Первый меч Гухуа

*где Сосновый лес — буквально перевод имени Сяо Сунлиня.       Последнюю неделю Син Цю вкалывал, не покладая рук. Вставал до восхода солнца, чтобы приготовить в общей кухне невозможно острую рисовую кашу и отнести ее в хижину лекаря. «Старший брат и учитель любят острый перец,» — так сказал ему Цин Сяньмин. Каждый раз, поставив глиняный горшочек свежей каши на ставни окна, выходящего в спальню Сяо Сунлиня, Син Цю подвязывал широкие рукава и брал в руки метлу. Всего за полчаса вся территория заднего склона горы Линмэн сверкала от чистоты.       К рассвету поднимался мастер. Глядя на полыхающую перцем кашу, однако, Сяо Сунлинь хмурился и каждый раз все выбрасывал, так и не притронувшись к пище. Син Цю так ни разу и не увидел, чтобы травник вообще что-либо ел. Видя, что все листья со двора сметены в аккуратную кучку, он только ворчал себе под нос. И проходил мимо Син Цю так, словно его и не было. — Доброе утро, мастер! — не унывал молодой мечник.       И каждый же раз получал в ответ только полный безразличия взгляд. Но парень не сдавался и продолжал усердно трудиться до самого вечера. Сунлинь забирал Цин Сяньмина и Чун Юня на сбор лекарственных трав, а он готовил обед и выдирал сорняки на грядках. В свободное время удавалось даже немного поупражняться с новеньким мечом из белого железа и нефрита.       По сравнению с той железкой, которую Син Цю сломал в Цинцэ от первого же неосторожного движения, меч, выкованный Хань Фэном, был без единого изъяна. Рукоять с узором, походящим на мрамор, идеально ложилась в ладонь, а лезвие рассекало воздух с мелодичным свистом. Но клинок все еще оставался безымянным, а для духовного пользования оружию необходимо имя для призыва. Для второго сына главы торговой гильдии Фэйюнь, что с детства дружил с поэзией и литературой, выбор имени не стал большой проблемой.       Так клинок из редкой смеси нефрита с белым железом стал называться Чуань. Син Цю с особой осторожностью высек имя на рукояти, но почерк его был таким ужасным, что при ближайшем рассмотрении вместо «Держаться вместе» эта нелепая скоропись читалась, как «ухо» или «обезьяна». Бин Ше внутри мерзко захихикал, получив доступ к зрению человека. — А ты точно благородный муж, а не простолюдин какой? — подколол змей. — Ты вообще умеешь писать?! — Умею, да получше тебя! — огрызнулся в ответ Син Цю и ткнул самого себя в глаз тупым концом резца. Больно, зато демон сразу вернулся обратно на нагретое в центре тела место и замолчал.       После наречения именем клинок стал куда послушнее. Конечно, в отличие от выкованного Хань Фэном Тяньми, обладающего сознанием, Чуань был просто хорошо обработанным куском металла, но при должном обращении стал гибким, словно вода. Взмахнув клинком, молодой мечник сделал несколько шагов вперед, резко остановив лезвие в воздухе. Металл тихонько загудел, сопротивляясь окружающему воздуху. И тут сверху на самый кончик медленно опустился узкий листок облепихового дерева. Он замер вертикально на самом пике меча. Син Цю ахнул и застыл на месте. Сейчас он даже не касался силы Бин Ше и двигался сам по себе. Как же ему хотелось, чтобы это сейчас увидел Чун Юнь и мастер Сунлинь! Может, тогда старший все же обдумал прошение взять его в ученики?       Лист облепихи продержался на лезвии всего мгновение, а затем сорвался, подхваченный ветром. Син Цю вздохнул и продолжил тренироваться, но с каждым движением тело саднило все сильнее, а меч сопротивлялся все больше. В конце концов, Син Цю окончательно выдохся, но техника не стала чище. — Все еще отвергаешь мое наставничество? — вопросил Бин Ше из глубин тела. — Сколько еще ты будешь унижаться перед этим бледным смертным? — Столько, сколько потребуется, — Син Цю утер пот с виска и тяжело опустился на ступени павильона.       