Алый лотос в волчьей пасти

Первые часы в камере для Цзин Юаня были довольно… спокойными. Даже остаток ночи — удивительно, но он сумел подремать, пока недовольный жизнью господин Моцзэ стоял, прислонившись к стене, снаружи. Конечно, новость о Ханье не могла не расстраивать, но они все же никогда не были близки и, по правде, вовсе практически не знали друг друга. Потом до участка добралась Цзинлю, и стало уже совсем не так спокойно, однако все еще было терпимо. После нее заглянул Яньцин, который поспешил заверить, что будет с Цзинлю и днем и ночью — это не особенно утешило, но все-таки вызвало улыбку и теплое чувство благодарности. Когда в участок привезли Хулэя, последние крупицы покоя иссякли окончательно. Они пересеклись взглядами, пока Сушан вела Хулэя в камеру-изолятор. Хулэй за эти годы изменился: поседел, обзавелся белой бородой и красочными наколками во все тело, то тут то там выглядывающими в проймах одежды. Он остановился, с легким притворным удивлением поднял брови и хрипло хмыкнул. Было больше похоже на рычание. — Идите вперед! — строго напоминает ему Сушан, и Хулэй, вынужденный подчиниться, идет дальше. Через несколько минут, справившись с замком изолятора, Сушан со скорбным видом подходит к решетке камеры Цзин Юаня. — Ну, что за кошмар?! То госпожа Цзинлю под следствием, теперь вы! Это несправедливо, — Сушан шмыгает носом и в расстроенных чувствах убегает, Цзин Юань толком даже не успевает ничего сказать ей в ответ. Хулэй сидит, притаившись, тем временем в изоляторе. Имя Цзинлю он точно услышал. Цзин Юань решает не заговаривать первым, чтобы не показывать своей заинтересованности. Лучше всего сыграть обиженного жизнью коррумпированного следователя, чтобы вызвать у Хулэя желание позлорадствовать. И Хулэй довольно быстро попадает на этот крючок. — Какая ирония, — смех у него лающий и скрипучий. — Значит, Цзинлю тоже была под следствием? Жаль, что в соседней камере сейчас ты, а не она. Нужно продолжать молчать. — Хотя тебя увидеть было тоже… Любопытно. Интересно, каково тебе будет в тюрьме — среди тех, кого ты туда упрятал сам? — Думаешь, я попаду в тюрьму? — Цзин Юань тоже усмехается. Лгать, говоря правду, это его лучшее изобретение. — В отличие от тебя, у меня хватит связей, чтобы избежать этого. — Ты так уверен? — На все сто. — Тогда почему ты здесь сейчас? Цзин Юань напрягается и делает паузу, чтобы показать неуверенность. — Это только на сорок восемь часов. Хулэй легко может догадаться, что он тут исключительно из-за него. Он хитер как черт, а учитывая, что Цзин Юань сидит аккурат в соседней с его камерой — это уже подозрительное совпадение. Благо, утром в еще пару свободных камер посадили каких-то пьяных дебоширов. Впрочем, даже они могут оказаться агентами под прикрытием. Воцаряется молчание, напряжение разливается уже по всему телу, теперь фиг расслабишься. Главное — не показывать своего интереса. И, что хуже всего, нужно показать страх. Зверь спокоен, только пока видит, как добыча трясется от страха. — Ты не против, если я закурю? — через время с легкой насмешкой спрашивает Хулэй. — Да на здоровье. Заключенным не разрешается курить, и сигареты они достать могут только — с большим трудом — в тюрьме, а при переводе каждого заключенного должны осматривать так тщательно, чтобы при них не было вообще никаких личных вещей. Даже зубочисток. Хулэй хочет показать, что у него тоже есть связи и власть, а эта притворная вежливость — не более чем сигнал: пока что я милостив. Как должна прореагировать напуганная жертва? — Я бы тоже не отказался, но, увы, между нашими камерами стена, а не решетка. Сначала жертва будет храбриться и делать вид, что она больше, чем есть на самом деле. — А как же твои «связи»? Неужели никто из участка не может принести тебе сигарет по старой дружбе? — Хулэй снова хрипло посмеивается. Свиду насмешка, но на деле — такое же прощупывание. — Похоже, тебя задели мои слова о связях. Цзин Юань отвечает той же монетой. Это рискованно, но хочется попробовать разозлить Хулэя. — Хм-м… Не пойму: ты так глуп или просто хочешь казаться глупым? Вот оно. Голос становится ниже и тише, тон — острее, в нем уже слышится легкая угроза. Цзин Юань чувствует, как скользит по льду: одно неверное движение, и его унесет в