Кошка поймала птицу

[Песни из плейлиста Антона]: ×SEREBRO — Дыши ×Nautilus Pompilius — Я хочу быть с тобой

Первая июльская гроза поработала на славу, нечего сказать. У их сарая снесло крышу, где-то попадали столбы с электропроводами, и у половины деревни пропало электричество. По счастливой случайности, дом Петровых входил в это число. Когда Антона завели домой, на него наорали, конечно, для профилактики, но быстро отправили восвояси — сушить портки и греться. Вдобавок ко всему, он поцарапал стёкла очков, и ему придётся завтра переться на почту, чтобы писать заказ на новые. Также папа предупредил его о том, что весь завтрашний день следует посвятить ремонту крыши. Дождь поливал всю ночь и успокоился только к утру. Папа с дедом Карпом сходили проверить электрощиток — что было успешно, потому что электричество к ним вернулось. На улице ходить без сапог было невозможно; повсюду расстилались лужи размером с лунные кратеры. Зато Бяша точно был рад хотя бы тому, что не придётся поливать цветы как минимум ближайшие пару дней. Если их всех, бедных, не залило… Из короткого разговора на кухне Антон вычленил то, что, естественно, Рома после вчерашней прогулки слёг с температурой, а вот Антону что-то повезло. Впрочем, и не в таком говне оказывались, его организм — стрелянный воробей. А вот навестить Рому хотелось страшно. Однако не менее страшно было столкнуться с чем бы то ни было после того, что... Блять, после того, как они поцеловались! Антона бросало из огня да в полымя со всем этим кошмаром… Насколько бы сильно ни было желание всё это повторить при первой же возможности, насколько бы сильно влюблённость ни превращала его мозги в желе… Он не мог представить, что со всем этим делать дальше. Конечно, он сделал этот шаг, когда «не вынесла душа поэта», но легче ситуацию это не сделало. Ни на грамм, если честно. Всё улетело в тартарары ещё больше. Антон умирал от противоречивых эмоций, от того, что позволил себе заварить эту кашу, расхлёбывать которую не было ложек. Наверно, он слишком долго копил в себе все эти чувства. И теперь, когда Рома ответил ему, чёрт возьми… Это было куда сложнее, чем если бы Рома послал его на три буквы. Антон бы помучился, да, но как-нибудь бы смирился с этим… Наверно… А сейчас что? Сейчас Рома берёт и просто даёт целовать себя, даёт эту надежду на… На что? На то, что Антон не представляет даже отдалённо? Нечего жаловаться на кого-то, когда Антон прекрасно, блять, понимал, что виноват в этом сам. Вернее, он и его грёбанные чувства. И если бы он не выкинул это вчера, сорвался бы в любой другой день. Потому что не смог бы он это выносить. Почему-то Антон был в этом более, чем уверен. Но он не был таким смелым, чтобы дать этому… чему бы то ни было шанс на существование. Он… хотел бы этого больше всего на свете, на самом деле. Но родители, друзья, остальное общество… Он не был таким смелым, чтобы идти против него. Не в лоб и не напрямую. Он не вынес бы этого одиночества. Этого разочарования и отрешённости. Особенно, от своих друзей. Поэтому, услышав просьбу отца отнести какое-то ведро деду Карпу, он несколько минут дышал перед зеркалом, настраиваясь на возможную встречу с Ромой. Чего греха таить, он репетировал множество вариантов того, что он мог бы сказать ему, если дед оставит их наедине. Антон наделялся, что этого козла-Марка там не будет, иначе он плохо будет строить на лице улыбчивое выражение. Врать Роме он не будет, нет… Но как объяснить всё в таком случае, Антон затруднялся ответить. Он постучал в дверь, но ему никто не ответил. Ободрившись тем, что получится отделаться малой кровью, он вошёл и практически кинул ведро у порога, когда из-за угла выглянул заспанный и потрёпанный Рома. Под его глазами были синюшные мешки, явно от недосыпа, лицо было белоснежным, как январский снег, нос — покрасневшим от насморка или чего бы то ни было, да и в целом весь его облик выглядел болезненным. На его ужаленной руке обновилась повязка, и брюнет теребил болтающиеся кончики бинта словно бы в нерешительности. Толком рассмотреть его выражение лица Антон не мог, так как старые очки, которые он надел на время, не давали ему прежней чёткости зрения. Он прочистил горло, не зная, какие слова выжать из себя. Рома решился первым: – Доброе утро, блондинка. Голос его был хриплым, неприятным. Антон мог ощущать фантомный скрежет в собственном горле, представляя, что сейчас должен чувствовать Рома. Антон кивнул; Рома всё ещё стоял слишком далеко, чтобы как-то интерпретировать его настроение, и это в данной ситуации заставляло волноваться ещё больше. – Прости, не слышал, как ты стучал, — продолжил Рома, проходя к столу и кивая на ведро. Он закашлялся, невольно напоминая о Паше. Антон прогнал ненужные мысли и, как мог, постарался непринуждённо улыбнуться и пожать плечами. Слова по-прежнему не хотели слетать с губ. Толкнув стул ногой, Рома сказал: – Садись. Антон покорно опустился на предложенное место и повременил с тем, чтобы встретиться с Ромой взглядами. Но когда он сделал это… Блять. Сердце его готово было разорваться и от беспокойства за состояние Ромы, и от почти невыносимого порыва прикоснуться к нему хоть где-нибудь, хоть как-нибудь… Глаза Ромы были мутными из-за плохого самочувствия, но разглядеть в них недовольство было легко. Прежде чем Антон успел осознать это, он уже коснулся чужого плеча под немигающим взором. Он пропустил выдох, кажется, когда