Двойное дно

***

Дождь льёт целую неделю, но Чжаня это даже устраивает. Он работает над новыми набросками, пьёт много горячего чая, смотрит в окно в задумчивости, носит дома растянутые, но тёплые вещи. Его волосы в полнейшем беспорядке, на подбородке и над губой пробивается щетина, а на глазах старые очки. Эмоции от ужина с госпожой Сяо притупились, как обычно и происходит. И Чжань всё меньше вспоминает о «семье». Зависая в своём маленьком безопасном мирке, он забывает об ещё одной своей обязанности. Дело в том, что раз в месяц Сяо Чжань читает лекции в Пекинском университете на факультете литературы. Делалось это в основном, чтобы получить одобрение партии и общественности. Некий такой довесок к его образу молодого человека из приличной семьи. Его лекции пользуются огромной популярностью. На них записываются за несколько месяцев и свободных мест нет даже на лестницах. Для этого есть много объяснений. Его популярность: все-таки, как показала статистика, его читают молодые люди от 16 до 25 лет больше всего. Он рассказывает интересно. Не только о том, как писать, но и как собирать информацию. Он знаменитость, и многие хотят увидеть его вживую. И тонкая прослойка тех, кто пытается таким образом с ним познакомиться. Таких Чжань выслеживает сразу и не поддается ни на томные взгляды, ни на провокационные вопросы, ни на откровенные наряды девиц в первых рядах. Ох, если бы они знали… На Сяо Чжаня ничего не действует. Поэтому одним не очень прекрасным утром Цзыи разбивает его одиночество своим появлением. Чжань сначала недоумевает: что она тут делает? А потом звучит страшное слово: «университет», и начинается суматоха. Благо Цзыи пришла почти в полдень, а на лекцию Сяо Чжаню к шести часам. Они всё успеют. Бреясь в ванной, Чжань недоумевает: как он мог забыть? Запутался в днях, потерялся в многочисленных мыслях и задумках, пропал в творчестве и тоске по чему-то неизвестному. Сяо Чжань всегда был таким, забывающим про время, путающим дни недели и даже месяца. Будучи студентом, он с головой уходил в учёбу, предоставляя организму определять: когда есть, когда спать. Нет, спать хотелось всегда, но не спалось почему-то. Мог часами лежать, смотря в потолок, потирая уставшие от конспектов глаза. И думать, думать, думать. Сначала о своей жизни, потом придумывая чужую, делая мысленные наброски своих будущих бестселлеров. Дома почти никогда не было сна. Да и дома, собственно, тоже. Чжань не знает правильного значения этого слова. Дом? Что это? Даже когда они жили в большом особняке в обширной территории вместе с мамой и папой, он никогда не считал это своим домом. Лишь местом, где они живут. Местом, где правит госпожа Сяо. Чжань с самого малого возраста интуитивно чувствовал — всё чужое. И он тут чужой. После смерти матери они с отцом переехали в другую квартиру. Большую и светлую. Но Чжань не видел этого простора, не видел этого света. Ничего не хотел. И только по ночам спрашивал неизвестно у кого: «Почему она меня бросила?». Ему только четырнадцать, а он уже устал от этой жизни, правда пока сам не понимает своего состояния. Они жили в той квартире почти пять лет, которые с натяжкой, но считались хорошими. Они были вдали от госпожи Сяо, от её правил, от её строгого взгляда и желания управлять ими. И это уже было отлично. Отец жил на деньги семьи, много пил и не выходил из дома, кроме как в магазин. О сыне, кажется, он вообще забыл. Чжаня это даже устраивало. Сяо Чжань злился на отца за то, что не решился уехать раньше. Так бы мама была жива. А так… Всё напрасно. Он много учился, желая поступить на медицинский: мама всегда видела его врачом, и ему хотелось исполнить её эту мечту, хотя самого тошнило от вида крови. Чжань тогда не знал, но госпожа Сяо следила за ними, ведь отец продолжал тратить её деньги. А по истечение пяти лет прислала старшего сына с приказом возвращаться. Но они не вернулись. Сяо Чжань до сих пор не может понять отца. Он так любил свою жену, со скандалом выбил разрешение жениться на ней, горевал после её смерти, но ничего не мог сделать при жизни. Ни уйти от больших денег госпожи Сяо, ни от её власти.       