Алый лотос в волчьей пасти

Фэйсяо начинает все больше и больше беспокоить Цзинлю. Ее связь с преступлениями очевидна, но просьбы о помощи в таком случае слишком нелогичны. После приезда Хулэя в участок Цзинлю полдня изучает материалы дела об убийствах, а заодно перечитывает информацию о нем самом. Яньцин продолжает искать что-нибудь о прошлом Фэйсяо, а Юньли всячески пытается выслужиться, чтобы замолить свои прежние грешки. Фэйсяо была рабыней. Как только она приехала в Лофу, тут начали убивать других таких же рабынь. Она зациклена на Хулэе, но при этом перенесла допрос на следующий день. Еще эта скрытность, отдельный от других сотрудников кабинет. О чем все это может говорить? С ней что-то не так, и, возможно, для Хулэя она сама тоже имеет особое значение. У Цзинлю есть кое-какие подозрения, но пока что она не спешит с кем-то ими делиться. — Ты так ничего и не нашел? — Она заглядывает за плечо притихшему Яньцину. Тот, вздрогнув, сворачивает программу, и все, что она успевает увидеть, это его собственное имя. — Нет. Никаких старых документов или упоминаний, — Яньцин вздыхает и закрывает крышку ноутбука. Прям будто пытается что-то скрыть. — Я даже пересмотрел списки пропавших в те годы детей, но никого похожего не нашел ни в нашей базе, ни в базе Яоцина. — А мне тут сообщение пришло, — прерывает их Юньли. — От Сюэи… — Что-то случилось? — Цзинлю сразу напрягается. — Ну, сегодня конференция, на которую мы хотели сходить с Ханьей… — Юньли подавленно закусывает нижнюю губу. — Она просит сходить вместе с ней. — Разве сейчас разумно этим заниматься? Ее сестру только что убили. — Для Ханьи это было очень важно, а у Сюэи шок, — Яньцин поднимается с места. — Нужно идти. Мы не можем оставить ее в таком состоянии. Цзинлю не вполне разделяет решение Яньцина, но все же собирается вместе с ним и Юньли. Можно было, конечно, остаться в участке, но вдруг Сюэи все-таки что-то вспомнит еще? Они заезжают к Юйкун за Сюэи и вскоре вчетвером оказываются на площади. Там масса лавочек и магазинчиков, включая книжный «Три поры досуга», где и должна пройти конференция. У Сюэи пустой взгляд и сильная заторможенность, ей бы отлежаться хоть немного, а не по конференциям ходить всяким, где толпы народа. Юньли держит ее за руку и ведет мимо людей, как бы стараясь прикрыть от них. Яньцин идет рядом с Цзинлю, и он почему-то тоже выглядит странно: будто потерялся где-то глубоко в своих собственных мыслях. Он на редкость растерян и пару раз чуть не отбился от их маленькой группы, поэтому Цзинлю приходится то и дело окликать его. В книжном магазине собирается огромная очередь. Слов писателя практически и не слышно из-за всеобщего гвалта, все ждут обещанных автографов и держат в руках новенькие книжки. У Сюэи тоже такая есть, она стоит, вцепившись в нее руками, точно коршун в пойманную мышку, и слегка дрожит. Наверняка, это книга ее убитой сестры. Возможно, даже любимая… Сюэи, кажется, еще не осознала, что Ханьи больше нет. — Нам надо было просто взять у нее эту чертову книгу, и кому-то одному прийти сюда за автографом, — ворчит Цзинлю, — столько времени впустую потратим. И девочке лишний стресс. — Да ладно вам, — Юньли оборачивается, они с Сюэи стоят чуть впереди. — Тут только один автограф в руки получить можно, а я и себе хотела… — Что это хоть за писатель? — Цзинлю морщит нос. Читать она и сама любит, так что если это кто-то стоящий, может, и правда стоит получить автограф? — Господин Аргенти, он пишет такие прекрасные романы, так еще и сам сочиняет для них лирику. У меня есть отдельно сборник его поэзии… Тю, это же тот автор современных дамских «бестселлеров». Бульварное чтиво да и только. Грех плохо говорить о покойниках, но вкус у Ханьи был так себе. — Ясно, — Цзинлю отмахивается, чтобы Юньли не продолжала. — Яньцин