Кошка поймала птицу

Кино — Закрой за мной дверь, я ухожу

Шла вторая половина дня, но Бяша мог бы сказать, что этот день выдался на редкость суматошным, даже для него. Он вытаращенными глазами наблюдал за тем, как лейтенант Тихонов о чём-то переговаривается с обездвиженными парнями, как люди в полицейской форме расспрашивают стоявших неподалёку зевак. На том месте, где какими-то десятью минутами ранее сидел Антон, осталась только вмятина на снегу, да примялись ветки. Кирпич не поднимался. Его окружили приезжие медики, кажется, но из-за спин Бяша мало что видел. Кровь, можно сказать, блестела в дневных лучах солнца. Бяша порывался подойти, чтобы увидеть, как там его ребята, но осевший в глотке страх не давал ему сдвинуться с места. Но и продолжать смотреть на это было... не очень хорошо, если он не планировал провалиться в бесконтрольную панику. Быть может, Антон, что, очевидно, пошёл за Кириллом, найдётся по пути, и Бяша сумеет его догнать, чтобы не идти домой в одиночестве. Попятившись назад, Бяша выполз на насыпь и, стараясь не оборачиваться, зашёл на мост. Если к вечеру новостей о парнях не появится, он наведается в участок. В том, что всех повезут именно туда, сомнений не возникало. Сейчас же он здесь всё равно бесполезен. Однако складно сложилось, что они смогли всё услышать. Теперь было кристально ясно, кто стоял за тем, что случилось с Евой, и... Поделом. Даже если этот Кирпич откинулся, Бяше было его ни капли не жаль. Жаль станет, когда пойдут разбирательства... Это заставило Бяшу поморщиться. Словно ему в насмешку, на мосту он встретил только одного человека. Если не последнего, кого он хотел бы видеть, то как минимум «одного из». Его лицо приобрело ещё более кислое выражение, когда Кирилл, смотрящий под ноги, задел его плечом и сам же вскинулся: – Смотри, куда прёшь, псина. Бяша тут же взбеленился: – Ты ниче не попутал, чучело, на? — обведя взглядом покрасневшие глаза и кровь под носом, пропел: – Ой, что же это случилось? Иди поплачь, на, в другом месте. Лучше папочке. – Я своего хотя бы вижу, — не остался в долгу Кирилл. – Че ты сказал?! Бяша вскинул было руки, но, так и не схватив надоедливого мудака, со злостью опустил их. Вместо этого он пнул ногой так, чтобы снежная крошка прилетела Кириллу в лицо, и процедил: – Только раскрой рот на моего батю ещё раз, на. – А то что? Эта глумливая ухмылочка всегда безотказно действовала Бяше на нервы. Бяше очень, по правде, очень хотелось стереть её с чужого лица. В глазах напротив он видел то же самое желание, и это было даже в некоторой степени уморительно. Они застыли друг напротив друга, в душе вожделея начистить друг другу рожи, но не предпринимали для этого ни единого шага. Кирилл никогда в своей жизни никого не бил. Слабак. Папенькин сынок. Трусливая шавка. От того, что и сам Бяша боялся распустить руки и получить в ответ, Бяша ненавидел его ещё больше. Вся спесь Кирилла закончилась на том, чтобы впервые в жизни схлопотать удар от Коваля за свой длинный язык, который всем без исключения порой хотелось вырвать. Если быть до конца честным с самим собой, Бяша не ожидал того, что Кирилл рискнёт высказать что-то Ковалю в лицо. Быть может, он просто не предполагал, что за этим последует... что было его же вопиющей тупостью. Бяша после первой же взбучки от пахана взмолился о том, чтобы не получить её снова. Зато вот у Кирилла была защита в виде отца, что обязательно должен впрячься за сыночка перед лицом закона. Только вот Ковалю уже, видимо, плевать на это. Ну или Коваль впал в такую ярость, что никакие логические цепочки в его черепной коробке попросту не строятся. Неважно. Чувствуя во рту кислый привкус, напоминающий уязвлённое самолюбие и слабость перед собственной бесхребетностью, Бяша, не придумав ничего лучше, харкнул Кириллу под ноги и, не прощаясь, двинулся по дороге в сторону дома. Бяша не сомневался в том, что Кирилл за ним не последует: в этом нет никакого смысла. Какая бы сильная злость ни пылала в груди у Бяши, ему не посчастливится узреть её плоды, ведь он страшится физической агрессии больше любой другой. И, помимо прочего, он просто... насмотрелся достаточно драк, стычек и перепалок, чтобы понять, что всё это наводит на него могильный ужас. Бяша зацепится за любую возможность, чтобы избежать этого. В том числе и сейчас. Подобрать остатки гордости можно и потом. Особенно перед таким, как Кирилл. «Позорище, — сокрушался про себя Бяша, пиная комки снега, — даже такому захмурышу врезать не могу...» Как он собрался защищать себя и что-то, что ему дорого, если ни на что не годен? В тех кругах, в которых он вертится, без этого навыка ему не прожить. Да и защищать ему практически нечего... и некого. А те, кто защищают его, за это периодически требуют. Все, кроме... его