Двойное дно

Он выпутывается из объятий Ибо, так как для него слишком рано ложиться спать. Оставшись в постели один, Ибо тут же подгребает одеяло под себя, зарываясь носом в подушку Чжаня. Успокоившись чужим запахом, Ибо замирает. На кухне Чжань игнорирует верхний свет, довольствуясь только подсветкой у шкафчиков. Кормит Орешек, которая, словно ночной хищник, появляется из темноты коридора. Себе же он готовит чай. Всё, что он понял из слов Ибо, это: между ними контракт, но это каким-то образом не важно, так как они родственные души. По этому поводу родственники-сектанты Ибо соберут совет, потому что это какая-то очень редкая вещь и никто не знает, что с этим делать. А ещё Ван Ибо убил Джонни Хуана. Сяо Чжань, как нормальный человек, должен ужасаться этому факту. Но у него не получается. Он немного обескуражен, он понимает, что реагирует как-то не так, но ничего не может с этим поделать. Он просто принимает это. У него не возникает даже мыслей о том, чтобы сообщить куда-то. Наоборот, он боится, что про Ибо могут узнать. Всё ли парень предусмотрел? Нет ли его изображения на камерах? Или все же полиция получит видео, они увидят только, как большая собака заходит в подъезд? Это всё как-то… Ту мач. А ещё Ибо уверяет, что убьёт всех, кто будет вредить Чжаню. А вот этого точно нельзя допустить. Он пробует еще немного поработать, но ничего не получается. Мозг человека — довольно забавная штука. Он так устроен, что человек привыкает ко всему. И даже совсем дикие вещи воспринимает как само собой разумеющееся, оберегая человека от стресса. Мозг Сяо Чжаня такой. Тирания и побои в детстве от госпожи Сяо, которые он считал нормальными. Разве не все так живут? Просто у него не было примеров перед глазами, чтобы судить. Потом самоубийство матери. После того, как он отошёл от шока и потери, стал её ненавидеть за то, что она оставила его. Отец, который оставил так много триггеров в его голове, тот ещё ублюдок. Но Сяо Чжань даже не думал сдать его куда-то. Тащил его на себе непонятно ради чего. Любил ли он отца? Любил ли он вообще кого-то в своей жизни? До Ибо. Его мозг более чем лояльно принимал насилие от Джонни Хуана, словно и это тоже нормально. Так почему бы ему не принять то, что Ибо представляет из себя мистическое существо? Почему бы и к этому ему не отнестись так же, как он относится ко всему, что происходит в его жизни? Смиренно и с понимаем того, что в его жизни никогда и ничего не будет нормальным. Напротив, он бы больше волновался, окажись Ибо нормальным. А так, уже знакомый пиздец. Ничего нового.

***

Просыпается Чжань раньше Ибо, что вполне ожидаемо: парень будет отсыпаться, кажется, ближайшую неделю. У Сяо Чжаня есть только одна задача: проследить, чтобы парень ел. Поэтому, как бы ему ни хотелось поваляться в постели еще немного, он встаёт. Он успевает заказать в полюбившемся ресторане кашу и яичный рулет, а ещё булочек со сладкой бобовой пастой. Закрыв приложение на телефоне, он включает чайник и идёт будить Ибо. Тот лежит под одеялом чуть ли ни по самую макушку и не собирается просыпаться. А Чжань почти уверен: перед завтраком Ибо захочется принять душ, ведь вчера он так этого и не сделал. Он садится рядом у изголовья, тянет немного одеяло вниз, чтобы открыть своему взору часть лица. Ибо такой милый, когда спит. Эти чуть надутые губы, растрепанные волосы. Запустив руку под одеяло, Чжань ощущает приятную сонную теплоту. Ибо немного вспотел под одеялом, место, где шея переходит в плечо — влажное. Чжань прямо туда утыкается носом, ощущая себя немного маньяком, вдыхая естественный запах Ибо. Сердце наполняется щемящей нежностью. В его постели лежит, вероятно, один из самых сильных людей, которых он когда-либо знал. И его сила не связана с деньгами и связями. Его сила так же не является физическим составляющим. Ибо, благодаря своим способностям, был способен перевернуть весь мир и подмять его под себя. Внушать людям то, чего он хочет, что, вероятно, он и делал время от времени. Даже с Сяо Чжанем, но никогда во вред ему. Никогда не переступал самолично проведённую для себя черту. Ещё тогда в Лояне или же чуть позже, при встрече на подписаниях книг, или на парковке у университета, Ибо мог внушить ему всё, что угодно. Он