Мастер Сунлинь ныне единственный последователь пути Дождя, подходящей Син Цю больше всего. Да, его привлекало предложение демонического змея, но его стиль совершенно не подходил человеческому телу. Вполне вероятно, если Син Цю согласился бы, совсем скоро на его теле не осталось живого места.       Кончилось бесконечное жаркое лето, наступила сырая промозглая осень, а Син Цю так и не получил признания мастера. Прошел уже целый месяц. Чун Юнь во всю постигал азы медицины бок о бок с Цин Сяньмином и закалял тело, Ка Мин упражнялся в фехтовании под началом главы школы, а Син Цю все мел двор да мыл тарелки. С каждым днем уныние его росло и цвело все пышнее.       Одним днем, сидя под облепиховым деревом, Син Цю даже пустил слезу, обнимая древко старой метлы. Бин Ше заворочался внутри, дав знать о своем пробуждении. — Чего сопли распустил, смертный? — Когда мастер обратит на меня внимание? — всхлипнул парень, совершенно беспомощный в своем бессилии. — Он меня ненавидит? Почему принял Юнь-Юня, а меня прогнал? — Потому что ты слабак и сопляк. — Ай, замолчи!       По макушке ласково мазнула покрытая оливкового цвета листьями ветвь облепихи. Она безо всякого ветра склонилась до самой земли, предлагая свои плоды, чтобы утешить горюющего человека. Син Цю сорвал пару оранжевых, как закатное солнце, ягод и разжевал. От кислоты слезы полились из глаз еще сильнее. Облепиховое дерево за спиной задрожало и подняло ветку обратно, снова прикидываясь безучастным.       Сяо Сунлинь с двумя учениками вернулись к третьей ночной страже. С самого часа собаки Син Цю и сам, словно сторожевой пес, ожидал их возвращения в дверях павильона, поддерживая огонь в печи, чтобы еда не остыла. Син Цю научился быть внимательным и приготовил несколько типов блюд для каждого: Сяо Сунлиню каждая чашка с неизменно огромным количеством острого перца, Чун Юню пресная холодная лапша, Цин Сяньмину — овощи и немного вареного постного мяса. — Шисюн, мы вернулись!       Молодой мечник встрепенулся и выскочил за порог босиком, чтобы встретить мастера и учеников. Цин Сяньмин шел впереди налегке, а Чун Юнь позади нес сразу две корзины с травами — по всей видимости, предложил худосочному младшему свою помощь. Син Цю немного поник, когда разглядел друга в ночной мгле. Ему самому Чун Юнь никогда не предлагал помощи, а тут, видите ли, помог младшему травнику. Син Цю забрал у экзорциста корзины с сырьем и едва не завалился на спину от тяжести. Сколько должно быть сил у человека, чтобы не скатиться с горы, пока несешь такую тяжесть?! Чун Юнь порывался забрать у парня корзины, но тот упрямо разогнул спину и понес их в пристройку на сушку.       По его возвращению все уже расселись за столом, а Цин Сяньмин разливал горячий суп по мискам так, словно сам его приготовил. Они с экзорцистом тихонько переговаривались, а мастер с высоко вздернутыми бровями глядел на четыре красных от перца миски на своем конце стола. Младший брат Цин поднял голову на Син Цю и кивнул ему на пустое место: — Шисюн, садись скорее, пока все не остыло.       Син Цю выдавил из себя улыбку и опустился на деревянный пол между лучшим другом и учителем. Он планировал сам представить все, что наготовил в их отсутствие, а потом хорошенько поухаживать за Чун Юнем и Сяо Сунлинем, но ученик лекаря внезапно перетянул одеяло на себя. Хотя внутренне Син Цю был обижен, на лице это никак не отразилось.       