тоже его читает кстати! — оправдывается расстроенная ее реакцией Юньли. Яньцин, услышав свое имя, только вяло спрашивает: «А?» — Какой кошмар, я была о тебе лучшего мнения, — фыркает Цзинлю. Но Яньцин никак не реагирует, только непонимающе смаргивает и снова пропадает в своих мыслях. Да что с ним такое? В другой момент он бы как минимум покраснел или нахмурился, а сейчас просто ноль эмоций. Что он прочел в своих документах? — Госпожа Цзинлю, а вы уже решили, где остановитесь? — Юньли спешит перевести тему, с беспокойством поглядывая на Яньцина. — У меня есть ключи от дома Цзин Юаня, поживу пока там, — Цзинлю пожимает плечами. Цзин Юань не стал бы возражать, а ей на гостиницу сейчас деньги тратить вот вообще не хочется. — Нет, — похоже, Яньцин все-таки начал прислушиваться. — Давайте вы остановитесь у меня. Он говорит это очень твердо, больше похоже не на предложение, а на требование, но в то же время очень устало. — Почему это у тебя? Ты — парень, со мной ей будет комфортнее, — Юньли сразу же пытается развести его на спор. — Потому что я обещал гос… Я обещал Цзин Юаню, что буду рядом с госпожой Цзинлю постоянно. Ого, кажется, это первый раз, когда Яньцин называет своего наставника просто по имени. Он смаргивает, будто и сам не до конца еще верит в то, что сказал это. — Ну… тогда вы можете пожить у меня оба, — неожиданно говорит Юньли, забавно хлопая ресницами. — У нас с дедушкой целый дом. Там тихо, спокойно, соседи не мешают, комнат свободных много. А у тебя квартирка однокомнатная. Цзинлю щурит глаза и чуть подается вперед, всматриваясь в розовеющее лицо Юньли, которая тут же спешит отпрянуть. Это что, ревность? Как мило. Цзинлю усмехается: сперва казалось, что Юньли пытается соперничать с Яньцином за ее внимание, а девчонка-то просто задирает его, чтобы получить его внимание к себе. А теперь бедняжка испугалась, что он будет жить в одной комнате с чужой тетенькой. Ох уж эта молодость и запутанные служебные отношения. — Для меня нет проблем жить в одной комнате, — Цзинлю пожимает плечами. — Я спала в условиях похуже. Яньцин бросает на нее беглый взгляд. Наверняка он в курсе о ее прошлом и понял, что она имеет в виду. — Вот и хорошо. Я, может, живу и в квартире, но зато рядом с участком, а не на границе с Чжумином, — Яньцин слегка поддевает Юньли и даже показывает ей язык, чтоб разрядить возникшую паузу, на что Юньли обиженно отворачивается. — Ну и балбес, — тихо шепчет ему Цзинлю так, чтобы никто другой не услышал. В чужих сердцах ей всегда было легче разобраться, чем в своем собственном. — Друзья мои, я так счастлив видеть сегодня столько прекрасных лиц в этом замечательном магазине, — звучный баритон писателя неожиданно перекрывает голоса толпы, — но у меня уже садится голос, — он посмеивается с легкой неловкостью и будто бы даже с чувством вины. — Ваши голоса звучат намного громче, а мой микрофон, к превеликому сожалению, вышел из строя. Толпа сначала издает девчачьи визги на разные лады, а потом резко замолкает. Даже Цзинлю становится стыдно за болтовню. Человек там и правда надрывается, речь говорит, а они тут все как стадо беспокойных баранов. — Напоследок хочу поблагодарить от всей души каждого, кто пришел сегодня сюда. А так же благодарю госпожу Иньшу за предоставленное место и время для моей конференции. — Цзинлю очень низкая, так что ей плохо видно говорящего, но она все-таки умудряется пролезть под чью-то подмышку, чтобы хоть одним глазком посмотреть на этого петуха. — В следующий раз я буду выступать в Чжумине, знаю, что некоторые из вас посещают каждое мое выступление, вот, например, вы, — Аргенти протягивает руку, приглашая кого-то выступить вперед. — Я видел вас на моей конференции в Юйюцюэ. Подойдите, прошу вас. Аргенти принимается собирать что-то со стола, и