Двойное дно

Он работает, пока за окном не светлеет. Одна чашка с чаем сменяет другую. Стопка обработанных листов уменьшается, Чжань скрупулезно вносит все поправки. Редактировать текст всё-таки не его. Ему скучно. И ему приходится идти по уже хоженым дорогам ещё раз, а это неприятно. В дверь звонят около восьми утра. Это время Ибо. И оно никогда не нарушается со стороны Ибо. Он приходит утром и вечером как по часам. Это Чжань тот, кто нарушает расписание. Он замирает в коридоре, не зная, что делать. Он не может вечно прятаться от Ибо. «Не запирайся от меня». И не может открыть дверь и просто поговорить обо всём. Сейчас, при свете дня, предположение о том, что Ибо тянь гоу, кажется Чжаню абсурдным. Однако он по какой-то причине верит в то, что его предположения верны. Как два этих противоположных факта могут быть совмещены, он не знает. — Я знаю, что ты дома. Открой дверь, Чжань! — кричит Ибо, ударяя по двери кулаком. — Открой дверь! И вот Чжань с изумлением смотрит на свои руки. Он в коридоре, а дверь открыта. Ибо стоит на пороге. Он выглядит взбудораженным и злым. Чжань делает шаг назад. — Не подходи! Он опять с ним сделал это. — Давай поговорим, — просит Ибо, но остаётся на своём месте. Только закрывает за собой дверь. — Чжань, что случилось? — Ты ещё спрашиваешь? — Я переживал за тебя. Вчера ты не вернулся домой, и я не знал, что думать. — О чём ты думал, когда убивал Джонни Хуана? — Я не уб… — Ты тянь гоу? — прерывает его Чжань. Вопрос сам вырывается из его рта. Он словно жёг его изнутри, и теперь Чжань его выплюнул. Тот с ощутимой тяжестью падает между ними. Ибо удивлён. Шокирован. И растерян. — Что? — слабая попытка улыбнуться. — Я задал вопрос. — Это же бред. — Вчера полицейский сказал, что Джонни Хуан умер от остановки сердца, вызванной сильным испугом. Он поседел от страха. Ничего не напоминает? Ты ведь читал книгу. Дважды. — Поэтому они захотели поговорить с тобой? — Чжань замечает, что Ибо не отвечает на прямую ни на один его вопрос. — Замок в двери не был взломан. Вероятно, ты заставил его открыть дверь, как только что сделал со мной. Ты напугал его чем-то. И стёр то видео. Так? Но ты не стёр нашу с ним переписку. Почему? — Чжань, — Ибо заламывает брови, совершенно несчастный в том, в чем его только что обвинили. — Я… — Ты тянь гоу? Да или нет? — Если я отвечу, то подвергну тебя смертельной опасности, — Ибо выглядит таким несчастным, что Чжаню невольно жаль его. Ему хочется протянуть руки и принять парня в свои объятия. Но это будет слишком глупо с его стороны. И опасно. — Ты даже ничего не отрицаешь, — как-то устало подмечает Чжань. — Но и не подтверждаю. — Как часто ты делал это со мной? — плевать на Хуана. Плевать на полицию. Ему важно другое. — Делал что? — Внушал мне что-то, — Чжань и сам не замечает, как на глазах появляется влага. — В том, что мы делали, было хоть что-то настоящее? Что, — тут он позорно всхлипывает, потому что ему больно даже просто от мысли. Его сердце словно каменное, едва может стучать, отзывается болью при каждом сокращении. Грудная клетка сжимается, не давая сделать нормальный вдох. — Что, — слезы уже льются по щекам, — из всего того, что мы делали, я на самом деле хотел? Боже! Что же так больно? Ибо делает шаг назад, словно его ударили. На его красивом лице шок. А ещё вина. Много вины. — Всё, — выдыхает Ибо едва слышно. — Всё, что между нами было, добровольно. Я клянусь тебе. — Как я могу тебе верить? — Чжань злым жестом вытирает слёзы с глаз. Чего он так раскис, словно его предают первый раз. Да, этот раз самый болезненный, но нет ничего из того, с чем бы он не справился. — Если ты подумаешь, если проанализируешь, то ты поймёшь. Ты прав, я могу многое заставить тебя делать. Прямо сейчас. Но я никогда… Я поклялся самому себе. Между нами всё будет настоящим. Мне другого не надо. И я никогда… никогда во вред тебе. Ты можешь мне верить. — Как? КАК? — кричит он, а Ибо делает ещё один шаг назад. — Как я могу верить тебе! Он видит, как делает больно Ибо. Какой чернотой наполняются его глаза. Но Чжаню сейчас самому нелегко. Он едва дышать может. И чего он, дурак, думал, что ему может хоть как-то повезти в жизни? Но такого пиздеца даже он не ожидал. — Уходи, — тихо просит Чжань. — Пожалуйста. Несмотря