Сяо Сунлинь нерешительно подцепил палочками маринованный побег бамбука и тяжело сглотнул. Такую зловещую ауру от еды он ощущал только когда ел с Цин Сюнфэном за одним столом. Старший брат Сяньмина жить не мог без перца. Сунлиню пришлось привыкнуть к кулинарным пристрастиям старшего соученика, потому что сам готовить он совершенно не умел. Сяо Сунлинь мог изготовить лекарство любой сложности, но если доверить ему сварить курицу — она обязательно превратится в обугленное нечто на дне котелка.       Тяжело вздохнув, лекарь отправил побег бамбука в рот и сразу закашлялся. Это же еще хуже, чем готовка Сюнфэна! — Кхэ-кхэ! — бледный нос мастера раскраснелся, из глаз брызнули слезы. — Учитель, что случилось? — Син Цю участливо подвинул чашку чая в сторону старшего.       Сяо Сунлинь смерил парня злобным взглядом покрасневших глаз и отвернулся. Не сделав ни глотка чая, мастер сложил руки на коленях и прикрыл глаза, изредка шмыгая носом. Язык и горло все еще горели адским пламенем, и мужчина едва сдерживал рвущийся наружу кашель.       Больше Сяо Сунлинь есть ничего не стал. Внутренности жгло с такой силой, будто он снова проходил через культивирование Огня… Син Цю понурил голову. Неужели, переборщил? Но ведь Цин Сяньмин сказал, что его мастер любит острую пищу… Чун Юнь вздохнул, глядя на страдания друга. Он, сам того не сознавая, уже проходил самый настоящий курс по закалке духа, но думал только о том, как дождаться от Сунлиня заветных слов. Экзорцист был бы и рад помочь Син Цю с повседневными делами, но лекарь настрого запретил даже лишним словом перекидываться с другом, чтобы не сбить весь настрой.       Сяо Сунлинь считал себя бездарным учителем и кошмарным практиком, но его методы действительно работали. Из нежного и неуверенного ростка Син Цю постепенно превращался в крепкий саженец, что в будущем вырастет в прекрасное дерево. Парень научился не жаловаться по пустякам, вести быт и быть почтительным. И все же, с каждым днем Сунлинь все больше сомневался, что юноше нужен такой наставник, как он сам.       Еще несколько недель пролетели в мгновение ока. Близился фестиваль Двойной девятки, и все больше учеников зала Ваншань сбегали после занятий в порт Илун, чтобы отправить письма родным и купить подарки. Сяо Сунлинь подготовил большую партию снадобий, отправил учеников в деревню Цяоин на продажу и наказал Чун Юню взять Син Цю с собой. Закрывшись в комнате, лекарь продолжал работу — с приходом холодов жаропонижающие и укрепляющие смеси продаются с большим успехом, и чем больше он успеет заготовить, тем больше средств будет у зала Ваншань на реконструкцию и теплую одежду для адептов.       Молодой мечник как раз закончил подметать площадку перед хижиной и баловался с метлой. — Зелёные деревья окружают всю деревню, зелёные холмы простираются за городом, — тихонько напевал себе под нос Син Цю, размахивая метлой на манер меча. — Открой окно павильона, выходящее во двор и сады, подними наши бокалы с вином и поговори о конопле и шелковице.       Сяо Сунлинь вздрогнул, когда ветер издалека донес до него голос молодого мечника. На бледное лицо нахлынули краски, и травник едва не выронил пестик из рук. Перед глазами возник эфемерный, словно туман, образ. Задний склон пика Линмэн уже подернулся желтизной увядающих трав, кругом пляшут опавшие листья, завихряясь от взмахов метлы. Юноша с белыми, как снег, волосами, сметает листья в кучку, но ветер все равно разносит их по округе. Он напевает себе под нос старую песенку, мечтая, чтобы поскорее наступил праздничный вечер.       