когда его поклонница робко подходит, с ослепительной улыбкой вручает ей какие-то книжонки. — Вижу, виновница нашей сегодняшней конференции уже есть в ваших руках. А это собрание моих сочинений об эскапизме, они все уже подписаны. — О Господи, спасибо! А вы подпишете эту?.. Женщина протягивает ему книгу, которую приобрела заранее, и Аргенти оставляет в ней свой витиеватый, судя по замысловатому движению руки, росчерк. — А теперь прошу всех к столу. Время для подписей, — он обворожительно улыбается, и толпа снова принимается возбужденно шуметь. Через несколько часов очередь доходит и до Сюэи, и до Юньли, и даже Яньцин — как во сне — прямо у самого Аргенти приобретает одну книжку с автографом. Цзинлю представляет, как, должно быть, болит сейчас рука у бедного писаки, но даже от чувства жалости или злорадства не соблазняется. Такое чтиво не для нее. — Ну, что, теперь можно и по домам, — выйдя на улицу, объявляет Яньцин. — Ага, удачи вам, — Юньли поджимает губы и снова берет Сюэи под руку. — Ты что, не подвезешь нас? — Яньцин хмурится. — Не-а. Дедушка просил еще за продуктами заехать, а уже скоро ужин, я не успею отвезти еще и вас. Так что вы как-то сами. Она издевательски машет рукой на прощание и разворачивается, Сюэи, мало что соображая, просто плетется за ней следом. — Ну и не надо, — вдогонку уходящей Юньли почти кричит Яньцин. — Ну и не очень-то и нужно! Благодаря ей он все-таки оживился. Это хорошо. — Пошли, а то уже и правда вечер. Жаль, в участок возвращаться бесполезно. — Вы правы, — кивает Яньцин. К сожалению, после этого дорога проходит в тишине. Не то чтобы Цзинлю любит разговаривать, но состояние Яньцина точно нельзя назвать нормальным, и это ее тяготит. Уже у него дома она решает, что надо бы все-таки поговорить с ним и понять, в чем дело. Вдруг это как-то связано с убийствами? — Я буду спать на кухне на диване, — сразу предупреждает Яньцин. — А, и… ну… — он открывает морозилку, — у меня тут есть лазанья и пицца. Что будете? — Вино есть? — Нет, простите, я не пью. Впрочем… — Тогда чай. Яньцин ненадолго уходит шуршать к себе в комнату, после чего выносит ей какой-то пакет. — Я привез вам это в Яоцин, но так и не смог отдать. Раз уж вы хотите вина сейчас… Цзинлю спешит сунуть нос в пакет, где находит три бутылочки отличного вина. — Ну, так бы сразу, — подобрев, она улыбается и вооружается штопором. — Вы что, постоянно носите штопор в кармане? — Да. Отличное средство самозащиты, между прочим. Яньцин качает головой и ставит пиццу на разогрев в микроволновку. Такой выбор он делает неслучайно: пиццу же легко поделить на порционные кусочки и впихнуть хотя бы пару из них в своего незадачливого гостя. Цзинлю уже попивает вино из услужливо поставленного перед ней стакана, когда Яньцин ставит на стол пиццу. — Пить на голодный желудок нехорошо, вам надо что-то поесть. Съешьте хоть кусочек. Начинается. Цзинлю закатывает глаза. Ну почему они постоянно пытаются ее накормить? — Каков отец, таков и сын, — фыркает она, но кусок пиццы все-таки принимает. А вот Яньцин на ее шутку реагирует очень странно. Он садится, подавленно смотрит вникуда и даже ничего не отвечает. — Яньцин?.. — Извините. Просто… Ничего, — он бездумно принимается резать пиццу там, где она уже разрезана. — Что ты нашел сегодня, Яньцин? — Цзинлю откладывает свой кусочек обратно на тарелку и опускает стакан. — Документы об опеке, — севшим голосом говорит он. — Понимаете… Я провел все детство в интернате, там же поступил в полицейскую академию. А оказывается, что… Он не может сказать это вслух, но Цзинлю и так все понимает. Цзин Юань никогда не говорил ей об этом и вряд ли сам придавал большое значение своему поступку, но обманывать себя он всегда умел искусно. — Как вы познакомились? — После того как погибли господин