От мыслей его отвлекает стук в дверь. Он моргает пару раз, возвращаясь в настоящее, в ванную, где он стоит перед зеркалом с бритвой в руке. Эта квартира тоже не его дом. Но всё же лучше, чем было у него за всю жизнь. — Да? — отзывается он, прикрывая глаза, стараясь собраться с мыслями, сосредоточиться на том, что ему сейчас следует делать. Воспоминания, чему он предаётся снова и снова, изматывают. Но это не то, над чем он властен. Но Цзыи ничего не отвечает. Наверное, постучалась и ушла, просто напоминая, чтобы он поторопился. Она обнаруживается на кухне, готовя легкий салат, а в духовке куриную грудку. — Ты совсем ничего не ешь, — жалуется она. Чжань привык функционировать при минимальном количестве пищи, питаясь только тогда, когда хочет есть. Хочет, правда, редко. — Садись, — чуть ли не приказывает она. Сильная женщина, упрямая. Чжаню бы быть таким, но он просто никакой. Не знает каким быть. Мэн Цзыи всегда так: прячет своё доброе сердце за активными действиями, за строгим словом, иногда даже грубостью. Как и сейчас: ворчит, что он плохо ест, а сама переживает, словно он не взрослый человек, а несуразный ребенок. А он, вообще-то, может о себе позаботиться. Он таким и был, когда они встретились. Тянул не только себя, но и больного отца. Так что… Это она сделала его зависимым от чужой помощи. Наверное. В благодарность за заботу он съедает всё, что она ему накладывает, хотя есть предсказуемо не хочется. — Лю Хайкуань боится, поэтому возложил миссию на меня, — внезапно говорит Цзыи. — Что за миссия? — настораживается Чжань, пытаясь понять: не забыл ли он ещё что-то. — Напомнить тебе о литературной премии Мао Дуня, она пройдёт в начале декабря. Чжань хмурится. Нет, литературные премии не были для него чем-то новым. Ему приходится их посещать, так как всегда забирает какую-нибудь награду. Однако это не значит, что он любит это делать. — А сейчас какой месяц? — спрашивает он. — Ноябрь, — Цзыи смотрит на него осуждающе. — Просто подготовься, хорошо. Хайкуань планирует в этом году взять статуэтку за лучшее издательство. Так что это важный для него вечер. Номинанты будут известны через пару недель. — Надеюсь, меня не номинируют, — искренне желает Чжань, беря палочками лист салата. — Почему? Ты заслужил. «Дорога до Луны» бьёт рекорды по продажам. Она может стать не только твоей самой продаваемой книгой, но и самой продаваемой книгой в принципе. Сегодня в агентство пришли запросы на право перевода на испанский, немецкий и даже русский. — Что-то поздно они спохватились, — подмечает Чжань, не особо впечатленный этой новостью. Ему не хочется думать о масштабах того, как разлетается его творчество по миру. От этого начинает болеть голова. Азия давно была покорена, теперь настал черёд покориться Европе. —Лучше поздно… — начинает Мэн Цзыи, но не заканчивает. Да, наверное. Сяо Чжаню не хочется быть меркантильным, но его больше волнует сколько с этого Лю Хайкуань положил денег на его секретный счет. — У тебя же всё готово для лекции? — спрашивает она, решая поменять тему. Чжань только кивает. Материалы для лекции у него хранятся в отдельной папке на компьютере. Единственное, ему совершенно не хочется никуда выходить сегодня. Пекин слишком хмурый и мокрый сегодня. А Чжаню хочется тепла и сухости. А ещё одиночества. А люди… Они словно не понимают, требуют его внимания. Однако лекции, это не то, что он может отменить, даже если бы очень захотел. Это важно для его репутации. Это важно для Мэн Цзыи. И это важно для Лю Хайкуаня. Он не может подвести этих людей. Мэн Цзыи не едет с ним в университет, лишь провожает до машины каждый раз. Да Сяо Чжань и не нуждается в няньке ежеминутно. Как и в водителе. Он садится в свой двухместный Mercedes-AMG GT, что дожидался на парковке жилого комплекса. Гладит мягкую кожу сиденья. Он любит эту машину, пусть она и не совсем его.       