лучшего друга, конечно же. Вот только Антон тоже против насилия. Однако он и... не живёт той жизнью, которую избрал себе Бяша. Ту жизнь, в которой он не чувствует себя совсем одиноким, пускай и понимает, что настоящих друзей более у него нет. Ну, они ему к чёрту не нужны! Один друг — это счастье, которое он изо всех сил будет беречь. А с остальным... ему придётся смириться. Не всем дано блистать; а Бяша ничем похвастаться не мог вовсе. Бяша лелеял надежду на то, что он ещё сумеет что-то исправить. Что его отчаянное когда-то стремление казаться полезным, чему-то принадлежащим сможет отпустить его из своих сетей. Думая об этом сейчас, Бяша понимал, что поступил опрометчиво... Что густое одиночество отравило остатки его разума, похоронило под слоем отчуждённости - гиблой, убивающей. Те времена, когда Антон закрылся от него, можно с уверенностью назвать худшими годами в его жизни. Тогда Бяша, не умеющий видеть себя без него, не знающий, что ему делать дальше, нашёл надежду в лице Коваля, что благосклонно принял его под своё крыло. У Бяши появились дела, встречи, общение, сигареты и синяки. Всё это не стояло с Антоном даже близко. Бяша не знал, кого он пытался обмануть, когда думал, что у него получится привыкнуть к воровской жизни. Это было ему чуждо... так же, как и его другу. Который всегда являлся его якорем. В одночасье стал его путеводной звездой. Бяша последует за ним куда угодно. Антону даже не требовалось его звать: Бяша с радостью сопроводит его хоть на край света. Покуда Бяша не найдёт собственное место... что плохого в том, что его место будет рядом с Антоном? Антоном, что умудрялся находить общий язык со всеми, если вдруг того возжелал. Даже с Кириллом, с которым, сугубо на взгляд Бяши, было невозможно разговаривать. Антоном, что не смотрел на предрассудки, позволяя обнимать себя, рассыпаться на руках Бяши, ища его поддержки. Бяша готов был слушать его вечно: его жалобы, его быструю речь, когда он увлечён чем-то, его крики, его боль, его слёзы, его откровения и... клятвы их дружбы. Когда все бросили его, Антон был рядом. Антон собрал его заново, сам того не ведая. Он подарил Бяше всё, чего он, будучи мальчишкой, так страстно желал, открылся ему, позволил быть с собой рядом. Бяша намеревался быть рядом до тех пор, пока его не прогонят. Антон показал ему, что можно не пытаться казаться кем-то другим, не возвышаться в чужих глаза силой или суровостью. Достаточно лишь услышать. И несмотря на всё это... Бяша так боялся оказаться недостойным. После всего, что Антон сделал для него, Бяша не мог не полагать, что сам отдаёт недостаточно. В конце концов, что он мог предложить? Бяша не мог заступиться за него в драке, не мог избавить от тоски, отчего-то залёгшей в серых глазах, не мог гарантировать, что поймёт всё, что Антон ему скажет. По-прежнему не мог решиться... полностью отпустить себя рядом с Антоном, так же поделиться всеми своими тревогами и сомнениями... Но покуда он мог, Бяша собирался делать всё возможное. Потому что потерять лучшего друга будет больнее всего на свете. Бяша ещё научится. Антон всегда звучал искренне, когда говорил, что считает его лучшим другом. Больше Бяше было и не о чем мечтать. А когда Антон верит в него, всё кажется не таким уж недостижимым, как казалось на первый взгляд. Они столько всего пережили вместе. Что бы им ни предстояло дальше, они справятся и с этим. Обязательно. Холод пробирался под небрежно запахнутую куртку; Бяша поёжился, вжимая голову в плечи. Он бы и рад пошляться где-нибудь, но мороз на улице стоял такой, что намокшие от снежинок ресницы превращались в льдинки. Антон не сказал ему, куда направляется, и даже если, скорее всего, он пошёл домой, шестое чувство подсказывало Бяше, что другу нужно побыть одному. Бяша хотел было закурить, но, поняв, что таким макаром отморозит себе пальцы, не без сожаления отбросил сию затею. Благодаря вставшей реке, путь до дома можно было значительно сократить, а не идти в круговую. И, хотя Бяша никогда не заострял на этом своё внимание, внизу, при переходе по реке, открывался поистине завораживающий вид на лесной массив, заснеженные верхушки плотно стоящих сосен, разрушенную при революции церковь, что одиноким столпом стояла на угоре, и идущий из чьего-то дома столпом дым. Бяша мог бы почувствовать запах тлеющей древесины даже отсюда. Пускай его дом находился за рекой, на отшибе, здесь было как-то... спокойнее, что ли. Если раньше его это знатно удручало, то со временем он научился ценить возможность побыть вдали от остальных. Было бы и вовсе замечательно, если бы этот же дом всё-таки приносил ему только покой. Снег умиротворяюще скрипел под ногами. Брякнувшая калитка оповестила мать о его приходе. Та оторвалась от веника и, даже не