Рома накрыл его ладонь здоровой рукой. Его взгляд смягчился, но вновь налился гневом и непониманием, когда Антон отдёрнул свою. Брови Ромы нахмурились, а губы сжались в тонкую линию. Тем не менее, он сделал глубокий вдох и потребовал: – Говори, — когда Антон вздрогнул от этого пугающего тона и предпринял попытку покачать головой, Рома повторил: – Говори. Начинай перечислять всё, что творится в твоей тупой башке. Если ты намерен молчать, лучше съебись прямо сейчас. Я не в настроении для этого, я не спал всю ночь. Это замечание разрыло яму из вины и самоуничижения ещё сильнее. Конечно, Антон прекрасно всё понимал. И он обещал и себе, и Роме, что игр в молчанку больше не будет… Но даже сейчас Рома давал ему шанс отсрочить это… Чёрт, Антон этого просто не заслуживал. Тишину между ними прервал очередной кашель Ромы. Антон использовал эти секунды, чтоб собраться с духом для предстоящего выяснения отношений… «Отношений», боги… – Я… — тяжело сглотнув, Антон прочистил горло. – Можно для начала спросить, как ты? Рома не выглядел впечатлённым этой сменой темы и ответил достаточно сухо: – Херово, — не то чтобы это и так не было видно по нему, ага… Антон проклинал всего себя ещё несколько долгих минут, малодушно надеясь, что их прервут, и Антону придётся уйти, но одновременно с этим он знал, что нужно хотя бы попытаться объяснить всё Роме… Хотя бы самую малость. К тому же, такая практика у них была, и она показала, что всё не так уж страшно. Рома — не тот, кто его осудит. Рома — тот, кто попытается понять. Несмотря на всю ту боль, что Антон уже успел ему причинить. Поэтому Антон собрался с силами ещё раз и заговорил, стараясь не смотреть Роме в глаза. – Всё так сложно… Я даже не знаю, с чего начать, правда, я… – Давай начнём с простого, — внезапно сжалился Рома, вцепляясь пальцами в клеёнку на столе. – Для тебя это что-то значит? — когда побледневший Антон в шоке уставился на него, Рома кисло усмехнулся. – Я хочу сразу это прояснить, потому что уже хлебнул этого говна сполна. Дабы ты не думал слишком много, Антон, ты говоришь либо да, либо нет. Всё просто. Антон заторможено кивнул. Да, так определённо будет проще. Даже если от прямолинейности Ромы рельсы покажутся кривыми. – Да. – Хорошо, — черты лица Ромы действительно чуть разгладились. – Едем дальше. Ты чувствуешь ко мне что-то помимо чистосердечной дружбы? – Да, — думать и правда было некогда. Не тогда, когда кровь в венах забурлила так, что Антон мигом почувствовал жар на всём своём лице. – Вижу, — Рома позволил себе ухмылку. – Значит, я не ошибся, — пока Антон пытался осмыслить это, Рома продолжил: – Ты чувствуешь это только ко мне? – Да, — следом Антон нахмурился и решил уточнить. – Что это вообще должно значить? Взгляд Ромы полоснул холодом. – Я спрашиваю это, чтобы знать, что я не один из. Смекаешь? Сразу спрошу следующее: я для тебя что-то типа эксперимента? Знаешь, понять, гей ты или нет. Это заставило Антона вспыхнуть гневом. – Ты себя слышишь? Я ведь говорил тебе, что я гей. Я это и без тебя как-то, блять, понял! – Засосавшись с Руди по приколу? Антон на мгновенье лишился дара речи. Роме этого было достаточно. – Об этом я и говорю. – Нет! — воскликнул Антон. – Нет, это не эксперимент. Ты не эксперимент, ты… Ты что-то особенное, на самом деле особенное… Антон боялся взглянуть на него в этот момент, поэтому отвернулся. Рома не стал тормошить него, но Антон знал, что тот ждёт дальнейшего разъяснения. И пора было бы Антону сказать что-то самостоятельно. – Я действительно поцеловался с Руди, чтобы… проверить в какой-то степени, но это было обоюдно, клянусь тебе. Мы поговорили об этом позже… Между нами ничего нет. – Я помню, — хмыкнул Рома. Это было хорошим знаком, не так ли? – С тобой всё по-другому. Я… Я никогда такого не испытывал. – Ладно, последний вопрос, — Антон всё-таки взглянул на Рому. В его глазах застыла такая знакомая надежда, что сердце Антона перекувыркнулось. – Я нравлюсь тебе? Или ты меня исключительно хочешь? Антон не сомневался в ответе ни одной лишней секунды. – Нравишься. Ты, блять, понятия не имеешь, как сильно ты вскружил мне голову. Рома вздрогнул. С минуту на его лице сменялись разные эмоции, пока его губы не приняли форму робкой улыбки, а рука не запуталась в волосах. Это что, было похоже на стеснение? Ох, нет, это было бы слишком очаровательно, чтобы… блять… – Я создал монстра, — сказал Рома весело. – Чёрт возьми, блондинка, когда ты говоришь так смело, а не молчишь в тряпочку, это слишком. – Теперь не жалуйся, — Антону наконец-то не пришлось заставлять себя улыбаться – улыбка сама просилась на лицо, а в груди что-то запело. – И не подумаю, — Рома двинул рукой в его сторону, но застопорился, опуская её. Антон не хотел задумываться о том, как это задело что-то в груди, потому что сам был в этом повинен. – Тогда в чём дело, блондинка? Какие тараканы тусуются в твоей бедовой голове? «От Бяши понахватался», — с досадой подумал Антон. Отвечать на вопрос Ромы не было желания, когда они только что… Сука, да к чёрту. Он за этим изначально и пришёл, на это и настраивался. Обманываться всем тем, что они только что выяснили, было очень-очень глупо. Как бы сердце ни стремилось к этому. – Мне страшно, — сказал он самое правдивое из того, что он мог сказать вообще. – Мне страшно, потому что у меня никогда не было такого прежде… Я никогда не… — «давай, скажи это уже, твою