на всё услышанное и случившееся, ему хочется немного во всём разобраться. Сердце, глупое, не хочет вот так отпускать. А воспалённый разум ищет судорожно пути отступления. Только бы получилось. — Ради меня. Ты можешь сейчас уйти? — Завтра я улетаю, — ровным, пустым голосом сообщает Ибо. — Я приду вечером, хорошо? Пожалуйста, подумай обо всём. И ты поймёшь. Я уверен. — Хорошо, — быстро соглашается Чжань, уже зная: вечером он не откроет. Ибо улетает завтра. Отлично. У них будет неделя, чтобы во всём разобраться. Но Чжань, собственно, и не знает, с чем ему разбираться. Сяо Чжань закрывает глаза, когда Ибо разворачивается и закрывает за собой дверь. Слёзы неконтролируемо катятся из-под закрытых век. Глаза жжёт, сердце едва справляется со своей задачей, а внутри такая боль, что хочется кричать. Он ведь любит. Вот сейчас ясно, как никогда понимает: любит. Любит этого парня. И пусть ему это внушили, пусть из этого ничего настоящего нет. До этого он был счастлив. А сейчас он просто есть. Просто существует. Один. Сяо Чжань закрывает дверь на дополнительные замки. Отключает функцию получать сообщения о звонках в дверь. Уходит в спальню и даже включает музыку. Если Ибо придёт, если будет кричать и требовать открыть дверь, он не услышит. Внушение не подействует. «Не запирайся от меня». К черту!

***

Весь день Чжань старается забить работой. Да, муторной, да, нелюбимой, но всё, лишь бы не думать. Он берёт помеченный красным лист от Юй Биня, а потом правит это в своём электронном тексте, а фоном всё равно служат мысли. Он просто не может от них отделаться. Их не заглушить музыкой, играющей весь день в его обычно тихой квартире. При свете дня, шумного Пекина за окном и после чашки крепко заваренного зеленого чая с лавандой, Сяо Чжань отметает тот факт, что Ван Ибо собака-оборотень. Верить в такое… Это уже пахнет билетом в психушку в один конец. Да после такого он, на месте Ибо, бежал бы от такого человека. Мало того, он же обвинил Ибо в убийстве просто из-за одной небрежно брошенной фразы. В самом деле, что такого Ибо мог сделать Джонни Хуану, чтобы тот откинулся. И не просто умер, а от ужаса, от животного страха, которого его сердце не выдержало. Да, наверное, после более двух лет пьянства там сердце такое себе. Но всё же… Ибо, скорее всего, просто хотел дать ему деньги, которыми он мог откупиться от надоедливого шантажиста, когда обещал, что Чжань его больше не увидит. Мог припугнуть при личной встрече. Но убить? Для чего ты поехал в Лоян? По правде говоря, Сяо Чжаня сразу заинтересовали легенды про тянь гоу. Он их услышал по радио на одном из дежурств в больнице во время практики. Что тогда была за передача, он сейчас не вспомнит, но на сестринском посту радио было включено постоянно, особенно вечером и ночью, чтобы не так страшно было сидеть в пустых коридорах. Он долго думал о собаках-оборотнях, и как только с «ЛюБуксИн» был подписан контракт, то начал писать «Дорога до Луны». Ни для кого не секрет, что нелюбимые обиженные дети вырастают в обиженных нелюбимых взрослых. Все страхи тянутся именно с самого нежного возраста. Сяо Чжань всего лишь был один. С одноклассниками, которые дразнили его и прятали вещи. Со взрослыми дома, которые в лучшем случае его просто не замечали. С племянниками, что были чуть его старше, и приходилось избегать их неприятного внимания. Куда бы Сяо Чжань ни пошёл в доме, каждый решал возможным как-то задеть его: словом или же просто толкнуть, чтобы не мешался под ногами. Мама устраивала скандалы перед отцом, желая покинуть этот дом, но потом и она устала делать это. Пихала Чжаню деньги, словно они могли заткнуть огромную дыру внутри него. Принимая деньги, он, как никогда, чувствовал себя не нужным. Никому в этом мире. И как каждый ребёнок в таком положении, он мечтал о ком-то сильном рядом с собой. О том, кто мог защитить его, отомстить обидчикам. Во взрослой жизни ничего не изменилось. Сяо Чжань довольно быстро смирился с тем, что вот такой он плохой человек. Он хочет плохого обидевшим его людям. Если кто-то осуждает… Ну пусть первый кинет камень. Это были лишь мысли, которые руководили им при написании тех или иных рассказов. При помощи творчества он вытаскивал из себя всю таящуюся внутри себя обиду