взглянув на него, повелительно бросила: – Поросятам дай. Бяше, конечно, до одури хотелось согреться и поваляться на печи, но мать его желания устраивали разве что в младенчестве, когда просто не было другого выбора. Вёдра для животинки, как и заведено, стояли у порога; Бяша покорно отнёс их поросятам. Бяша очень любил животных. Даже необходимость постоянного за ними ухода его не угнетала так, как могла бы. Можно было бы сказать, что с этим аспектом ему повезло. Бяша дождался момента, когда мама зайдёт домой, чтобы навестить ещё кое-кого. В старом сарае, на месте которого отец уже лет как десять планирует построить новую баню, пригрелись кошки, которых Бяша когда-то подкормил. Он и сам понимал, что дело это гиблое и глупое, ибо бездомные кошки в деревне живут вполне себе припеваючи, но ничего поделать с собой не мог. Особенно зимой, когда животные всегда уязвимы к суровой погоде. Припрятав объедки, которые не достались поросятам, но подошли бы кошкам, Бяша, с дрогнувшим сердцем замечая, как пушистые комочки повылезали из щелей при его появлении, поставил еду на пол. Конечно, этого было мало, но всё же лучше, чем ничего. Он уселся на стопку дров, наблюдая за животными. Когда те утолили свой голод, то, конечно же, принялись ластиться, тереться о его ноги и требовательно мяукать, прося что-то одним им понятное. На лице Бяши расцвела мягкая улыбка. Пока он старался подарить ласку каждой кошке, между делом пересчитал их и понял, что их стало больше. Если так пойдёт и дальше, скрывать такое количество кошек от мамы уже не получится... Его пальцев коснулся очередной мокрый нос, и Бяша выпучил глаза, когда посмотрел вниз. На него своими угольными глазами смотрела круглолицая и упитанная трёхцветная кошка с тоненьким ошейником, которая была ему хорошо знакома. – Топка? — спросил он в пустоту, подхватывая малышку и садя её себе на колени. – Ты как тут оказалась, глупышка? Топка ответила ему коротким мяуканьем и продолжила подставляться под его холодные ладони. Бяша машинально водил по её шерсти и размышлял вслух: – Далеко же ты убежала, на. Хозяйка твоя, знаешь, как будет волноваться? При мысли о Полине сердце предательски заколотилось о рёбра. Ему не нужно было долго мусолить вопрос о том, почему между ними ничего не может быть. Полина... она же всегда была такая возвышенная, умная, красивая, созданная не для жизни в крестьянском доме и работы в саду. Её музыкальные пальцы были созданы для смычка и скрипки, а не для ссадин и мозолей. Бяша бы не давал ей работать, ведь это казалось просто кощунством. На Полину хотелось смотреть, любоваться и тешить себя мечтами о том, что в какой-то из дней он мог бы быть благословлён, чтобы прикоснуться к ней. Вдохнуть запах её ягодных духов, пропустить сквозь пальцы её шёлковые волосы, сжать её хрупкие плечи, послушать её голос ближе, чем того допускают приличия. Просто стоять рядом с ней, позволяя опираться на себя и ловить взгляд её завораживающих глаз. Но такой, как он, не создан для неё. Полине подошёл бы кто-то такой же уверенный в себе, галантный, утончённый парень, пожалуй, что эрудированный, быть может, высокий, что всегда нравится девчонкам... Или такой, как Антон. Они и правда хорошо бы смотрелись вместе. Вполне логично, что Полине он нравился, в чём она сама же Бяше и призналась. Когда-то знание этого факта горячило Бяше кровь, заставляло метаться между двумя противоположными чувствами, разрываться от ревности и зависти, но по итогу... Он осознал, что в этом нет ни чьей вины, наоборот: всё более, чем закономерно. Он дорожил Антоном слишком сильно, чтобы из-за неудавшейся влюблённости отбросить их многолетнюю дружбу. Даже вспоминать сейчас смешно... остался только стыд за то, что Бяша вообще поддался злости и обиде, высказав это Антону. Но разговоры всегда им помогали. Помогли и тогда; и Бяше, по правде, стало чуточку легче от того, что чувства Полины не оказались взаимными. Здесь не было злорадства с его стороны. Просто наблюдать за отношениями лучшего друга и девушкой, в которую ты безумно влюблён, было бы намного... намного больнее. В любом случае... его удел — смотреть на девушку своей мечты откуда-то со стороны... – Эй! Где ты, паршивец?! Подскочив и как можно осторожнее опустив Топку, Бяша тут же вылетел из сарая, встречаясь с полыхающим взглядом матери. Бяша сглотнул вязкую слюну, смотря, как крупная женщина с забранными в гульку тёмными волосами приближается к нему. Её прищуренные карие глаза метнулись к сараю. – Ты что там делал? – Снимал штаны и бегал, на, — огрызнулся Бяша. Когда-то Бяша не смел в её присутствии и рта раскрыть, боясь отхватить скалкой по голове. Потом он понял, что получит при любом раскладе, и ему вовсе необязательно пресмыкаться перед ней. Как бы сильно Бяша её