Алый лотос в волчьей пасти

Ночь черная, беззвездная, в доме везде включен свет, но даже он не спасает — кажется, если выйти наружу, темноту можно будет пощупать рукой. Она за стеклом окна словно вязкая желеобразная субстанция. Навевает воспоминания. Цзинлю не любит темноту. Не боится ее, но просто не любит, и в особенности не любит оставаться в ней одна. Руки бездумно гладят белый мех, пальцы зарываются в него, чтобы согреться, и тогда на душе становится немного легче. Мими смиренно лежит на коленях, пока Цзинлю, сидя на кухонной танкетке у окна, вглядывается в темноту и гладит его. — Госпожа Цзинлю, мы готовы, — Яньцин останавливается на пороге кухни, но не входит внутрь. Уже пора выезжать, если они хотят успеть к открытию участка. — Ты хотя бы подремал? — без особой надежды спрашивает Цзинлю. Судя по тяжело опущенным векам, Яньцин если и дремал, то от силы минут пятнадцать. — Мы с Юньли будем вести по очереди. Успею, — он выжимает из себя мягкую улыбку, не хочет, чтобы кто-то о нем переживал, но Яньцину сейчас, наверное, тяжелее, чем кому бы то ни было. — Она-то нормально выспалась сегодня, да и сейчас спала, аж хр… — Ничего подобного! Я просто лежала с закрытыми глазами, — Юньли одергивает его очень бодренько, так что Цзинлю становится спокойнее. По крайней мере, они не разобьются ночью на машине, потому что кое-кто от усталости уснул за рулем. Цзинлю вздыхает и осторожно поднимает кота двумя руками. Тот болтается в них как сонная тряпочка и слегка мурчит. Сердце разрывается от того, что снова придется оставить его здесь одного на попечение соседки, а ведь Мими уже так стар, что его может не стать в любой момент… Но ничего не поделать. — Кто мой сладкий пузеленочек? — Цзинлю и сама мурлычет, забывшись, что рядом есть зрители. — Ну-ка, дай поцеловать твое пушистое пузико. Пока Цзинлю целует кота в мохнатый живот, Яньцин стоит как вкопанный и наблюдает, оторопело разинув рот. — Чего смотришь? — Она укладывает дремлющего кота в рядом стоящий кошачий домик, после чего резко поднимается с танкетки и становится прежней пугающей-всех-холодной-Цзинлю. — Идем. Поездка проходит в молчании. Юньли машину ведет рискованно и часто превышает скорость, но так они, по крайней мере, должны добраться до Лофу немного быстрее, благо, что ночью пробок особых нет. Яньцин только часа через три начинает дремать, прислонившись виском к плечу Цзинлю. Бедный мальчик. Даже Юньли, думая, что никто не видит, то и дело бросает на него сочувствующие взгляды. Она не будит его до самой границы Яоцина, пока Яньцин не просыпается сам. Цзинлю за это время уснуть так и не удается. Она болтает в руках бутылку воды, изредка позволяя себе сделать глоток, чтобы промочить горло. Лишь с рассветом ее понемногу начинает клонить в сон — тьма рассеивается, а значит, можно, наконец, и расслабиться. Цзинлю закрывает глаза, прислонившись головой и плечом к холодному стеклу, а открывает уже возле полицейского участка, когда грузовичок останавливается. Снаружи подозрительно много людей для столь раннего часа, как будто никто и не уходил с работы — многие курят, многие — причитают. Когда Цзинлю с Яньцином и Юньли выходят наружу, на них даже не обращают внимания. — Что-то произошло, — Цзинлю решительно