Дань Фэн с супругой, а вы уехали, господин Цзин Юань стал часто приходить в интернат, — Яньцин все еще вертит в пальцах столовый нож, но мучить пиццу уже прекратил. — Однажды он увидел, как здоровые парни… пристают ко мне. И вмешался. Он пристыдил их и объяснил, что нужно защищать тех, кто слабее тебя, а не обижать. — О, в этом весь Цзин Юань. Я бы их просто избила. — Не сомневаюсь, — Яньцин усмехается и продолжает, — а потом, в общем, он стал присматривать за мной. Я хотел научиться драться, и он стал меня тренировать. Часто забирал на выходные к себе, но я и не подозревал, что он мог оформить опеку… Он никогда не говорил об этом. — Ну, знаешь, опека и усыновление все-таки разные вещи. А забрать тебя к себе насовсем он вряд ли смог бы из-за работы, — Цзинлю, наконец, решает, что уже можно, и снова отпивает вина. — Да, я понимаю, генеральный инспектор полиции не так уж часто бывает дома. Но почему он не сказал мне правду? У меня ведь нет семьи, я всегда считал себя круглым сиротой, а на самом деле… Он не говорит, но наверняка думает: а что, если я просто не заслужил? Что, если господин Цзин Юань посчитал свое решение ошибкой? — Яньцин, — Цзинлю громко ставит стакан на стол. — Неужели записи в бумажках для тебя так важны? Разве они что-то меняют? Разве без них Цзин Юань не был твоей семьей? К тому же ты давно совершеннолетний, так что они уже не имеют юридической силы в любом случае. Яньцин виновато поднимает взгляд своих растерянных золотистых глаз, и Цзинлю в очередной раз кажется, что Цзин Юань что-то темнит. Мальчик ведь даже внешне похож на него, а сочетание таких светлых волос и светло-карих глаз довольно редкое. Хотя, наверное, в этом-то все и дело — он просто когда-то увидел в Яньцине себя. — Думаю, Цзин Юань не хотел, чтобы ты знал об этом, потому что подростки те еще засранцы. Куда важнее ему было найти с тобой общий язык, — Цзинлю пожимает плечами, вспоминая себя. — Женщина, которая спасла меня когда-то, тоже хотела меня удочерить. Но я была настоящей оторвой… — она чуть улыбается, с теплом и светлой грустью вспоминая наставницу. — Постоянно устраивала ей скандалы, когда она пыталась меня поучать. Я отказывалась признавать ее как родителя и предпочла остаться в интернате, а не жить с ней вместе. — Никогда бы не подумал, что вы были такой бунтаркой, — Яньцин, наконец, тоже улыбается и берет в руки кусок пиццы. Похоже, ему наконец полегчало. — Это было очень давно. — Цзинлю задумчиво водит подушечкой пальца по кромке стакана. — А что касается Цзин Юаня, то не забывай: он и сам еще был очень молод, когда взял над тобой опеку. Наверное, он больше походил на твоего старшего брата, чем на отца. Я бы на его месте тоже не пыталась играть в дочки-матери. — А вы… — Яньцин видно смущен тем, о чем хочет спросить, — вы ведь тоже были для него наставницей когда-то? Вы тоже?.. Цзинлю не понимает и ждет, когда он договорит, но Яньцин только со вздохом опускает голову и откусывает от пиццы, пробормотав что-то вроде «забудьте». — Я тогда только закончила школу, если ты об этом, — у Цзинлю и мысли никогда не было оформлять над Цзин Юанем опеку. Он был «малой», над которым куда больше кудахтала Байхэн. Цзинлю же просто взяла над ним шефство, как над младшим товарищем по несчастью. — Простите меня за мое любопытство. Это был дурацкий вопрос, даже спрашивать не стоило, — вся его мордашка покрывается стыдливым румянцем. — Когда-нибудь и ты найдешь своего ученика, — поэтому Цзинлю, не сдержавшись, треплет его по голове. — Не думал об этом? Ты уже достаточно взрослый, чтобы заботиться о ком-то кроме себя. Яньцин выворачивается из-под ее руки и поспешно приглаживает волосы, нахмурившись. — Честно говоря, я как-то больше рассчитывал завести обычную семью. Ну, знаете, жениться, завести с женой совместного