Цена желаний

В комнате старшего брата было холодно и тихо. Возле кровати валялся компактный плеер в окружении проводов от наушников и зарядных устройств. Неаккуратно разбросанные на прикроватной тумбочке влажные и сухие салфетки. Высыпавшийся из сигарет табак на полу и бычки на подоконнике возле импровизированной пепельницы – банки из-под диетической колы. Незаправленная постель с наполовину сползшим на пол одеялом. Если бы не открытое настежь окно, наверняка и характерный запах Джерарда так же остался бы в комнате. Он не пользовался парфюмом, но предпочитал шариковым дезодорантам аэрозоли, а ещё частенько пользовался стайлинговыми средствами – муссом для волос преимущественно, но иногда лаком. Однако окно было открыто всю ночь, и морозный зимний воздух давно выветрил любые обоняемые следы хоть чьего-то присутствия, даже если оно было. Но его не было. Холодному декабрьскому ветру просто-напросто нечего было выветривать. Майки знал это наверняка, чувствовал кожей, как чувствуют приближение опасности насекомые. В комнате Джерарда что-то было не так. – Мам? – крикнул Майки, но никто не ответил. Он глянул на электронные часы, но те стояли – показывали девять часов вечера. В тишине квартиры он протопал по коридору, заглянул в родительскую комнату, в гостиную и на кухню. Он был один. Неизвестная тревога усилилась. – Джи? Телефон. Джерард всегда носит телефон с собой, что бы ни случилось. Нужно просто позвонить ему, и всё тут же встанет на свои места. Майки торопливо отыскал номер в контактах и нетерпеливо стал выжидать гудки. Раз. Два. С третьим гудком послышалась вибрация, которую нельзя было отнести ни к чему другому. Это был телефон Джерарда. В квартире. В его комнате, если быть точнее. Вибрировал в стол где-то под тетрадями и разорванными клочками рисунков, а дисплей светил одним-единственным словом. Братишка. Майки закричал. Швырнул свой телефон куда-то в стену и закричал снова. И снова. И ещё раз. Одно размашистое движение – и на пол полетели рисунки, карандаши, маркеры – почти всё, что лежало на столе. Майки потянулся к оставленной на подоконнике пачке сигарет, попутно набирая номер матери. – Мам, Джерард снова ушёл. Он не взял с собой телефон. Ты видела его утром? – Нет, не видела, – голос мамы звучал возмутительно спокойно. – Наверняка ушёл к друзьям или к своему… Давай вечером поговорим. У меня много работы. И Майки закричал снова. Отчасти мама была права в том, что не спешила делать выводы. Действительно, нечто подобное уже происходило. Как раз когда Джерард только поступил в университет на факультет мультипликации и поставил родителей перед фактом, что не будет никакой юриспруденции и полицейской академии. Они кричали друг на друга минут двадцать, а потом Джерард выбежал из квартиры и пропал на несколько дней. Перспектива иметь сына-художника гораздо лучше перспективы потерять сына вовсе, поэтому они смирились. Тем более, был ещё Майки. «Уж он-то нас не подведёт». Однако на этот раз всё ощущалось иначе. Да, точно. Тревожный, немного импульсивный, закрытый Джерард ни за что и ни при каких обстоятельствах не оставил бы на виду кладезь гигабайтов персональной информации. Можно сколько угодно говорить о том, что душа и жизнь художника – в его работах, но всё-таки к зарисовкам и даже выпускным работам Джерард относился не так ревностно, как к телефону. Телефон он всегда носил с собой, а если хотел что-то показать, то отправлял файл сообщением или делился ссылкой, в руки – никогда. Даже Майки не знал, что он там хранил. И теперь телефон лежит в одной куче с рисунками. Как что-то, что больше нет необходимости защищать и скрывать. Как… Нет, об этом нельзя думать. Первым делом Майки позвонил тем друзьям Джерарда, с которыми был знаком лично или о которых слышал хоть что-то. Друзей у брата было немного, так что на это ушло немного времени, но зато некоторые из них сами