идет вперед, обгоняя Яньцина, а у самой поджилки трясутся, но вида она не покажет. На лавочке в отдалении ото всех с потерянным видом сидит Юйкун. Она закрывает лицо руками, и на нее почему-то никто не смотрит. — Юйкун? Что случилось? — Цзинлю первым делом подходит к ней, пока Яньцин и Юньли отправляются разведывать обстановку среди других полицейских. Юйкун отнимает ладони от заплаканного опухшего лица, промаргивается, не сразу поняв, кто перед ней, а потом утирает глаза и изо всех сил закусывает нижнюю губу — чтобы отрезвить себя. — Цзинлю, вы уже приехали… Это хорошо. — Да что случилось?! Цзинлю впервые в жизни видит эту женщину такой. Размазанная потекшая тушь, дрожащие руки, осипший голос. Она ж кремень, плакала за все годы только раз — на похоронах своей лучшей подруги. И то, тогда она явно держалась значительно лучше. — Убили Ханью, — Юйкун отводит взгляд, но говорит уже внятно и не всхлипывает. Только руки сжимает в кулаки, упираясь ими в края скамейки. Ханья… Это же одна из сестер-полицейских. Они тоже из интерната. — Стареешь. Нервы совсем сдают? Ты — шеф полиции. Ты не имеешь права так размазываться, соберись. Юйкун кивает, вытирает нос и поднимается со скамейки, чуть пошатываясь. Неужели они были так близки? Или это просто действительно возраст сказывается? — Расскажи мне, что происходит. Вчера арестовали Цзин Юаня, сегодня — это. Яньцин говорил, кто-то убивает воспитанниц из нашего интерната? — Да, — Юйкун делает судорожный вдох, чтобы окончательно успокоиться. — И не просто воспитанниц. Это женщины… бывшие в плену у работорговцев когда-то. Об этом Яньцин умолчал. Цзинлю ищет его взглядом, но находит только Юньли. Видимо, он уже вошел внутрь. Становится понятнее, при чем тут Хулэй. Он ведь занимался всем этим. Возможно, Фэйсяо хочет разузнать имена подельников, а в Яоцин его, например, переводят, потому что Хулэй пошел на сделку и решил кого-то выдать. Вот только арест Цзин Юаня как-то совсем не вписывается во всю эту историю. Или… — Цинцзу жива? — Очень скверная догадка сразу приходит в голову. — Ты мыслишь в верном направлении, — Юйкун скрещивает руки под грудью, как бы обнимая себя. — Цинцзу убили в камере прошлой ночью. Почерк… похожий. Все они были убиты ударом ножа прямо в сердце. — А Таожань перед этим, конечно же, подал заявление в прокуратуру с обвинениями Цзин Юаня в его покрывательстве и пособничестве Цинцзу. Как удобно, — Цзинлю зло фыркает. Дело, можно сказать, раскрыто, вот только как доказать вину Таожаня, тем более, что он снова сделал это чьими-то чужими руками? — Наш судмедэксперт пока готовит результаты экспертизы, но она уже предварительно подтвердила, что Цинцзу убил другой человек. — Час от часу не легче. Не, на Цзин Юаня, по крайней мере, не повесят еще кучу убийств, чтобы упечь на пожизненное, уже должно радовать, но… Черт, это просто полная задница, культурнее и не выразишься. — А что ваша новая начальница? — Фэйсяо пытается разобраться со всем этим, но в таком темпе, конечно, у любого голова пойдет кругом. Не беспокойся, она не из тех, кто предпочитает закрыть висяк, найдя первого попавшегося подозреваемого. Я давно ее знаю. — Ладно, отведи меня сначала к… Сюэи. Это ведь сестра Ханьи, я правильно помню?

