. После пожара сохранился только подвал. Это место объезжали стороной, кто-то даже распускал слухи о живущих там призраках, о нем писали в газетах — что-то вроде местной знаменитости-страшилки. Многие знали, что там раньше когда-то была маленькая, но знаменитая на весь Лофу школа боевых искусств. Мало, кто знал, что она принадлежала семье Цзинлю. — Да. Это мой дом. Как бы ни были истории Фэйсяо и Цзинлю похожи, у каждой история все же была своя. И свой «особенный» дом, в котором должно было все закончиться. Холм на горизонте все приближается и напоминает курган . Фэйсяо останавливает машину у самого подножия и бросает последний — полный сомнения — взгляд на Цзинлю. — Может быть, пойдем вместе?.. — Тогда девочка может погибнуть, — Цзинлю качает головой, выбираясь из машины. Хулэй не просто так написал об этом, он намеренно хотел их разделить. — Не теряй времени. — Но… Раз Хулэй не здесь, то Цзин Юань, возможно, уже мертв, тогда времени все это много не займет, но мало ли что еще там может ждать? Если Фэйсяо потеряет хотя бы полчаса, это будет стоить ребенку жизни. Разум становится холодным, а чувства и эмоции притупляются так сильно, будто их сковывает льдом. И боли уже будто бы нет. И страха тоже. — Я поеду за тобой следом, когда все закончу, — Цзинлю говорит это, не оборачиваясь. — Не нужно, госпожа Цзинлю. Позаботьтесь о Цзин Юане, — но даже видеть не нужно, чтобы слышать, как Фэйсяо вновь ободряюще улыбается. И откуда в ней столько этого оптимизма? — С Хулэем я разберусь сама. Машина трогается с места, а Цзинлю, так больше ничего и не сказав, принимается медленно брести по давно заросшей тропинке. Благо, травы на холме растут скудно: земля проглядывает из-под слабых полужелтых травинок. Ноги хорошо помнят этот путь, сворачивают по старой привычке там, где подниматься удобнее и быстрее. Бесчисленное множество раз они проходили здесь в детстве и ни разу — во взрослом возрасте. Цзинлю, выбравшись из плена, даже за вещами не вернулась, да и какие тут вещи найти можно, если все сгорело чуть ли не дотла? Чем выше, тем сорняков и крапивы становится больше, приходится отмахиваться от них, раздвигать локтями, а крапива та в человеческий рост, то и дело хлещет: по лицу, рукам или шее. Расцветают на коже жгучие красные следы, Цзинлю останавливается возле старого мертвого дерева гинкго. Остался только обугленный ствол, глубоко врезавшийся корнями в землю. Рядом частоколом скалабятся останки несущих стен разрушенного дома. Прогнившие доски веранды хрустят и ломаются под ногами. На этом дереве в детстве у нее висела качеля. На этой веранде они когда-то играли с сестрой и Дань Фэном. Все это было так далеко и давно, что даже не верится: правда ли это происходило в ее жизни? С ней? Правда ли Цзинлю когда-то жила здесь, или то был какой-то чужой человек? Цзинлю ступает осторожно, чтобы не провалиться раньше времени, благо видно чужие следы — Хулэй уже проходил здесь, так что по его пути идти вполне себе безопасно. Справа завал — там обвалился потолок, и именно там… Цзинлю подходит ближе, невольно опускается: сначала на корточки, потом на колени. Сестра первая бросается на помощь, вырывая руку из крепкой хватки Цзинлю. Их мать не дышит, и нужно бежать, им все равно ее не спасти, но… Цзинлю изо всех сил пытается поднять тяжелую плиту, кричит, надрываясь, и падает, соскользнув ногами по мокрому от крови полу. Гогочущие твари подхватывают ее под живот, оттаскивая от матери. Цзинлю не успевает даже дотянуться, чтобы в последний раз тронуть ее рукой. Следов крови давно не осталось, все выгорело, а что не выгорело, то догнило. Спасатели, наверное, потом после пожара вытащили отсюда останки матери, чтобы похоронить. Цзинлю даже не знает, есть ли у ее родителей где-то могила, можно ли прийти куда-то к их праху? Крышка люка, ведущего в подвал, сломана и отброшена. Верно. Не время предаваться воспоминаниям. Сейчас она должна торопиться. Цзинлю осторожно подходит, опускает