Он вместе с мастером и старшим соучеником соберутся за столом и украдкой выпьют по чарке горячего хризантемового вина, поминая предков. А затем два захмелевших от одной капли вина юноши вернутся в холодную ученическую комнату, чтобы всю ночь напролет играть в го и травить байки о призраках…       Сяо Сунлинь мотнул головой, стряхивая наваждение. Пора веселой юности давно прошла, к чему почем зря вспоминать о ней сейчас? У лекаря полно забот, чтобы предаваться сладкой ностальгии. К тому же, если он заиграется, насколько больно будет вернуться обратно в жестокую реальность? Лекарь размял затекшие плечи и с удвоенной силой погрузился в свой труд, не оставляя себе возможности думать.       А двое учеников с Син Цю на иждевении вышли к дверям зала Ваншань из грота в скале и сразу столкнулись с Ка Мином. Одетый в черный походный плащ, он крепил большую сумку на спину суаньи, увеличившегося в размерах до взрослого зверя сюаньвэнь. — Ну-ну, не крутись! — со смехом осадил он Ман Чая. — Знаю, что ты засиделся, сейчас уже пойдем… — Ка Мин! — Син Цю прибавил ходу и остановился перед другом, поддерживая лямки плетеной корзины за спиной. — Куда-то собираешься? — Глава Вэнь поручил нам помочь с перевозкой урожая из Цяоин в порт Илун. Сами знаете, после того инцидента с лодочниками заниматься этим больше некому, — Ка Мин затянул последний узелок под задней лапой суаньи и лихо вспрыгнул ему на спину. — А вы? На продажу собираетесь? Давайте ваши корзины, отправимся вместе.       Ман Чаю не особо понравилось, что хозяин помимо себя тяжелого повесил ему на спину еще три тяжелых корзины с лекарствами. Зверь фыркнул и припал к земле, притворившись, что потягивается перед походом. Ка Мин не удержался и кубарем слетел с его спины вперед, извалявшись в пыли. Ман Чай пихнул его лапой и пошел вперед, не дожидаясь, пока тот встанет. Ка Мин соскребся с земли и отряхнул одежду. Чун Юнь подавил внутри злорадный смех — нечего так издеваться над божественным зверем!       Большую часть спуска с пика Линмэн Цин Сяньмин катился вниз кубарем, а трое друзей позади катались со смеху. Син Цю чувствовал, что даже в лишенной изысков жизни в зале Ваншань есть свои прелести. На пути к знаниям он обрел двух новых друзей и почти заполучил внимание наставника… Кстати, наставник! — Юнь-Юнь, на обратном пути хочу купить подарок для учителя, — заявил Син Цю на самом подходе к деревне Цяоин. — Сегодня фестиваль Двойной девятки, напиши в гавань отцу! — А ты не будешь писать? — Я… — Син Цю замялся на полуслове и чуть покраснел.       Стоит ли написать письмо? Может статься, что разгневанный отец, что уже перевернул всю Поднебесную в его поисках, приедет в долину Ченьюй и заберет его. А ведь он только начал свой длинный путь на тропе совершенствования! Но, может, одно маленькое письмо не повредит… Просто, чтобы знать, что старший брат и отец в добром здравии.       Ка Мин покинул троих спутников и направился сразу к причалу, взяв на себя роль грузоперевозчика. Двое учеников Сунлиня и Син Цю остановились на главной многолюдной улице и разложили товар на плохоньком бамбуковом столе. Цин Сяньмин, как заправский торговец, сразу принялся выкрикивать на всю деревню: — Укрепляющие травы! Жаропонижающие средства! — парнишка сложил руки в рожок, и на пальцах на мгновение пробежала искра, после чего голос его стал куда громче. — Пятьдесят монет за связку! — А ты довольно опытный торгаш, — хмыкнул Син Цю. — Разве? — Цин Сяньмин лучезарно улыбнулся, одновременно