Кошка поймала птицу

[Песни из плейлиста Антона]: ×Любэ — Прорвёмся! ×Reflex — NonStop ×Ева Польна — Я не для тебя ×Бумбокс — Вахтёрам

Улыбка держалась на лице Антона ровно до того момента, пока он не увидел на крыльце своего дома папу со скрещёнными на груди руками. Ой… Все хорошие мысли из головы как-то сразу испарились. Знаете это умопомрачительное чувство, когда ты точно знаешь, что на тебя будут ругаться? И каждый шаг всё приближает и приближает к этой своеобразной виселице, с которой тебя снимут уже выпотрошенным и измученным. Антон ненавидел споры. Но все почему-то предпочитали кричать друг на друга, совершенно не слушая то, что кто-то пытается сказать. Словно главное заключалось в самих взаимных претензиях, оскорблениях, брошенных в обиде слов, за которые позже будет стыдно. Неужели так сложно просто… поговорить? Спокойно объясниться, попытаться найти пути решения… Ага, конечно. Антон, на что ты надеешься, в самом деле? Родители и спокойные разговоры — две параллельные прямые. Папа даже не взглянул на него, сразу схватил за голову и прямым движением затолкнул в коридор. Не успел Антон снять кроссовки, как его тут же подхватили под локоть и сильно кинули на диван, который раньше стоял в гостиной, а теперь украшал своими выцветшими подушками переднюю веранду. Надо же, даже не стал заводить в дом, решил отчитать его прямо здесь… Мама стояла у отца за спиной в своей неизменной позе и смотрела на него едва ли не бешеным взглядом. Антон сглотнул скопившуюся слюну и, нервно хихикнув, протянул: – Что, вицей бить будете? Антон не знал, для кого он попытался пошутить. Зато он прекрасно знал, что эти глупые подначки только больше спровоцируют родителей, а папа и правда может пройтись по его пятой точке если не вицей, то уж ремнём точно. Так спрашивается… Зачем? Ну, Антон мог ответить, что в такие моменты его мозг ничего не соображает и согласен на любые жалкие попытки выкрутиться. – Замолчи! — гаркнула мама, хлопая полотенцем в сантиметре от его руки. Антон скукожился и зажмурился в ожидании следующего удара, но его не последовало. Дыхание мгновенно сбилось, и Антон одним резким толчком забился в угол дивана. Это его, в общем-то, никак не спасёт, но хотя бы иллюзия безопасности была ему нужна. Антон, вопреки предупреждению мамы, проблеял: – Да что я такого сделал-то?.. — не хотелось признаваться, но Антон испугался до усрачки. Такими злыми он не видел маму и папу уже довольно давно, а осознание того, что его решение остаться на ночь у Руди стало для них спусковым крючком, заставило его сокрушаться от собственной беспечности. Вот чёрт его потянул, что ли?! Вместо того, чтобы не бесить и без того взвинченных родителей лишний раз, он окончательно вывел их из себя. С другой стороны, кто ж знал-то, что всё так получится?.. – Закрой рот, я сказала! — снова рявкнула мама и размашистым жестом откинула выбившиеся из маленького хвостика волосы. – И не смей придуриватья, иначе я сама отхожу тебя скалкой. Давно не получал, а? Больно наглый стал?! Язык, наконец, прилип к нёбу, так что Антон только помотал головой. Вот что за мода — задавать эти риторические вопросы в пустоту и беситься, когда на них пытаются ответить? Антону, наверно, не дано этого понять… – У меня нет никакого желания слушать твои оправдания, Антон, — продолжала мама, пыхтя от злости. Но уже не орала — что-то хорошее здесь однозначно было! – За свои слова ты отвечать не хочешь, значит руками поработаешь. Моё терпение ты порядком исчерпал. Сил моих с тобой больше нет… Мама обессиленно опустилась на другой краешек дивана и, уперев локти в колени, потёрла лоб, тяжело вздыхая при этом. Её разъярённость резко стухла, будто кто-то лопнул надувной шарик маленькой иголкой. Теперь она посмотрела на Антона холодным, колючим и безжалостным взглядом, в котором пожар негодования уже не полыхал, но всё ещё горел обжигающим пламенем. На мгновение Антону показалось, что глаза мамы заблестели, но это ему, наверно, из-за бликов солнышка привиделось… – Что ж ты никак не успокоишься-то, Антон, а? — вопрошала мама, не давая ему сдвинуться под пронзительным взором. Антон действительно боялся сделать лишний вдох, не то что пошевелиться… – Тройки, которых у тебя вовек столько не было, какая-то драка, о которой ты ничего не хочешь рассказывать, все эти уголовники, с которыми ты водишься и никак отвязаться от них не можешь, ещё и грубить нам начал. А вчера, ну просто в довершение, остался на ночь, не спросившись. И заходил к Ковалевым опять, даже не отнекивайся, тебя видели у их дома. Антон не знал, получил ли он назад своё священное право использовать речь, поэтому не стал ничего говорить. Хотя высказаться ему очень хотелось. По каждому предъявленному обвинению, если уж на то пошло. Папа, поймав его растерянный взгляд, кивнул, давая негласное разрешение, и Антон прохрипел: – Я написал вам смс-ку… – Спасибо, сыночек, что догадался поставить в известность, — съязвила мама. – Только разрешение тебе всё равно никто не давал. Для чего ты вообще там остался? Прямо-таки приспичило? Так сильно разговаривать с нами не хотел? Внезапная мысль ужалила, словно оса. Боже… Выходит, родители решили, что он таким образом хотел откосить от обещанного разговора? Это даже в теории звучало абсурдно, но их, походу, это ничуть не смутило. И как теперь, чёрт возьми, доказать, что всё совершенно не так? – Я… Я помогал… Роме… — выдавил Антон, надеясь объяснить хотя бы эту ситуацию. Лица мамы и папы вытянулись в удивлении. – Это соседскому мальчику-то? — спросил папа и, дождавшись неуверенного кивка, сказал: – Надо же. И как же ты ему помогал? – Ему плохо стало, — забормотал Антон, стараясь сказать как можно больше, пока родители его слушают. – Он на лесном кладбище был. Ну, которое на верхнем холме… – А ты что там забыл? — встряла мама. – С Б-Бяшей гулял, — внутренне Антон уже помолился, чтобы Бяшу не приплели к его семейным разборкам, и досадно подумал, что надо было не упоминать друга вообще. Но что уж теперь… – Так вот, мы, эм… Увидели, что ему