Двойное дно

Сяо Чжань долго думает над этим, но в итоге все же пишет Мэн Цзыи: «Ты сможешь пойти со мной на похороны? Я прошу тебя пойти со мной. Пожалуйста». Изначально он хотел написать Лю Хайкуаню. Но потом подумал, что тот и так там будет, как член дружественной семьи. Дяди будут с жёнами и детьми. Те, возможно, со своими вторыми половинками, кроме больного сына Сяо Сяосюя, разумеется. И Сяо Чжань совершенно не хочется быть там одному. Он не выдержит.       Ибо пыхтит всё утро. Церемония заказана на час дня, поэтому Мэн Цзыи у него дома уже с десяти утра. Ибо же остался с ночи. Они завтракают, Ибо уже второй раз, а Чжань опять только пьёт чай. Его немного подташнивает, и кусок еды в рот не лезет. Мэн Цзыи нахмурена и строга, но в то же время внимательна и предупредительна. Сама она одета в чёрное строгое платье ниже колена. Волосы уложены в низкий пучок. Чжань же всё утро косится на свой светло-бежевый костюм, что достал из чехла и повесил на вешалку. Мэн Цзыи привезла ему белую рубашку, которую ещё стоит отпарить. — Я мог бы пойти с тобой. Никто не сможет успокоить тебя так, как могу я, — говорит Ибо, пока девушка возится с отпаривателем. — Нет, — категорически заявляет Чжань. Даже если бы это было уместно, но ведь… — Никто не должен тебя видеть и знать о твоём существовании. Ты будешь ждать меня здесь, как послушный мальчик. Тон Сяо Чжаня не терпит возражений. Под неодобрительный взгляд Ибо он выпивает несколько таблеток лёгкого успокоительного. Это будет на самом деле тяжёлый день. Перед тем, как выйти из квартиры, Ибо утаскивает Чжаня в спальню. Он аккуратно, чтобы не помять костюм, обнимает его. — Я бы хотел быть рядом с тобой, — признаётся он. — Я бы мог тебе помочь. Чжань кивает. В горле стоит ком, он так сильно его любит. Ибо продолжает: — Я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы я был там. Это было бы неуместно, потому что я… Чжань прикасается пальцем к губам Ибо, не позволяя сказать то, что они и так оба знают. Ибо виновен в смерти госпожи Сяо. Ему точно не следует быть там. Помимо того, что Сяо Чжань твёрдо уверен: о существовании Ибо никто не должен знать. Он и так засветил парнем перед многими людьми. Например, перед членами частного борта семьи Лю. Ибо обхватывает палец Чжаня своими, отводит от лица, а потом поддаётся вперёд, чтобы оставить на чужих губах короткий поцелуй. — Я буду ждать тебя. Здесь. Я закажу вкусной еды, ты придёшь, и мы примем ванну. Ты хочешь, чтобы я приготовил ванну? И мы проведём этот вечер вдвоём. То есть, мы всегда проводим его вдвоём, — поправляет себя Ибо, — но этот вечер будет другой. Хорошо? Он досадливо морщится, понимая, что у него не особо получается донести свою мысль до писателя. Но Чжань только улыбается и кивает. — Звучит отлично, — успокаивает его Чжань. — Я буду ждать вечера. За дверью показательно кашляет Мэн Цзыи, привлекая внимание. — Чжань, нам пора, машина уже приехала, — говорит она. — Можно я её покусаю? — тихо спрашивает Ибо, но улыбается, показывая: это шутка. Сяо Чжань укоризненно качает головой, но тоже улыбается. — Идём, — говорит он, открывая дверь. Перед выходом Чжань осматривает себя в ростовое зеркало. Выглядит он довольно презентабельно. Костюм отлично ему подходит, хотя он предпочитает более тёмные цвета. Волосы уложены просто, но аккуратно. На лицо нанесён легкий макияж. Он не знает, как именно будет проходить церемония прощания. Госпожа Сяо придерживалась старых традиций, как и все люди её поколения. Но её сыновья более современных взглядов во всём. Однако он получил приглашение на похороны на розовой бумаге, как обычно делают, когда скончавшийся старше восьмидесяти, поэтому