предложили свою помощь в поисках. Далее по списку был университет. Пройти на территорию без пропуска было сложно – фактически невозможно – и поэтому и здесь тоже Майки пришлось заручиться поддержкой одного из знакомых Джерарда. – Привет, Алан, – Майки пожал руку. – Спасибо, что согласился встретиться. – Да пока не за что, – Алан чиркнул колёсиком зажигалки и закурил. – А давно он… ну, ты понял. – Я видел его вчера вечером. С утра вещи на месте, телефон дома, а его нет. И мама его тоже не видела. – Дерьмо, – Алан кивнул, пуская дым через ноздри. – Я перехватил пару ребят с его потока. На парах его никто не видел, да и отметок о том, что он сегодня вообще переступал порог университета тоже нет. Из главного входа хлынул поток студентов. Алан сдвинулся немного в сторону и потянул Майки за собой. Его баритон потонул в стуке каблуков и смехе прохожих, и Майки пришлось наклониться ближе, чтобы расслышать. – Что дальше планируешь делать? Это был вопрос, на который Майки и сам всё утро искал ответ. Что он будет делать, когда все источники информации иссякнут? Он не может сидеть без дела, потому что тогда неизбежно голова наполнится мыслями. Мрачными мыслями. Ненужными. Джерард не так давно закончил приём антидепрессантов. Не потому, что стало легче. Потому что эффекта не было. И свободных окон на запись перед Рождеством тоже не было: всем вокруг вдруг срочно понадобилась помощь специалистов в преддверии семейного праздника. Это и очередная ссора с родителями могли дать такой же исход, как и антидепрессанты, запитые алкоголем. Чем больше у Майки будет свободного времени, тем больше он будет думать об этом. – Теперь буду обзванивать все ближайшие больницы, а вечером напишу заявление в полицию или какое-нибудь объявление в интернете, – Майки шмыгнул и устремил взгляд в землю. Снега в этом году было непривычно много. Пальцы ног уже не чувствовались, но зато влага от подтаявшего внутри снега – вполне. Алан замолчал и задумчиво прикусил губу, позабыв о тлеющей сигарете. С Джерардом он был знаком не очень близко. Общались пару раз на студенческих вечеринках, ещё пару-тройку – на перерывах между парами. Однажды было общее занятие, курсе на втором, наверное. Джерард всегда как-то ускользал из виду, особенно не бросался в глаза. Слишком тихий в сравнении с остальными студентами университета. Но это же не значило, что стоит просто забить на то, что он исчез, правда? А студенты всё развлекались, как будто ничего не произошло, играли в снежки, спешили за рождественским кофе и подарками. Парочки целовались под развешенной на территории университета омелой. – Слушай, – вдруг заговорил Алан, – а есть у него кто-то ещё? – В смысле? – Девушка или парень. Куда он мог бы пойти даже без телефона? О таких Майки не знал. Они с Джерардом были близки и часто делились переживаниями о личной жизни, но с другой стороны… Могли ли брат – осознанно или нет – отождествлять любые родственные связи с угрозой и непониманием? Мог ли умышленно что-то недоговаривать и скрывать, просто потому что боялся получить не ту реакцию, которую хотел бы? В общем-то мог, это ведь Джерард. Отважный старший брат, всегда оберегающий Майки от любой угрозы и напрочь забывающий о том, что забота может быть направлена в обе стороны. Майки сжал кулаки в карманах и принялся вспоминать. Что-то, хоть что-то должно было быть! Телефон наверняка мог бы дать подсказку, но он был надёжно защищён паролем, а на взлом Майки не пошёл бы даже под страхом смерти. Джерарду не понравится вторжение в личное пространство, когда он вернётся. Поэтому придётся искать на поверхности. Рисунки? Небольшая часть мыслей Джерарда, на которую он позволял взглянуть другим людям, прикрываясь метафорами и образами. Что на них было последнее время? – Мне нужно вернуться домой, – пробормотал Майки, разворачиваясь в сторону железных ворот университета. – Будем на связи!