Госпожа Сяо объявилась в его жизни после смерти отца, чем немало удивила. Он-то думал, её наказание затянется дольше. Лучше навсегда. Но… Нет. Она совсем не походила на женщину в трауре, хотя Чжань уже давно знал: простые, человеческие эмоции не для неё. Она призвала его обратно в семью. Он отказался. Он боялся её. Но старшего дядю, Сяо Лицзяна, боялся сильнее. И она позволила ему эту дерзость. Даже перевела огромную сумму на его счёт, к которой он не собирался притрагиваться. Но однажды ему намекнули: отказываться от подарков госпожи Сяо себе дороже. И он купил себе эту машину. Не хотел ничего более серьезного, того, чего не сможет кинуть в один момент. Несмотря на то, на чьи деньги куплено, машину он любил.       Чёрного цвета, обтекаемый корпус, делает её чуть похожей на гоночную, большие, уходящие на корпус фары придают ей что-то от хищника. Садясь за руль, Сяо Чжань каждый раз борется с желанием утопить педаль газа в пол и скрыться навсегда. Но куда он уедет? В Китае его найдут на раз-два. А машина, как бы хороша она ни была, еще не умеет преодолевать моря и океаны. Увы. Пекинский университет находится в непосредственной близости от Старого и Летнего дворцов. Чжань любил раньше гулять здесь, когда учился. Само здание университета, хоть и имеет современный вид: бетон и большие окна, заканчивается крышей в традиционном китайском стиле, совмещая в себе современность и прошлое. К нему ведёт широкая дорога, вымощенная серой плиткой, с перерывами на небольшие ступени. А у дороги нашли своё место каменные львы, у одного из них и паркуется Чжань. Окна университета горят приятным желтым светом, студентов почти не видно, хотя время позднее. Но они всё ещё учатся, а расходиться начнут только около восьми. Чжань идёт быстрым уверенным шагом по пустым коридорам, прекрасно здесь ориентируясь, ведь он тут учился. Но на подходе к аудитории, в которой он обычно читает свои лекции, его встречает всё та же девушка, работающая здесь. Правда он так и не знает кем и не очень-то интересуется. Девушка улыбается, склоняется в приветственном поклоне. Сяо Чжань кланяется в ответ. — Добрый вечер, господин Сяо, — говорит она. Чжань немного теряется, так как на одежде девушки нет бейджа, а имени он её не помнит, хотя они уже встречались несколько раз и ему её точно представляли. — Добрый вечер, — спокойно отзывается он, ничем не выдав своего смущения. — Пройдемте, студенты скоро начнут собираться. — Много? — интересуется Чжань, чтобы не идти в тишине. Он бы и сам прекрасно дошёл до нужного места, дорогу он запоминает намного лучше, чем людей и их имена. Но он не находит слов, которыми можно вежливо попросить девушку предоставить его самому себе, тем более, как он небезосновательно полагает, она собирается присутствовать и на самой лекции. Что ж, с этим он ничего не может поделать. Его встречи со студентами пекинского университета всегда проходят в большой аудитории, больше похожей на зал в кинотеатре: стены выкрашенные в тёмно-синий цвет, приглушенный свет под потолком, огромный экран и несколько десятков рядов мягких, в тон стен, кресел. На последней его лекции присутствовало около двухсот человек, занимая не только все кресла, но и часть лестницы. Сейчас здесь пусто и помещение кажется ещё больше. Чжань спускается по лестнице вниз, где у экрана находится небольшая сцена, на которой стоит кафедра с прикрепленными к ней усами лампочками и микрофон. Открыв свой ноутбук, Чжань тут же подключается к системе, позволяющей проектировать свой материал на экран. Напротив себя он видит маленькое окошко проекторной, где ещё один человек будет наблюдать за ним. Пока он ждёт студентов, девушка-ассистент, как начал про себя называть её Сяо Чжань, приносит ему кофе, чему он очень благодарен. Ему приходится поддерживать с ней вежливый разговор ни о чём, хотя он с радостью бы занялся своими делами. Но что поделать, люди жаждут его внимания. И его мнение