мать», – … никогда не влюблялся. Всё было бы проще, если бы это было простое желание, но я… Я как будто с ума сошёл или весь мой мир внезапно решил на тебе перевернуться… – Антон, — позвал Рома мягко. – Думаешь, я не испытываю того же? До сих пор у меня не было возможности сказать тебе, что я, вообще-то, тоже на тебе помешался, а? Это было бы нечестно, знаешь ли, так что я тоже говорю тебе, Петров, что ты нравишься мне. Нет, Антон не был готов это услышать, наверно… Потому что если прямо сейчас он откинется здесь от сердечного приступа, это будет на совести одного идиота… – Это соревнование или что? — буркнул Антон только для того, чтобы немного скрыть своё смущение. – И кто выигрывает? — подхватил Рома с издёвкой в голосе. – Я привык играть и выигрывать, так что… – Заткнись! Рома рассмеялся, и Антон не мог не рассмеяться в ответ. На бледном лице Ромы появились проблески красного, когда он неуверенно прошептал: – Хочу поцеловать тебя. Можно? Разве Антон думал в данный момент? Нет, конечно, вы в своём уме? Услышав это, Антон думать о чём-либо другом уже был не в состоянии, поэтому кивнул с заметным нетерпением. Наверняка Рома заметил это, потому что он вдруг усмехнулся и протянул: – Тебе придётся учить меня целоваться, блондинка. Кстати, зубы я уже почистил и с утра ещё не курил, и тебе должно быть… – Бога ради, просто заткнись… Антон решил это дело радикальным способом: притянул Рому за ворот пижамной футболки и впился в его губы требовательно и голодно. Он чувствовал себя так, будто дорвался до чего-то, о чём грезил бессонными ночами. В общем-то, так оно и было. Испробовав поцелуй с Ромой, Антон подозревал, что не перестанет хотеть этого никогда. Рома вновь позволял ему вести, наклоняя голову под напором Антона. Ощутив шевеление пальцев рядом со своими коленями, Антон мысленно закатил глаза, выдохнул в губы Ромы и поймал его руку, спрашивая: – Куда? Рома посмотрел на него пьяным, затуманенным взглядом. – Куда позволишь. Антон подавил дрожь в собственных пальцах, когда положил руку Ромы себе на шею, в которую те тут же вцепились почти отчаянно. Антон не сможет выносить это долго, просто, блять, не сможет… Антон же сомкнул руки на худощавой талии, таким образом притягивая парня ещё ближе, из-за чего Роме могло вскоре стать неудобно, но… Но какой-то шум под окном заставил Антона отпрыгнуть от Ромы, и он чуть не свалился со стула. Взгляд Ромы медленно фокусировался на нём. Он прокашлялся, поправляя волосы, и прохрипел: – В следующий раз снимай очки. Антон моргнул. Он нервно хихикнул и скосил глаза в сторону окна: дед Карп уже отходил от дома с каким-то ящиком. Пока он приходил в себя от невероятного выброса адреналина, Рома изучающе смотрел на него. В конце концов, он встал из-за стола и налил себе стакан воды. Антон счёл нужным объяснить свою реакцию: – Больше всего я боюсь, что нас застукает кто-нибудь, — он говорил это, глядя в пол, так, словно это было чем-то постыдным и неправильным. – Я не переживу, если родители узнают об этом. Или мои друзья… – Ещё один вопрос, — перебил Рома, ожидая кивка Антона. – Для тебя это серьёзно? Нет, не так… Ты вообще рассматриваешь что-либо между нами? Вот оно. То, с чем Антон не может справиться. – Да. Для меня всё серьёзно. Очень, — выпалил он, пока хватало воли. – Но я… Я не знаю, готов ли я к… чему бы то ни было. Не знаю, как это вообще работает, потому что я чертовски боюсь, что всё просто сломается в один прекрасный момент, и мы оба останемся только с разбитым корытом. – Как оптимистично, — усмехнулся Рома. Что его так развеселило, Антон вот не имел ни малейшего понятия. – Я тоже не то чтобы гуру в отношениях, блондинка. У меня тоже их не было. «Но ты влюблялся прежде», — хотел было сказать Антон, но вовремя спохватился. Говорить этого никак не стоило. – Я и целоваться не умею, — перечислял Рома с растущей ухмылкой. – Нам необязательно торопиться, а? Мы можем попробовать это вместе и посмотреть, что получится. Ты не будешь требовать чего-то от меня, а я — от тебя. Например, я принимаю твоё нежелание распространяться о нас. Это понятно, блондинка, я ж не тупой. – Я принимаю, что ты такой несносный придурок, — пробормотал Антон, даже не стараясь потушить пламя, разгорающееся в груди. Всё это звучало так заманчиво, что даже мысли об отказе делали больно. Да это, блять, то, о чём Антон и мечтать не смел. – То есть… ты не будешь обижаться, если я… буду загоняться временами и отталкивать тебя? – Кто из нас ещё придурок, — фыркнул Рома. – Не буду. Конечно, не буду. Если ты будешь пользоваться своим ртом и проговаривать это. Идёт? – Идёт. Антон спит. Точно спит. От улыбки его лицо грозит просто-напросто треснуть. Хотя бы сейчас хочется отбросить нахуй все назойливые мысли о том, что это плохая идея и бла-бла-бла. Первый человек, который вызывал в его животе бабочек, ответил ему взаимностью и принял с распростёртыми объятиями его поехавшую крышу. Можно Антону немного насладиться этим? – Не забивай голову ерундой, ладно? — позвал Рома и, когда он вновь остановил себя от того, чтобы протянуть к нему пальцы, Антон не выдержал. – Ты можешь прикасаться ко мне, — сказал он, возможно, чересчур резко, потому что Рома слегка оторопел. – Чтоб ты дёргался, как припадочный? — выгнул бровь. – Нет уж. – Но это… – Не заставляй себя, слышишь? – Я не заставляю, я хочу этого, просто… Это всё ещё немного обескураживает. Это тупо, я