мог пользоваться Чжанем по своему усмотрению. И у него не было бы даже возможности сопротивляться. Но Ибо даже при всём своём наборе мистического, предпочитает жить вполне себе обычную жизнь. И это вызывает уважение. Ибо добрый, отзывчивый, внимательный. Нагловатый временами, избалованный. Он зависим от Сяо Чжаня. От его присутствия. Сяо Чжань завёл себе кошку отчасти из-за того, что ему хотелось, чтобы хоть одно живое существо нуждалось в нём. Чтобы его ждали. Орешек, конечно, редко соответствовала таким ожиданиям, являясь довольно самодостаточным животным. И любила больше проводить время в гордом одиночестве, чем чесаться за ушком на коленях своего человека. Но какой бы гордой львицей та себя ни считала, все же являлась зависимой от него, в плане той же еды. Ибо совершенно другое дело. Тот волен делать всё, что хочет. Выбрать кого угодно для себя. Хотя, как Сяо Чжань начинает понимать, у Ибо выбора именно с ним не было. Родственные души — не последнее определение в их паре, а скорее главный решающий фактор. Настолько решающий, что Ван Ибо не может от него отмахнуться без последствий для себя. И вот этот невозможный человек — его. В его постели, бурчит недовольно, когда Чжань всё же несильно его расталкивает, целуя в качестве извинения в висок. — Я заказал завтрак, — сообщает он тихо, не желая травмировать сонный мозг громкими звуками. — Ты успеешь принять душ, пока везут заказ. В руку, что под одеялом, вцепляются, явно намереваясь продолжить спать в таком стоянии. — Ибо! — Чжань целует его в порозовевшую щеку. — Тебе надо сегодня на учёбу? — Вжопуучёбу, — бурчит Ибо. Чжань улыбается, продолжает покрывать его лицо невесомыми поцелуями, кажется, они действуют на Ибо лучше, чем тормошение. Тот изворачивается в желании подставить под губы Чжаня свои. Тот специально не обращает на них внимание, целуя в нос, под глаза. — М-м-м, — недовольно хмуря брови и уже открывая свои сонные глаза. Его веки немного припухли, добавляя парню милоты. — Вставай! — Чжань всё же чмокает его в губы и поднимается с постели. — Поторопись, заказ сейчас привезут, и он должен быть тёплым, когда мы сядем есть. Каша, повторно разогретая в микроволновке, на вкус не очень. Это, на самом деле, так. И пусть сам Сяо Чжань не будет её есть, он только поборол рвотные позывы от её вида, но Ибо хочется только лучшего. Когда кофеварка начинает жужжать, готовя напиток, Чжань замечает, как Ибо проскальзывает в ванную. Кухня наполняется смешанными запахами свежезаваренного чая и кофе. В ванной что-то падает, раздаётся приглушенное ругательство от Ибо, вызвавшее у Чжаня лишь улыбку. Тут же позвонили с поста охраны, с вопросом о курьере. Чжань просит пропустить и стоит у двери, дожидаясь доставку. — Чжань-Чжань! — Кричит Ибо, когда в ванной включается вода. — Я только сейчас понял: мне нечего надеть. Я могу выйти и так, — с весельем в голосе заявляет он. — Но тогда у нас никакого завтрака не получится. Чжань только качает головой и улыбается. Как же он скучал по такому. Он идёт в спальню, чтобы вытащить из шкафа футболку и штаны. В квартире достаточно тепло, так что Ибо не замёрзнет в такой одежде. Он стучится в дверь, и Ибо тут же открывает, просушивая волосы полотенцем, конечно же, он полностью голый. Сяо Чжань уже видел его, но всё равно сейчас немного подвисает. Влажное подкаченное тело, все эти косые линии его мышц, влажные волосы в паху. Ибо следит за его взглядом, улыбаясь своей фирменной улыбкой. Знает, какой эффект производит, дразнит. Завтрак и впрямь может не случиться. Потому что Чжань скучал. Очень. Но от плотоядного разглядывания чужого тела отвлекает звонок. Чжань закрывает дверь, чтобы курьер ненароком не увидел чего-то лишнего. Ибо ниже пояса не маленький, может понизить самооценку любого среднестатического китайца до нулей. Контейнеры, принятые у курьера, тёплые, и Чжань скорее их несет на кухню, попутно прося Ибо поторопиться. Он не решается заняться кашей, чтобы его тут же не вырвало, поэтому, когда Ибо входит на кухню, округлая коробка с ложкой на крышке ждёт его. А еще большая чашка кофе со сливками. Сам Ибо после душа с растрепанными волосами, припухшими от сна глазами такой милый, что Чжаню хочется сгрести его в охапку и никуда не