***

Сознание вернулось сильно позже происшествия. Это было видно по тому, сколько было света вокруг несмотря на пасмурную погоду за окном и естественную сырость помещения. Около полудня, должно быть. По бетонному полу гулял сквозняк. Было слышно, как работает стройка в соседнем здании и ругаются между собой рабочие. Слова, очень много слов. Не вполне понятных. Тело болело. Чувствовался перелом в двух местах в правой руке, трещина в двух рёбрах, небольшое сотрясение мозга и вывих левой лодыжки. Последнее случилось уже по прибытии в штаб. Обидная оплошность предвидения и весьма неожиданная ступенька, которая не несёт в себе абсолютно никакой функции. Горло болело от сухости. Несмотря на тошноту хотелось есть и спать. Что же вчера такого было? И вчера ли? Завороженные лица людей слились в одну сплошную кляксу, а потом эта клякса превратилась в лужу субстанции. Или крови? Сказать сложно, всё было намешано., но один вывод закрепился достаточно отчётливо – кому-то удалось отследить перемещение. Кто-то уже поджидал в штабе. Тело подорвалось с места, и что-то внутри резко воспротивилось любым движениям. – Больно, – прохрипели вслух чужим голосом, а через мгновение сопротивление исчезло. Прямо по щелчку пальцев. Губы растянулись в усмешке. Так, время. Нельзя его терять, надо проверить помещение. В углу у дальней стены лежало другое тело: переломанное, вывернутое чуть ли не наизнанку с пустыми выжженными глазницами вместо того, что было принято называть зеркалом души. Вот теперь отсутствующий кусочек пазла встал на место. – Тебе здесь не место! – крикнули из темноты, а следом грудную клетку поразило острой болью. Руны. Это один из стражей. Голос и лицо были незнакомы, но оно и понятно. Страж тоже выбрал себе вместилище. Из угла под отблеск уличного фонаря вышел темнокожий парень ростом под два метра в хорошей физической форме и в костюме. Очередной клерк? Банкир? Они оставались верны себе даже в других декорациях. Выбирали жалкие тени себе подобных, полностью принимая роль пешек. – Если вернёшься сейчас, обещаю, что сделаю всё, чтобы тебя оставили в живых. – Ты так и ничего не понял, Ара, – заговорил голос. Он болезненно хрипел из-за прилетевшей пару секунд назад руны. Костюмчик был не самый стойкий. Всего один удар, а рёбра уже трещинами пошли. Или все люди такие хрупкие? – Есть только два варианта – жить свободными или обратить в пепел всё сущее. Существование, которое ты предлагаешь, не имеет для меня никакой ценности. Глаза мужчины напротив холодно сверкнули, в левой руке блеснул клинок. – Видит Бог, я хотел как лучше. – Бог уже давно ничего не видит. Тело в углу будущего офисного помещения было тому подтверждением. Если бы Бог видел хоть что-то, разве позволил бы он одному из своих стражников умереть так жалко? Он молил о пощаде, даже готов был присоединиться, но… Но. Как не имеет смысла слушать всё, что было сказано до «но», так и нельзя верить обещаниям, высказанным с клинком под рёбрами. Верхняя губа дёрнулась в презрении, пока голос внутри вопил от ужаса. И всё-таки, все люди такие хрупкие телом и духом? – Сейчас всё поправим, дорогой, – сказали то ли себе, то ли кому-то ещё в помещении. Если подразумевать под помещением не только холодную сырую комнату в недостроенной высотке, но и израненное тело в порванной одежде. Некогда израненное, если быть точнее. Отёк с лодыжки спал, трещины на рёбрах сгладились, но с чувством голода так просто справиться не удалось. – Мне нужно кое-что проверить, и я покормлю нас. Испачканная чужой кровью чёрная толстовка полетела на пол. Тёмно-синие джинсы и серые трусы – следом. – Чего? – говорил голос. – Я же чувствую, что ты голоден. Но ты прав, здесь ты долго не протянешь. Нужно куда-то, где потеплее. Куда? Хотя нет, не отвечай. Я сам знаю. Сейчас. Нужно только прибрать за собой. Босые ступни прошлёпали по ледяному бетону. Наступили на такую же ледяную смуглую щеку, оглаживая нарочито нежно. – Ты мне никогда не нравился, Ара. Тело рухнуло вниз с едва слышным шорохом, как будто птица взмахнула крыльями. – Вот теперь можно идти.

***

Майки обессиленно лёг на кровать, зарываясь лицом в подушку Джерарда. Она единственная ещё хранила его запах даже несмотря на открытое всю ночь окно. Он повернулся на спину и заскользил взглядом по комнате. Так её видел брат. Небольшое окно напротив кровати и узкий письменный стол перед ним. Подоконник использовался в качестве дополнительного рабочего пространства. – Вот бы ты пришёл, – прошептал Майки в пустоту. – Пришёл и сказал мне лежать на своей постели, - рука нащупала аккуратно сложенный четыре раза рисунок мужчины. Только робкие очертания лица и слегка взъерошенные короткие волосы. - Кто этот мужчина, Джи? Я надеюсь, он тебя бережёт. Майки повернулся на бок. Тревога в груди никак не унималась. Ему надо было создать пост в Фейсбуке, дождаться родителей и поехать вместе с ними в полицию. Надо было продолжать поиски, потому что так было больше шансов найти брата. Если