знаю. – Это не тупо, — терпеливо и твёрдо. – Если тебя это беспокоит, всё нормально. Давай так, я спрашиваю, ты отвечаешь. – Ты такой деловой, — пробормотал смущённо, но согласно мотнул головой. Посмотрев на забинтованную руку, он промямлил: – Я посмотрю, как твой дед её забинтовал? Рома прищурился; в его глазах плясали смешинки. Но он ничего не сказал и протянул ладонь внутренней стороной, опираясь локтем о стол. Антон просто вертел ладонь в своих руках, чувствуя чужое тепло, что приносило ему странное успокоение. Когда Рома протяжно зевнул, Антон повторил свой недавний вопрос: – Как ты? Может, тебе прилечь? — на часах ещё не стукнуло восьми. И ещё Антон знал, что Рома не привык к ранним подъёмам, что сейчас не играло на руку. – Да всё равно не засну, — отмахнулся Рома. – Упрямый, — со смешком. Рома предложил ему чай, и Антон не возражал. Они немного поболтали о вчерашней грозе и погоде за окном, которая в ближайшее время не планировала налаживаться. Говорил по большей части Рома, и Антон хотел бы сказать, чтоб тот не напрягал голосовые связки, но что-то подсказывало ему, что его проигнорируют. Антон как раз жаловался на разбитые очки, когда их привлёк скрип половиц. Вот оно. Слон в комнате, на которого уже нельзя не обратить внимание. При появлении Марка на кухне Антон мгновенно подобрался, и на его лице наверняка появилось грубое выражение, ибо он почувствовал, как у него в прямом смысле свело зубы от неприязни к этому человеку. Рома же не отреагировал никак, продолжая отхлёбывать из чашки как ни в чём не бывало. Марк невозмутимо помахал им рукой и сонно пробормотал: – Сколько времени? Антон хотел насладиться тем, что ему никто не ответит, но Рома ровно проговорил: – Без двадцати восемь. – Чокнуться, — выдохнул Марк и приземлился на третий стул. Волосы Марка были в светлом беспорядке, что было Антону несколько знакомо. Его серые глаза внимательно осматривали Антона, что последнему, естественно, не понравилось, поэтому он огрызнулся: – Тебе не кажется, что пялиться на людей некрасиво? Марк, к его удивлению, только усмехнулся, но явно уловил отсылку к своей вчерашней фразе. – Вчера я представился, а вот кто ты такой, я не знаю, — сказал Марк с натянуто-вежливой улыбкой, которой Антон не верил. – Антон, — он не стал протягивать руку, тем более что Марк тоже вряд ли этого хотел. – Без фамилии? — знакомо выгнутая бровь не на том лице на мгновение ввела Антона в ступор. – Может, тебе ещё официально представиться? Паспорт показать? — плохо контролируя голос, ответил Антон. Ровно в этот момент Рома поставил перед Марком чашку, заставляя их обоих вздрогнуть. Чёрт, Антон и не заметил, как Рома вышел из-за стола. – Заканчивай этот цирк, — обратился Рома к Марку — спасибо на этом, — и блондин поджал губы, но благодарно качнул головой. Их неловкое молчаливое чаепитие прервал дед Карп, ввалившийся в комнату и чудом не запнувшийся за ведро. Он послал Антону уничтожающий взгляд, но прошёл мимо, сгружая стопку поленьев перед печкой. Он обвёл взглядом их коалицию и грозно посмотрел на внука: – Ты куда вылез в такую рань? – Не спится, деда, — с притворной жалостью отозвался Рома. – Поговори мне. Ишь ты, гляди-ка. Как надо, так с бубном не разбудишь, а тут с петухами выскочил. Иди в кровать, чучело, — дед приложил ладонь тыльной стороной к его лбу и проворчал что-то невнятное, повторяя: – Марш в постель! И все таблетки чтоб выпил, а то вицей отхожу. – Ага-ага, — угрозы на Рому подействовали. Он, кряхтя, встал из-за стола, подмигивая Антону напоследок. Дед провожал его ссутуленную спину до тех пор, пока парень не скрылся из виду. Снова поворчал себе под нос и, вперившись взглядом в Марка, гаркнул: – А ты чего глаза вылупил, марамойка? — пока Марк пребывал в явном ошеломлении, дед замахнулся на него, но только припугнул. Антон знал, что дед Карп любитель таких пустых угроз. Но мудак-то этого не знал и знатно испугался, сжимаясь. – Папашу своего сам встречать пойдёшь. Сапоги возьмёшь в кладовке, на улице ляги такие, что утонешь. Понял, что говорят? – П-понял, — икая. Найдя последнюю жертву, дед не обделил и Антона: – Ты тоже дохлёбывай и проваливай. Дома не кормят? Само гостеприимство и очарование. Но Антон нисколько не обижался, он к этому привык. Да и знал, что это всё напускное. Не сдерживая злорадства, он посмотрел на Марка и скривил губы в издевательской улыбке. Марк был всё ещё в прострации, кажется, так что ничем ему не ответил. Антон ушёл домой, хотя предпочёл бы остаться с Ромой. И почему Марку вообще по-прежнему выпадает привилегия быть в такой непосредственной близости с Ромой? Нечестно. Детские умозаключения, конечно, покинут сознание не скоро, однозначно, но что уж тут поделаешь. Антон не совсем понял, зачем отец Марка поехал сюда, да ещё и позже сына, но кому не всё равно. Пойди пойми этого Миллера, что за фамилия вообще… Антон отметил для себя тот факт, что во внешности Марка были видны немецкие черты. Да и фамилия тогда была подходящая. Интересно. Если Рома уже имел опыт с немцами раньше, может, это также поспособствовало его быстрому сближению с Руди? Но пока это были лишь догадки. Вот уж о чём, а разговаривать с Ромой об этом придурке он точно не собирается. Папа дал ему фору в несколько часов, а потом позвал растапливать баню. Небо было серым, и дождик был мелкий, что говорится, накрапывающий, противный. Антон и сам чихнул пару раз, проходив от