нехорошо, и проводили до ближайшего дома, до Руди ведь быстрее всего было… – Ладно, пусть так. Но для чего ты ночевал там? – Ну… — Антон туго соображал, о чём лучше умолчать, а что можно говорить, но медлить было опасно — его бегающие зрачки уже непрозрачно намекали на то, что он что-то утаивает. – Рома ведь не знает немецкого, а уходить домой он не захотел, и… Я не знал, что ещё сделать, кроме как переночевать там. А оставить Рому одного я не мог! Спустя секунду до него дошло, что он только что ляпнул. И почувствовал, как по щекам пополз румянец. Родители, похоже, были ошарашены не меньше него. – Вот как, — кашлянув в кулак, сказал папа. – Раз уж тут такое дело… Я всё ещё не совсем понимаю, в чём была проблема вернуться домой вам обоим, но оставим это. Сейчас речь даже не про то, Антон. Проблема в том, как ты стал относиться к нам. Папа перевёл тему так быстро, что сердце Антона, более-менее угомонившееся, забилось с новой силой. Разные мысли и возможные слова путались в голове, и Антон продолжал изображать собой выброшенную на берег рыбу. Мама, только и ожидавшая возвращения непосредственно к этому вопросу, тут же вклинилась: – Кто-то совсем страх потерял. Родителей теперь мы ни во что не ставим, да? Слова наши теперь для тебя — пустой звук? Чувствуя подступающие к горлу спазмы, Антон опустил голову. Чем дольше он смотрел на родителей, тем больше начинало щипать глаза. Казалось бы, шестнадцатилетний парень, почти взрослый и самостоятельный, а отчитывают как первоклассника… Антон даже не знал, за что ему было больше обидно: за такое несоответствующее его возрасту отношение к нему или за не менее несправедливые обвинения в его адрес. Он, правда, пытался сдерживаться, осознавая, что ничего путного из его возмущений сейчас не выйдет. Но… Всё, что говорили родители, будто специально его раззадоривая, ударяло в самое нутро. Антон не мог просто молча это принимать! – Да с чего вы всё это взяли? — воскликнул он, растирая непрошенную влагу на ресницах. – Уж точно не из воздуха, — сказала мама. – Или мы и тут такие глупые? Просто так к бедному тебе придираемся? – Я… — возмущённо начал Антон, но заткнулся после приземлившегося в стол кулака отца, едва не прикусив язык. – Хватит, Антон. Хватит испытывать наше терпение. Папа хоть и оставлял лицо непроницаемым и, похоже, тоже старался держать себя в руках, но ему не удавалось скрывать угрозу на дне почерневших зрачков. Антон стушевался и, тем не менее, робко возразил: – Но я ведь хочу всё объяснить, а вы меня не слушаете… – Правда? — кисло усмехнулась мама. – А ты нас слушаешь, Антон? Возразить было нечего. В последующие напряжённые минуты тишины по телу то и дело пробегала дрожь. «Доигрался», — издевательски шептало сознание. Собственный всхлип его уже не удивил. А родителей — не растрогал. Чувство обречённости навалилось на него и беспощадно погребло под собой. Голос отца прозвучал приглушённо, Антон слышал его как сквозь толщу воды. – Мы не хотим этого делать, поверь, Антон. Но мы вынуждены тебя наказать. «Наказать»… Наказать! Действительно ли он этого заслуживал?.. Но спорить уже не было сил, оставалось лишь принимать приговор с поникшей головой. Как давно родители его не наказывали? Да сто лет! Потому что Антон не был проблемным ребёнком, не отлынивал от работы, не создавал проблем, не позорил семью… А ещё раньше не дружил с неподходящей компанией, не получал плохих оценок, не влезал в драки, не срывался на родителей и ничего от них не скрывал… И уж, конечно, не ругался с ними каждый божий день. Когда всё пошло не так?.. Почему?.. Прокручивая в голове события последних трёх неполных дней, Антон понял, что родители были правы. Да что с ним стало твориться после приезда сюда?! Это совсем не было на него похоже… И одновременно с этим Антон понимал причины своих действий и всегда знал, на что идёт. Как-то только получилось, что родители оказались недовольны абсолютно всеми его поступками. Кошмар какой-то… Запоздавший пубертат в кровь ударил или что?! – Пойми, мы желаем тебе только лучшего и переживаем за тебя, — сказал папа уже намного мягче, но обманываться внезапной нежностью Антон не стал. Перед смертью, как говорится, не надышишься… – Но коли ты не хочешь внимать нашим просьбам, мы будем действовать по-другому. Что касается твоего наказания… – Ни шагу за пределы двора без нашего ведома — раз, — начала перечислять мама стальным тоном. – Никаких прогулок с друзьями — два. С утра до вечера ты либо занимаешься, либо работаешь — три. И лишение телефона — это четыре. Тебе всё ясно? — удовлетворившись разбитым кивком Антона, мама добавила: – Вот и славно. Подумаешь над своим поведением. «Пиздец», — вот и всё, что вертелось у Антона в голове. Любой протестующий бубнёж умирал на стадии зарождения, потому что теперь-то Антон узрел, насколько родители серьёзны и сердиты. Лучше точно не будет. Антон со своим везением мог сделать только хуже, так что он предпочёл проглотить сие великолепие и чудом не подавиться. Живот заурчал внезапно, и от завываний огромного кита все вздрогнули. Антон вспомнил, что трусливо убежал из дома Руди, так и не наполнив желудок. Снова он убегал… Эх, это уже начинает входить в привычку. – Иди поешь и сходи в магазин, — скомандовала мама. Антон с видом каторжника медленно выполз из своего хлипкого укрытия. – А, ну-ка, стой! Это же не твои штаны… – Я у Руди п-переоделся… Мои немного… испачкались, — опережая вопрос мамы, промычал Антон. На это мама закатила глаза, цыкнула, но только махнула рукой, словно Антон её уже не способен ничем таким удивить, и ушла на кухню. Антон похлопал глазами в растерянности и обратился к папе, избегая его взгляда: – Я обещал Руди помочь со стиркой… Там всё равно мои вещи. Я могу взять и нашу одежду, чтобы постирать… Мы, конечно, хотели на речку идти, но мы можем и во дворе… – Сходи, — прервал отец его бормотание. – Руди не должен отмывать твои тряпки. – Я… Может, мне просто забрать свои вещи и вернуться? — на всякий случай спросил Антон. А то мало ли опять