ни боялся, он так же сильно её невзлюбил. Бяша спал и видел, когда станет достаточно взрослым, чтобы свалить отсюда. Жизнь с матерью его до смерти доконала. А слепая вера заслужить любовь отца потухла. Какая разница, если отец всё равно тоже никогда не посмотрит на него хотя бы с долей отеческой теплоты? – Поговори мне! — как и следовало ожидать, мать разъярилась пуще прежнего и замахнулась, но Бяша легко увернулся от её руки. – Ага, на, — лениво отозвался он. – Че хотела? Мать зло поджала губы, ещё раз сомнением окинув взглядом старый сарай, и, проворчав что-то себе под нос, бросила: – Уголовник твой на трубке висит. Покумекать с тобой хочет. Сердце Бяши пропустило удар. Звонить ему мог только Коваль, и всегда эти звонки несли с собой проблемы. Бяша не сомневался, что этот не окажется исключением. Ступив, наконец, в тепло, Бяша не смог насладиться им в полной мере, сразу отправляясь на кухню и, уже предвидя плохие новости, поднял трубку. – Алло? – Привет, малой, — усмехнулся Коваль на том конце. Связь была отвратная, так что голос Коваля перебивался шумами. – Слыхал уже, что мы пойдём по статье? – Н-нет, — голос Бяши дрогнул, но Коваль этого либо не услышал, либо проигнорировал. – Не трясись, тебя никто не приплёл. За последнюю драку втроём пока отдуваемся, но нам уже предъяв накидали полные карманы. – И что теперь? – А вот теперь, Бяшка, слушай внимательно, — из голоса Коваля пропали все весёлые нотки, тон сделался донельзя серьёзным. – Нас завтра-послезавтра покатят в городской суд. Тут и гадать нечего: сроки отстегнут. Тебя если кто прикрутить захочет, рот зашей, до тебя не докопаются. Ничего у них на тебя нет, так что не суйся никуда, жопу прижми и радуйся. Пока мы ещё тут в участке прохлаждаемся, хотелось бы вещички кое-какие забрать, смекаешь? Возьми друзьям в дорожку сигарет, книжек каких прихвати, заточки мои под полом поищи. Справишься? – Да, Коваль. Я понял, — Бяша не позволил бы себе отказаться. – Вот и славно, — Бяша ожидал, что, раздав нужные указания, Коваль повесит трубку, но тот отчего-то медлил. Спустя минуту гнетущего молчания, Коваль попросил: – Малышу тоже скажи. Коли попрощаться захочет, пусть с тобой приедет. Бывай. На ватных ногах Бяша дошёл до печи. Улёгшись в любимую позу, постарался успокоиться. Конечно, спокойный тон Коваля его больше напрягал, чем утешал, ведь должно было случиться что-то, что позволило бы Ковалю выпустить пар, а это никогда ничем хорошим не заканчивалось. Но всё-таки Бяша постарался воззвать себя к безразличию: ему ничего не угрожало. Но это, разумеется, не избавляло его от беспокойства за парней, которым повезло куда меньше, чем ему. Неминуемо думы завели его на ту тропу, которая изрядно потрепала весь его внутренний мир. Безусловно, Антон не переставал удивлять. Бяша не лукавил, когда говорил о том, что в Антоне что-то изменилось. Но ведь он даже предположить не мог, сколь тяжела окажется открывшаяся истина. Больше всего Бяшу задевало то, что он прекрасно видел, как Антон скрывает что-то от него. Как он больше времени проводит с Ромой, уделяя ему всё своё безраздельное внимание, как каменеет порой его лицо, словно он тяготит себя своими излишне драматичными мыслями, как неуверенно порой смотрит на Бяшу, заставляя последнего теряться в догадках. Бяша лицезрел то, чего так опасался. Ему казалось, что Антон попросту нашёл себе друга куда лучшего, чем он, а в силу своей мягкосердечности не мог отвадить Бяшу от себя. Антона и раньше нельзя было назвать инициативным, но теперь он будто вовсе потерялся где-то в себе, не позволяя лезть в душу. Бяша ощущал себя преданным, брошенным, но в то же время видел, что Антон всё так же добр с ним, так же искреннен, всё так же дорожит им и смотрит с той же привязанностью, что и раньше. Просто... появился кто-то ещё, кому Антон тоже решил подарить всё это. Всё, что раньше принадлежало одному лишь Бяше. И Бяша не имел никакого права просить иного. С чего он решил, что Антон будет дружить только с ним? За столько лет, когда они были только вдвоём, Бяша так привык к такому ходу вещей, что делить друга оказался катастрофически не готов. Кроме Антона, у Бяши никого не было, но ведь это не означало, что у Антона точно так же. Вот только... если Бяша потеряет Антона, у него больше никого не останется. Поначалу Бяша неприязненно относился к Роме просто за факт его существования. Но потом... злился на себя за то, что начинает задумываться о том, какой на самом деле Рома классный парень. Они удивительно легко нашли общий язык; Бяша ловил себя на мысли, что слушает рассказы Ромы так же заворожённо, как и когда-то антоновские. У них нашлось много общих интересов, схожее чувство юмора, да и просто Рома ему понравился. Что очень расходилось с его внутренними