бани до колодца в течение получаса. Не простыть бы следом за Ромой, а то совсем скучно получится. Естественно, в такую погоду хозяин собаку на улицу не выпустит, поэтому все сидели по домам. Антон вот дома уже насиделся, и ему не оставалось ничего, кроме как проводить время с семьёй, а если быть точнее, то с напряжёнными из-за очередной ссоры родителями, перекидывающимися редкими издёвками, и Олей, безуспешно пытающейся разрядить обстановку. Воистину, их семья могла существовать только по отдельности. А родители — находить компромисс только тогда, когда ругались на Антона. В остальное время это походило на дурацкую драму-комедию, или что там показывают на Первом… Антон ненавидел такие типа «семейные» посиделки, потому что ни черта семейного в них не было. Только какое-то издевательство. Или представление. Вопрос только — для кого? Неужели им так нравится мучить себя понапрасну?.. Когда они приступают к починке крыши сарая, Антон благодарен как никогда. Серьёзно, лучше весь день проводить с папой и молчать, загнанным работой, чем терпеть их с мамой холодную войну. Они-то пускай делают, что хотят, но Антону очень хотелось бы от этого абстрагироваться. И абстрагировать Олю, желательно. Оля ещё верит в то, что что-то может наладиться. Антон давно перестал спорить с ней по этому поводу. Ей-то виднее, конечно. Какой бы умной ни была Оля, она всё ещё оставалась глупышкой… Честно говоря, Антон не знал, что из этого лучше. Иногда ложь во благо способна творить чудеса, разве нет? К вечеру Антон вымотан полностью. С другой стороны, это помогает ему не зацикливаться на мыслях о Роме. Если он всё же готов попробовать… что-то между ними, это не умаляет того, что ему по-прежнему хочется узнать о роли Марка в его жизни. Рома может молчать и дальше, но Антон уже уверен в том, что между этими двумя что-то было. Это сходится со всем, что Рома говорил прежде. И в какой-то степени объясняет радикализм Ромы в этом вопросе, потому что очевидно, что опыт этих отношений был неудачный. Но что конкретно случилось — история, к сожалению, умалчивает. Роме тяжело об этом говорить, и в глазах Антона Марк предстаёт такой сволочью, что он в замешательстве относительно того, почему Рома может находиться с ним в одной комнате. И что вообще этому Марку может быть от Ромы надо после всего, что уже закончилось? Антон признаётся себе в том, что ревность здесь тоже замешана. Ведь… Что-то же их раньше связывало? А тут Антон… может, они чем-то похожи?.. Антон помотал головой, избавляясь от этих дурацких мыслей. Это однозначно путь в никуда. Ничего хорошего это не принесёт. В противном случае, лучше прямо спросить Рому об этом. В самом крайнем случае. Да. Потому что Антон об этом не парится. И Рома не кажется тем, кто может позволить себе подобное. То, с какой надеждой Рома смотрел на него… Как смущался, как выглядел, когда целовал его… Антон был уверен, что выглядел со стороны точно так же. А это говорило громче любых слов. При том, что Рома не был скуп и на слова. Которые Антон покручивал в голове весь день, уплывая. Так недалеко и блаженным стать… Впрочем, почему бы и нет? С Ромой не страшно делать глупости… Почти. Нельзя расслабляться, потому что в их случае это ничем хорошим не закончится. После ужина он вспомнил ещё кое о чём, что маячило на подсознании со вчерашней грозы. Алиса… Про которую он успел подзабыть, к своему стыду. Её слова были как всегда непонятны и похожими на бред в белую горячку, но она умудрилась удивить его на этот раз. Она как будто… предупредила его о чём-то? И флейта, которая мерещилась ему последние дни… не была частью сна? Одевшись в куртку с капюшоном и прошмыгнув мимо матери, чтобы не слушать попытки отговорить его мочить ноги, Антон помчался наверх, в лесную полосу, где он встретил Алису в первый раз и где так неудачно столкнулся с Ромой однажды. Дождь становится неким атрибутом их встреч с таинственной девчонкой, похоже? Он, на самом деле, понятия не имеет, выгорит ли эта затея, ибо, кроме как ждать и мокнуть под дождём, он больше ничего не может тут делать, и… Да. Ему остаётся только надеяться, что Алиса придёт. Однако её приход никак не гарантировал того, что Антон что-то прояснит. Скорее получит порцию головной боли и новых вопросов… – Скучаешь, просто Антон? Алиса появляется бесшумно, в чём шорох дождя ей только помогает. Антон подскакивает на месте и принимается рассматривать свою необычную знакомую, так как в последнюю их встречу всё произошло слишком быстро, чтобы он что-то разглядел. Всё та же маска, вызывающая тревожные эмоции, поношенное платье и порванные сандалии. Всё те же спутанные рыжие локоны, немножко отросшие. Всё та же флейта в тонких, словно прутики, пальцах. – Привет, Алиса. Девочка хихикает, подходя к нему чуть ближе. – Я ждала тебя. Ты правильно сделал, что пришёл. Отлично. Хоть за что-то Антон мог себя похвалить. – Я не навещал тебя, хотя обещал… Прости, — ему действительно было жаль. Он хотел бы наверстать упущенное и заодно попытаться выяснить об этой девчонке что-то, потому что прошлые опасения относительно её состояния и жизни в лесу не потеряли своей актуальности. – Ничего. Люди никогда не сдерживают своих обещаний, — пожимает плечами. – Они думают, животные не понимают. Но иногда мы понимаем. Иногда даже мы теряем надежду. Теряем веру в людей. Антон тяжело сглотнул, не в силах найти никаких подходящих слов. Алиса никогда не