ребенка, — в голосе его слышится легкий сарказм. — А, ну, это тоже вариант. Теперь очередь Цзинлю немного смутиться. Для нее такие вещи — область темная и неизведанная. А ведь для Яньцина вполне естественно желать обычной жизни. Цзинлю и не думала никогда о том, чтобы завести семью и в особенности ребенка. В смысле, физически она и вряд ли смогла бы, а вот взять хотя бы из того же интерната? Не-а. Ей всегда было достаточно Мими. Но теперь, наблюдая за Яньцином, Цзинлю то и дело ловит себя на мысли, что иметь ребенка — не так уж и плохо. Как там говорят? Будет кому стакан воды в старости поднести? Она даже немного завидует Цзин Юаню. Хотел он того или нет, но у него есть сын, который искренне любит его и беспокоится о нем. У Цзинлю такой радости никогда не будет. Может, поэтому она принимается невольно то и дело поучать Яньцина сама? Новый день приносит новое убийство, и сидя возле трупа несчастной женщины по имени Ниргул, Цзинлю ждет, что Яньцин сейчас все как по книжке расскажет о жертве и преступнике, а он вместо этого теряется и упускает из виду довольно важные детали. Возмутительно! Но еще больше Цзинлю бесит, когда эта вредная выскочка Юньли без труда отвечает вместо Яньцина. Это совершенно несправедливо, он ведь намного опытнее, умнее и смекалистее! Цзинлю хмурится. Наверное, что-такое должны чувствовать родители от неудач их детей. И, возможно, именно по этой причине Цзинлю не особенно обращает внимание на Фэйсяо. А стоило бы. Уже в участке, незадолго до начала допроса, Цзинлю замечает, как темнеет лицо Фэйсяо, как становится она напряжена и сосредоточена. Такое состояние вполне естественно, учитывая то, что им предстоит, но все-таки не может не беспокоить. Кто же такая эта Ниргул? Она точно должна быть кем-то важным для Хулэя. А, может быть, и не только для него. Интересно, как скоро будут готовы распечатки звонков и сообщений с телефона убитой? Убийца вполне вероятно засветится там. — Вы готовы? — спрашивает Фэйсяо. — Да. Они стоят в кабинете следственного отдела вдвоем. Юньли и Яньцин должны быть в допросной. — Тогда можете приступать, Хулэй уже должен быть там. — Вы хотите, чтобы я провела допрос? — Цзинлю в легком удивлении поднимает брови. — Если хотите, — Фэйсяо с нарочитым безразличием пожимает плечами. — А вы? Вам нехорошо? Фэйсяо широко улыбается и издает легкий смешок. Довольно-таки натуральный. — Нет, все в порядке, просто мне нужно отлучиться. Хочу проведать вашего друга. А, что ж, это логично. Пока Хулэя нет рядом, Фэйсяо вполне может спокойно наедине поговорить с Цзин Юанем. — Я присоединюсь чуточку позднее. Они расходятся, и Цзинлю в гордом одиночестве добирается до допросной. Яньцин и Юньли ждут в маленькой комнатке, но даже туда войти… и то трудно. Стена, отделяющая допросную, с тоннированным с одной стороны стеклом. Подойти к ней — значит, увидеть Хулэя. Впрочем, ей нужно вообще поговорить с ним лицом к лицу, так что какая разница? — Вы еще не начали? — Не, мы ждем… А где госпожа Фэйсяо? — Яньцин с тревогой смотрит на Цзинлю, поднимаясь с места. — Скоро подойдет. Сказала начинать. — Давайте пойдем вместе? Яньцин, похоже, уже в курсе, что проводить допрос должна Цзинлю. Фэйсяо позволяет себе черт-те что, конечно: где это слыханно, чтобы консультант проводил допрос опасного преступника? Но, наверное, она знает, что делает, так что Цзинлю мотает головой. — Будьте здесь. Она выходит, но Яньцин все равно идет следом. — Я же сказала… — Я буду за дверью, — он показывает наушник, через который будет слушать весь их разговор. — Мне не нужна помощь. Не думаешь же ты, что он решит на меня кинуться? Он получит кулаком промеж глаз гораздо раньше. — Я не сомневаюсь, — Яньцин улыбается, — но давайте обойдемся без этого. Вы же не хотите, чтобы меня лишили месячной