метаниями. В какой-то момент Бяша просто взял и... переступил через дружескую ревность, понимая, что ничего изменить не получится. К тому же, проводить время втроём оказалось очень даже приятно. Антон всё ещё был его другом, только завёл себе ещё одного. А Бяша не отказался подружиться с Ромой тоже. Кто ж знал, что всё куда глубже, чем вообще можно было представить даже в хмельном бреду. После разговора с Антоном Бяше стало намного легче; но ещё днём ранее он умирал от того, что натворил. Когда он увидел, как Антон и Рома... он больше не отдавал себя отчёта в том, что говорит и делает. Он был поражён, ощущал себя так, словно его облили грязью. В нём билось множество эмоций, но страх потерять друга проявлялся отчётливее прочих. Он не знал, что и думать, как жить дальше с таким знанием, что теперь будет с ними. Бяша пытался разобраться с этим комом эмоций и с каждым днём понимал, что сделал Антону очень больно. Оправдывать себя он более не желал и ясно осознал, что должен принять Антона таким. По-другому не бывать. Бяша при всём невыносимом рвении больше не мог смотреть на Антона, как прежде, но это не значит, что Бяша от него окажется. Ни при каких обстоятельствах. Никогда. Они могут не понимать друг друга, злиться, кусаться, ругаться и сыпать обидными словами, но остынут и посмотрят с чистой головой. Бяше было безумно стыдно за то, что он наговорил в тот вечер... И он собирался пересмотреть свои взгляды, если это помогло бы ему сохранить их дружбу. А ещё... это означало, что Рома ему не конкурент за звание лучшего друга. Это приносило странное облегчение, но Бяша запрещал себе сильно на этом зацикливаться. Глупости несусветные... Особенно после того, что там у этих двоих случилось. Бяша не рисковал даже задумываться об этом. Утомлённый, он сам не заметил, как сладенько задремал. Приятный и привычный жар печи подстёгивал его провалиться в сонную негу; так как прошлой ночью Бяша от беспокойства за Еву почти не спал, то позволил царству Морфея забрать себя в свои сети. Он крепко заснул: никакая мамина возня в доме его не разбудила. А разбудила его знакомая до боли скалка, встретившаяся с его головой. Бяша не успел перехватить руку матери, но рывком опустился на пол. Всю сонную негу мигом смело. – Совсем офонарела, на? — гортанно протянул Бяша. Он скосил взгляд на окно и понял, что белый свет принадлежит утру. Надо же. Давненько он так долго не спал. – Тебя только черти разбудят, — проворчала мама и, махнув полотенцем на дверь, сказала: – Бориска Петров тебя спрашивал. Папа Антона? Какого хрена ему надо? Ох, нет, ничего хорошего не предвещало. Заставляя себя не паниковать раньше времени, Бяша, держась за затылок, что гудел от удара, накинул на плечи тулуп и вышел на крыльцо. – Здрасьте, — обозначил он своё присутствие. Папа Антона выглядел взволнованным. Он жадно вгляделся в лицо Бяши и тут же требовательно спросил: – Когда ты видел Антона? Бяша был голоден и не полностью проснулся, но в этот момент он забыл обо всём другом. Сглатывая ком в горле, проблеял: – Сег... Вчера днём. А что? Что такое? Борис грязно выругался и вцепился руками в волосы. Он стал расхаживать из стороны в сторону и разговаривать будто с самим собой. – Его с утра не было дома, — Бяша это знал, так как сам вытащил Антона вчерашним утром. – Как ушёл, больше не появлялся. Телефон выключен. Не знаешь, куда он мог пойти? Судорожно перебрав в голове ворох вариантов, Бяша выбрал самый возможный. – Вы спрашивали у Р-Ромы? – Да, он его тоже не видел. И уголовников этих, дьявол их раздери, уже спросили. – И у девочек? – Нет... чёрт возьми... – Я... Я спрошу! Едва эта мысль пришла ему в голову, Бяша сорвался с места, чуть не забыв про валенки. Он не мог сосредоточиться больше ни на чём другом. Куда бы ни запропастился Антон, Бяша собирался устроить ему взбучку за то, что тот запрятался куда-то, никого не предупредив. Нет, Бяша всё понимал, всем порой хотелось побыть в коконе, не контактируя с миром, но ведь так всех с ума свети можно! Последний раз они виделись с Антоном во время наблюдения за заварушкой между бандами Коваля и Кирпича. Куда дальше пошёл Антон, ему не было известно. Бяша добежал до дома Полины, и та, если и удивилась его визиту, со льдом в голосе ответила, что с Петровым не виделась. Бяша отстранённо подумал о том, что, если Топка всё же заблудилась, отнести её Полине домой. Заходить к Еве не было смысла, оставалось найти только Катю... с которой, как успел заметить Бяша, Антон вроде как вновь заобщался. На его удачу Катя как раз выходила из магазина. При виде стремительно спешащего к ней Бяши она нахмурила брови и вскинула подбородок, но остановилась. Бяша, не предпринимая попыток отдышаться, спросил: – Ты Тоху... не видела? На её лице тут же