заворачивая четыре пучка трав для первого покупателя. — Шисюн наверняка куда лучше меня. Ты ведь второй сын главы крупнейшей торговой гильдии. — Ах, ну да, ну да…       Син Цю неловко почесал в затылке и распустил порядком отросшие синие волосы, чтобы прикрыться ими, как шторкой. В торговле он практически ничего не смыслил, потому что вечно отлынивал от учебы, зачитываясь героическими романами. Парень неплохо разбирался в сортах шелка, и то только потому, что старший брат велел делать для него веер из каждого нового образца в качестве подарка. К шестнадцатилетию у Син Цю набралось около трех сотен складных шелковых вееров.       В груди мерзко защемило, и Син Цю вытянул из-за пазухи один из вееров, когда на лицо накатил жар. Рисунок парящих в облаках журавлей нагнал на него такую тоску, что Син Цю прикрыл глаза и замахал веером с таким остервенением, что едва не поднял ураган. — Какой красивый у вас веер, юноша! — воскликнула проходящая мимо их прилавка девица. — Это же шелк высшего качества, такой только Фэйюнь продают!       Син Цю вздрогнул и резко сложил веер, вжимая голову в плечи еще сильнее. Худощавая женская рука бесцеремонно выхватила аксессуар из его ладоней и принялась крутить перед носом. Син Цю гневно вскинул голову, чтобы отчитать наглую девушку, да так и застыл на месте. Толстый слой пудры на дряблых щеках, яркая помада на губах и жирно подведенные глаза — эта дама делала все, чтобы сохранить свою увядающую красоту. Если бы Син Цю не поднял головы, так и не понял, что перед ним никакая не девушка, а уже почти бабушка. И не абы какая, а главный бухгалтер головного отдела гильдии Фэйюнь из гавани! — Госпожа Фу?! — выпалил Син Цю и тут же захлопнул рот ладонью. — Син Цю, негодник! — женщина сложила веер, которым только что любовалась, и принялась лупить им нерадивого второго сына. — Из-за тебя моя отставка пошла псу под хвост! Что, не мог уйти на полгода попозже?! — Ай, ай! Госпожа Фу, хватит меня бить!       Чун Юнь, видя, что Син Цю избивает одна из сотрудниц торговой гильдии Фэйюнь, едва не потерял сознание от волнения. Все-таки они его нашли! Пришлось втиснуться между женщиной и другом, чтобы прикрыть его нежное лицо от побоев. В конечном итоге экзорцисту тоже прилетело несколько раз. Она наделала столько шума, что вокруг собралась целая толпа народу. Цин Сяньмин решил, что это хорошая возможность побыстрее сбыть товар, и принялся громко скандировать: — Лекарства от мастера Сяо! Купи две связки укрепляющих трав и получи третью в подарок! — Да помолчи ты, — прикрикнул на него мужик из толпы. — Дай послушать о чем спорят!       Цин Сяньмин покосился на размахивающую веером крупную женщину и глубоко вздохнул. Бледные щеки подернулись румянцем, но он все равно нашел в себе силы, чтобы выкрикнуть: — Снадобья для потенции всего за полцены! Омолаживающий крем из чешуи зверя сюаньвэнь: вечером старуха, утром — молодуха!       Как ни странно, лозунг сработал, и толпа потянулась к прилавку, как толпа голодных призраков на миску риса. Почти все забыли о перепалке между женщиной и непонятным юношей, обступив Цин Сяньмина со всех сторон. Тем временем Син Цю увернулся от очередного выпада госпожи Фу и спрятался за спиной Чун Юня. — Сяо Юнь, отойди в сторону! — потребовала женщина. — Я свяжу этого негодника, брошу в лодку и отправлю обратно в гавань! — Не пойду! — Син Цю обвернулся вокруг тела экзорциста, как дракон вокруг нефритового столба. — Никуда не пойду! — Госпожа Фу, успокойтесь, — Чун Юнь выставил руки вперед, пытаясь успокоить гнев бухгалтера. — Давайте присядем и поговорим… — Не о чем мне с ним говорить. Ты хоть знаешь, до чего довел отца твой уход?! — А до чего меня довели его амбиции, вам известно? — Син Цю внезапно похолодел и вышел из-за спины друга.       