на этот счёт их нисколько не волнует. И он даже рад, когда в зал стали заходить студенты, отвлекая внимание девушки на себя. — Рассаживаемся! — громко командует она. — Рассаживаемся! Все показываем допуск! Студенты, не отрывая от знаменитого писателя взгляд, показывают девушке какие-то карточки, вероятно свидетельствующие о том, что они пришли сюда именно по записи. Девушка кивает, пропуская их дальше рассаживаться по местам. Он проверяет свой материал ещё раз, прежде чем вывести на экран главную заставку. «Тянь гоу» И довольно размытое изображение большой собаки. Наверное, демонология древнего Китая не та тема, что одобрило бы руководство университета, но он никогда с ними не согласовывал то, о чём собирался рассказывать. Так что… Его последняя книга именно об этом. Так что вполне разумно рассказать, как он собирал материал для книги, как находил идеи для очередного романа. Конечно, никакой правды Сяо Чжань рассказывать не собирается, но студентам этого знать не нужно. — Снимать запрещено! — слышит он снова голос девушки-ассистента, явно заметившей, что кто-то достаёт телефон. Чжаню всё равно, если честно. Будут снимать, за всеми не уследишь. Он лишь улыбается и кивает на все приветствия. Первый ряд как обычно заняли девушки в коротких юбках, выставляя напоказ свои прелестные ножки, впрочем Чжань остаётся равнодушным к такой демонстрации, лишь улыбается с сожалением этим дурочкам. Когда зал заполнился полностью, Чжань включает микрофон, прикрепленный к кафедре. — Добрый вечер, студенты! Меня зовут Сяо Чжань. Он кланяется им, быстро мазнув по сидевшим взглядом. Сегодня он в линзах и ему плохо видно в даль. Да и свет тут приглушён. Так что дальше третьего ряда практически ничего не видит. — Кто читал мою последнюю книгу? Лес рук. Почти все. — Отлично, тогда вы поймёте, о чём пойдёт речь. Китайцы не наделяли собак, в силу самой их природы, чертами жаждущих крови демонов. Еще в «Истории Ранней Хань» описан эпизод, когда человеческая душа использовала демона в обличии собаки для отмщения — жертвой мести во втором столетии до новой эры пала императрица. Очень редко собаки выступают наравне с лисицами в качестве предвестников демона, носителей зла, искусных обманщиков и соблазнителей женщин. Мы располагаем лишь несколькими подобными свидетельствами. Он переключает изображение на экране. —В правлении династии Сун Ван Чжун-вэнь служил судебным исполнителем в Хэнани; жил он на северной окраине главного города уезда Гучжоу. Как-то вечером, уже после ухода со службы, он отправился на прогулку к озерам и увидел белую собаку, бежавшую за его коляской. Собака понравилась ему, и он хотел было поймать ее, как вдруг собака превратилась в человека, очень похожего на одного уездного чиновника. Глаза его сверкали красным огнем, а изо рта, в котором виднелись острые клыки, вываливался язык. Зрелище, поистине, было страшное. Ван Чжун-вэнь и его слуга перепугались, но все-таки напали на демона. Однако совладать с ним они не смогли и бежали. Не добравшись до дома, они упали на землю и умерли, — зачитывает он текст и сообщает источник: — «Coy шэнь хоу цзи», глава семь, для тех, кто хочет почитать подробнее. — Собака не такой уж и друг человека, выходит, — раздается с ряда, вызывая всеобщее веселье, в том числе и у Чжаня, что реагирует вежливой улыбкой. — Конечно, сложно представить, что собачка, с которой ты живешь, может быть демоном. Но это были особые представители четвероногих. Думаю, увидь мы их, то точно поняли бы: что-то с ними не так. Их ещё часто путали с волками, так они выглядели. — Что же они хотели от людей? — ещё один вопрос. — Они приходили к людям по разным причинам. В основном их влекла обида и жажда мести. Другой пример, — Сяо Чжань снова меняет слайд на экране, — насылающего болезни и приносящего зло оборотня — домашний пес чиновника Цай Чао, который являлся хозяину в виде призрака. «Усевшись в главном зале, он стучал в доски и распевал жалобным голосом песни. А