чего… – После магазина пойдёшь на речку стирать и наши вещи тоже прихватишь, — сказал отец непреклонно. Антон всё же встретился с глазами папы и поражённо застыл, когда папа быстро ему подмигнул. В накатившей апатии проклюнулся лучик солнца! – Но мама… – Не узнает, если управишься быстро. На радостях Антон налетел на папу и сжал руки на его крепкой спине. Папа чуть потрепал его плечо и наклонился, чтобы заглянуть Антону в самую душу. – Мама скоро отойдёт, ты же её знаешь. А пока потерпи, — хмыкнул он. Но сжал плечо уже ощутимее, и в тёмных радужках отца блеснули суровые искры. – Но это не значит, что мы всё решили. Нам придётся поговорить, хочешь ты того или нет, — Антон раскрыл рот, но папа не дал ему ничего сказать: – Ты очень, очень сильно меня расстроил. А маму — особенно. И я на тебя всё ещё злюсь, так что особо не обольщайся, парень. Пахать будешь как проклятый, того гляди, дурь из головы и повылетает. Антон криво улыбнулся и внутренне содрогнулся от ближайших перспектив помереть под жарким июньским солнцем. Молодым, красивым… Но о большем подарке он и мечтать не мог, а потому вновь заключил папу в объятия, прошептав: – Спасибо. Я тебя не подведу. Затолкав в глотку хлеб с маслом и позаботившись о подзарядке для бедного телефона, Антон поскакал в магазин. Он видел выглядывающую из-за дверного косяка Олю, но показал ей большие пальцы вверх, означающие, что у него всё в порядке. Да. Хорошо бы самому в это для начала поверить… Антон запрещал себе думать о ссоре с родителями, чтобы не беситься в пустоту и случайно не сорваться на какую-нибудь бабушку, которая будет выбирать колбасу на кассе полтора часа. Но мелькающие в мыслях фразы родителей всё равно возвращали его к размышлениям на этот счёт. «Поработаешь… Как будто до этого я хуи пинал… Ну, конечно, для чего ещё детей рожать? Чтобы использовать их силовой ресурс… Использование детского труда вообще незаконно, на минуточку!» — и другие занимательные мысли униженных и оскорблённых, ну вы знаете. Как раз в этот момент он поднимался по ступенькам маленького магазинчика с облезлой зелёной краской и чуть не наебнулся, запнувшись о торчащую откуда-то из-под перил педаль детского велосипеда. Ругательство застыло на языке, когда Антон наткнулся взглядом на Полину, в свою очередь в упор глядящую на него. – Здравствуй, — промямлил Антон, неловко потирая затылок. – Здравствуй, Антон, — так же неуверенно произнесла Полина и, прокашлявшись, отошла в сторону, чтобы пропустить его. В её руке болтался шебуршащий пакет, звякающий бутылками лимонада. Антон преградил ей дорогу и, пока у него была решимость, сказал: – Слушай, извини за тот вечер… Ну, в субботу… — Полина распахнула глаза, но ничего не сказала и не стала обходить его, так что Антон счёл это разрешением продолжать: – Ты так старалась, а я всё испортил… – Не говори глупостей, — Полина положила свою миниатюрную ладошку ему на грудь, и Антон от этого неожиданного жеста жутко смутился, сразу же спрятав глаза за редкой чёлкой. Полина, кажется, сама не до конца осознала, что именно сделала, но покраснела следом, однако руку не убрала. – Я просто была расстроена и… В общем, ты здесь не при чём. Мне больше за тебя обидно было. – За меня? – Ну… — Полина на секунду замялась, словно подбирая слова. – Ты только приехал, а мальчики уже свои разборки снова устраивают. Ещё и тебя втянули. Ух, ни на кого зла уже не хватает! Полина демонстративно всплеснула руками и сложила их на груди. Исчезнувшая рука подруги вернула его сердцебиение в норму. И Антон захихикал, потому что посчитал выражение лица той безумно милым. Полина наигранно сердито уставилась на него. – Чего ты смеёшься? Не воспринимаешь меня всерьёз, а, Антон Петров? А я ведь и навалять тебе могу! – Да ну? — Антон сделал задумчивое лицо и словно бы просканировал девушку оценивающим взглядом. – Силёнок-то хватит? – Не силою ловец одолевает льва, а тем, что ловчая умнее голова, — сказала Полина, поднимая указательный палец. Она сжала губы в тонкую полоску, и нетрудно было догадаться, что таким образом девушка не даёт смешкам слететь с её губ. – Ух ты, так я лев, значит? Ты мне льстишь. Полина возмущённо раскрыла губы, но выходящая из магазина пожилая пара неодобрительно посмотрела на них, и Антон расслышал, как старушка жалуется мужу на вечно стоящую посреди дороги молодёжь. Они бы, на самом деле, могли бы ещё долго перекидываться взаимными подколами… Ребята, не выдержав, расхохотались, и Полина, вновь приблизившись к нему, заверила: – Я не в обиде на тебя. И не была. Это я тогда некрасиво поступила. – Полин, ну что ты… Ты ничего такого не… – Давай сойдёмся на том, что у нас всё хорошо? — мягко перебила Полина, невинно похлопав ресницами и откинув тёмную прядь. Антон, смущённый формулировкой и корящий себя за неподобающие мысли, на которые Полина точно не хотела его натолкнуть, обрадованно кивнул и попросил подругу пройтись с ним по магазину ещё раз. Полина не возражала, и они зашли в душную коробку продуктового. На кассе, как и всегда, творился какой-то бедлам, но для всех это было делом привычным и неотъемлемым. У полок с хлебом Антон мучился с полиэтиленовыми пакетиками, которые ни в какую не хотели подчиняться его пальцам, и сдался только после ненавязчивого предложения Полины помочь ему. Как-то не комильфо было принимать помощь девушки, когда он сам, по идее, должен бы вести себя как джентльмен. Но Полина на его робкие протесты и глазом не моргнула и продолжила в том же духе, а потом и вовсе выхватила листочек с покупками из его рук и принялась сама искать нужные продукты, попутно давая различные советы относительно качества, цены и вкуса… Вы не подумайте, Антон миллиард раз ходил в магазин, но сегодня почему-то чувствовал себя амёбой и попросту растерялся от такого упорства подруги. Когда они встали в длиннющую очередь, которая простиралась едва ли не через весь магазин, Полина спросила: – Не хочешь ко мне? Папа приезжал зимой, новые диски привёз. Мы всё уже посмотрели, но ты, наверно, этих фильмов ещё не видел… А