Чун Юнь нутром почувствовал, что дело неладно. Из тела Син Цю начали пробиваться струйки убийственной Иньской ци, а это значит, что его телом снова завладел Бин Ше. Неизвестно, чем дело может кончиться, если его не остановить! Экзорцист подался вперед и попытался взять Син Цю за плечо, но ладонь отбросило назад, словно вокруг тела друга стоял непробиваемый защитный барьер.       Глаза госпожи Фу расширились. Она выронила веер из рук и пронзительно закричала. Пудра посыпалась с ее лица, помада на губах некрасиво растрескалась. Син Цю склонил голову к плечу и подошел еще ближе к ней, поднимая с земли испачканный веер. — Никуда я с тобой не пойду, старуха, — прошипел юноша не своим голосом. — Иди лучше кремушек из шкуры местного зверя прикупи, страшно на тебя смотреть. — Ч-что ты сказал?!       Глядящие на госпожу Фу янтарные глаза Син Цю светились желтым, зрачки сузились до двух тонких, как иглы, щелок. Никто, кроме нее, кажется, не замечал, что Син Цю вдруг превратился в чудовище. Крик ужаса застрял в горле. Что это за чертовщина? Син Цю на ее глазах отвесил самому себе хлесткую пощечину и мгновенно вернул себе самообладание. Демоническое нутро нехотя успокоилось, и тело перестало источать леденящую энергию Инь. Син Цю округлил глаза, осознавая, что только что сказал Бин Ше. Парень мгновенно склонился в поклоне перед госпожой Фу, сгорая от стыда. — Прошу прощения, я не это имел ввиду! — Неужели я такая страшная? — пробормотала женщина, ощупывая собственное лицо, покрытое поплывшей косметикой. — Совсем заработалась, так устала…       Похоже, госпожа Фу испытала такой шок от увиденного, что немного помутилась рассудком. На ватных ногах женщина побрела в сторону бамбукового прилавка, расталкивая очередь, чтобы в самом деле купить омолаживающий крем. Син Цю потер лицо ладонями и повернулся к Чун Юню.       Экзорцист обхватил запястье друга своей ладонью и вскрикнул. Обжигающий холод Иньской энергии заставил его пальцы покрыться тонким слоем льда, но Чун Юнь все равно успел почувствовать, что ядро внутри Син Цю снова увеличилось. — Нужно избавиться от него, — прошептал он. — Я в порядке, — выдавил Син Цю. Сдерживать гнев отчего-то было невыносимо сложно. — Син Цю, ты не в порядке, ты все еще одержим, — Чун Юнь обхватил его лицо ладонями, заглядывая в янтарные глаза с поволокой безумия. — Только что ты напугал госпожу Фу до смерти, потому что он разозлился, а что дальше? Он заставит тебя убивать? — Замолчи!       Син Цю отбросил ладони экзорциста в сторону и отвернулся. Сердце гулко клокотало в горле. Ребра, что сдерживали мощь демонического ядра, хрустели под кожей. Понадобилось еще много времени, чтобы парень, наконец, успокоился.       Чун Юнь больше его не трогал и ушел помогать Цин Сяньмину с продажей. Госпожа Фу тоже куда-то испарилась, на ходу обмазывая дряблое лицо жирным слоем голубоватого крема. Последнее снадобье продалось ближе к вечеру, когда к ним на встречу вышел вспотевший от тяжелой работы Ка Мин. Вместе они направились к выходу из деревни, Син Цю же все время плелся чуть позади, а потом и вовсе отстал, скрывшись из вида.       