перестанет переворачивать мозги. И оставлять его в таком виде, лишённым любых зачатков речи и мышления как такового. Он уже даже не стал акцентироваться на том, что она называла себя животным. Не то чтобы это было что-то новенькое, так что… Можно просто принять это как данность, да?.. – Ты хотела поговорить со мной? — спросил он, чтобы направить диалог в нужное русло. – Я рискую, общаясь с тобой. Хозяин меня накажет. Он сильно меня накажет, я знаю. Так, вот это нехило так напрягает. И снова этот «хозяин», чёрт бы его побрал… – Но ты не рассказал никому обо мне. Я благодарна тебе, просто Антон, поэтому я хочу помочь. Хочу тебя предупредить. – О чём? — с каждым разом это становится всё зловеще. И пугающе. – Хозяин возвращается, — да, что-то такое Антон припоминал. – Хозяин силён, он точно узнает, что я нарушила его запрет. Он будет зол. Если ему станет мало, он захочет ещё. Антон силился не потерять нить повествования… если его глаза ещё не вылезли на лоб от всего сказанного. – В каком смысле «мало»? — он не был уверен в том, что хочет даже задумываться о том, как это можно трактовать, но всё равно узнать это казалось важным. Ещё бы, блять… Алиса помедлила с ответом и понизила голос: – Мало моих криков. Мало моих страданий. Мало моего подчинения. Пиздец… Нет, здесь точно необходимо вмешательство полиции… Даже если это всё её больные фантазии, у девчонки явно проблемы с головой… причём серьёзные… – Но старый друг лучше новых двух, — Алиса заговорила тише, как будто самой себе, но Антон жадно вслушивался в каждое слово. – Мне жаль тебя, просто Антон, правда, жаль… Но я не смогу больше ничем помочь, не сумею… Только предупредить, чтобы ты был осторожен. Хозяин сильнее, намного сильнее меня, я не смогу тебе помочь, когда он возьмётся за дело. Я сделаю всё, чтобы защитить его… Даже если это навредит тебе. Прости, просто Антон. Вопрос, который Антон крутит в своей голове, не меняется. Он всё ещё звучит как «какого хуя?!» Антон понимает, что не понимает ни черта. Причём здесь вообще он? С чем придётся помогать? За какое дело возьмётся этот хозяин, кем бы он ни был… – Навредит мне? — цепляется он за последнее, потому что это немного так его беспокоит, знаете ли. – Хозяин знает о тебе. Рано или поздно он захочет тебя. Я видела, что он заинтересован тобой. Замечательно… Его задница — просто магнит для проблем, не так ли? Антон однозначно не позволяет панике просочиться в голос, когда переспрашивает: – Захочет меня?.. – Захочет тебя в семью. Нашу семью. Семью больных на голову психов, очевидно… – Почему именно я? — должны же быть хоть какие-то причины, чтобы этот блядский хозяин обратил на него внимание, а? Или искать здесь логику бессмысленно? – Это мне неведомо, — извиняющимся тоном. – Но я не позволю Хозяину забрать его. Поэтому сначала он займётся тобой. Как обнадёживающе. Это становится уже совсем не смешным. – Кого его? — решает уточнить. Алиса будто бы размышляет, можно ли ему это сказать, но в конечном итоге выдыхает: – Волка. Волка, отбившегося от стаи. Стоило ли надеяться на нормальный ответ?.. – Но сначала ему придётся поймать зайчика, — в голосе Алисы появилась неведомая твёрдость. От этого тона Антона пробрало мурашками от пяток до кончиков волос. – Берегись, просто Антон. Хозяин обязательно придёт за тобой. Возможно, Антону не хватает воздуха. Возможно, у Антона чуть-чуть подкашиваются ноги. Возможно, зубы стучат совсем не от холодного дождя. – Я… я пойду в… Он не успевает договорить; Алиса прижимает его к ближайшей сосне, прикладывая флейту поперёк его шеи и перекрывая доступ к кислороду. – Глупый зайчик, — шипит девочка в маске лисы. – Знай, я не буду милосердна к тебе, если ты сделаешь это. Я разберусь с тобой сама. В подтверждение своих слов она надавливает сильнее, и да, вот теперь Антону действительно нечем дышать. Он вцепляется в её плечи изо всех сил, пытаясь оттолкнуть, но без толку. Алиса не уменьшает давления. Когда перед глазами начинает темнеть, он обмякает. Алиса всё же отходит на шаг, и он валится на мокрую землю, заходясь в кашле. Глаза печёт, он практически ничего не видит. Он дёргается, когда Алиса прощается. – Не делай глупостей — и поживёшь подольше, просто Антон. Ответа она не дожидается. Антон полулежит в лесу ещё какое-то время в попытках привести дыхание в норму. Но ощущение хватки на горле не даёт ему этого сделать, и он довольствуется лишь частыми вздохами, от которых жжёт в груди. В переносице ноет так сильно, что отдаётся в висках. Когда у него ничего не выходит даже спустя приличное количество времени, он в самом деле начинает паниковать, что делает ситуацию ещё хуже. Воздуха не хватает. Категорически не хватает. Непослушными и онемевшими пальцами он тянется в карман куртки, нащупывая телефон. Соблазн позвонить Роме проходит сразу же: он не сможет молчать, он, блять, выложит всё как есть в ту же секунду, как увидит его. Антону не хотелось проверять угрозу Алисы. Не после того, что она сделала… Не после того, как он всё ещё не мог нормально дышать. Имела ли она в виду только полицию или нет, анализировать не хотелось. Риск не был оправдан, нет… Антону в жизни не было так страшно, как сейчас. Вернее, это был даже не страх. Это был чистый ужас. Родителям звонить тоже нельзя. Не сейчас. Пальцы набрали номер наизусть; времени листать телефонную книгу не было — грудь словно пронзало тысячами игл, а сознание отправлялось