Двойное дно

Чжань же рассматривает общее состояние Ибо и ему хочется ругаться. Возможно, даже матом. То, каким Ибо возвращался из поездок домой не идёт в сравнение с тем, как он выглядит сейчас. Пусть на щёки вернулся румянец, он выглядит болезненным. Словно только вчера закончилась лихорадка. Бледная кожа, под глазами и вовсе прозрачная, но при этом дикий, пугающий блеск в глазах. Безумие, которое оставило свой след. Чжаню страшно. Но этот страх ничто по сравнению с тем, как он переживает. После того, как чай выпит, Чжань укутывает Ибо в плед, под которым сам спал не так давно и дожидается, пока Ибо не засыпает. Самому спать уже не хочется. Поэтому он просто садится рядом с ноутбуком, решая проверить почту и вообще посмотреть, что сейчас происходит в соцсетях. На почте огромное количество писем ото всех, словно ему написал весь Китай. Серьёзно, ему проще отметить все эти письма как прочитанные, а не открывать все по одному. Ему также написал Лю Хайкуань, тоже выражая соболезнования. И спрашивая, хочет ли Чжань опубликовать какое-нибудь сообщение на своей странице в Weibo. «Ответь мне, пожалуйста. И я попрошу пиар отдел подготовить для тебя текст». Чжань отвечает: «Спасибо. Да, я хочу оставить сообщение на своей странице». Мэн Цзыи спрашивает, как он себя чувствует. Чжань пишет ей: «Лучше». Потом приходит сообщение от Юй Биня, видимо, сестра сообщила ему, что Чжань сейчас бодрствует. Чжань вынужден ответить всем тем, с кем имеет более-менее тесные отношения, тем самым соблюдая все правила приличия. Для остальных он отделается общим постом. Как и ожидалось, Пекин стоит на ушах из-за смерти такого влиятельного человека. Несколько крупных новостных порталов подготовили специальный материал, в котором рассказывают о биографии госпожи Сяо. О её вкладе в развитие города, о её влиянии и прочее, и прочее. Чжаня немного подташнивает, когда он смотрит на многочисленные фото человека, который сломал его жизнь. Пока Чжань работает, Ибо немного спускается вниз по постели, и теперь сопит ему в бедро. Чжань отпускает руку на его голову, мягко и аккуратно, чтобы не разбудить, касается волос. Ибо рядом, а всё остальное уже не имеет значение. Ни то, что он сделал, ни какие последствия это повлечёт за собой. Чжань даже не собирается думать о том, как это неправильно: вот так закрывать глаза на поступок Ибо. Он уже думает: приди к нему Ибо с окровавленными руками, с чьим-то сердцем в кулаке, он бы молча повёл его отмываться. Его любовь к этому человеку безусловна. Сквозь сон Ибо чувствует его прикосновения, двигается ближе, чтобы опалить бедро горячим дыханием сквозь одежду. Чжань едва сдерживает порыв обнять его крепко, так как почему-то не верится, что Ибо рядом с ним. Страх потерять этого человека у него в ДНК. И нет средств, чтобы бороться с этим. Чжань всё же откладывает ноутбук в сторону и поднимается с постели, чтобы пойти на кухню и приготовить кашу. Он так озабочен состоянием Ибо и всем произошедшим, что у него не остаётся места в голове для неприятных воспоминаний, связанных с приготовлением каши. Его не тянет блевать, и это радует. В холодильнике также обнаруживаются фрукты, благодаря Мэн Цзыи, и Чжань мысленно говорит ей «спасибо», нарезая их. Каша готова, когда Ибо появляется на кухне. Он сонный, немного припухший, со всклокоченными волосами. И совершенно не опасный. Он хмуро оглядывает сервированный стол, с сомнением косится на Чжаня, который пьёт свой чай у окна. — Садись, — говорит Чжань, указывая на отодвинутый от стола стул. Ибо садится, а Чжань открывает рисоварку и накладывает в пиалу большую порцию дымящейся каши. Потом ставит её перед Ибо, кладёт чашку рядом. — Ешь, — следует следующий приказ. Ибо не возражает даже, начинает послушно набивать щёки кашей, не поднимая от тарелки глаз. Чжань отходит к окну, чтобы допить свой чай. За окном идёт снег, покрывая Пекин белым покрывалом. Большие хлопья снега размеренно падают вниз, успокаивают своим медленным танцем, гипнотизируют. Чжань думает обо всем и ни о чём конкретно. Он знает только одно: он уже ничего не может сделать. Ни для кого. Даже не задав вопросы, Чжань представляет как оно было. После того, как Ибо всё у него выпытал, его сущность потребовала исполнить свою часть контракта. Он улетел в Пекин, каким-то образом пробрался в особняк госпожи Сяо. И встретился с ней. Чжань даже не будет удивлен, если узнает о полностью седой голове пожилой женщины. Хотя госпожа Сяо до последнего красила волосы в иссиня-черный цвет. Кроме одной пряди. А потом Ибо накрывает откатом всех сил. Стоит только надеяться, что это случилось уже ближе к дому, и он остался незамеченным. Если это случилось седьмого числа или даже каким-то образом Ибо успел навестить его родственницу шестого, не слишком ли рано проходят похороны? Чжань почти уверен: это старший дядя так торопится. Он хочет скорее попрощаться и занять пост, о котором он