На пик Линмэн ученики вернулись втроем и разошлись с докладами по наставникам. Сяо Сунлинь вздернул бровь, когда вместо трех юношей на пороге павильона показались всего двое. — А где третий? Разбился, пока спускался с горы? — Нет, — помотал головой Цин Сяньмин. — Вы продали его вместе с лекарствами? — Чун Юнь понадеялся, что ему показалось, будто он услышал надежду в голосе мастера. — Тоже нет, мастер. Он отстал, сказал только, что вернется позже.       До позднего вечера Син Цю нигде не было видно, и на Чун Юня напала хандра. Неужели он сдался и покинул зал Ваншань, чтобы вернуться в гавань? Ведь госпожа Фу в любом случае доложит его отцу, где его младший сын. Син Цю мог разом потерять всю уверенность и покориться судьбе… Экзорцист покачал головой, помогая Цин Сяньмину готовить праздничный ужин к фестивалю Двойной девятки. Разве он мог уйти так просто, не попрощавшись?       В звездном небе над залом Ваншань взошла полная луна, блестящая, словно серебряное блюдце для подношений. Осенний ветер рвал с деревьев желтые листья, обещая позже укрыть голые ветви богатой снежной шапкой. По бесконечным ступеням, что казалось, уходят в небо, пошатываясь, шла крохотная фигурка.       Син Цю так запыхался, поднимаясь в гору, что почувствовал привкус крови во рту. Пять глиняных сосудов с вином, покрытые белой глазурью, постукивали друг об друга, привязанные к поясу одежды. Молодой ученик начал свой путь довольно бодрым шагом, но утомился уже к середине.       Он мог бы легко попросить у змея немного силы, только чтобы подняться в гору, но не стал. Демоническое ядро внушало ему еще больший страх, чем было раньше. Пользоваться дарами Бин Ше было сродни утолению жажды отравленным вином.       Один сосуд Син Цю оставил в ученической комнате для Ка Мина, припрятав под подушкой вместе с небольшой запиской. Пришлось попросить хозяина написать поздравительную записку за него, чтобы друг хотя бы смог разобрать его поздравления. После, крадучись, Син Цю шмыгнул в скальный грот, чтобы не попасться никому из знакомых на глаза.       В окнах хижины лекаря было светло. Син Цю прислонился к облепиховому дереву в отдаленной части огорода, чтобы отдышаться от бега. Все собратья этой облепихи уже облетели и приклонились к земле, чтобы переждать зиму, и лишь одно дерево, самое сильное, все еще пышно цвело и плодоносило. Куст склонил тяжелую ветку к голове юноши и прикоснулся оранжевой гроздью к сосудам с вином. Хрупкая глина закачалась, едва не выскользнув из петли на поясе. — Ты специально? — обратился Син Цю к дереву, прекрасно понимая, что оно не ответит.       Облепиха задрожала от ветра, а Син Цю направился к дверям павильона. Ему всякий раз казалось, что облепиха — какой-то сложный разумный организм, только очень одинокий. За все время, что Син Цю провел на заднем склоне горы, ни Сяо Сунлинь, ни Цин Сяньмин ни разу не подошли к дереву, чтобы полить или собрать ягоды. Сам же Син Цю в любую свободную минуту сидел в тени облепихи, а иногда даже читал ей стихотворения или пел песни. Случайно ли, что ветви дерева частенько трепали его по голове, будто поглаживая?       Изнутри пахнуло теплом и ароматом свежеприготовленной пищи. Син Цю еще не прошел дальше, как до него донеслись голоса: — Давайте уже скорее есть, все остывает! — простонал Цин Сяньмин. Наверняка он изнывал от голода, ведь за весь день у него во рту ни росинки не было. — Подождем еще немного, учитель? — раздался поникший голос Чун Юня. — Он вот-вот придет, точно! — Хм…       И Син Цю показался из-за перегородки, пряча за спиной связку из винных сосудов. Первым на него покосился Сяо Сунлинь, чуть приподняв бровь, затем Цин Сяньмин. Только завидев его, младший лекарь принялся уплетать еду за обе щеки. А что, Син Цю ведь уже вернулся! — Син Цю! — Чун Юнь даже вскочил со своего места, подлетев к другу. — Я было подумал, что ты ушел, и… — Я же сказал, что останусь, — улыбнулся парень и вынул четыре сосуда из-за спины. — Сегодня ведь фестиваль Двойной девятки, давайте вместе выпьем!       