куда-то далеко. После непродолжительных гудков послышался бодрый, но удивлённый голос Лёши: – Антоха? Какими судьбами? — ещё б ему не удивиться, Антон не любитель разговоров по телефону. – Л-лёш, — он не стал даже пытаться кусать губы, чтобы скрыть всхлипы. Пока у него оставались силы, он должен был сказать хоть что-то. – Заб-бери меня… от-тсюда… На том конце провода послышались какая-то возня и поток ругательств. – Где ты? — отрывисто, приглушённо другими голосами на фоне. – Ты в порядке? – Я в… в лесу… — блять… это место никто, кроме него и Ромы не знал… – Дышать… Не могу д-дышать… В данный момент ему уже было плевать на своё первоначальное решение не привлекать сюда Рому. Он не хотел… задохнуться тут в лесу. Он хотел, что хоть кто-то пришёл и забрал его из этого треклятого леса… – Р-Рома… Рома знает… это место, — он не слышал ничего из того, что восклицал Лёша. Его уши будто вмиг наполнили ватой. – Забери… меня… Только… родителям… не г-говори родителям… Звонок он не завершил — телефон выпал из ослабевших пальцев. Он не смог больше держать корпус в вертикальном положении и окончательно упал, сворачиваясь калачиком. Потоку воздуха это вряд ли помогало, если не препятствовало ещё больше, но Антон уже ничего не соображал. Перед глазами всё плыло, и он уже не понимал — мерещится это всё ему или нет. Боль в груди была сильной, по-настоящему душащей. Единственное, что ему оставалось, — глотать воздух, как выброшенной на берег рыбе, ловить те крохи, которые удавалось, чтобы не задохнуться. Он, конечно, понятия не имел, сколько ему пришлось пролежать здесь, покуда он не почувствовал, как кто-то переворачивает его. Антон забрыкался в ужасе, не обращая внимания на фигуру перед ним. – …тон! — напрягая слух изо всех сил, Антон смог различить голос Лёши. – Антон! Это я, Лёша. Это я. Всё хорошо. Зрение подводило его нещадно, но этому голосу Антон доверял. Он расслабил конечности, теперь уверенный в том, что всё и в самом деле будет хорошо, и позволил себе отпустить ту пружину, что держала его сознание на последних издыханиях... – … не… -за! — но кто-то отчаянно пытался докричаться до него, несильно встряхивая и заставляя держать голову прямо. – Де...-сь! Антон! Антон, слышишь меня? Потерпи ещё немного, а? Смотри на меня. – Не вижу… — промямлил он. – Тогда слушай. Хорошо? Вместо ответа Антон закашлял; ловить воздух в сидячем положении стало отчего-то сложнее, и он вцепился в чужую руку, кажется, чтобы иметь хоть какую-то опору. Он зажмурился до звёздочек перед глазами, чувствуя, как в голове что-то трещит. – Не тряси его, — раздаётся голос, похожий на Пашу… Паша? Что здесь делает Паша? – Антон, — окликает его третий голос… который заставляет Антона распахнуть глаза. – Р-Рома? — он достаточно сбрендил или… ну, конечно, кто-то же должен был в конечном итоге отвести Лёшу к нему? – Да, — теперь его держали руки Ромы, но вот сам Антон всё ещё мёртвой хваткой держался за Лёшу. Похоже, никто не возражал против этого, потому что другую его руку Рома положил на свою грудь, где Антон с лёгкостью мог ощутить его сердцебиение. – Дыши вместе со мной. Давай, блондинка. Вдох… Антон следует за Ромой; пускай далеко не сразу, но ему удаётся войти в нужный ритм, и жжение в груди перестаёт сводить с ума. Когда он сам делает полноценный вдох, его с головы до ног затапливает облегчение, и он не сдерживает слёз. – Что? — спрашивает Лёша. – Что такое? – Н-ничего, — отзывается Антон, шмыгая носом и отпуская, наконец, предплечье Лёши, на котором сто пудов вскоре появится синяк. – Просто… дышать… могу дышать… Лёша испускает вздох облегчения и смахивает со лба капли пота. – Ну слава богу. Ты знатно напугал нас, ребёнок. Теперь, когда зрение готово нести свою службу, Антон видит перед собой взволнованное лицо Ромы, такое же лицо Лёши и замечает Пашу недалеко от них. – Спасибо, — бормочет он, неосознанно укладывая голову на плечо Ромы. Он устал. Он смертельно устал. Рома приобнимает его, цыкая: – С тобой никогда не будет покоя, а? Антон удосуживается даже усмехнуться, пока холод не пробирает его до такой степени, что всё его тело сводит судорогой. – Давайте выбираться отсюда, — предлагает Паша, с чем Антон согласен как никогда. Он отстраняется и делает попытку оттолкнуть свою пятую точку от земли, когда его хватают под обе руки и возвращают на место. У Антона ведёт голову. – Уймись, — рыкает Рома, перекидывая его руку через своё плечо и зачем-то подкладывая вторую руку ему под спину. – Уверен, что справишься, гитарист? — Лёша смотрит на Рому. – Может, лучше я? – Отвянь. Лёша смеётся и отходит. Антон до последнего не понимает, о чём они, пока его рывком не поднимают на руки и Рома не встаёт вместе с ним. Ожидаемо, они покачиваются, и Антон визжит, сжимая руки вокруг чужой шеи. Рома, этот самый настоящий козёл, ещё и слегка подкидывает его, и Антон в отместку шлёпает его по спине. – На спине было не вариант? — спрашивает он, не отказывая себе в удовольствии прислониться к несущему его Роме. – Сделай мне одолжение, просто помолчи, ладно? Парни позади давят усмешки, а Антон захлопывает рот. Он замечает, как глубоко залегли брови Ромы, и не составляет труда догадаться, что тот волнуется и злится. Антон испытывает от этого странный трепет. Так что он послушно замолкает, прикрывая глаза. Когда тебя несут, как принцессу, это не так удобно, как кажется. Но Антон не жалуется, не подумайте, он