расплылось встревоженное выражение. – Антон тоже не появлялся? – Че значит «тоже»? – Кирилл с семьёй с ночи Колю по всей деревне ищут. Антон дома не ночевал? – Нет... — с подкрадывающимся ужасом ответил Бяша. В глазах Кати он прочитал то же самое. Не факт, что отсутствие Антона и Коли как-то связано, но... всё это наводило на тревожные мысли. Бяша, уповая на последнюю надежду, хотел обойти все места, в которых мог бы прятаться Антон, и... увидел Рому, что выходил из того же магазина. Рома поймал его взгляд и, наверняка заметив, как Бяшу начинает трясти от волнения, подошёл сам. Однако Катя заговорила с ним первым: – Ты слышал? Антон и Коля оба дома с прошлого утра не появлялись. – Я слышал. Все уже по ушам прошлись. «Один я дрых как сурок», — со злостью подумал Бяша. Он сделал шаг вперёд и, надеясь красноречивым взглядом передать всё, что его гложет, попросил: – Ромыч, какая-то херня творится. Я... Я знаю, на, что у вас там с Тохой неприятности в раю, но, пожалуйста, на, давай вместе его поищем? – А его-то зачем искать? — серо отозвался Рома, скучающе смотря в ответ. – Забился себе в угол, как мышь, и в жалости к себе сопли льёт. – Да хоть бы так, на! — вскрикнул Бяша, не планируя отступать. – Ну сам подумай, на, ведь Коли тоже дома сутки нет. Что-то случилось, Ром, я нутром чую. – Мне какое дело? Бяша мог поклясться, что что-то во взгляде Ромы треснуло. Впрочем, ему было некогда об этом думать. – Просто найдём его. Пожалуйста. Никто тебя не заставит с ним разговаривать, на. Я тебя как друга прошу. Рома задумчиво молчал. Вдруг поддержать Бяшу решила Катя, которая, коротко выдохнув, прошептала: – Неужели злишься настолько, что вот так бросишь его? Бяша и Рома обратили на неё поражённые взгляды. – Откуда ты... – Сложила некоторые моменты, — уклончиво ответила Катя. – Сейчас не об этом! Бяша был согласен. Рома, опустив голову, со скрежетом бросил: – Ладно. С чего начнём, подружка? Подбрасывая друг другу разные идеи относительно того, где мог бы прохлаждаться Петров, они обошли его любимые заброшки, в том числе кинотеатр, сходили на пруд, обогнули по периметру школьные пристройки, заглянули в клуб, библиотеку, на спортивную площадку. Всё это казалось бессмысленным, ведь, будь Антон здесь, кто-нибудь бы уже точно сообщил его родителям. Они вернулись на мост, даже поднялись до церкви, на всякий случай зашли в пустующий дом Ковалевых, но Антон как сквозь землю провалился. – У фашиста его этого, на, ещё можно посмотреть, — не без недовольства предложил Бяша. – Я у него спрашивал. Антона там нет. Бяша был очень удивлён, но сейчас было не до этого. – Тогда только лес остался... – Я знаю, где ещё он может быть, — сказал Рома, и Бяша увидел решимость в его глазах. Как выяснилось, было у них там какое-то «своё» место, бывшее тайным местом Антона, которое Рома случайно обнаружил. К этому моменту солнце уже опустилось за горизонт, и на землю опустилась плотная темнота. Как назло, даже луна не выглядывала из-за чёрных туч. Бяша, не потрудившийся нормально одеться перед уходом из дома, продрог до самых костей. Они с трудом пробирались по сугробам и только изредка перекидывались короткими репликами. Боязнь темноты была здесь совсем не к месту; Бяша не знал, как ему быть. Рома, заметив его потуги, протянул ему локоть. – Держись, подружка. И под ноги смотри, а то наебнёшься. Вцепившись в руку Ромы, Бяша почувствовал, как паника понемногу уходит. Но его последняя надежда растаяла, как воск сожжённой свечи, когда они и тут Антона не нашли. Зато где-то совсем рядом раздавался собачий лай, не на шутку напрягавший и так взвинченных парней. Вскоре из-за сосен вырулил Кирилл; Бяша решил, что судьба просто смеётся над ним. – Кого я вижу, — елейно протянул Кирилл, свистом подзывая бешено обнюхивающую землю Джесси. – Псина сменила поводок? Бяша не успел раскрыть рот, когда Рома произнёс: – Мы ищем Антона. Коля не нашёлся? Кирилл, приняв серьёзный вид, покачал головой. И добавил: – Я с вами. – Избавь нас от такой радости, на, — прошипел Бяша. Но и Рома, и Кирилл его проигнорировали. Бяша, прикусив язык, мысленно отложил свою неприязнь куда подальше. – Джесс настойчиво шарится по лесу, — сказал Кирилл, когда они втроём решили продолжить продвигаться вглубь. – Наверняка Коля где-то тут. Может, и Антон тоже. Бяше не хотелось думать о том, что за этим могло бы стоять. Его валенки были мокрыми от снега, а ноги промокли и промёрзли насквозь, но он и не думал разворачиваться. По виду Ромы и Кирилла можно было сказать то же самое. Довольно скоро их страдания принесли плоды: Джесс сорвалась, стрелой понёсшись к мелькающему меж деревьев... гаражу? Какой идиот будет строить гараж так глубоко в лесу? Дверь гаража была открыта, снежинки мерцали в приглушённом