премии? Я все еще главный ответственный за проведение допроса, и все шишки в случае чего полетят на меня. Экий хитрец. Цзинлю окидывает его оценивающим прищуром и кивает сама себе. Хорошая — и, главное, очень знакомая — тактика: если человеку плевать на последствия для себя, ему обычно не плевать на последствия для других. Безобиднейшее проявление манипуляции через чувство вины. В юности Цзин Юань постоянно проворачивал этот финт ушами, когда обычные увещевания на Цзинлю не действовали. — Удачи, — наконец, тихо говорит Яньцин, и Цзинлю вспоминает, что они стоят буквально через дверку от Хулэя. — Мне это не требуется. Но… Спасибо. Она нарочито медленно поворачивает дверную ручку, надеясь, что так это движение будет выглядеть увереннее, твердо перешагивает через порог, уже смотря в немигающие глаза напротив. Подходит к столу. Главное, не прерывать зрительный контакт. Она сильнее. Волк всегда испытывает врага взглядом, сорвешься — и он нападет. — Цзинлю, — скрипуче говорит Хулэй и улыбается ей, точно старому другу. — Ты все-таки пришла. — Была бы моя воля — я бы тебя убила. Цзинлю, все так же не отводя взгляда, садится на свободный стул. — Почему же не убила? Ты ведь могла. — Нет, Цзинлю. Цзин Юань стоит за ее плечом точно ангел хранитель с рождественской открытки. Цзинлю держит Хулэя под прицелом. Тот уже в наручниках, избит и обездвижен, но как же хочется высадить всю обойму в его башку. Ублюдок смеется. — Ну же, — говорит он, — стреляй, сука. Даже не помнит ее, не узнает. Не знает, что сделал с ней и ее сестрой. — Не надо, Цзинлю. Ты же видишь, он этого и хочет. Если ты выстрелишь, он победит. И все будет напрасно. Он должен сидеть в тюрьме, а не отделаться такой легкой смертью. Цзин Юань прав. Как и всегда, он тянет на себя поводок ее ярости. — Чего ты добиваешься, Хулэй? — Цзинлю не любит пустую болтовню, а воспоминания о прошлом придают ей сил и помогают сохранять контроль над эмоциями. — Зачем тебе эти убийства? Ты хотел выманить меня из Яоцина? — Не поверишь, но тебя это не касается, — Хулэй лающе смеется. — Ты лишь трофей, который я получу по пути. Почти добродушно. Но от слов, что он говорит, у Цзинлю волосы дыбятся на загривке. Спокойно. Нельзя поддаваться гневу, Цзин Юань за это по головке точно не погладит. — Ты даже не отрицаешь, что это твоих рук дело. — Моих рук? Я сижу в тюрьме. — Не цепляйся к словам, — Цзинлю тоже позволяет себе усмешку. — Я думаю, ты уже все поняла, — Хулэй смотрит на нее со снисходительностью и складывает ладони перед собой замком. Пойди пойми, кто тут еще у кого на допросе. — Ты всегда была очень хитрой и умной, Цзинлю. Ты должна была догадаться, ради кого все это. Ради кого?.. Во рту и горле от этих слов становится холодно. — Что вас связывает? — Подумай. Думай, Цзинлю, думай. Или твоя собственная ненависть не позволяет тебе сосредоточиться на работе? Он откидывается на стуле с видом хозяина жизни и самодовольно улыбается. — Может, тебе интереснее поговорить не об этих делах, а о твоей сестре? — Не смей своим поганым ртом даже упоминать ее, — Цзинлю рычит. — Я был так удивлен, когда понял, что полицейский, сумевший меня поймать и скрутить — это ты. Ты так хотела отомстить за нее или это все-таки была ревность, потому что я любил ее гораздо больше, чем тебя? Хочется разорвать его на части за каждое из этих гнусных слов и за все, что он с ними сделал. — Госпожа Цзинлю, я продолжу, — в допросную решительно входит Яньцин. Цзинлю тем временем уже стоит, готовая вцепиться когтями Хулэю в лицо — Яньцину даже видеть не надо было, что происходит, чтобы понять, что сейчас будет, если он не вмешается. — Идемте, госпожа Цзинлю, — кто-то мягко трогает ее за плечо, пока Яньцин занимает место за столом. Цзинлю смотрит на Хулэя сверху вниз, но больше не говорит