просто радуется, когда его спускают на диван в доме Ковалевых, где ещё каким-то чёртом оказывается Бяша, который не пошёл за ним в лес исключительно из-за того, что боится темноты. Вот и собрались, несмотря на неугомонный дождь. Красота да и только. И с Пашей увиделся, наконец… Антон понимает, что все дают ему время, чтоб начать объяснять, что случилось… Антон и сам осознаёт, что объяснения здесь жизненно необходимы, но…. Это время он тратит на то, чтобы придумать что-то правдоподобное. – Я словил паническую атаку, наверно, — что похоже на правду. На грёбаную полуправду… Спорить с этим никто не решается, но наверняка они ожидают чего-то ещё. Антон более ничего не добавляет, и они смещают вектор обсуждения на то, чтобы оценить его состояние. Рома смотрит на него особенно пристально, и, да, это то, чего Антон и опасался, — его язык буквально горит от того, как же тянет обо всём рассказать. Но стоит подумать об этом — в горле как будто снова становится ком. Нет… Нет, он никому не расскажет об этом… Он хочет пожить подольше. – Вы не говорили родителям? — спрашивает он в какой-то момент. – Признаться, я был в шаге, — говорит Лёша. – Эти двое запаниковали тоже, — он кивнул головой на Бяшу и Пашу. – Ну, думаю, пиздец, ребят, только вас мне не хватало. – Нам пришлось найти твоё тайное место, — сказал Паша с извиняющейся улыбкой. – Рома нам помог. Антон не был уверен в том, что он хочет знать, как они все скооперировались, чтобы отыскать его… – Я думал, ты там помираешь, — хмыкнул Лёша. – Выпил на дорожку даже… С другой стороны, надо иногда давать себе встряску, да? Давайте выпьем, друзья-товарищи, за нас с вами, чтоб дети грома не боялись и за трамвай не цеплялись… Антон кидает в него подушку, одновременно с этим чувствуя вину за то, что заставил друга так волноваться. Лёша не выглядит совсем уж пьяным, но сам факт этого… – Щас-то ты как, на? — Бяша, по виду, тоже немного хряпнул. – Лучше, — «только испугался до смерти, а так ничего» Спустя какое-то время Паша ненавязчиво спроваживает Лёшу в постель, а Бяша быстро вырубается на диване рядом с ним. Антон надеется на то, что всерьёз не заболеет после ещё одного валяния на земле под дождём да ещё и после бани. Рома приглашает его на крыльцо, и Антону эта идея приходится по душе. На улице впервые за день сносная погода, и свора детей носится в соседнем дворе. Антон бы предпочёл, чтоб они заткнулись, конечно, но что имеем, то имеем. Похлопывая рядом с собой, Рома садится на верхнюю ступеньку, но Антон идёт дальше — он перекидывает через колени Ромы свои ноги и упирается подбородком в его плечо. Ему сейчас очень нужно чувствовать его близость. Это лучший способ успокоиться и прийти в норму… Отбросить ужас встречи с Алисой… – Я не хотел заставлять вас так волноваться, — он заговаривает первым, ему безумно хочется поговорить с ним хоть о чём-нибудь. – Это случилось неожиданно, правда, я… перепугался. Рома, вздыхая, сбрасывает с лица выражение тихой злости и чуть поворачивает голову, проводя носом по его щеке. От этого жеста сердце Антона трепещет каждый раз. – Что с тебя взять, блондинка. Кому-то же надо тебя спасать. Антон только хихикает. Его тянет поцеловать, но сейчас не время и не место. Вместо этого он быстро прикасается губами к бледной щеке и прикрывает глаза. Рома хихикает тоже. – «Дыши со мной… Отражая тени, мы танцуем под водой…» — тянет он, и Антон чувствует желанную безмятежность. – «Дыши со мной, — подпевает он, – может быть, когда-то мы увидимся с тобой…» Его душа исцеляется рядом с Ромой. Снова. Что бы ни происходило «до», Рома всегда умудряется навести в его бардаке порядок. – Что там? — Антону приходится вынырнуть из блаженной темноты и посмотреть в указанном Ромой направлении. – Птенцы ласточки. Уже подросшие. Под крышей одного из гаражей разместилось гнездо ласточек — Антон видел его здесь не первый год. Паре ласточек это место чем-то приглянулось; сейчас родители куда-то отлучились, оставляя красивых птенчиков, которым предстоит улетать в южные края уже в конце августа. Наверно, сейчас они вовсю учатся летать. Всей этой информацией Антон делится с Ромой, который с интересом наблюдает за копошением птиц. – Ласточку, кстати, по-другому называют воронком… Идиллию нарушает камешек, вылетевший из чьей-то рогатки. Мальчонка мажет несколько раз, но упорно пытается попасть. Прежде чем Антон замечает, как напрягся Рома, гнездо пошатывается достаточно для того, чтобы один птенчик вывалился. На хулигана кричит сразу несколько взрослых, отчего дети разбегаются. Кто-то из них бежит к птице, но кошка, выскочившая словно из неоткуда, оказывается проворней. Её клыки безжалостны. Она утаскивает бедную птицу, слабо трепещущую крыльями. Инстинкты охотника побеждают. Наверно, эта красивая кошка цвета тёмного шоколада долго выжидала этого момента и не смогла упустить такой возможности… По земле тянется тонкий кровяной след. Антон отворачивается, понимая, что задержал дыхание. – Урод, — рычит Рома, но его пальцы нежно проводят по спине Антона. Антон определённо не хочет вспоминать слова Алисы… Нет, он ничего в данный момент не хочет, блять… – Я так устал от всего этого, — одними губами. – Я хочу… просто хочу быть с тобой. Рома с его разрешения переплетает их пальцы. Антон мечтает о том, чтобы не открывать глаза никогда, если это позволит ему остаться здесь, с Ромой. Без боли, страха и лжи. Хотя бы на время.