я не против пересмотреть ещё раз… Антон не мог не умиляться тому, что Полина, стараясь скрыть стеснение, накручивала волосы на пальцы и чуть покачивалась на пятках. В каком-то гламурном девчачьем журнале — просто делать было нечего, вот Антон и пролистал у сестры, — было написано, что подобные жесты могут намекать на заинтересованность девушки, симпатию, флирт там, все дела… Но Антон отчего-то сильно в этом сомневался. Он не знал, правда, почему это вообще всплыло в памяти, но за действиями Полины он никогда ничего не усматривал. Да, раньше она не вела себя так, но когда именно в её привычку вошло теребление собственных волос по любому поводу и каждый раз, когда они разговаривали, Антон не мог вспомнить… Но вчерашнее, кхм, некоторое потрясение заставило его более вдумчиво проанализировать свои ощущения, а заодно и поведение окружающих. Но его, пожалуй, заставил содрогнуться даже не тот факт, что Полина действительно могла флиртовать с ним. А то, что его это не привлекало. От слова «совсем»… Махнув головой, Антон виновато сказал: – Я не могу. Я, вроде как, наказан… — больно было признавать, что он бы в любом случае попытался откосить от предложения Полины, хотя ещё день назад он бы прыгал по дому от счастья и от всегда столь желанного времяпрепровождения в компании близкой подруги. – Что? — Полина выглядела по-настоящему ошарашенной. – Наказан? Да ты никак разыгрываешь меня? – К сожалению, я не шучу, — в противовес своим словам Антон хмыкнул. – Мама ограничила меня почти во всём. Со двора ни ногой, если не по поручению, видимо, без друзей, без телефона… – Ужас… — прошептала Полина, сочувственно качая головой. – И надолго тебя так?.. – Не знаю. Пока мама не решит, что я достоин помилования. – Даже не верится… Чтобы тебя так наказали… Это что же надо было такого натворить? Пока Антон судорожно соображал, стоит ли рассказывать подруге о своих подвигах и в частности о Роме, кто-то врезался в его плечо и рассыпался в так называемых извинениях: – Ой, пардон. Не заметил, со зрением плохо, ты уж на меня не серчай… — и состроил улыбающуюся гримасу. Перед Антоном показался низкорослый русоволосый парнишка с ярко-красной банданой, повязанной вокруг шеи. Он активно жевал жвачку, лопая бледно-розовый шарик, и неприлично громко чавкал при этом. Антон понадеялся, что брезгливость не отразилась на его лице, и миролюбиво ответил: – Ничего, Коля. Бывает. Но Коля и не думал отвязываться от него: он протиснулся в и без того небольшое пространство между Антоном и Полиной, вызывая возмущённое сопение последней, и, заложив руки за спину, поинтересовался: – Так тебя, Антон, значит, работать припаяли? Вот невезуха, да… Обидно, наверное. Но ничего, кому-то же нужно быть неудачником. Для баланса природы. Антон, по правде говоря, успел позабыть, каким раздражающим всегда был Коля Тихонов. Десятилетняя шпана, а самомнения — выше крыши. И язык работает без остановки, выдавая бесконечные «обидные» вещи, которые задели бы Антона когда-то давно, но не сейчас. Годы идут, а ничего не меняется. Только если Антон перестал обращать внимание на эти глупые подначки, то вот Коля ещё не вырос из того возраста, когда обзывания считаются невероятно крутыми. Впрочем, десять лет — не критичный возраст, пусть малой побалуется, пока положение позволяет, ему простительно. Но вот его брату точно пора эволюционировать, наконец… – Невежливо так говорить, — раздался другой голос, и его обладатель вырулил из-за прилавка, вставая рядом с братом и кладя руку ему на плечо. Ага. «Вспомни говно, вот и оно», — сказал бы Бяша обязательно. Но Антон только снисходительно улыбнулся на приветственный кивок Кирилла и никак не прокомментировал это высказывание. Он знал, что отсутствие реакции неимоверно раздражало таких вот задир, и не мог упустить шанса насолить нахальному сыночку полицейского. Кирилл же отразил его неискреннюю улыбку и сказал: – Люди должны сами осознавать свою никчёмность, им об этом необязательно постоянно напоминать. Коля захрюкал в кулак, а Кирилл самодовольно приподнял голову, чтобы Антон, что был ниже всего на пару сантиметров, смотрел на него снизу вверх. Антон не удержался от усмешки. – Твои фокусы для фраеров на меня не действуют, Кирилл, можешь не стараться. Полина предупреждающе цыкнула на Антона, чтобы он не провоцировал этого придурка, но блондин послал ей успокаивающий взгляд, и она, неодобрительно покачав головой, отступила. Коля не мог не заметить их переглядок и поспешил вставить своё слово: – Что, девчонка командует тобой, а? Какая жалость, так ты ещё и… Младший из братьев не успел договорить: Кирилл с силой хлопнул его по лопаткам. Теперь улыбка одноклассника превратилась в оскал. – Точно, Петров, — заговорил Кирилл елейным голосом. – Ваше святейшество предпочитает общаться с соответствующими ему элементами. Воры, убийцы, проститутки… Антон никак не реагировал ровно до последнего слова и почувствовал жжение на коже, словно его ударили электрическим током. Кирилл, похоже, только того и ждал, а оскал его стал ещё больше. – Ох, неужели твои друзья не рассказали тебе? Хм… Не сочли нужным посвятить тебя в свою драму? – Лучше бы тебе замолчать, Кирилл, — неожиданно прошипела Полина, делая шаг в его сторону. Кирилл не удостоил её и взглядом. Он продолжал смотреть на Антона, и увиденное явно не оставляло его равнодушным. Ведь на лицо Антона наверняка выползли и непонимание, и недоверие, и сомнения… Но самое главное заключилось в том, что Антон, кажется, догадывался, о ком Кирилл мог так выразиться… – Что, никаких идей, Тошка? — пропел Кирилл, вальяжно ставя локоть ему на плечо. – Могу подкинуть парочку… Хотя нет, лучше дам подсказку, — Антон как будто язык проглотил от ошеломляющей его догадки и потому не мог ничего сказать, остановить… Какая-то его часть даже хотела услышать, чтобы понять, что он ошибается… – О вашей темноволосой скрипачке я бы никогда такого не сказал, она невинна, как агнец. При этом он кинул-таки быстрый взгляд на Полину, но та не выглядела польщённой. И выглядела