ничего. Она первая разрывает зрительный контакт и уходит. Почему-то, когда дело касается этого ублюдка, всякий раз появляется ощущение, что это Цзинлю проиграла. — Дань Чжу? — Уже в коридоре она с удивлением понимает, что человек, позвавший ее, это бывший и, видимо, нынешний судмедэксперт. — Ты вернулась в Лофу? — Да, — она печально улыбается. — Теперь меня зовут Линша. Сменила имя? Ну, ладно. Цзинлю и самой порой хочется поступить так же: избавиться от своего имени, в котором накопилось слишком много боли, горя и ярости. Но, увы, как имя не меняй, суть твоя от этого не изменится, и кем-то другим ты не станешь. Цзинлю делает глубокий вдох, чтобы прогнать из тела мерзкую дрожь. Нужно отвлечься, поговорить с Дань Чжу, не думать о Хулэе. — Слышала, ты уволилась. Почему? — Это сейчас неважно, — Дань Чжу качает головой. — Давайте лучше обсудим результаты экспертизы. Она предлагает пройти в лабораторию, и Цзинлю решает, что уже вполне может оставить Хулэя на Яньцина и Юньли. Фэйсяо наверняка вот-вот подойдет. — Во-первых, в крови жертвы я обнаружила следы сильнодействующего снотворного, — начинает Дань Чжу, открыв перед Цзинлю папку с результатами анализов. — Смерть наступила в момент, когда жертва уже находилась без сознания. О как. Вот это уже любопытно. — Получается, убийца усыпил ее, чтобы сделать смерть более легкой, — Цзинлю задумчиво кивает. Убийца закрывает жертвам глаза и делает инъекцию снотворного, прежде чем убить. Это точно не из-за ненависти. — Да, я тоже так думаю. Что занятно, я нашла след от инъекции у нее на левой ягодице! Дань Чжу смотрит на Цзинлю, ожидая, что та поймет какую-то слишком узконаправленную шутку. — Чем это занятно? — но Цзинлю, увы, не понимает. — Ну, в моей практике еще не было случаев, чтобы маньяк на улице колол жертве снотворное в ягодицу. Вы только представьте это. Черт, а ведь и правда. Матерые убийцы если усыпляют жертву, то чаще делают укол куда-нибудь в вену, чтобы средство подействовало быстрее. На худой конец будут колоть куда попало, куда рука дотянется. Но в ягодицу? — Да, странно получается… — Полагаю, убийца как-то связан с медициной. Это классическое место для уколов. — Хм… скажи, а если сделать укол в какое-то другое место, например, в предплечье, могут ли от этого быть побочки? — Конечно. Это может даже привести к абсцессу. Да и средство подействует хуже. Возможно, это снова жалость убийцы к жертве. Но не все ли равно, будет ли от укола какой-то вред, если жертва все равно получит нож в сердце? Может, дело в желании минимизировать боль в принципе? — Это уже здорово сужает круг подозреваемых. А в крови предыдущих жертв ничего такого не было? — Нет. Но в крови первых двух была немалая концентрация алкоголя. Я подозреваю, что убийца таким образом тоже пытался… расслабить жертв перед убийством. В протоколе было указано, что в домах жертв не было обнаружено следов взлома. Убийца приходил в гости, вероятно — со своим алкоголем. Интересно, почему он не додумался добавить в него снотворное еще тогда? Совершенствуется? Или просто что-то изменилось? — Спасибо. Это все? — Нет… Пришли так же результаты с камер в парке, — Дань Чжу мрачнеет и берет со стола другую папку. — Почему они пришли к тебе? Дань Чжу не следователь, даже не полицейский, с чего бы материалы дела передали судмедэксперту, а не прямиком в отдел? — Это сейчас тоже неважно, — Дань Чжу вздыхает и опускает взгляд на стол, открывая страницы с распечатками кадров записей с камер. — Важно другое — ночью, приблизительно в то же время, когда было совершено преступление, в парке была госпожа Фэйсяо. На ногах грязные пятна, волосы собраны в высокий хвост, лицо видно отчетливо — на изображении совершенно точно Фэйсяо. И она бежит куда-то. Или, возможно, правильнее будет сказать — откуда-то.