отпускать. Никогда. Чжань просто смотрит, как Ибо ест кашу. Он старается запомнить именно это: как забавно натягиваются его щеки, как он облизывает ложку. Этими новыми кадрами он старается вытеснить прошлые. Где отец засовывает липкую, тянущуюся соплями массу в свой беззубый рот, а там вытекает из его уголков, чтобы потечь по подбородку, а потом на слюнявчик. Чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу, Чжань закрывает глаза и быстро делает глоток горячего чая. Ибо смотрит на него, он ощущает это, но ничего не говорит. Не спрашивает. Когда с кашей покончено, и черёд доходит до булочек, оставшихся приятно теплыми, Ибо говорит: — Я, кажется, всё выболтал тебе вчера. Чжань с серьезным видом кивает. Они вчера довольно хорошо поговорили, если отбросить, что Ибо был не совсем в трезвом уме от усталости и разлуки с ним. Это было неправильно, вот так пользоваться его состоянием. Но у него всё ещё осталось много вопросов. На которые хотелось бы получить ответы. — Сколько тебе лет на самом деле? — спрашивает Чжань. Тянь гоу забирают себе душу человека и его непрожитые годы. Ибо может быть куда больше лет, чем он говорил. — Мне двадцать один, — тут же отзывается он. А потом, когда Чжань никак, кроме кивка, на это не реагирует, спрашивает: — Что? Не спросишь, как давно мне двадцать один? Сяо Чжань не оценивает шутливую отсылку. — Ты считаешь это смешным? — он изгибает бровь. — На твоём месте я бы больше переживал, не повредился бы я умом после всего, что я узнал. — Ты что-то такое ощущаешь? — Ибо взволнован. — Я понимаю, что это трудно принять. Поэтому я не хотел говорить. И это против правил. Оно, можно сказать, основное. — Какие ещё правила есть? — Я всё ещё не должен тебе рассказывать. Но, как ты должен понимать, без правил никуда. И они соблюдаются строго и всеми без исключения. Это позволяет нам существовать. Правила ограждают нас от возможности сделать какую-нибудь глупость, забывшись в тщеславии. Сяо Чжань задумывается, что бы он сделал, обладай возможностями Ибо? А кто-то, кто не обременён моралью? Такой человек или тянь гоу могли бы натворить много неприятных дел. — Мне правда хотелось бы рассказать тебе всё, но я не могу. — Ты сказал, что будет совет, — напоминает Чжань. — Что они будут решать? — Что с нами делать, — отзывается Ибо. Он старается звучать беспечно, но Чжань все же улавливает в его голосе напряжение. — Нам грозит опасность? — Тебе точно нет. Одно из правил: мы не трогаем людей просто так. Вот если бы кто-то хотел тебе отомстить, впрочем, это тоже не так работает. Они не смогут тебе ничего сделать, так как мы связаны. Родственные души. Это же не просто словосочетание. Это имеет большое значение. Причинив вред тебе, они причинят вред мне. А это нарушает сразу два правила. — Тогда что они могут решить? Ибо хмурится. — Я не знаю. Но это не делается так быстро, как тебе кажется. Будут собраны самые старые члены нашей семьи. Те, что сейчас находятся в уединении и ожидании смерти. — Что это ещё такое? — не понимает Чжань. Ибо вздыхает. С каждым словом он всё дальше от своего желания ничего не говорить, но Чжань просто не оставляет ему шанса. С другой стороны, Чжань и так уже в курсе, одним фактом меньше, одним больше, уже не имеет значения. — По правилам нашего «клана», — Ибо берёт это слов в кавычки, хотя Чжаню кажется более точным определением было бы: «стая», однако пусть Ибо называет свою семью, как ему угодно, — его члены не могут быть старше ста пятидесяти лет. Такие люди уходят в уединение. Для них выстроены отдельные домики, там они приводят свои дела в порядок, чаще они пишут книги, передавая свои знания. А потом просто уходят. Сяо Чжань не спрашивает куда, понимая, что это фигура речи. Ибо продолжает: — На это могут уйти годы, десятилетия. Это в основном старое поколение, например, уже мои папа и мама занимаются только целительством, не собираясь продлевать свою жизнь посредством отнятых душ. — А ты? — интересуется Чжань. — Я тоже. Как и мои ровесники. Жить сто пятьдесят лет? А потом быть запертым в доме? Нет. Я так не хочу. Ты исключение. Но и я не имел права выбора. — Потому что родственные души? — догадывается Чжань. Ибо кивает. — Но я, как ты понимаешь, не собираюсь забирать твою