уже даже не негодующей, а будто… напуганной тем, что Антон должен узнать. Но Кирилла она явно не волновала, потому что он наклонился к уху Антона, стискивая ткань футболки своими острыми ногтями. – А ярая христианка не позволила бы себе такой грех. Я думаю даже, что несчастный апостол Павел нескоро познает все прелести женского тела, не то что кто-то посторонний… – Прекрати! — воскликнула Полина, отталкивая его от Антона. Кирилл только рассмеялся в голос от её прыти, а потом вдруг указал на кого-то в толкучке магазина. Антон повернулся раньше, чем уговорил себя остановиться. Тусклые, потерянные глаза Кати смотрели на него с удивлением и… отголосками чего-то давно забытого, ностальгического. Они не разговаривали с тех пор, как поругались почти пять лет назад. Антон вычеркнул некогда хорошую подругу из своей жизни после того, как она стала другой. Больше походящей на противных девчонок из сериалов для подростков, чем на девчушку с золотистыми косичками и честными серыми глазами. Всегда открытая, прямолинейная и смелая, она превратилась в отталкивающую и отчуждённую. И он не знал, почему всегда сочащиеся неприязнью глаза Кати при каждом случайном столкновении где-нибудь на улице сейчас утонули в немой боли. Кирилл свистнул, отчего добрая часть людей глянула на них, как на клоунов в цирке, и позвал: – Иди сюда, дорогая. Пора сообщить товарищу прекрасную новость. Цвет сошёл с лица Кати. Она резко развернулась и выбежала из магазина. Антон против своей воли смотрел ей вслед и не мог поверить в то, что… – Да, Катюшка теперь со мной, как ты мог догадаться, — как ни в чём не бывало продолжил Кирилл. – Петрухе придётся смириться, что девчонка променяла его на более вменяемого человека. Ох, даже унизительно сравнивать нас в таком ключе. В любом случае, поступила она некрасиво, не правда ли? Хотя здесь упрекать её сложно… Антон не мог больше этого выносить. Но и найти нужных слов, чтобы заткнуть Кирилла прямо сейчас, он тоже не мог, поэтому просто пихнул его и процедил: – Какой же ты козёл. Кто-то позвал братьев с улицы, и старший недовольно поморщился, но послушно ответил, что скоро они выйдут. Как оказалось, их очередь уже почти подошла, и они болтались рядом с Антоном только ради того, чтобы подоставать его. Младший, впрочем, быстро заткнулся с подачки брата и не посмел влезать в его разборки. Эх, а ведь мог бы вырасти нормальным парнем, но нет — с таким старшим братом, как Кирилл, вероятность этого стремится к минус бесконечности. Кирилл подтолкнул Колю, чтобы тот пошёл и начал перекладывать продукты из корзины, а сам вернул Антону толчок, отчего тот ударился локтем о полочку с шоколадками, и поставил руку. Вся эта ситуация вызвала в нём чувство дежавю. Ещё свежи были воспоминания о Роме, что заставил его пятиться и не оставил путей к отступлению. К слову, о Роме… Рука непроизвольно потянулась в карман и нащупала записку, которая поначалу показалась Антону мороком разбушевавшегося сознания. Он стиснул кулаки, готовый в любой момент прописать Кириллу оздоровительного леща. Кто знает, может, этот хиляк за прошедший год драться научился? Потому что раньше Кирилл всегда увиливал от драк, и за это его давно уже прозвали «слабаком» и «тряпкой». Только чесать языком умеет да прикрываться папочкой, подонок… Как и ожидалось, Кирилл лишь угрожающе прошептал: – Опрометчиво с твоей стороны разбрасываться такими словами. Без своих кентов ты ни гроша не стоишь, да и они, кажется, уже не ценят тебя, как прежде. Того гляди, и прикрывать твою спину перестанут. Поговаривают, ты у нас знатно облажался. Вот и сиди тихо, не выделывайся. Мы ещё помним, как ты распинался о том, что наша школа — не твоего полёта птичка. Забавно получилось, не находишь, Тошка? Интересно, если плюнуть ему в лицо, как сильно он будет визжать? Но Кирилл не дождался от него абсолютно ничего и, тем не менее, ушёл чересчур довольным. – Сволочь, — сказал Антон уже вслух. Полина осторожно сжала его руку, и Антон, сдержав порыв отстраниться, сжал руку подруги в ответ. Ему это сейчас было необходимо… До самого выхода из магазина они молчали. Антон понятия не имел, что ему думать по поводу услышанного и всего того, что успело случиться в год его отсутствия. Кирилл назвал Катю «проституткой», но… В каком именно контексте он упомянул это? Ведь этот баклан наверняка не задумывался о значении этого слова как такового. Могло ли быть так, что… Катя изменила Пете с Кириллом? Она ведь больше варилась в его кругах… И потому они расстались… Или крутила шашни с обоими сразу, а потом попалась? Но не сходилось со всей этой историей унижение на лице Кати, её непривычная растерянность, даже какой-то страх. Она вела себя совершенно не так, как до его отъезда. Она всегда была уверенная и наглая, смотрящая на всех и всё свысока. А теперь… – Антон, — окликнула его Полина. Ребятам предстояло разойтись в разные стороны, потому что им было совсем не по пути, и девушку, как и его, наверняка душила эта повисшая между ними недосказанность. – Почему вы не рассказали мне? — задал он самый волнующий его вопрос. – Мы и сами не сразу узнали… Паша проболтался Еве, а она потом сказала мне. – Так Катя правда… — Антон не смог закончить, потому что не хотел верить ни в одну из своих версий. – Мы знаем только, что они поругались, а потом расстались… Петя ничего об этом не рассказывает, бесится от одного упоминания. Может быть, Паша знает больше, но он тоже молчит. Мы не стали в это никак вмешиваться, сам знаешь, с Петей себе дороже… «А спросить у Кати?» — осталось невысказанным, хотя они точно оба об этом подумали. Спрашивать что-то у Кати они не имели никакого права как минимум потому, что сами разорвали все связи с ней ещё давно. – Я не хочу лезть не в своё дело, и тебе не стоит, Антон, — сказала Полина. – Я уверена, что всё совсем не так, как говорит Кирилл, но… Между Катей и Петей явно что-то произошло, иначе они бы не стали это скрывать, — Полина пожевала губу, перед тем как прошептать: – Катю после расставания тоже как будто подменили… Больше