голову в темноту, прислушиваясь. Подвал довольно большой, по сути дела это еще один полноценный — и достаточно хорошо укрепленный — этаж с несколькими дополнительными комнатами. Цзинлю никогда не понимала, зачем отцу было нужно все это, подвал почти никогда не использовался. Может, это задумывалось как бомбоубежище? А, может, он просто рассчитывал в случае опасности успеть спрятать свою семью там. — Цзин Юань, — она зовет и снова прислушивается, но в ответ вторит только глухое эхо. Если бы он был жив, он бы, наверное, ответил… Подал бы какой-нибудь знак… Цзинлю упирается ладонями в пол, вздрагивает всем своим телом. На руку сверху падает что-то непривычное и очень холодное. Не слезы, почти что снежинки. Где найти в себе смелость, когда кажется, что внутри уже в принципе ничего не осталось? Как заставить себя спуститься вниз? Рука в кармане сжимается на телефоне. Вынимает его — нужно позвонить в полицию. Тут уже об убийстве заложников беспокоиться смысла нет, нужно вызвать кого-нибудь, потому что одна она и правда не справится. Но вдруг он все-таки жив еще?.. Просто, например, без сознания. Телефон трясется, пальцы пытаются его разблокировать, но дважды ошибаются, пытаясь ввести код. Петлю на шею Хулэй не для красоты повесил. Шансов практически нет. — Сюэи? — Цзинлю кажется, что она хорошо держит себя в руках, но голос почему-то дрожит. — Пришли кого-нибудь к заброшенному дому на холме. Только не Яньцина. — Сейчас, — Сюэи отвечает спокойно и следом говорит что-то еще, но Цзинлю уже не слушает. Она на мгновение сжимает телефон в руке — будто в нем все еще есть что-то от Цзин Юаня — и включает фонарик. Поднимается на ноги, чтобы по железной вертикальной лестнице спуститься в подвал. Перекладины ржавые, черная краска давно облупилась, но лестница достаточно крепкая. Внизу на каменном полу, покрытом пылью, следы: довольно обширное пятно, видимо, Хулэй сначала сбросил Цзин Юаня вниз. Потом, судя по тянущейся вперед по коридору дорожке, потащил в одну из комнат. Найти труда не составит. Цзинлю светит себе фонариком под ноги, выхватывает лучом света что-то маленькое и белое, и наклоняется, чтобы поднять с пола старую брошку. Цветочек эпифиллума. Мамино украшение, подаренное когда-то отцом на свадьбу. Из-за этой брошки Цзинлю — уже в интернате — и приобрела свой эпифиллум: как единственное напоминание о семье взамен всех вещей, что сгорели в огне. Когда Байхэн погибла, Цзинлю решила, что больше не хочет оставлять вообще ничего на память. Но все равно так или иначе оставляла. Брошка надежно прячется в карман, а ноги останавливаются там, где заканчивается след. В самом конце коридора. Дверь железная, толстая, что снова дает неоправданную надежду: возможно, Цзин Юань просто не услышал ее отсюда. Но даже если так, за дверью ждет ловушка, вне всяких сомнений. Хулэй не оставил бы его просто так одного здесь в безопасности. Цзинлю прислоняется к двери телом и ухом, снова прислушивается, но шум легких и биение сердца оказываются намного громче каких-либо других звуков. Если подвал проектировался действительно как убежище, то здесь будет хорошая звукоизоляция. Несколько стуков по двери, в ответ снова лишь тишина. Цзинлю кончиками пальцев касается железной ручки, потом, убедившись, что она не бьет током и ничем не обработана, сжимает всей ладонью. Поворачивает. Звучит громкий щелчок и треск, грохот, Цзинлю распахивает дверь, понимая, что за ней что-то происходит, и в свете тусклой напольной лампы видит, как Цзин Юань повисает в петле. Ее буквально толкает к нему, словно на автомате, абсолютно так же, как когда-то в детстве. Подхватывает его за ноги, чтобы поддержать и не дать задохнуться, замирает в оцепенении и ужасе. Его руки связаны, развалившася табуретка валяется, отлетевшая, у противоположной стены. До нее не дотянуться, до веревки тоже. — Цзин Юань… А он почему-то пытается оттолкнуть ее. Совсем как сестра… — Отпусти, Цзинлю, — хрипит. — Нет. Цзинлю лихорадочно