душу. Не смог бы, даже если бы захотел. — Отрадно это слышать. С везением Сяо Чжаня, он бы не удивился, если бы Ибо ушел в минус по прожитым годам, забери он душу Чжаня. — Дальше, — требует он. — Дальше, — повторяет Ибо, стараясь вспомнить, о чём шла речь до этого. — А! Ну этих старых членов клана вытащат из их убежищ и будут решать, что делать. И я не знаю, до чего они могут дорешаться. Тебе не стоит думать об этом. Я смогу постоять и за себя, и за тебя. Просто не думай об этом. Сяо Чжань вполне мог бы не думать, у него своих проблем хватает. Однако в голосе Ибо слишком много напряжения, чтобы он перестал волноваться. Кажется, и сам Ибо не до конца уверен в своих словах. А вот это тревожно. У Сяо Чжаня большой опыт не думать о проблемах. А точнее жить так, словно их и нет. Просто прогибаться под очередные обстоятельства. Увы, это кажется таким обыденным. Доев кашу, Ибо одним присестом закинул себе в рот булочку с бобовой пастой и теперь, надув обе щеки, пытается всё это пережевать, попутно улыбаясь. Сяо Чжань подвигает ему чашку с чаем, чтобы тот запил. Проглотив всё, что у него было во рту, Ибо предлагает: — Покатаемся сегодня на мотоцикле? Пожалуйста, мне бы так этого хотелось. — Зимой? — нет, Чжань на многое готов пойти, когда Ибо вот так по-щенячьи сводит брови и смотрит с доверием и надеждой, но никакого двухколесного транспорта, когда на дороге лежит тонкой коркой лёд и снег. Ибо воспринимает это за отрицательный ответ и предсказуемо обижается. Но Чжань предлагает: — Почему бы нам не покататься на машине? — На твоей? — спрашивает Ибо. Сяо Чжань кивает. Тогда, когда он вёз Ибо к себе домой, он был под действием «приказа», так Чжань решил называть про себя то, что иногда Ибо с ним проворачивал. Но он помнит отрывками, что Ибо был впечатлён и салоном, и маневренностью машины, хотя Чжань вёл более, чем аккуратно. Однако машина таит в себе слишком много силы, которую осторожный писатель не позволяет ей проявить. А вот Ибо вполне способен справится со всеми лошадьми под капотом. — А потом мы можем заехать в какой-нибудь ресторан по пути и поесть горячей лапши, да? На говяжьем бульоне! Да, так и сделаем! Почему бы и нет? Он кивает, и Ибо просто загорается как лампочка. Он вскакивает с места, чтобы, обойдя стол, встать перед Сяо Чжанем и поцеловать. Чжаню для этого приходится задрать голову, но ему даже нравится. Ибо целует его настойчиво и излишне слюняво, но Сяо Чжаню нравится. Он охотно отвечает, отдаваясь процессу целиком. Вдоль позвоночника бегут приятные мурашки. Кто бы мог подумать, что обычные поцелуи могут быть такими приятными и будоражащими. Когда Ибо отстраняется, у обоих уже сбито дыхание. Сяо Чжань получает горячий тёмный взгляд и полуулыбку. — Во сколько? — спрашивает Ибо, возвращаясь на своё место. — Вечером, — предлагает Чжань, в надежде, что ему удастся немного поработать. Если он пошлёт свой график работы, то вернуться к нему будет крайне сложно. А у него есть обязательства, которыми он не может пренебречь. Что бы не происходило в его жизни. Да и Ибо всё еще выглядит усталым. Нет, сон всё же пошёл ему на пользу. Глаза уже блестят злорадством и хитростью. Но серость никуда не делась, да и не убрать её всего одной ночью хорошего сна. Но в целом Ибо теперь не выглядит таким измождённым. И до вечера у него есть время отдохнуть и разобрать свои вещи. Ибо же отказывается покидать квартиру, словно расстояние в два этажа для него слишком огромно. Поэтому он заваливается на свой диван, завернувшись в плед, и начинает дремать под мерный стук клавиш ноутбука Сяо Чжаня. Чжань же полностью погружается в работу, когда всё вокруг него привычно. Когда рядом с ним Ибо. Он иногда кидает на него короткие взгляды, проверяя состояние. Иногда глаза того закрыты, иногда приоткрыты, и в тёмном зрачке мерцает отблеск света от монитора. Чжань думает: это то, чего бы он хотел никогда не менять. Работа и Ибо. Ну и Орешек, которая прячется где-то, явно недовольная появлением Ибо. Это единственное, что опечаливает его. Уже понятно, что кошка никогда не поладит с Ибо из-за его сущности. Вопрос о том, чтобы отдать кому-то кошку Чжань даже не рассматривает. Однако ему совсем не хочется, чтобы его львица пряталась под кроватью.