они не стали мусолить эту тему и, обменявшись тёплыми объятиями, разошлись. Антон, дабы загладить вину перед Полиной за свой отказ, пообещал, что покажет ей свои диски, которые купил в городе. Полина, смеясь, пыталась отказаться, но искушение взяло своё. Антон надеялся, что к тому времени, как его наказание потеряет свою силу, он окончательно разберётся со своими тараканами в голове и поймёт природу своих невиданных доселе ощущений. Несмотря на согревающее тепло в груди от встречи с подругой, радужную картину знатно портила другая встреча, после которой остался неприятный осадочек. Противные слова обоих братьев против обыкновения крутились в голове, как жужжащий улей. Всё-таки его теперь не бывшие одноклассники точно будут потешаться над ним первое время… Он был к этому готов, когда принимал решение возвращаться, но не хотел бы, чтобы его опасения подтвердились. Успокаивал только тот факт, что Кирилла недолюбливала вся школа, если не вся деревня, и это «мы» в его речи могло быть сильно приукрашено. Куда больше его обескуражила предполагаемая причина расставания Кати и Пети. И известие о том, что та теперь встречается с Кириллом, чёрт возьми! Нет, здесь определённо что-то было не так… Но Полина права: никто не просил его совать свой нос, куда не следует, и его это никак не касалось. Он на собственной шкуре успел понять, как бесит, когда кто-то влезает в твои личные дела. Друзья, оказывается, и сами знали не больше него, а Паша, если действительно что-то знал, решил не вдаваться в детали. И правильно. Не твоё дело, Федосья, собирать чужие колосья! Или там как-то по-другому говорится… Неважно, в общем! Папа уже вовсю косил траву, и Антон возвёл глаза к небу, понимая, что ему придётся грабить её по всему огромному двору, в огороде, возле хлева и так вплоть до колодца… Руки уже заранее начали ныть. После «упражнений» с граблями у Антона будет болеть не только спина, но и ладони, что сотрутся до покраснения. Прекрасно… Приняв полный пакет и сдачу, папа одобрительно промычал и вручил Антону таз с грязной одеждой. С его разрешения Антон захватил и телефон, услышав настоятельное: – Чтоб трубку брал после первого же гудка, понятно? Антон убедил отца, что сделает, как велено. Он даже прибавил громкость звонка на максимум, чтобы все рыбы охренели от громких попсовых битов. По пути Антон достал записку от Ромы и зачем-то прочитал её несколько раз, словно всё ещё не веря в то, что на ней написано. Но текст никуда не испарялся и не менялся. Рома на самом деле поблагодарил его и даже сделал намёк на возможное примирение. Большего облегчения быть не могло… Что мешало Роме сказать это ему в лицо, а не изображать непонятно что, Антон не понимал, но был рад и этому. Лёд тронулся, товарищи, процесс прошёл! Чем ближе он походил к дому Руди, тем более блеклыми становились мысли о предстоящей работе. Да и о наказании, в целом. Не конец света, господи, мама позлится на него пару дней, ну, может быть, недельку и сменит гнев на милость. А там он наконец сможет объясниться и оправдать себя… А за что-то и заслуженно принесёт извинения. Вышедший на крыльцо Руди расплылся в улыбке, хотя в его глазах поблёскивали огоньки тревоги. Ну да, Антон же унёсся как сумасшедший, толком ничего не объяснив. Руди отмахнулся от его извинений и потащил в дом, прося подождать его немножко: ему надо было захватить ковш, стиральный порошок, доску и тазы со своим барахлом. Антон смиренно дожидался его в коридоре и чуть не вскрикнул, когда увидел выплывающего из-за поворота Рому. Тот, в отличие от Антона, удивлённым не выглядел и буднично отсалютовал ему кружкой. Антон тупо заморгал, не до конца осознавая чужое присутствие. – Ты всё ещё тут? — спросил Антон очевидную вещь. – Нет, тебе кажется, — хмыкнул брюнет и откусил кусочек от подгоревшей печенюшки, которую Антон только сейчас заметил в его пальцах. Ого, уже трапезничает, значит, постепенно приходит в норму… Антон прогнал глупые мысли из головы и, кивнув на самодельную печенюшку Руди, которые тот пёк с переменным успехом, поинтересовался: – На голодный желудок и уксус сладкий? – Вообще-то там говорится «на халяву», умник, — парировал Рома и чуть помрачнел. – Ой… Антон понял, что ткнул Рому в наверняка не самое приятное для него, ведь его приютили на ночь, так ещё и поесть дали… Пользование чужой добротой в принципе вызывало смешанные чувства, а для Ромы, похоже, было и вовсе непривычно. Потом к Антону пришло осознание того, что он ещё и завуалированно обосрал печеньки Руди, и стыд заполнил его с ног до головы. Возникшую напряжённую тишину нарушил вернувшийся со всем необходимым Руди, и Рома, освободив руки, забрал один таз, что грозился опрокинуться в нагруженных руках юноши. – Vielen Dank, Roma! — поблагодарил Руди, на что Рома ответил коротким кивком. Похоже, эти двое нашли «общий язык», насколько так можно было выразиться. Антон не мог не порадоваться этому стечению обстоятельств, во всех отношениях хорошему как для Руди, так и для Ромы. А последний, как Антон мог убедиться, даже способен быть дружелюбным. Не повезло одному Антону, видимо, потому что он успел попасть к брюнету в немилость… – Ты с нами пойдёшь? — спросил Антон, потому что Руди при всём своём гостеприимстве не оставил бы едва знакомого человека в доме с больным дедушкой, да и Рома не обнаглел бы до такой степени. – Куда? — изогнул бровь Рома. Антон начал подозревать в этом действии забавную привычку. – Стирать на речку. – А, так вы стирать на речке собрались? — недоумевал Рома, выглядя по-настоящему озадаченным. – Стиральных машинок у нас нет, если ты не заметил, — подстебнул Антон, хмыкнув. – Никогда не стирал руками? – Щас допиздишься, — рыкнул Рома, но без особой злобы. – Я понимаю, что руками. На кой на речку-то идти? – На реке удобнее. Рома не стал спорить, просто пожал плечами и поудобнее перехватил таз. Антон, конечно, мог ошибаться, но что-то подсказывало ему, что Рома стыдится своей неосведомлённости о таких вещах и пытается разобраться. Чего стоят его нахмуренные