осматривает комнату, пытаясь понять, что можно использовать, чтобы помочь. Замечает лопнувшую веревку: достаточно было повернуть ручку, чтобы привести в действие незатейливый механизм, выдергивающий табуретку из-под ног. Ну, почему она так далеко?! Почему сломалась?! И самое главное — почему Цзин Юань ничего не сказал, когда она стучала? Не подал никакого знака?! — Почему ты не предупредил?! — Здесь бомба с дистанционным управлением, Хулэй может взорвать ее в любой момент, — благодаря ее помощи, ему становится легче дышать, поэтому Цзин Юань даже объясняет. — Если ты не отпустишь, мы погибнем оба. Цзинлю поднимает голову к потолку, где приклеена небольшая камера. Ни электричества, ни тем более интернета тут нет, наверное, камера, как и стоящая на полу лампа, работает от аккумулятора или батареек. В дальнем углу лежит устройство, действительно похожее на бомбу. Цзинлю, напрягая зрение, удается даже разглядеть электронный циферблат с таймером, ведущим обратный отсчет. Рядом на полу телефон с горящим экраном — наверное, Хулэй оставил его здесь, чтобы обеспечить доступ к интернету. Осталось меньше пятнадцати минут. Скоро должна приехать полиция, но успеют ли они что-то сделать? Да и не взорвет ли Хулэй тут все, едва они только приблизятся? — Это бессмысленно. Отпусти. Ты все равно не сможешь долго удерживать меня, — Цзин Юань опускает голову, и они, наконец, встречаются взглядами. Обреченность и отчаяние. Нет… она не даст ему так просто умереть. Думай, Цзинлю, думай. Стоп. У нее же есть пистолет. Надо выстрелить в веревку, просто выстрелить и все. Но стоит только освободить одну руку, чтобы вытащить пистолет, как удерживать Цзин Юаня становится и вовсе непосильной задачей. Цзинлю стреляет, но промахивается — веревка ходит ходуном, как и ее собственная рука. Она стреляет еще раз, и еще раз промах. Пистолет падает и от удара об пол стреляет еще раз. К счастью в стену. — Да что за… — Цзинлю всхлипывает, вцепившись в Цзин Юаня обеими руками. Однажды она уже отпустила. Подумала на мгновение, что так действительно будет… лучше. Не ей, но сестре. Сестра не спаслась из плена, так и осталась навсегда в той клетке, вмещающей в себя шесть маленьких девочек, на свободу вышла лишь израненная пустая оболочка. Кокон, оставшийся от упорхнувшей давным-давно бабочки. И жизнь в интернате, забота их наставницы — ничто не могло ни исцелить, ни вернуть в этот кокон душу. Она, задыхаясь, молила отпустить. Почти так же, как сейчас молит Цзин Юань. И самое ужасное, что он прав. Какой бы недюжинной силой Цзинлю ни обладала, вечно удерживать его на весу она действительно не сможет, и помощи ждать неоткуда. Мышцы дрожат уже сейчас, а ноги предательски скользят на драном линолеуме. Еще чуть-чуть, и она не выдержит. Даже если встать на колени и взять его на плечи, бомба попросту взорвется раньше, чем прибудет помощь — ехать из участка всяк больше оставшихся минут. А каков шанс, что в таком состоянии получится попасть выстрелом в дергающуюся веревку? И каков шанс, что следующая пуля из-за ее оплошности не срикошетит в самого Цзин Юаня? Хотя, наверное, быстрая смерть от шальной пули была бы милосерднее… А даже если все получится, но он потеряет сознание, ей не вытащить его за это время по той чертовой вертикальной лестнице. Вот она — обещанная неоднозначная ситуация, в которой от Цзинлю почти ничего не зависит. Это и есть задумка Хулэя: заставить ее отпустить. Увидеть, как Цзин Юань умирает, не в силах ему помочь. Без какой-либо возможности спасти его. Тогда Хулэй, наверное, даже позволит ей уйти, чтобы продолжить бессмысленное существование в бесконечном чувстве вины. Тогда смерть покажется блажью. — Отпусти, — Цзин Юань шепчет уже одними посиневшими губами, смотрит сверху вниз. — Я не боюсь смерти. — Я — боюсь… — и тогда Цзинлю впервые в жизни говорит это. — Боюсь твоей смерти. Боюсь за тебя. Я… я люблю тебя. Абсолютно каждой клеточкой своего тела. Всей своей душой. Нога соскальзывает.