освещении. Парни ускорились, и всех их посетила одна и та же мысль. «Что бы они ни нашли, это странно». Бяша коснулся железной двери, в ноздри ударил плотный металлический запах. Кирилл, что становился свидетелем несчётного количества закола коров, севшим голосом прошипел: – Пахнет кровью. Впрочем, в этом замечании не было необходимости. Стоило им ступить в гараж, можно было видеть только одно. Кровь. Сплошная кровь. Её были будто разрисованы стены, ею же словно пропитался пол. Гараж был до смешного мал. На потолке висел ржавый или потемневший от крови крюк, под которым стояла детская ванночка, наполненная красным. На стенах висели ужасающие в своей правдоподобности маски таёжных животных. Висели ножи разных размеров, пила, топоры, напильники, на столе, что стоял посередине комнаты, лежала паяльная лампа. Там же валялись другие инструменты, вроде молотка и лома. В одном из углов кто-то шевельнулся. Ошеломлённые взгляды переместились туда. На них смотрела, если так будет правильно сказать, судя по телосложению, девчонка в окровавленной и облезшей маске лисицы. Она сжимала в руках нож и выставляла его вперёд. Однако, когда она будто бы всмотрелась в них, то отошла в сторону, давая увидеть... Всё это происходило слишком быстро. Их оглушил испуганный и надрывный вопль. Бяша понял, что упал на колени. Понял, что этот нечеловеческий вопль издаёт он. Он опустил голову, зажимая её локтями, и кричал, не в силах остановиться. – Антон! Нет! Нет, это не может быть Антон! Антон выглядит совсем не так. Нет, Бяша же знает, Бяша же его друг, его названный брат... Волосы Антона по цвету напоминают скошенную пшеницу, а у этого так много седых прядей. У Антона крепкое и здоровое тело, а у этого — в клочья разорванная одежда и ужасные раны. Из открытой раны на животе мелко сочится бордовая кровь. Ноги испещрены широкими поверхностными порезами, руки... кажутся посиневшими. На его шее видны следы пальцев — настолько сильно её сжимали... нет, у Антона шея ведь совсем не такая. На лице у этого — жуткая маска зайца. Антон никогда бы... Рома отбрасывает её. Бяша ненавидит, что смотрит. Зачем? Это ведь точно не... По тому, что осталось от этого лица... Антона невозможно признать. Но всё же это он. Бяша сам не ведает, как подползает к нему. Как пальцами, что колотит от животного ужаса, дотрагивается до обожжённой щеки. Ожог страшный: кожа слезла до мяса, а рядом покрылась волдырями. Веки почернели будто бы от осевшего пепла, ресницы сожжены до основания. Губы обескровленные и истерзанные, а кожа такая бледная... такая холодная. Бяша берёт друга за руку: на пальцах нет ни одного ногтя. Он утыкается в неё лбом и снова воет, ничего не соображая. – Я за скорой, — говорит Кирилл, сумевший взять себя в руки. – Джесс! Джесс, ко мне! Ко мне, кому говорю! Но собака не слушается, крутясь около кучки из тряпок. Кирилл, выругавшись, уходит без неё. Где они находятся? Что происходит? Почему Антон... такой? Бяша ничего не понимает и только плачет, кусая губы до крови. Вдруг его кто-то отталкивает, и он валится на стену, ударяясь лопатками. Это приводит его в некое подобие чувств, чтобы он... увидел, как Рома невероятно трепетно и неверяще обхватывает ладонями лицо, на котором нет живого места. Ошмётки кожи — и те запачканы то ли сажей, то ли сигаретным пеплом. – Антон... — зовёт Рома едва слышно. Но Бяша слышит, потому что остальные звуки попросту глушатся его кошмаром. – Антон, посмотри на меня. Ну же, давай, открой глаза. Всё хорошо. Всё будет хорошо, я тебе обещаю. Я здесь. Я нашёл тебя. Я пришёл за тобой. Теперь всё будет хорошо... Антон не открывает глаз, не раскрывает бледных губ. Рома приподнимает его, зарывается рукой в его волосы, сжимает другую руку на ране в попытке остановить кровь. Бяша, не смея отвести глаз от друга, в какой-то момент понимает, что... Его грудь не двигается. Антон не дышит. – Антон, ты не можешь... оставить меня вот так, — говорит Рома словно в бреду. – Я всё ещё хочу дать тебе по лицу, слышишь? Я всё ещё хочу услышать весь тот бред, что ты будешь мне говорить. Я... хочу. Хочу, чтобы ты открыл глаза. Тебе больше нечего бояться. Я буду рядом с тобой. Я должен был... я не уберёг тебя. Как же так получилось, Антон? Скажи мне, блондинка. Скажи, кто сделал это с тобой. Где твои очки, солнышко? Где ты их потерял? — Рома уткнулся лбом в его неподвижную грудь, сквозь всхлипы прошептал: – Любимый, скажи, что мне сделать? Как помочь тебе? Бяша не может это больше слушать. Он не уверен, что вообще сможет собрать в себе хоть что-то. Но он собирает крупицы сил, чтобы выдавить: – Ром... Но Рома не реагирует. Он дрожит, а голос его срывается на крик: – Ты не можешь вот так сдохнуть! Не можешь, блять! Прошу тебя, Антон... Прошу тебя... Нога Бяши задевает