брови и внимательные глаза, следящие за другими. Взять хотя бы тот случай, когда Рома пристально наблюдал за тем, как правильно наливать воду из колодца. Смущался и бесился, но продолжал слушать и пытаться повторить. И со стороны Антона было бы подло стыдить его за это. Так что он больше и не думал этого делать. Поход к реке сопровождался болтовнёй Антона и Руди, с редкими включениями Ромы, когда шатен спрашивал его о чём-то, а Антон выступал в роли переводчика. Они обсуждали нейтральные темы, вроде погоды, спорта, кино и музыки. Так Антон узнал, что Рома смотрит биатлон и хоккей – как и он! – любит «Марвел», некоторые диснеевские мультики и особенно «Терминатора», а из музыки предпочитает слушать бардов и шансон. Что ж, Антон тут со своей попсой пролетает, конечно… Хотя из своих закромов есть, что предложить посмотреть... Так, стоп. С чего вообще его должны заботить чужие вкусы, а? Дорога заняла минут двадцать, намного меньше, чем обычно, потому что от дома Руди прямой дорожкой через лес можно было дойти куда быстрее. К тому же, тропинка выводила прямиком к тому месту, где обычно как раз-таки и стирают. Здесь у берега наполовину в воде стоял длинный плот, закреплённый верёвками. Покачивался он знатно, конечно, но это всё равно лучше, чем мочить одежду прямо у берега. Лесная река была жутко холодной и казалась бурой, даже тёмно-зелёной. Зато она была чистой и прозрачной, и многие мылись здесь, набирали воду и, чаще всего, стирали. Запах у реки тоже был приятным, таким природным, что ли. Время было дневное, и, несмотря на то, что купаться ещё было слишком рано, нашлись ребята, которые припёрлись на речку покидать камни, подурачиться, а экстремалы – и окунуться. Повезло, что на самом плоту никого не было – всяко поспокойнее будет. Антон с умиротворением слушал журчащее неподалёку течение, красивое звучание которого портили, разве что, визги парней, ныряющих в воду с небольшого выступа. Антон поморщился, представляя, как холод пробирает их до костей… Брр! Руди и Антон принялись освобождать тазы, перекладывая одежду, и Рома молча последовал их примеру. Антон чертыхнулся про себя, вспомнив, что он не взял запасной таз, чтобы сложить туда всю одежду, пока будет стирать другую… Благо у Руди мозгов явно побольше, чем у него, и они условились пока свалить всё в одну кучу, а потом уже разобрать, где чьё. Чтобы согреть воду для стирки, они часто разжигали костёр, что и сейчас сделали. Антон не любил сильно горячую, поэтому долго ковш над огнём не держал. К слову, пока они шли, то успели обсудить и то, что Руди стирать не будет. У того была аллергия на хлорку, что, впрочем, не являлось для него достаточной причиной отлынивать от стирки, потому что, кроме него, в доме этим было некому заняться. Но сегодня с ними пошёл Рома, и Антон на этот раз смог уговорить юношу предоставить стирку своих вещей ему. Руди рассыпался в извинениях за неудобства до тех пор, пока Рома не схватил его за плечи и под руководством Антона не объяснил на ломаном немецком, что ему не трудно это сделать. Антон посоветовал Роме тоже не переусердствовать с нагревом воды, и, когда все приготовления были выполнены, сказал: – У нас только одна доска. На ней стирать проще, возьми. Рома запыхтел, собираясь пробурчать что-то, но в итоге взял доску и положил в свой таз. Антон очень хотел сказать что-то вроде: «Я тебе, блин, жизнь вообще-то облегчить хочу», — но промолчал, понимая, что это всё равно будет бесполезно. Уж больно Рома не любил казаться беспомощным, но что поделать. Жизнь — жестокая штука. – Ничего сложного тут нет, на самом деле, — продолжил объяснять Антон. – Сначала разведи порошок… Просто поводи рукой, да, вот так, супер, — блондин сделал то же самое, когда Рома передал пачку ему, и он абсолютно точно не хотел зацикливаться на том, что короткое прикосновение чужих пальцев выбило воздух из лёгких на мгновение. – Т-так, теперь… Сначала стирают белое, поэтому бери что-нибудь белое. И просто… Ну, не знаю, как объяснить… – Так покажи тогда, — буркнул Рома, и Антон почему-то увидел смешинки в его глазах. Ага, весело кому-то, значит. Не отдавая себе отчёта в том, что творит, Антон пересел за спину брюнета и приподнялся, чтобы нависнуть над чужим плечом. Рома замер, и его руки вцепились в бортики таза. Антон же взял кинутую Ромой белую футболку, положил её на доску и начал водить ею вверх-вниз, растирая о ребристую поверхность. Когда Рома шумно выдохнул, скрипнув зубами, Антон как будто очнулся и сразу же отскочил, отходя обратно к себе. – П-понял? — спросил он с трудом, поворачиваясь с некоторой долей испуга. И увидел, как дёрнулся кадык Ромы. – Понял, — прохрипел он, приступая к делу. Что. Это. Было. Антон не знал, не спрашивайте его. Он пытался сосредоточиться на грёбанной стирке, чуть ли не разрывая на части несчастные шорты, но хихикающий рядом Руди ему не помогал. – Warum lachst du? – спросил он, пытаясь придать голосу недовольный тон. Но Руди не купился на эти дешёвые трюки и, игриво боднув его плечом, протянул: – Es war dir so peinlich, lieber Freund... — а потом, наклонившись, выдал: – Magst du diesen Jungen? Антон закашлялся под заливистый смех друга и, грозно уставившись на него, шикнул: – Willst du mich verarschen? Bist du verrückt, solche Dinge zu sagen? – Du wurdest rot, — только и ответил Руди, прикрывая рот ладошкой. – Aus Wut, — действительно разозлившись, сказал Антон и попросил: – Wage es nicht, noch einmal so zu scherzen, verstanden? Руди несколько опешил, и его улыбка стала неловкой. – Aber keiner versteht uns... – Das ist nicht wichtig. Sag das sowieso nicht. Ich bin nicht wie du. Руди вздрогнул, а его улыбка совсем растаяла. Антон дёрнулся тоже, когда понял, что сказал. – Rickert, das meinte ich nicht, — поспешно сказал он. – Wovon redest du dann? — Руди опустил голову и закрыл себя руками. – Okay, du musst mir nichts erklären. Ich verstehe alles. Ich werde nicht noch einmal so scherzen, wenn du angewidert bist. Es tut mir leid. Сердце Антон обливалось кровью от вида