и злобу. Ему не было стыдно за то, что он желает госпоже Сяо каких-то ужасных вещей. Ему не стыдно за то, что он еще обижен на свою мать. И что отец вызывает только отвращение. Он старался быть хорошим, правда. Но никто не ценил. Так зачем он поехал в Лоян? Наверное, ему просто хотелось верить в то, что он написал. Хотел ли он мести ценой собственной души? Скорее всего нет. Несмотря на всё пережитое, он любит жизнь. У него есть цели, к которым он стремится. И у него есть Ван Ибо, которого он любит, как выяснилось. Да, вот так просто. Настоящие эти чувства или просто последствие внушения, не имеет значения, ведь он был счастлив. Чуть ли не впервые в жизни. И почему он должен отказываться от этого? Кем бы Ибо ни являлся. К вечеру он уже почти уверен, что Ибо вполне себе обычный. Но если он раньше думал, что семья Ибо — секта, то сейчас он больше склонен думать, что те оккультисты. Возможно, приверженцы какой-то веры, связанной с тянь гоу. Что-то такое. От подобного предположения мороз по коже, но Сяо Чжань явно едет крышей, но через некоторое время даже это перестаёт пугать его. Однако, когда Ибо приходит к нему вечером, он не открывает дверь. Чжань прячется у себя в спальне с наушниками на ушах и громкой музыкой. Он видит, как Ибо звонит в дверь, как смотрит в камеру домофона. Долго, почти час не уходит. Стучит в дверь. Чжань все это время сидит на постели, размазывая сопли и слёзы по лицу. Всё его естество рвётся к двери, желание открыть дверь почти непреодолимо. «Не запирайся от меня. Не запирайся от меня!» Но Чжань не может позволить им встретиться сегодня. Ему нужно ещё время. Ибо завтра улетает, и неделя будет подходящим временем для того, чтобы обдумать всё как следует. Сяо Чжань думает, у него есть два пути: остаться и позволить Ибо быть в его жизни. Или пока Ибо нет, собрать вещи и переехать. Усилить охрану и секретность своего пребывания. Что-то Чжаню подсказывает, что Ван Ибо может найти его, где угодно. И за неделю он должен решить: готов ли он продолжать то, что у них есть с Ибо. Или же оборвать всё это. Причинить себе боль, сломать себя в очередной раз. Сделать из Ибо еще один неудачный опыт. Что тут такого. Ибо приходит утром. Скребётся тихонько в дверь. Чжань закусывает губу от того, каким Ибо выглядит разбитым. Он стоит у двери довольно долго, явно опаздывая на рейс, и уходит только тогда, когда на его телефон приходит сообщение. Он читает его, хмурится. А потом уходит. Сяо Чжань выдыхает. Неделя. У него есть неделя.              Мэн Цзыи приходит к нему на следующий день после отлета Ибо. У неё с собой большой пакет из пекарни, что так любит Сяо Чжань. Дно крафтового пакета уже намокло и потемнело, но Мэн Цзыи просто суёт ему его в руки и проходит на кухню. Сяо Чжань за ней, чувствуя какую-то неловкость и, возможно, вину. Он достаёт из шкафа блюдо, куда вываливает все купленные менеджером булочки. Едва он успевает сделать это, как оказывается в крепких объятиях. Он обнимает в ответ, стараясь не запачкать блузку Цзыи грязными и липкими руками. Она размеренно дышит ему в грудь, а её объятия сильные и крепкие, как и она сама. — Я чуть не пошла к Сю Цину, — говорит она, отстраняясь. — Прости. Но я правда не могу тебе ничего рассказать. — Лю Хайкуань объяснил мне ситуацию. Ты можешь ничего не говорить. Но я больше злилась на то, что ты не позволил мне позаботиться о тебе. Ты же знаешь, у меня на этом пунктик. — Знаю. Чжань отходит, чтобы поставить чайник. Всю эту выпечку надо есть прямо сейчас, пока она свежая. Как они справятся с этой горой сдобы, Чжань не представляет. — Прости, мне пришлось втянуть в это ещё и Юй Биня. Он моё алиби. — Он уже сказал об этом. Его вызвали в участок на завтра для разговора. Я еду с ним. Лю Хайкуань выделил нам адвоката. Чжань кивает. Это хорошо. И это правильно. На самом деле, он должен поехать вместе с Юй Бинем, просто ради поддержки. Но, наверное, не самое мудрое его решение. — Я могу позже угостить вас обедом? — спрашивает он, находит единственный вариант, как он может загладить вину. — Ловлю на слове, — легко отзывается Мэн Цзыи. А потом уже серьёзно добавляет: — Брат сказал, рад, что может помочь тебе. И я тоже. Если бы его не было с тобой в тот день, то что бы тогда… — Но он