***

Сюэи сидит на полу в маленькой комнате отдыха, безучастно смотря на стену, когда Юйкун и Цзинлю проходят внутрь. Она практически не реагирует на внешние раздражители и, со слов Юйкун, просидела так всю ночь. Врач ее уже осмотрел, все, что нужно сделал, рекомендовал несколько дней отгула, но идти домой Сюэи напрочь отказалась. Оно и понятно. Цзинлю, немного подумав, садится на пол с ней рядом. Юйкун решает не стоять над душой и тихо уходит, но в глазах ее снова виден блеск слез. Она много заботилась об этих девушках, наверное, за годы они стали ей уже как родные. — Я знаю, что ты чувствуешь. Моя сестра… Тоже погибла. Я не уберегла ее. Сюэи не отвечает. Цзинлю худший кандидат на роль утешителя, тут бы Цзин Юаня, или хотя бы Яньцина, но ей нужна информация, а, значит, придется быть очень осторожной в словах. — Поэтому я посадила в тюрьму того, кто был виноват в ее смерти. — Вам после этого стало легче? Нет. Конечно же, нет. Сестру это не вернуло, и рану в груди не зашило. — Я испытала удовлетворение. И спасла многих девочек от ее участи, — но, по крайней мере, это принесло хоть какую-то пользу обществу, а, значит, все было не напрасно. Сюэи снова молчит. Нет, тут точно нужен Цз… Яньцин. Они сидят какое-то время вместе в неловкой гнетущей тишине, пока Цзинлю не отправляется на поиски своего юного спасителя. — Я вас потерял! — Возмущается Яньцин, увидев ее в коридоре. — Идем, нужно поговорить с Сюэи. — Вы уже допросом заняться решили??? Вы хотя бы госпожу Фэйсяо видели? Ну кто так делает? Вы же понимаете, что это даже в протокол внести нельзя будет? И вы еще даже не оформлены… Цзинлю не слушает его возмущения, ведет в комнату отдыха и даже спиной чувствует осуждающий взгляд. Ну, честное слово, каков отец, таков и сын. Как это так выходит, что они не родные? Цзин Юань точно что-то недоговаривает. — Сюэи, как вы? — Первым делом, увидев Сюэи, Яньцин задает дежурный вопрос. Он садится напротив нее, подбирая под себя ноги, а Цзинлю занимает прежнее место рядом. Вместо ответа Сюэи устало прикрывает глаза, опустив голову. — Госпожа Юйкун говорит, что вас уже пытались опрашивать, и… я понимаю, что вы очень устали от всех этих вопросов и просто хотите побыть в тишине, я обещаю, мы сразу же оставим вас в покое, как только вы ответите на несколько вопросов. Где была Ханья этим вечером? — Я не знаю. Она ушла по делам. Сказала, что ее попросили помочь. Ну, неужели, Сюэи все-таки заговорила. Ловко Яньцин придумал пообещать, что ее оставят в покое. Наверное, это то, чего она хочет сейчас больше всего на свете. — Она не упоминала, с чем связана эта помощь? Кто попросил? — Если бы я знала, я бы уже сказала. Но я ничего не знаю, — с каждым словом голос звучит все подавленнее и горче. Руки Сюэи начинают дрожать, и она упирает их в колени перед собой. — Это ведь вы нашли Ханью. Вы пошли встретить ее? — Не совсем. Она не отвечала на звонки и сообщения, было уже поздно, я стала волноваться и просто… отследила ее телефон. Сюэи сипло вздыхает на последних словах. Она не плачет, но уже почти что на грани. — Спасибо. Мы почти закончили. В прошлом… вы с сестрой были в плену? Неожиданно Сюэи качает головой, и вся версия с пленом резко сыплется. — Наших родителей убили во время ограбления, но мы убежали. — Сюэи выглядит так, будто вот-вот либо расплачется, впав в истерику, либо потеряет сознание. Она слегка покачивается и почему-то сосредоточенно смотрит на колени Цзинлю, практически сверлит их взглядом, и, присмотревшись, Цзинлю замечает, что там полно белой шерсти. — И последний вопрос: в поведении Ханьи было что-нибудь странное? Может, вам казалось, что она что-то скрывает? — Нет. Все было… совсем как обычно. Она как обычно ходила на работу, ждала пресс-конференцию любимого писателя, хотела получить его автограф… На последних словах Сюэи вся будто сжимается, скукоживается, сгибается. А потом просто без сил укладывается на пол. Головой — прямо на колени к Цзинлю. Трясется, прячет лицо, короткие черные волосы рассыпаются по синим джинсам и белой шерсти, а Цзинлю совершенно не представляет, что делать дальше. Джинсы становятся мокрыми от чужих слез. Цзинлю в ужасе смотрит на Яньцина, ища помощи, и тот показывает поглаживающий жест рукой. Точно. Нужно погладить. Как кота. Она неловко касается черных волос, а потом плеча, и, заметив как Яньцин показывает большой палец, одаряет его уже не самым ласковым взглядом. Сюэи задушенно всхлипывает, подтягивая ноги к своему животу.