так грезит. Бизнес не ждёт. Если судить по падению акций, похоронить «проблему» надо как можно скорее и заверить инвесторов, что всё в порядке. Что ж, это на руку. Никто не собирается делать вскрытие. Пожилая седая женщина, умершая от остановки сердца. Что может быть естественней? Ибо расправляется с кашей, принимается за фрукты. Чжань, не двигаясь с места, протягивает руку и включает кофемашину. Ибо почему-то вздрагивает, но тут же опускает глаза на кусок яблока. — Что-то ты тихий, — подмечает Чжань. Ему это не нравится. Как и всё то, что делает Ибо не похожим на самого себя. Возможно, он всё ещё борется внутри себя со своей сущностью. Чжань терпеливо ждёт полного возвращения. Ибо косится на него. Пожимает плечами. — Не уверен, что я должен сказать. — Для начала не мешало бы извиниться, — подсказывает Чжань. — Извини, — бубнит Ибо, и искренности в его голосе нет. — И за что же ты просишь прощение? — Ты мне скажи. О, ну это уже больше походит на прежнего Ибо. — За то, что бросил меня в Японии. Например. Ибо молчит. — Ты же знаешь, в каком состоянии я был? — Чжань уверен, что да. Ибо молчит, чем только подтверждает догадки Чжаня. — Я провалялся без сознания два дня. — Сообщает ему писатель. — После пробуждения такое себе ощущение. — Прости. В этот раз извинение звучит лучше. — Что ты сделал? — вырывается у Чжаня. Изначально он хотел плавно подвести к этому разговор, но не получается. Ему важно знать. — Ты поехал к ней? Ибо кивает головой. — И сделал то же самое, что и с Джонни Хуаном? Снова кивок. — Тебя кто-то видел? Ты попал на камеры? Ибо пожимает плечами. — Я был в маске. Чжаню очень хочется спрятать лицо в ладонях. Блять. Ладно. Это ничего не значит. Даже если Ибо засекли многочисленные камеры на всей территории особняка. Если бы госпожу Сяо убили оружием, это одно. Но она умерла, скорее всего, от сердечного приступа. А это другое. Это нормально в случае с пожилыми людьми. Плюс Сяо Лицзянь, сам того не зная, делает правильные для Чжаня и Ибо вещи: просто хоронит свою мать как можно быстрее и без какого-либо расследования. Ни у кого не возникнет никаких сомнений, что пришло её время. Она и так задержалась на этом Свете. Всё нормально. Всё хорошо. — Зачем ты это сделал? — Ты знаешь, — Ибо кладёт в рот яблоко, чтобы есть, а не говорить. Но этот номер не пройдёт. — Нет, не знаю. Ты обещал, что не будешь практиковать на мне это. Приказ. Но ты сделал это. И даже не потрудился подождать окончания нашего отдыха. Эти дни должны были оставить после себя отличные воспоминания. А не вот это все. — Да? — Ибо вскидывает голову. — И ты бы вспоминал об этом, когда твоя бабка заперла тебя в своём доме? Ты для этого позвал меня туда? Чтобы иметь воспоминания? Чжань вздрагивает на слове «бабка», потому что ничего не может с собой поделать. И это злит. Этого человека уже нет в живых, но вряд ли он когда-либо избавится от её влияния. — Я собирался рассказать тебе позже! — вскрикивает Чжань, разозлённый. — И ты знаешь об этом. Я тебе сказал под приказом! — Ты только думал говорить или нет, — огрызается Ибо. —Ты знал, что мы оба пострадаем. Знал же. И всё равно сделал это. — Я люблю тебя, — выдает Ибо, и это не честно. — Я и сделаю всё, чтобы уберечь тебя от всех бед. Это моё предназначение. — Если бы я не пришёл к тебе, что было бы? Почему не оставил инструкций? Почему просто свалил! — И я прошу прощения за это. — Но тебе не жаль, — горько подмечает Чжань. И Ибо даже не возражает. — Я тоже люблю тебя, — говорит Чжань. — И мне страшно за тебя, за то, как это действует на тебя. — Со мной ничего не будет. Отлежусь и всё. Прости, что так получилось с тобой. Наша связь сильнее, чем я думал. — Он думал, — усмехается Чжань в пространство кухни. — Я думал, ты знаешь. Ибо морщится, явно не желая иметь дело с саркастичным Сяо Чжанем. — Я ничего не знаю про родственные души. Никто не знает. Они, блять, даже совет собирают по этому поводу! Поэтому не надо у меня что-то спрашивать! — Тон убавь! — не выдерживает Чжань. С одной стороны, он испытывает некоторое облегчение, когда понимает: у Ибо всё же есть что-то, что его стопорит. Есть ограничения. Ему после каждого, эм, похода за душами, нужна перезагрузка. И Чжань, как связанный с Ибо чем бы то ни было, тоже ощутил в себе это в полной мере. Так, хорошо. Это немного успокаивает. Тормоза, это всегда хорошо. — Тебе стало лучше после секса, — Ибо тут же краснеет. — Почему? Чжаню важно знать. — Обмен энергиями, я полагаю. И твоё присутствие. Чжань трёт виски пальцами. Это накладывает ответственность. Сяо Чжань не уверен, что сможет вынести это. — Сейчас мы в порядке, да? — спрашивает Ибо, доедая последний кусок яблока. Чжань кивает. Это немного ложь. Он утаивает своё истинное состояние, какое он имел в Японии. Проваляться в отключке два дня без еды не особо способствует хорошему самочувствию. Но они сейчас здесь. И переживать не о чем. Наверное.