был. Плюс у нас здесь есть камеры. Они могли запросить видео и убедиться бы, что я не покидал квартиру. Всё хорошо. — Конечно, хорошо. Что бы ни случилось, я знаю, ты не виноват. Но мне не нравится, что рядом с тобой полиция. И эта мутная история. — Не переживай, — Сяо Чжань тянется за чашками и банкой с чаем. — Лю Хайкуань пообещал, что ничего не будет известно прессе. — Мне было бы легче, знай я, о чём вы говорите. Знаешь, обидно быть единственной, кто не в курсе. Такое себе. — Это ради твоего же блага. Сяо Чжань над мойкой обдаёт чайник кипятком, в потом засыпает туда чайный лист. — И ещё: мы давали обещание о конфиденциальности. Мы не можем нарушить его. По крайней мере не раньше, чем сделает это полиция. — Хайкуань сказал, у них ничего нет на тебя. Всё говорит о том, что ты не виновен. Хотя я и не сомневаюсь, — быстро говорит она. — Но я не доверяю полиции. Они могут притянуть за уши любое доказательство. И мне страшно. Очень. Я знаю, что за дело взялся Ван Ичжоу, я видела, как он работает. Он просто вцепляется в противника и ломает ему хребет. Но… Я даю тебе слово: если всё выйдет из-под контроля, я обращусь к дяде. — Нам только мафии не хватает. Сяо Чжань заливает чай кипятком и смотрит, как вода окрашивается в светло-зелёный цвет. По кухне начинает расползаться приятный аромат. — Если всё выйдет из-под контроля, — говорит он, расставляя на столе чашки и сахарницу, — то я пойду к госпоже Сяо. — Нет. — Удивленно выдыхает Мэн Цзыи на гране слышимости. Сяо Чжань находит забавным, что в мире Мэн Цзыи госпожа Сяо страшнее пекинской мафии. Но пусть так. — Она точно не позволит, чтобы её имя трепали по всем газетам. И она куда могущественнее твоего дяди. — И именно поэтому не следует с ней связываться. — Как и с твоим дядей. Мы не будет делать этого. Мы доверимся Лю Хайкуаню и Ван Ичжоу. Мэн Цзыи кивает. — Сколько дерьма мы ещё должны съесть, чтобы наконец начать жить спокойно? — она спрашивает это, забирая с подноса булочку. Крутит её в руках, примеряясь, с какого бока откусить. Сяо Чжань, безусловно, трогает то, как Мэн Цзыи обобщает их проблемы. В основном его, но какая разница. Словно всё, что происходит с ним, происходит и с ней. Так и поступают в семье? Наверное. — Деспотичная старуха, глава мафии и просто псих. Теперь ещё полиция, которая наверняка хочет твою голову. И мальчик-сектант. Кстати, где Ибо? — Ибо не сектант, — отвечает Сяо Чжань, садясь за стол. — И он уехал домой. На неделю. — Он что-то знает? — Нет, — Чжань делает вид, что выбирает булочку. Врать и смотреть в глаза Мэн Цзыи он не может. — Его это точно не касается. Если всё же Ибо… Даже если он имеет ко всему непосредственное отношение, иметь дело с полицией тот точно не будет. Сяо Чжань не допустит. Он написал огромную книгу про тянь гоу и знает: одно тянется за другим, месть следует за местью. Надо придерживаться определенных правил, даже если все вокруг вымысел. В Сяо Чжане теплится надежда, что полиция найдёт логичное объяснение случившемуся, и оно не будет касаться его самого. — Ты защищаешь его, — подмечает Мэн Цзыи. Она откладывает надкусанную булочку. — Я буду защищать всех, кто не имеет к этому делу никакого отношения. Хотел бы и Лю Хайкуаня оградить, но увы. Он оказался в самом центре. — Почему ты такой? — Мэн Цзыи качает головой. — Лю Хайкуань может оказать реальную помощь практически во всем. Было бы большой ошибкой держать его в стороне. Собственно, и Ибо, если его семья такая влиятельная, как сказал наш босс, то ты мог бы попросить помощи и у него. — Нет, — твёрдо заявляет Чжань. — Это может быть просто запасным вариантом. Как и мой дядя. — Я ни в чём не виноват. И у полиции на меня ничего нет. Мы можем вполне справиться при помощи адвоката и моих прав, как гражданина этой страны. Единственная проблема — это огласка. Но тут может помочь только Лю Хайкуань. Ни твой дядя, ни уж тем более семья Ибо. На самом деле, даже забавно было бы посмотреть, как Ибо пошёл бы «на ковер» к своей семье и, опустив голову, показывая, как он виноват, будет просить у родственников защиты для своей жертвы. О, что Чжань жертва, не вызывает сомнения. Ещё пара трупов людей, которых он ненавидит, и прощай душа. И все непрожитые годы отходят Ван Ибо. Аплодисменты, занавес.