однажды утром хозяин не смог найти своего платка — пес нацепил его на себя и сидел в таком наряде на печи. В том же самом месяце Чао внезапно умер». — Зачитывает Чжань. И добавляет: — «Чжи гуай лу», это произведение можно найти в библиотеке вашего университета. — Он умер, потому что собака надела его платок? — ещё вопрос, сопровождаемый смешками. Чжань отрицательно качает головой. — Нет. Он умер от увиденного. Как бы эта собака в платке не выглядела, вероятно она была очень страшная, раз это убило Чао. Утром его нашли с белыми волосами, а на лице застыла гримаса ужаса. — Он умер от страха? — пораженный девичий голос с первых рядов. — Вы же читали мою книгу. — Там все не так! — с ним не соглашаются. — Не так, — говорит он совсем тихо. — Но к этому мы вернёмся позже. Самые крупные записи до нас дошли, как раз из уезда Юйтай. — Чжань меняет фото на экране и зачитывает, практически предвидя, какую реакцию вызовет услышанное: — Некто Тянь Янь соблюдал траур в связи с кончиной матери и большую часть времени проводил в траурной хижине. Но однажды ночью он неожиданно вошел в комнату своей жены. Она встретила его с молчаливым удивлением. «Господин, — сказала наконец она, — разве вы можете посещать меня в этом месте воздержания?» Янь ничего не ответил, и они соединились. Спустя время уже настоящий Янь вошёл на мгновение в комнату, но не сказал жене ни слова. Оскорбленная его молчанием, она укорила его за то, что он сделал в прошлый раз. Муж понял, что здесь, по-видимому, вмешался демон. Наступил вечер; Янь еще не спал, но его траурные одежды уже висели на стене. Вдруг он увидел, как к хижине крадется белый пес. Зажав в челюстях траурную одежду, пес превратился в человека, который оделся и вошел в женские покои. Янь поспешил за ним и застал его в тот самый момент, когда он уже хотел улечься на ложе с женой. Он забил пса до смерти, а жена его умерла от стыда. Как Сяо Чжань и предвидел, послышались смешки, впрочем, ради приличия и уважения к писателю весьма тихие и быстро сошедшие на нет. — А мне жалко собак! — высказывает своё мнение какая-то девушка из первого ряда. Кто-то в ответ ей хмыкает. — Посмотрел бы я на тебя, если бы к тебе в дом вошла какая-то псина и начала исполнять песни в платке! Высказавшегося поддержали смешками. Чжань лишь снисходительно качает головой. Пусть смеются. Главное, чтобы они не боялись, как в свое время боялся он, слишком близко к сердцу приняв эти истории. Он меняет фото на экране и берёт небольшой перерыв, чтобы выпить воды. — Что ж, это последнее, что мне удалось найти, — говорит он, закручивая на бутылке крышку. Он стоит к студентам спиной, пусть это невежливо. Он читает: — Тело министра общественных работ, уроженца Наньяна Ли Цзи-дэ лежало в доме, как вдруг покойник приподнялся и сел на погребальном столе. Внешность, одежда и голос были, несомненно, Ли Цзи-дэ. Он приказал внукам, сыновьям, жене и дочерям поочередно служить ему, а после обрушился с руганью и хлыстом на слуг и служанок… Внезапно, что-то теплое прилетает в затылок. Ему даже кажется на мгновение, что в него что-то кинули. Но сразу же понимает что это, и не смеет обернуться. Затылок горит под чужим взглядом, и ему не надо поворачиваться, чтобы определить, кто это может на него так смотреть. Задержавшись на пару секунд на затылке, жар начинает спускаться вниз. На шею, между лопаток, ниже. Чжань чувствует, как у него начинают дрожать руки, как он сам на грани спокойствия, потому что чужой прожигающий взгляд ощущается на ягодицах. На них задерживается дольше всего. Потом взгляд спускается на ноги, обдавая и их горячей волной. Он прекрасно знает, как выглядит: в черных штанах, достаточно узких, чтобы подчеркнуть длину ног и красивую аккуратную задницу. Чёрная рубашка, заправленная за пояс. Ремень на тонкой талии. Сяо Чжань ненавидит себя. Вот таким, когда даже в простой одежде, он может стать объектом чьего-то желания. Он ненавидит это чувство. И нет, оно не льстит ни капли.