совершенно противоположную от нужной сторону. — Догадайся сам, — посему на этом он решает закончить. Им предстоит еще достаточно полных яда часов в компании друг друга. Возможностей «пообщаться» будет море. Вскоре к ним с небольшой тележкой приходит Моцзэ. — Обед, говнюки. Забавно видеть следователя, развозящего перекус задержанным в обезьяннике. Может, он передаст что-нибудь от Фэйсяо? Однако Моцзэ вручает только бумажный пакет с единственным пирожком и, ну надо же, запечатанную бутылку воды. Экий невиданный сервис. Хулэю в изолятор Моцзэ бросает что-то прямо на пол, судя по звуку, и поспешно закрывает камеру на замок. Что ж, первый, как говорится, пошел. С кем еще сегодня будет контактировать Хулэй? К вечеру их навещает Дань Чжу. То есть Линша — привыкнуть к новому имени все еще непросто. Она в сопровождении Сушан проходит мимо камеры Цзин Юаня, даже не взглянув на него. Снова слышится звук отворяющегося замка, Сушан остается снаружи, а Линша очевидно проходит внутрь. Зачем? Цзин Юань взглядом пытается спросить у Сушан, что происходит, и та сразу подходит к решетке, чтобы прошептать одними губами: она пришла взять анализы. В принципе, стандартная процедура. Но все-таки Линшу тоже не стоит исключать из списка подозреваемых. В конце концов, она все еще может иметь какие-то связи с Таожанем. Возможно, он помог ей вернуться в Лофу, как раз чтобы в участке был «свой» человек. Закончив все дела с Хулэем, она выходит и все-таки останавливается возле Цзин Юаня, бросая на него странный взгляд. Почему-то ему мерещится в нем сожаление. — Вы нормально себя чувствуете? — Она спрашивает вежливо и даже участливо. — Ничего не беспокоит? — Чертовски болит желудок, — Цзин Юань широко улыбается, скорее чтобы поддержать беседу. Все же сидеть целый день рядом с серийным убийцей и насильником, не общаясь при этом с нормальными людьми, довольно неприятно. — Сушан, я подготовлю лекарство, ты сможешь принести его господину Цзин Юаню? — Конечно! Они уходят, и еще где-то через час Сушан возвращается с таблетницей и каким-то пакетом. — Смотрите, — она протягивает сперва таблетницу через решетку, — вот это выпить сейчас, а это, если боль не пройдет. Если будет мучить изжога, тогда пейте вот это. А если несварение, то вот эти розовенькие таблеточки. Как мило. Благо, что Цзин Юаню знакома каждая из таблеток, ибо Сушан, к сожалению, половину из них перепутала. — Спасибо, — тем не менее, он тепло благодарит ее, после чего Сушан передает еще и пакет. Там внутри два контейнера с нормальной домашней едой. Ох… Хочется верить, что это готовила не Сушан. Она показывает двумя указательными пальцами вниз на пакет и снова одними губами принимается объяснять: «Там есть послание от Юйкун». Цзин Юань вынимает из пакета свой ужин, и на дне действительно обнаруживается небольшая записка. «Фэйсяо мне все рассказала. Благодарю вас за то, что согласились помочь, но, умоляю, будьте осторожны. Больше всего на свете я бы хотела, чтобы вы узнали имя преступника, но вы подвергаете себя большой опасности, оставаясь в участке». После таких слов даже от самой Юйкун еду принимать становится как-то тревожно. Но есть все-таки хочется, да и неудобно уже отказываться. Сушан, пока он «ужинает», откуда-то приносит стул, ставит его у стены напротив камеры Цзин Юаня и изолятора Хулэя, раздает заключенным на ночь еще по бутылке воды, после чего занимает свой наблюдательный пост. Надо было попросить у Линши пару таблеток кофеина или какой-нибудь энергетик хоть. — Как ты, Сушан? — через время спрашивает Цзин Юань. Прошло уже несколько месяцев после смерти ее близкой подруги — Гуйнайфэнь. Сушан сейчас, в целом, выглядит значительно лучше, чем когда покидала Лофу, но Цзин Юань не может не замечать, каким порой печальным становится ее лицо. — Ну… Так же как и вы. Ой, — она, испуганная и смущенная своим ответом, поспешно осекается. — Опять я глупости болтаю, простите, пожалуйста. — Это не глупости, — Цзин Юань вздыхает. — Ты потеряла близкого друга, я — тоже. Ты вполне имеешь право так говорить. На субординацию ему сейчас, по правде говоря, совершенно плевать. Да и даже будь он снова ее начальником, что такого в том, чтобы поделиться друг с другом общей, по сути, скорбью? Что он, не человек что ли? — Знаете, я