***

— Это… ужасно, — Яньцин качает головой, ведя Цзинлю в их отдел. — Госпожа Сюэи всегда была хладнокровной и сосредоточенной, видеть ее… такой… — Хорошо, что Юйкун забрала ее к себе домой. Пока дочь Юйкун гостит у друзей в Юйцюэ, Юйкун предложила Сюэи пожить в ее комнате. Что ж, Юйкун хоть почти и не вылезает из участка, все же гораздо лучше, если Сюэи эти дни (ночи?) побудет под ее присмотром. — Формально, отношение к работорговцам они все-таки обе имеют. И Сюэи, и Ханья, они обе сбежали из-под носа работорговцев. Остальные жертвы, заметь, технически тоже, — продолжает Цзинлю, когда они оказываются в изрядно уменьшившемся кабинете. — Возможно, это месть… Что здесь произошло? — Небольшая перепланировка. Теперь кабинет начальника отдельно, — Яньцин кивает в сторону свеженькой белой двери. Новая начальница настолько любит уединение, что устроила перепланировку? Подозрительно. Наверняка ей есть, что скрывать. — Ну и где эта Фэйсяо? Яньцин не успевает и шагу ступить в строну кабинета, дверь открывается как по заказу, но оттуда выходит отнюдь не начальница, а человек, которого Цзинлю сейчас видеть хотела бы меньше всего. Юньли пропускает вперед госпожу Тинъюнь. Тьфу, и какая неладная ее сюда принесла??? — Опять вы, — с насмешливой улыбкой вместо приветствия говорит Тинъюнь. — Я вас тоже не рада видеть. Такая незавуалированная грубость в ответ очевидно задевает Тинъюнь. — Думаете, сможете вытащить господина Цзин Юаня из тюрьмы? — Она тоже решает говорить прямо и сразу переходит в наступление. — Вот я — смогу. У меня уже почти получилось, я веду переписку с самой госпожой Фу Хуа, и поручилась за господина Цзин Юаня. А что можете вы? — А я с ним сплю. В отличие от вас. Яньцин, стоящий рядом, не выдержав хрюкает и поспешно закрывает рот и нос руками. Юньли присвистывает. Лицо Тинъюнь едва не перекашивает от неприязни, но она все-таки выдерживает и даже сохраняет на нем подобие улыбки. — Пройдемте, — Юньли поспешно открывает дверь отдела и предлагает Тинъюнь пройти за ней дальше, пока та не успела придумать какую-нибудь колкую реплику в ответ. Кабинет пустеет, и воцаряется тишина. — Это вы сильно, конечно, — Яньцин тихонько посмеивается, но почти сразу одергивает себя, становясь серьезным. — Однако госпожа Тинъюнь действительно пытается помочь… Пока вы терроризировали Сюэи, я порасспрашивал про господина Цзин Юаня. Его задержали на сорок восемь часов, она единственная, кто пытается его вытащить. Даже залог внести хочет. Интересно, с чего бы такие любовь и внимание? Не верить Цзин Юаню причин нет, если он сказал, что у него с ней ничего не было, значит, так и есть. Но не зря ведь Тинъюнь ей в голову лезла тогда, пытаясь их рассорить, а теперь вот так печется о его свободе. За этим определенно что-то стоит, и Цзинлю не терпится узнать, что. Но гораздо больше ей не терпится узнать другое. — Значит, он здесь, в участке? Я могу с ним