такого поникшего Руди. Он протянул руку, чтобы притянуть друга к себе, но юноша поднялся на ноги и шмыгнул, отчего Антон почувствовал себя последней мразью. Господи. Он довёл Руди до слёз… – Ich werde für eine Weile gehen, — сказал Руди сипло. – Es tut mir leid, wenn ich dich beleidigt habe, lieber Freund, wirklich... ich... ich vergesse das... es tut mir leid... Антон не успел ничего сказать, Руди пошёл вниз по берегу, обнимая себя руками, и Антон, как бы ему ни хотелось кинуться следом, понял, что уже наломал дров, так что меньшее, что он мог сделать, — дать Руди время прийти в себя. И ведь… Руди не шутил на эту тему очень давно и, похоже, решился спустя долгое время довериться Антону в этом плане, а он… Ох, боже, даже думать страшно, какие болезненные раны он разбередил… – Чё случилось? — подал голос Рома, провожая спину Руди хмурым взглядом. Очевидно, что Рома наблюдал за ними, не имея возможности вмешаться, так как попросту не понимал, о чём они говорят. И слава богу… Антон ни за что не стал бы рассказывать, поэтому уклонился от ответа: – Ничего. Он скоро вернётся, — говоря это, Антон подумал, как он, чёрт возьми, не подавился этими словами… – Ага, кого ты наебать пытаешься? — Рома вперился в него угрожающим взглядом, и Антон не уставал поражаться тому, как же быстро он стал вот так волноваться за Руди. Что они, блин, делали, пока его не было?! – На нём лица не было. Ты что-то ему сказал? – Можешь ли ты отъебаться от меня, пожалуйста?! — прикрикнул Антон, но тут же покачал головой и, уткнувшись лицом в мокрые ладони, сказал: – Извини. Просто это… – Меня не касается, — закончил за него Рома и пожал плечами. – Ясно. Но что-то мне кажется, что твоя мудацкая задница имеет к этому прямое отношение. Антон не смел возразить, поэтому просто промолчал. Рома тоже больше не стал говорить, вернувшись к монотонной работе. Антон последовал его примеру, отмечая, что Рома действительно очень старался и вытряхивал из одежды всю душу… Когда пришло время поменять воду, Антон просигналил Роме и, вылив грязную воду в кусты, пошёл греть новую. Рома пристроился напротив него и вдруг спросил: – Немецкий, значит, знаешь? Антон оценил неловкую попытку завести разговор и охотно поддержал его, внутренне ликуя от того, что Рома решил оставить ситуацию с Руди. – Да. Английский тоже. – Нихуя, — присвистнул Рома. – Для чего? – Много свободного времени было, и как-то вот само получилось. Хотел на международные отношения потом идти, но… Уже не думаю, что получится. Рома глубокомысленно хмыкнул и сказал: – Я хотел на медика. – Правда? — удивился Антон. Не считайте его предвзятым, но Рома не выглядел в его глазах… врачом. – И что, передумал? – Учёбу запустил, — брякнул Рома, поморщившись. – Не до того было. Антон бы поспорил, сказав, что время на учёбу найдётся всегда, но… Глаза Ромы красноречиво намекнули не развивать эту тему. – В школе меня так же пиздить будут, как твои телохранители? — хмыкнул Рома. – Слушай, насчёт этого… Я не просил парней тебя трогать, правда! Они прицепились ко мне, выпытывали, кто меня побил. У них кодекс такой, понимаешь? Если тронули их друга, надо обязательно отомстить… – Хороший кодекс. А в их кодексе есть пунктик о том, что нужно спросить за длинный язык? — при этом Рома прошёлся взглядом по им же оставленным ссадинам на лице Антона и самодовольно усмехнулся. – Знаешь что, — надулся Антон, — не я один не следил за языком, так что, если по справедливости, то получил ты вполне… – Согласен. Антон остановился на середине своей обвинительной речи и вылупился на Рому. Тот, явно довольный эффектом, сказал: – Да, я не такое говно, как ты успел себе надумать, блондинка. Но извиняться я перед тобой всё равно не буду. Не достоин пока, — видя неподдельное охеревание на лице Антона, он раскрыл губы чуть шире, обнажая хищную улыбку. Но уже не пугающую. Скорее… интригующую? – Но я же сказал, что приду помогать тебе. А я отвечаю за свои слова. Уж не знаю, как ты… Но я надеюсь, ты не лишишь меня возможности вернуть должок? Или хочешь приберечь его для чего-нибудь другого? Антон потерял связь с миром. И покрасневшие уши были следствием именно его растерянности, а не чего-то другого, нет, точно… Он заторможенно кивнул, но Рома уже потерял к нему интерес и, вылив воду из ковша в таз Антона, пошёл набирать для себя. Антон, дав себе мысленную пощёчину, уселся за стирку. Но голова готова была взорваться от мыслей странного характера, так что он, психанув, достал телефон и включил первую попавшуюся песню, чтобы занять голову музыкой, а не всякой ерундой. Ну что сказать, песенка про «оперов» улучшила его ментальное состояние и напомнила о противных сынках Тихонова. Ещё и слова Ромы, на которые он поначалу не обратил внимания, нагоняли некоторые опасения. Почему Рома решил, что в школе кто-то будет его трогать? Подумал, что друзья Антона — его одноклассники? Или… слышал что-то от того же Кирилла? От других?.. Рома, невольно послушав парочку песен, пробурчал что-то вроде «попса голимая», и Антон, глубоко оскорблённый, потянулся вырубить музыку, но Рома, заметив его телодвижения, осадил его: – Вот эту оставь. В этот момент только начала играть песня «Вахтёрам». Антон послушно убрал пальцы от телефона и почти умер, когда услышал, как Рома тихо подпевает. – Белые обои, чёрная посуда… — если до этого Антон думал, что человек не может хорошо петь без подготовки, то теперь он засомневался в этой теории. Ну, не мог же Рома в самом деле заниматься вокалом?! – Объясните теперь нам, вахтёры, почему я на ней так сдвинут? Их взгляды встретились. И Антон перестал слышать музыку, реку, шуршание майки в своих руках. Он слышал только сумасшедшее сердцебиение. И услышал в своей голове отчаянное: «Это не пиздец, Антон. Это пиздец в кубе». Именно поэтому, наверное, громкий всплеск и глумливые улюлюканья ударили по его ушам, как звон колокола. Антон вскочил вместе с Ромой, и увиденное заставило его глаза потемнеть. Руди выныривал из воды с размазанными по лицу слезами и дорожкой крови из носа.