Чжань думает, дяди нашли некий баланс. Однако похороны такого человека — это своего рода ответственность, поэтому Чжань готовится пройти через все традиционные процедуры. У главных ворот жилого комплекса их ждёт чёрная машина, которую предоставил «ЛюБуксИн». За рулем уже знакомый Чжаню водитель, который стоит рядом с машиной. Он кланяется Чжаню и просит принять соболезнования. На заднем сиденье Чжань находит по два средних букета белых ирисов, а рядом с ними конверты, вероятно с загробными деньгами. Чжань даже не подумал об этом. Это его первые похороны. На скромную церемонию прощания с матерью его не позвали, опасаясь за его душевное состояние. А на похоронах отца его никто не хотел видеть, как и он не хотел присутствовать. — Спасибо, что позаботилась об этом, — говорит он Мэн Цзыи, садясь аккуратно, не желая помять букеты. — Не мне, — Мэн Цзыи садится с другой стороны. — А Хайкуаню. Это он прислал вместе с машиной. Я сама не очень разбираюсь во всём этом, — с каким-то виноватым тоном признаётся она. Чжань кивает, принимая информацию. Что бы они оба делали без Лю Хайкуаня? У колумбария Тайцзию намного больше людей, чем ожидал Сяо Чжань. Большая толпа в основном состоит из репортёров. Чжань видит большие камеры местных телеканалов, также частных фотографов и просто людей с телефонами, желающие запечатлеть чужое горе. У входа стоит охрана, а чуть дальше — полицейская машина. Но никто пока не пытается разогнать толпу. Люди, что пришли сегодня к своим родственникам не имея возможности пройти, стоят на противоположной стороне улицы. Движение затруднено. Это какой-то кошмар. Сяо Чжань надевает большие тёмные очки, всем своим существом не желая покидать машину. Мэн Цзыи выходит первая, подавая ему пример. Фотографы тут же начинают её снимать, звуки затворов камер раздаются на всю улицу. Чжань думает: ему надо было выпить куда больше успокоительного. Открыв дверь, он тоже выходит из машины, так как за ними подъехала ещё одна, и он задерживает людей. Фотографы резко делают несколько шагов вперёд, желая поймать его лицо крупным планом, но Чжань старается отгородиться от них букетом. «Это Сяо Чжань» — как рябь по воде идёт шёпот по толпе. Как только он чувствует на своём предплечье руку Мэн Цзыи, он быстрыми шагами направляется внутрь колумбария. Внутри куда тише. Специально нанятый персонал провожает их в большой зал, где у стены, противоположной от входа, на невысоком постаменте стоит гроб. Вокруг него расположены большие похоронные венки из белых цветов, горят свечи и палочки благовоний, отчего в воздухе витает характерный немного удушливый запах сандала. Рядом с гробом на треноге поставили большой портрет госпожи Сяо. Пожилая женщина строго смотрит с него на всех вошедших, словно оценивая: достойны ли они находиться здесь. Церемония ещё не началась, поэтому в зале только члены семьи. И они все резко оборачиваются, когда Сяо Чжань входит. Чжань кланяется им, ставит свой букет в специально подготовленную для этого вазу. Ещё несколько для цветов других гостей пока пусты. Мэн Цзыи приносит свои соболезнования, пристраивая в вазу свой букет. Чжаню выдают специальную повязку, которую он повязывает на правую руку выше локтя. Они втроём, сыновья госпожи Сяо и Чжань остаются у гроба. Женщины встают у входа, чтобы приветствовать гостей. Сяо Чжань думает, что не выдержит этого. Он не думал, что будет так. Со своего места он видит гроб. И его прозрачную вставку у изголовья. Он не хочет смотреть туда, но глаза всё равно раз за разом обращаются к телу в гробу. Госпожа Сяо не похожа на себя, хотя гримёры явно старались. Чёрные волосы уложены в элегантную прическу, которую пожилая женщина