отброшенную маску. Бяша пятится по стене в сторону и теряет последние остатки самообладания, когда видит торчащую из-под тряпок ладонь. Джесс скулит и гоношится рядом. Он скользит взглядом по вороху, где проглядываются очертания тела и... Под ними находит такое же истерзанное тело Коли. Вот только Коля седой полностью. И у него нет ног. Но он... хрипит что-то. Он живой. Бяша не знает, на сколько теряет сознание. Но когда он открывает налившиеся свинцом глаза, гараж полон людей в белом. Слышны только крики и слёзы. Бяша отмахивается от помощи одной из медсестёр и видит, как Рому оттаскивают от Антона. Рома вырывается, но вместо того, чтобы кинуться обратно, уносится из гаража. Бяша, понимая, что сходит с ума, следует за ним. – Рома! — кричит он, не ощущая ни ног, ни сердца. – Рома, подожди! Рома! Там... Там капкан! Стой! Рома всё-таки тормозит, потерянно глядя на него. Бяша хочет что-то сказать, но не знает, что. Но ему невыносимо молчать, потому что трясучка не планирует его покидать, а скорбь тянет к земле так сильно, что кривит позвоночник. Что же делать?.. Что ему вообще теперь делать? – Куда д-девчонка в маске уб-бежала... не видел? – Что? — в глазах Ромы ни капли просветления. – Нет... Нет, не видел. Рома куда-то идёт, а Бяша просто идёт за ним. Ему больше не за кем идти. Ему больше никто не подскажет, куда идти. Больше... нет... Антона с ним больше нет. Он очухивается в доме деда Карпа, который даже не смотрит на них, переворачивая рюмку. Рома стоит посреди комнаты, как страшное изваяние. Его желваки ходят ходуном, а грудь вздымается, руки сжаты в кулаки. А потом Рома со всей силы бьёт по застеклённому шкафу. Бяша сразу же бросается его остановить, но Рома успевает ударить ещё несколько раз. Его ладони режутся о стекло; алая кровь брызжет на кровь Антона, что отпечаталась на коже Ромы. Рома ревёт раненым зверем, мечась в неожиданно крепкой хватке Бяши. – Почему?! Почему он оставил меня?! За что с ним так обошлись? За что?! Бяша, слёзы которого и не высыхали, снова согласно плачет, но рук не размыкает, позволяя Роме колотить воздух. – Я сказал ему, что больше не хочу его видеть, — Рома смеётся и истошно кричит. – Я больше его не увижу! Всё так, как я хотел, а?! Я так его ненавидел... так же сильно, как любил. Я думал, я никогда его не прощу. Так же, как отца... но это... это не значит, что они должны умирать! Слышишь, бог или кто ты там есть?! Я не просил забирать их у меня! Я просто не мог их простить... не мог простить... – Ром... Ром, не надо так говорить... – Неужели мне нельзя просто кого-то ненавидеть? Неужели мне не дано... дать им второй шанс?.. Я опоздал. Я бы дал Антону ещё один шанс. Если бы я только... господи, если бы я только выслушал его... – Ты ни в чём не виноват, — шептал Бяша до безумия. До их общего безумия, пока, обессилев, Рома не отключился у него на руках. В участок Бяша приехал без всего. Бяша не смыкал глаз. Бяша видел перед глазами тело лучшего друга, чувствовал под пальцами безжизненные руки и чувствовал запах горелой плоти. То, что он ощущал, не поддавалось объяснению. Самое простое, что он мог бы сказать... из его груди словно вырвали огромный кусок, оставив там надежды на будущие, скорбь и сожаления. Бяша из раза в раз прокручивал то, что должен был чувствовать Антон, как он мог отбиваться, кричать и молить о помощи, но никто не приходил... Бяша не мог в полной мере осознать, что... Он больше не заглянет в серые глаза, больше не услышит родной голос, подёрнутый тенью скрытых переживаний, больше не увидит улыбку на знакомом с детства лице. Антон больше не упадёт в его объятия, больше не передразнит его, не бросит сочувствующий или игривый взгляд через пролёты парт. Антон больше не скажет ему, что считает его другом. Больше не услышит, что бы Бяша ему ни сказал. Антона больше нет. Его лучшего друга и единственного человека, которого Бяша мог бы назвать настоящей семьёй. В участке его проводили к камере временного содержания, где Немец, едва увидав его в конце коридора, подорвался. Схватился за его руку, как за соломинку, через прутья решётки и вопрошающе позвал: – Ну что? Как там Тоха? Очухался? Все кругом трындят, а ничего по существу сказать не могут. – Он... Язык отказывался это говорить. Бяша не мог более об этом думать. Он истощил весь свой запас. Он полон боли. Или боль приняла его форму. Он целиком состоит из неё. – Завтра в девять прощание. Сказав это, Бяша, не выдержав, осел на пол и тихо заскулил. Об этом пока знали только родители Антона, Рома, он и дед Карп, что час назад сообщил им эту новость. Слова, что не хотели слетать с губ, обрели чёткую форму. Бяша пропустил каждую букву через себя, понимая: – Он мёртв. В канун Нового года жизнь его лучшего друга оборвалась навсегда.