Син Цю уже поднес глазурные сосуды к столу, расставив по одному перед каждым. Запоздало его рука дрогнула и замерла, остановившись перед пустой чашкой мастера. Подняв голову, Син Цю столкнулся со взглядом чуть покрасневших глаз, в которых будто бы стояли слезы.       Сяо Сунлинь тупо уставился на винный сосуд перед собой. Язык фантомно горел, вспоминая первое блюдо, что ему приготовил ученик, а теперь к этому сжигающему чувству добавилось предвкушение от горечи вина. Лекарь моргнул и снова вернулся в прошлое. В зале Ваншань запрещено пить вино. На первый праздник Двойной девятки, что они вдвоем отмечали с Вэнь Гуанем, Цин Сюнфэн приволок три сосуда лучшего хризантемового вина. Как образцовый ученик, Сунлинь поспешил напомнить старшему собрату о правилах, но Вэнь Гуань уже наполнял его чарку, приложив палец к губам. В тот год Сунлинь впервые за свои семнадцать лет вкусил вино. Щеки его горели от хмеля, а сердце — от радости.       Стоящий перед ним сосуд был таким же, как тогда, десять лет назад. Красная печать на белой глазури, простая, но изысканная роспись на горлышке — все это на долю мгновения погрузили лекаря в сладкую ностальгию. Из нее не хотелось возвращаться. Хотелось навсегда остаться маленьким учеником молодого мастера Вэня и младшим соучеником непоседливого Цин Сюнфэна. — В зале Ваншань запрещено пить вино, — холодно заметил Сяо Сунлинь.       Син Цю осознал, что по щеке скатилась слеза. Это были первые слова, которые лекарь сказал ему с тех пор, как вышвырнул его полмесяца назад и отказал в обучении. Пару мгновений спустя Син Цю уже сидел в ногах у травника, дергая его за рукав и заливаясь слезами. — Мастер, вы, наконец, принимаете меня? — Да кто тебя принимает?! — возмутился лекарь, пытаясь выдернуть рукав из крепких, как тиски, рук ученика. — Отцепись! — Мастер…       Чун Юнь не сдержал счастливой улыбки. Син Цю изменился. Раньше он только и мог, что мечтать о совершенствовании, но ничего для этого не делал. И даже когда они втроем пришли на гору Линмэн, Син Цю не то, чтобы старался учиться. Тогда еще он думал, что знания поднесут ему на блюдечке с голубой каемочкой, но не теперь. Сяо Сунлинь сердцем давно принял Син Цю, как своего ученика, но никогда не смог бы сказать это вслух. Он был слишком слаб и никчемен, чтобы чему-то обучать столь целеустремленного юношу. По сравнению с ним сам Сунлинь едва ли что-то из себя представлял, так глубоко засевший в своей депрессии.       Но Син Цю поднес ему слишком много даров, освежил в его памяти множество воспоминаний. Чересчур острая рисовая каша, которую впервые в жизни приготовил Сюнфэн в бытность учеником Вэнь Гуаня, переборщив с перцем. Странно, но Сюнфэну она даже понравилась. Хризантемовое вино, которое Сюнфэн тайком пронес на первый праздник Двойной Девятки, который они справляли вместе… Он вспомнил все вкусы той жизни, прекрасной, хотя и омраченной этим ужасным бессилием от сожженных духовных каналов.       И Сяо Сунлинь сдался. Ладонь, до этого сжатая в кулак, опустилась на синеволосую макушку ученика и ласково потрепала. Син Цю замер, не смея поднять головы. Лекарь раскраснелся и прикрыл полыхающее лицо краем бумажного веера, придав голосу больше напускной строгости, чем нужно: — Чтобы больше никогда не приносил вино в зал Ваншань, понял? — Да, мастер!