носила всю свою жизнь. Одна единственная седая прядь по-прежнему идёт от правого виска к уху. Она одета в традиционный китайский костюм нежного-лилового цвета. Но её лицо… Оно стало совсем маленьким, сморщенным как изюм. Очень печальное зрелище. А потом церемония начинается, и Сяо Чжаню уже не до тела в паре метров от него. Приглашение получило огромное количество людей. Весь совет директоров с жёнами важным видом прошествовали к гробу, поклоны, цветы, соболезнования. И этот конвейер тянется и тянется. У Сяо Чжаня затекла спина. От запаха цветов и благовоний кружится голова. Он успевает иногда отпить из заранее заготовленной бутылки с водой, как к ним подходят следующие люди. В какой-то момент очередь доходит до семьи Лю. Чжань уже и забыл, что они будут здесь. Лю Хайкуань успокаивающе улыбается ему, кивает, выказывая поддержку. Становится немного легче. И это длится часа два, растянувшиеся в вечность. Он иногда ловит в толпе сочувствующий взгляд Мэн Цзыи. Когда часть с прощанием заканчивается, Сяо Чжань уже готов упасть в обморок. Работники колумбария выносят гроб в комнату с кремацией, где дальнейшее происходит без них. На место, где до этого стоял гроб, ставят урну с прахом. Так же выносят большую чашу на треноге, в которой разжигают огонь: пришло время сжигать ритуальные деньги. Чжань замечает, что толпа стала чуть меньше. Человек шестьдесят, не больше, проходят в следующий зал, где накрыты столы с угощениями. Помимо традиционных китайских блюд, что подают на похоронах, есть и европейские блюда. Например: закуски с мягким сыром и красной рыбой, креветками и огурцом. Сыровяленое мясо, сыр с белой плесенью, а также фрукты. Официанты открывают бутылки с вином и более крепкими напитками. На столах стоят кувшины с рисовой водкой. Начинаются бесконечные рассказы о том, какой великой женщиной была госпожа Сяо. Как много она сделала для города и каким замечательным человеком она была. Чтобы не засмеяться в голос с дядей, что с серьёзным видом кивали на каждое слово, Чжань наливает себе немного рисовой водки. Мэн Цзыи составляет ему компанию. Он иногда слышит недоумевающие шепотки о том, кто это рядом с братьями Сяо? И кто-то отвечает: «Это же внук госпожи от младшего сына. Да-да. Тот самый знаменитый писатель». К нему даже подходит одна дама, что пытается сосватать со своей дочкой. По её словам, очень умной и красивой девочкой, которая могла бы оказать посильную помощь одинокому мужчине, а также быть музой для писателя. Сяо Чжань даже не знает, что сказать на такую наглость, как у его локтя возникает Мэн Цзыи: — Дорогой, я положила тебе закусок и заняла столик. Лицо неудавшейся свахи перекашивается от унижения и злобы, но Чжаню, которого за локоть тащат к столу, уже всё равно. — Что с этими людьми не так? — никому к конкретному не обращаясь, спрашивает Мэн Цзыи. Они садятся за отдалённый столик, где на самом деле есть закуски и бутылки с водой. Чжань устало падает на стул и прикрывает глаза. Всё это длится уже пять часов. Ему плохо. Он устал. Его тошнит. Он просто хочет, блять, домой. К Ибо, к обещанной ванне, к спокойствию. Но он не имеет права вот так уйти, потому что здесь слишком много людей, которые его будут осуждать за это. Мэн Цзыи уже немного пьяна. Об этом говорят её блестящие глаза и мягкая улыбка, которую она не особо контролирует. — Постарайся не ссорится с ними, — предупреждает Чжань. — Они такого не любят. — Ты думаешь я их боюсь? — удивляется девушка. — Эти люди ничто, по сравнению с теми, с кем я имела дела в прошлом. — И всё же, — говорит Чжань. — Давай просто отсидим положенное и уйдём. За вечер к ним один раз подходит Лю Хайкуань. Он, как всегда, мягко