поговорить? — Давайте сначала поговорим с госпожой Фэйсяо. Яньцин предварительно стучится в дверь, а потом открывает, заглядывая внутрь. — А, Яньцин, заходи, — слышится оттуда. — Я не один, — предупреждает Яньцин, после чего пропускает Цзинлю внутрь. — Ну и денек, еще одна живая легенда в моем кабинете, — Фэйсяо дружелюбно улыбается, сидя за рабочим столом. — Здравствуйте, госпожа Цзинлю. Не буду отрицать, что я рассчитывала увидеть вас сегодня. — Вот как, — Цзинлю дергает подбородком, заходя. — Чай? Кофе? Цзинлю качает головой, показывая бутылку с водой. Чтоб она еще хоть раз пила что-то в участке? Да ни за что. — Садитесь, — Фэйсяо жестом приглашает проследовать к креслу напротив стола, но Цзинлю опять отказывается. — Я достаточно насиделась, пока ехала сюда. — Могу я ознакомиться с материалами дела? — тем временем спрашивает Яньцин. Спокойно, но все же с ощутимым холодком. — Держи, — Фэйсяо протягивает ему папку, секунду назад еще лежавшую рядом с ней на столе. — Госпожа Цзинлю, я знаю, что весной вы уже проходили как консультант по делу, так что не буду ходить вокруг да около. Готовы ли вы снова присоединиться к работе как консультант? Какая все-таки наглость. Цзинлю стискивает зубы, она не удивлена этим предложением: конечно, человек, столь одержимый Хулэем, захочет заручиться поддержкой и помощью того, кто когда-то сумел вывести его на чистую воду и арестовать. Даже Яньцин на это уже намекал. Тем более, что Цзинлю может быть прямо связана с новым делом об убийстве женщин, более того, при необходимости даже может сыграть «наживку», отлично подходя под профиль. — Готова, но первым делом я бы хотела увидеть Цзин Юаня. — Это я могу организовать, — Фэйсяо поднимается с места, а Яньцин, встрепенувшись, закрывает папку. — Но не для всех сразу, — пресекает Фэйсяо, улыбнувшись ему. — По очереди. Яньцин, покорно вздохнув, уходит следом за ними из кабинета и садится за свое рабочее место, принявшись изучать материалы дела. — Вы не беспокойтесь, с ним все в порядке. Это просто вынужденная мера. Вы уже видели утренние газеты? — Фэйсяо продолжает говорить на ходу. — Нет, мне было некогда. — Журналисты вовсю обсасывают случившееся, надеюсь, господин Таожань успокоится после этого, — Фэйсяо звенит ключами, открывая металлическую дверь, отделяющую отсек с камерами от остального участка. — Думаю, ему гораздо важнее было подвергнуть Цзин Юаня публичному унижению, отомстить тем самым за собственное, чем на самом деле упрятать его за решетку. Так значит, это задержание — просто фарс, чтобы умаслить задетое эго богатого и влиятельного ублюдка? — Идите, — Фэйсяо пропускает Цзинлю, а сама остается снаружи. — Я буду ждать здесь. Цзинлю невольно ускоряет шаг. Камеры как обычно пустуют, а Цзин Юань обнаруживается в одной из самых дальних, прямо в соседней с одиночкой для особо опасных и буйных задержанных. Он прислоняется плечом к стене и сперва кажется, что