очень много думала об этом и не знала, правильно ли будет рассказать вам… — Сушан нерешительно мнется на своем стуле, как провинившийся ребенок. — Вы нравились Фу Сюань, ну, в смысле, как парень, то есть, как мужчина, в общем… Она так и не призналась, сколько мы с Цинцюэ ее ни уговаривали. Она хотела, но не решилась, а потом вообще приехала госпожа Цзинлю. На сей раз Цзин Юань не отвечает. — Простите… Не то чтобы это стало новостью, даже Цзинлю ведь намекала на что-то такое, но… Каждый из этих гребанных дней Цзин Юань винит себя в смерти Фу Сюань. Каждый. Если бы он не отправил ее тогда в интернат, если бы не оставил одну, если бы не позволил так далеко зайти с расследованием… А понимать, что она делала все это даже не столько ради расследования, сколько ради него самого — это еще в тысячу раз хуже. Сушан подавленно замолкает, залипая в свой телефон, Цзин Юань молчит тоже. Только через несколько часов, поймав на себе ее ужасно сонный взгляд, он говорит — как и она, одними губами: «Поспи, Сушан. Я разбужу». Долго уговаривать не приходится, Сушан еще минут пятнадцать сопротивляется, но потом, прислонившись спиной и затылком к стене, засыпает. Даже слегка похрапывает. И тогда о себе, наконец, напоминает Хулэй. — Какая печальная история, — тихо и скрипуче говорит он. — Так значит, ты потерял девушку, которая тебя любила? А я слышал другое — что ты потрахиваешь Цзинлю. Цзин Юань опять напрягается. Как бы Хулэй узнал о них с Цзинлю? Их отношения явно не достояние общественности. — И откуда же ты в своей одиночной конуре про это услышал? — Есть разные способы получения информации. Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь, — Хулэй позволяет себе смешок, от которого внутри все почему-то сразу же холодеет. Это иррационально, но Цзин Юаню становится страшно. Хулэй действительно каким-то образом следит за Цзинлю: знает, с кем она, возможно, знает и где она сейчас. Вопрос времени, когда он наметит ее в свои жертвы. А если все эти убийства и вовсе были совершены, чтобы снова выманить ее из Яоцина? Во время весеннего расследования Хулэй мог узнать, что Цзинлю вновь появилась в Лофу, а там проснулась жажда мести и дальше по накатанной. Если все так, она в очень большой опасности. — Уж прости старику болтовню, у меня так давно не было живого собеседника. — Это, наверное, тяжело: годами молчать, не покидая пределов одной комнаты, — Цзин Юань старается держать себя в руках, старается поддерживать беседу, надеясь, что в какой-то момент Хулэй сболтнет лишнего. — О, даже не представляешь, как. Я так соскучился по моим девочкам. Но Хулэй скорее заставит его самого сболтнуть лишнего. Ублюдок. — Цзинлю рассказывала тебе? Она была самой дряной из всех, кто у меня был, совсем не такая, как ее сестра. Как она тебе? Все еще кусается? — Заткнись. «Он хочет вывести меня из себя», — мысленно говорит себе Цзин Юань. Он понимает, что на провокацию по-настоящему поддаваться нельзя, можно только для виду, иначе есть риск потерять контроль над ситуацией. Цзинлю в плену пробыла не так уж и долго, да и конкретно сама она сексуальному насилию не подвергалась, чего не сказать о ее младшей сестре. — Эти шлюшки многому научились у меня. Я как раз готовил ее на продажу, когда нагрянула полиция. Такой товар ушел… Жаль, слышал, ее сестрица после этого повесилась, — Хулэй продолжает, и слова его заставляют волосы по всему телу просто встать дыбом. — Мне бы хотелось снова с ней пообщаться: такая покладистая сучка, очень хорошо поддавалась дрессировке. А как прекрасно она сосала — настоящий талант. Мразь… Какая же ты гребаная мразь, Хулэй. — Прекратите разговоры, — Сушан резко встает со стула. Побелевшая, с сжатыми в кулаки опущенными руками. Видимо, они ее разбудили. Цзин Юань не знает, как давно она это слушала, его невольно потряхивает от гнева, и думать о ком-то или чем-то другом пока не получается. — О, прошу прощения, офицер полиции, это не было предназначено для ваших нежных ушей. Оставшуюся ночь Хулэй рта больше не раскрывает, но он добился того, что хотел, и прекрасно об этом знает. Уже и кофе не нужен, Цзин Юань теперь при всем желании не сможет заснуть. Он следит за коридором, приглядывает за вскоре вновь задремавшей Сушан, посматривает на наручные часы — благо, ему их оставили. Больше никаких посетителей у Хулэя так и не появляется, никто даже не приближается к камерам, не то что контактирует с ним. А в голову настойчиво лезут всякие тупые мысли. В порядке ли Цзинлю? Не нападет ли убийца сегодня на нее? И… она ведь любит на рожон лезть, сама может во что-то вляпаться. Яньцин обещал быть с ней рядом, но теперь, после всех этих провокаций Хулэя, кажется, что так будет только хуже, потому что при нападении пострадать они могут оба. Два самых дорогих ему человека. Фу Сюань уже погибла из-за него. Яньцин выжил, в общем-то, чудом, а Цзинлю прошла через ад. Все, казалось бы, кончилось, но почему тогда они снова в опасности? Утром Сушан уходит, а где-то к десяти часам за Хулэем приходит Моцзэ — очевидно, настало время для допроса. Что ж, по крайней мере, на час-другой можно будет отключить голову. Цзин Юань только было хочет растянуться на своей лавке, как вдруг слышит шаги. И они явно направляются к нему! Вскоре перед решеткой появляется и их обладательница. Фэйсяо. Она торопливо открывает замок и, осмотревшись, проходит внутрь камеры. — Ну, что, господин Цзин Юань? Как спалось? — Фэйсяо натянуто улыбается, убирая ключи в карман, и подходит ближе. — Никак, — только и успевает сказать Цзин Юань, как вдруг Фэйсяо резко подается навстречу. — Это вам пригодится, — на первый взгляд кажется, что она обнимает, но на самом деле сует что-то ему за спину, а потом вообще бесцеремонно лезет в брюки. Это что еще за домогательства?! — Что вы делаете? — Цзин Юань, сперва стоит опешив, но когда Фэйсяо немного отстраняется, до него, наконец, доходит. Тяжесть привычная и очень знакомая. Кобура скрытого ношения и старый добрый пистолет. — Я не знаю, что будет после допроса, — шепчет Фэйсяо, почти прижимаясь к нему и подняв голову, — но все может выйти из-под контроля. Все уже вышло из-под контроля. Она боится камер и прослушки, поэтому приходится напрягать слух и следить за губами. — Сегодня убили кого-то еще? — Цзин Юань старается говорить так же тихо. Фэйсяо кивает. — Кого?.. Наверное, она что-то понимает по его лицу, поэтому снисходительно улыбается. — Не беспокойтесь, с госпожой Цзинлю все в порядке, она сейчас проводит допрос. Убили еще одну женщину, вы ее не знаете. От слов этих почему-то слегка бросает в пот. Цзин Юань испытывает постыдное облегчение, хотя полночи вынужден был твердить себе, что с Цзинлю все будет в порядке и она сможет за себя постоять. И в то же время ему вообще не нравится, что допросом Хулэя с какой-то стати занимается сейчас именно она. Но Цзинлю сильная. Она должна справиться. — К Хулэю приходил только ваш напарник Моцзэ, Сушан и вечером еще заходила госпожа Линша. Я следил всю ночь и весь день, у него не было никаких контактов ни с кем больше, — наконец, отчитывается он. — Вы что-то еще узнали? — Ничего важного. Но, как вы и думали, кто-то передает информацию Хулэю из своих, он знает даже обо мне и Цзинлю. — Вы подозреваете кого-то конкретного? — А вы? Фэйсяо тяжело вздыхает, опуская взгляд. Разумеется, она подозревает. — Поэтому вы приставили ко мне той ночью Моцзэ, верно? Ему было бы довольно сложно обеспечить себе алиби, если бы он решил меня убить. Сушан точно не стала бы передавать сообщение Хулэю. Госпожа Линша хоть и довольно подозрительная личность, но все же чутье подсказывает, что это не ее рук дело. А вот Моцзэ… Еще в первую встречу с Фэйсяо ему показалось странным, что она выставила Моцзэ из кабинета, соврав, что Цзин Юань — ее старый знакомый. Она знала, что он будет стоять за дверью и может что-то услышать, сама его туда отправила, еще и попросила проследить, чтобы никто не подслушал, и при этом не сказала ни одного важного слова вслух. Это была либо паранойя, либо намеренная попытка усыпить бдительность Моцзэ. — Я не уверена, — шепчет Фэйсяо, качая головой. Она выглядит смятенной. — И все-таки вы его подозреваете. — К сожалению, да. Уже что-то. — В ночь убийства Цинцзу он был в тюрьме. Заглядывал в гости к знакомому надсмотрщику. Я узнала об этом случайно. — Думаете, сегодня ночью что-то произойдет? — Возможно. Я буду рядом, но… — она аккуратно засовывает ему в карман брюк запасную обойму и ключи, — так будет спокойнее. Что ж… надо успеть поспать, пока еще можно.