и немного печально улыбается. — Извините, не мог подойти к вам раньше. Сяо Чжань, как ты? Чжань кивает, прекрасно понимая это. Семья Лю, представленная здесь статным отцом Хайкуаня, мужчиной лет семидесяти, но вполне крепким, и матерью — ухоженная невысокого роста женщина. А также старшими братьями, что стоят за их спинами. Они общаются с братьями Сяо, не стесняясь на похоронах налаживать деловые связи. — Я в порядке, — отвечает Чжань. — Извини, что так получилось с поездкой в Японию. Надеюсь, задержка не доставила неприятностей. — Нет, не переживай об этом. Всё хорошо. Прими ещё раз мои соболезнования. Давайте встретимся в «ЛюБуксИн» за чашкой чая? — Конечно, — обещает Чжань. С каждым часом людей становится все меньше и меньше. Сяо Чжань каждого с завистью провожает до дверей. Около восьми часов вечера он решает, что отдал дань уважения, которого не испытывал, и можно уезжать. Он сообщает об этом Мэн Цзыи. — Конечно, — кивает она. — Я отойду в дамскую комнату, а потом позабочусь о машине. Он выпил две рюмки рисовой водки, стараясь как-то унять головную боль, и почти ничего не ел. Поэтому в его голове немного гулко из-за алкоголя. Он хватается за мысль, что скоро покинет это место. И только это позволяет ему держаться. А потом к нему подходят Сяо Лицзянь и Сяо Сяосюй, его дяди. Сяо Чжань так надеялся, что они забыли о его присутствии. Без какого-либо предисловия, старший дядя говорит: — В эту пятницу состоится оглашение завещания. У нас дома. Ты должен присутствовать. — Зачем? — Чжань искренне не понимает. Он осмеливается посмотреть старшему в лицо. Сяо Лицзянь собран и серьёзен. В его глазах есть что-то такое, что заставляет нутро Чжаня съёжиться. — Как часть семьи ты должен быть там, — более мягко говорит Сяо Сяосюй. — Госпожа Сяо распределила своё состояние на всех. — Сомневаюсь, — вырывается у Сяо Чжаня. Его всего выворачивает, стоит только подумать о том, чтобы опять приехать в тот дом. Теперь, когда хозяйки дома больше нет, Чжань не чувствует себя обязанным появляться там. Однако… — Не думай, что у тебя больше нет обязанностей перед семьей Сяо, — резко вставляет старший дядя, теперь, судя по всему, вставший во главе семьи. — Ты всё ещё носишь нашу фамилию. И нас всех ждут большие перемены. Сяо Чжань не хочет думать о том, что бы могло значить это выделенное слово. «Всех». Неужели его кошмар оживёт наяву? И теперь старший дядя возьмёт на себя роль распределителя его судьбы? Блять, блять, блять. Мэн Цзыи, как всегда, спасает его. — Я готова! — сообщает она, выходя из-за спин мужчин. — Машина тоже. Она переводит взгляд с одного мужчины на другого. Потом на Сяо Чжаня. — Простите, но нам надо ехать. Я устала и чувствую себя не важно. Ну знаете, эти не самые лучшие дни месяца. Сяо Чжань обещал проводить меня. Прошу прощения и ещё раз примите мои соболезнования. Она хватает Сяо Чжаня за руку и тащит на выход. Их провожают цепкие глаза старшего дяди и возмущенные и осуждающие взгляды оставшихся гостей. Это же надо так бесцеремонно покинуть церемонию прощания! А они даже еще не совершили троекратные поклоны и не развешивали белые цветы у входа, что означало бы окончание похорон. Немыслимое неуважение! Чжаню плевать. Он вываливается на улицу, хватая ртом свежий морозный воздух. От входа в колумбарий ушли ещё не все фотографы и журналисты. Он тут же попадет под прицел их камер. Мэн Цзыи, как единственный тут разумный взрослый, тащит его куда-то в сторону, там стоит незнакомая Чжаню машина. Синяя KIA, в которую они и садятся. Сяо Чжань в таком состоянии, что он сел бы в абсолютно любую машину, способную его увезти отсюда. Мэн Цзыи садится рядом и говорит: — Привет, Чжочэн.