дремлет, но открывает глаза сразу, как Цзинлю подходит к решетке. — Так и знал, что это ты, — он поднимает взгляд и устало улыбается. — Ты как-то не слишком мне рад, — Цзинлю хмыкает. — Тебя же с работы уволят. И я до сих пор безработный. Чему тут радоваться? Черт. Работа… Цзинлю даже не вспомнила про нее. — У нас есть грядки на худой конец. И вообще, тебя действительно сейчас это волнует? — Тут вот и оно, о какой работе вообще может быть речь, когда он сидит тут? Цзин Юань поднимается с лавки и тоже подходит к решетке. Смотрит на Цзинлю сверху вниз и уже не улыбается. Во взгляде его сейчас — ставшая привычной боль. — Цзинлю… — он делает тихий выдох, — вернись, пожалуйста, в Яоцин. Цзинлю не понимает. Она качает головой, сердится, хочет его отругать. — Нет. Пока ты сидишь здесь, я никуда не уеду. — Ты ведь уже в курсе, что происходит? А потом осознание все-таки приходит. — Ты об убитых женщинах из нашего интерната? — Не просто из интерната. Они были в рабстве в детстве. Их спасли… так же, как и тебя когда-то. Цзинлю смотрит в светло-карие — золотистые почти — глаза, а там столько страха, что самой становится страшно. Пальцы его, касающиеся решетки, пробивает дрожью, и это заметно даже невооруженным глазом. Она ненавидит видеть его таким. Цзин Юань всегда был непоколебимой опорой, и даже если лицо его трогала печаль, он все еще крепко стоял на ногах, и Цзинлю никогда не сомневалась — он и сам устоит, и ее удержит. — Тогда я тем более должна быть здесь, — твердо говорит она. Теперь они оба — изломанные игрушки в руках слишком избалованного ребенка. И оба должны поддерживать друг друга. Держать. — Это опасно. — Прекрати. Мы всегда так жили — мы рисковали жизнью, чтобы защитить жизни других. Неужели ты думаешь, я сбегу и спрячусь, зная, что какая-то тварь убивает таких как я? Тем более, если это действительно дело рук Хулэя… На последних словах она практически рычит. — Это он сделал… с твоей сестрой? Цзинлю молчит, опуская взгляд. Цзин Юань всегда был чертовски догадливым. Она осторожно просовывает руки через прутья решетки и утыкается в них лбом. Пальцы хватаются за рубашку Цзин Юаня, заставляя его подойти ближе. — Что ты делаешь? — Он снова улыбается, Цзинлю слышит это по голосу и с облегчением вздыхает. — Тебе ведь нравится это, — тихо бормочет она. — Объятия. — Но не через решетку же. Его рука нежно касается ее головы, гладит — вот, как людей надо гладить, чтобы успокоить, Цзинлю стыдно вспоминать свои нелепые попытки утешить Сюэи. А тут, в общем-то, и гладить не надо, его запах уже успокаивает, даже через решетку. Наверное, в другой бы раз Цзинлю встрепенулась и не позволила таких нежностей, но сейчас это теплое прикосновение ей… необходимо. — Пожалуйста, будь осторожна, — его свободная рука касается ее руки, чтобы вложить что-то внутрь. — Я не… Он не может сказать «Я не выдержу», но Цзинлю и так понимает. — Я не хочу тебя потерять.

***

Хорошо, что камер нет хотя бы в туалете. Чтобы прочесть переданную записку, Цзинлю на всякий случай приходится зайти в кабинку. «Мне нужна ваша помощь», — начинается записка довольно странно. Почерк мелкий, незнакомый, значит, кто-то передал это Цзин Юаню. Просить о помощи человека в камере? «Хулэй в полдень будет привезен в участок в соседнюю с вами камеру. Попытайтесь разговорить его, мы должны узнать, как он передает приказы об убийствах. Проследите, будет ли кто-то подходить к камере. В отделе есть предатель. Не верьте никому, даже мне». Опять предатель в отделе, да сколько же можно? Похоже, автор записки сама Фэйсяо. Это интересно. Хитрая лиса, решила совместить приятное с полезным, так сказать: и Таожаня умаслить арестом Цзин Юаня, и заставить того что-то разнюхивать про Хулэя. А заодно и Цзинлю ведь тем самым из Яоцина выкурила. Цзин Юань прав: уж кого-кого Хулэй больше всего убить захочет, так это одну из своих беглых рабынь, упекшую его самого за решетку. Тут в самом деле нужно держать ухо востро. Цзинлю возвращается в отдел. Там Яньцин уже подсуетился и притащил откуда-то стол и потертое кожаное кресло. — Где материалы дела? — Цзинлю окидывает его рабочий стол взглядом, ища переданную Фэйсяо папку. — Вот, — Яньцин вынимает ее из отдельного ящика и протягивает Цзинлю прямо в руки. — По моему мнению, у них практически нет шансов посадить господина Цзин Юаня. Материалов в папке действительно кот наплакал. Чисто небольшие сводки из личных дел, записи разговоров и допроса Цинцзу. На одной странице Цзинлю замечает небольшую рваную дырку. — Здесь были какие-то фотографии. — Что? — Яньцин едва заметно краснеет. — Нет, я ничего не видел. — Здесь дырка от степлера. Тут точно что-то было прикреплено, — Цзинлю смотрит на него с укоризной. — Это доказательства! — Да там ничего такого не было, — Юньли, зевнув, говорит со своего места. Она подпирает щеку кулаком и, судя по сонному виду, едва не дремлет, — всего-то скриншоты переписки. — Помолчи, Юньли, — бурчит Яньцин. — С Цинцзу? — Да… Там правда ничего важного. Это точно нельзя использовать как серьезную улику. Ах, да, у Цзин Юаня же что-то было с этой секретуткой. Ворковали там, наверное, в своих интернетах. Пфф. Но довольно мило, что Яньцин так печется о компромате на своего наставника. Цзинлю решает не давить, в конце концов, Яньцину уже хватает опыта оценить, что важно, а что нет. Надо будет вечером, когда они окажутся не в участке, рассказать ему правду обо всем. Скорее всего, Цзин Юань согласился сотрудничать с Фэйсяо, так что за решеткой проведет времени всяк больше, чем сорок восемь часов, но все его заключение — не более чем прикрытие для подсадной утки. А, значит, сейчас надо сосредоточиться на другом расследовании. Почему Фэйсяо считает, что это именно Хулэй отдает приказы об убийствах? Не потому ли, что они начались как раз после ее назначения в Лофу? И вся эта ее одержимость им… — Ну-ка, милый юноша, открывай свою чудо машину, — Цзинлю кивает на ноутбук Яньцина. — Есть у меня одна нехорошая мысль. — Да?.. — Яньцин быстренько запускает рабочую программу. — Что вы хотите найти? — Паспорт Юэйюй. Насколько я помню, она умерла довольно молодой, а значит, в ее паспорте еще должна стоять отметка о ребенке. Ищи сканы. — А ведь и правда, — Яньцин все на лету схватывает и сразу переходит на шепот, — паспорт меняют в сорок пять лет, значит… Черт! Цзинлю наклоняется к экрану, чтобы увидеть подтверждение своей догадки. В паспорте Юэйюй нет никаких отметок о Фэйсяо. Юньли тоже с интересом подходит. — Так я и думала. — Думаете, госпожа Фэйсяо тоже?.. — Юньли понижает голос, чтобы их не услышали. — Как те девушки?.. — Возможно. Яньцин, поищи ее свидетельство о рождении. Любые старые документы, все, что найдешь. Яньцин принимается клацать мышкой и клавишами, но после десяти минут напряженных поисков прерывается. — В базе ничего нет. Только те документы, что, похоже, сделала уже Юэйюй. — Значит, ее звали иначе. Ладно, ищи дальше, может, найдешь какие-нибудь зацепки. А мне, кажется, пора серьезно поговорить с этой вашей Фэйсяо. Юньли опасливо отскакивает с пути, когда Цзинлю направляется в кабинет начальника. Сейчас Фэйсяо ей все объяснит. Все. Иначе говорить с госпожой Фу Хуа будет уже Цзинлю.