он куда-то уехал, если его кто-то видел… Пока у людей ещё свежи воспоминания, надо действовать. Пришлось сходить за ноутбуком в свою комнату. От одного взгляда на неё отчего-то начинало мутить. Видимо, рефлекс на непрекращающиеся ссоры, во время которых Майки отсиживался здесь. Тут же захотелось отругать себя за трусость, за вчерашний вечер, но этот порыв удалось подавить. Сейчас это контрпродуктивно, это не приведёт ровным счётом ни к чему. Майки раскрыл ноутбук и замер. Клочок достаточно ровной бумажки из тетради в клетку аккуратно лежал на клавиатуре. Весь грёбаный день. И как же сильно сейчас хотелось закрыть глаза, а, раскрыв, не увидеть ничего, кроме потёртых клавиш. Но она была там. Слепила своей белизной и одним только видом обрубала все потенциальные возможности выйти на не столь трагичный исход. Она всего лишь лежала там, а голос в голове уже вопил, не смолкая. Случилось самое плохое. И хотя Майки всем нутром чувствовал, что именно будет написано на этом ужасном клочке бумаги, он всё равно развернул его. 12 дек. Майки, братишка, я пишу это для тебя. Извини, что тебе приходится читать это. Мне правда очень жаль. Я старался как-то объясниться с ними, искал альтернативные пути решения проблемы, но так и ничего не нашёл. Я устал. Я очень сильно устал. Когда я думаю о будущем, я не вижу никаких перспектив на улучшение. Мне не дают быть тем, кем я хочу, меня отрицают, меня не принимают – и это мои родители! Наши. Творение Виктора Франкенштейна в качестве мести стало убивать его семью, но я уверен, что если бы оно могло умереть, то тоже выбрало бы суицид. Потому что невозможно найти смысл продолжать жить, когда его не может дать тебе даже тот, кто и подарил тебе жизнь. У меня больше нет сил сопротивляться и бороться. Я слаб, и я признаю это. Если настолько сложно с близкими, то что же будет дальше? Будущие перспективы пугают меня просто до усрачки. Я знаю, что ты любишь меня, но твоей любви недостаточно, чтобы перевесить весь этот негатив. Я эгоист, я знаю. Надеюсь, что меня найдут какие-нибудь незнакомцы, чтобы не пришлось тебе. Это последнее, чего мне хочется, – ранить тебя ещё сильнее своим кровавым месивом. Эвелин, кстати, тоже в предсмертной записке писала, чтобы её тело не показывали родным. Оно и понятно. Что останется от человека, спрыгнувшего с небоскрёба? Парадоксально, что в итоге её смерть вошла в историю как самое красивое самоубийство. Мне такое не светит, хотя наш дом значительно ниже. В смерти вообще ничего привлекательного нет. Как и в рождении. Как в самой жизни. Безусловно, есть и приятные моменты. Ты, например, мой любимый и единственный братишка. Я был так рад, когда ты родился! Жаль, что не смогу познакомиться с твоей первой девушкой, побыть шафером на твоей свадьбе и лишний раз вогнать тебя в краску. Я многое хотел бы попробовать в этой жизни, но всё это не искупит той боли, которую она мне приносит ежедневно. Да, Смерть страшна и безобразна, но в ней есть один плюс: она длится какое-то жалкое мгновение. Наверное, ты уже утомился читать это. Я вообще-то не планировал писать такую простыню, но так уж вышло. Столько всего хочется сказать тебе в последний раз. Но знаешь что, Майки? Это всё не имеет значения. Всё, что имеет значение, – это ты. Ты умный, ты ответственный, ты самый классный младший брат, какого только можно себе представить. Я знаю, что ты со всем справишься, потому что ты самый сильный и смелый на свете. Спасибо, что был со мной. Верю, что ты будешь лучшим сыном, чем был я. Обнимаю и бесконечно сильно люблю, Джи

Ноутбук упал с коленок, жалобно скрипнув. Майки подтянул ноги к себе и дрожащими пальцами снял очки, чтобы потереть переносицу. Нет ничего хуже, чем найти предсмертную записку старшего брата. Как правило, такие предметы действительно рушат надежду в тех случаях, когда тело не было найдено где-нибудь рядом с запиской. Однако у правил бывают исключения, и эта самая записка была таким исключением. Майки умел мыслить здраво в разных ситуациях, потому-то он и готовился к полицейской академии. Не потому, что этого хотели родители, хотя их радость стала приятным бонусом. Просто Майки обожал логические загадки. Сейчас он приложил максимум усилий, чтобы сохранить трезвый рассудок и найти решение. Джерард совершенно ясно пишет о том, что он собирался прыгать с крыши этого дома. Если это случилось ночью, тогда же в ночи раздался бы звонок в дверь от полиции. В таких случаях всегда первым делом проверяют жителей дома, потому что суицид – вещь быстрая и импульсивная. Поиск подходящих мест, спланированные поездки – это скорее редкое исключение запланированного действия. А если это было утром, то к моменту пробуждения Майки весь подъезд был бы полон людьми в форме. Рано или поздно кто-то дошёл бы и до Уэев. Но никого не было. Майки в пару шагов преодолел всё пространство квартиры и выбежал на лестничную клетку. От квартиры до крыши было десять лестничных пролётов, которые на адреналине ощущались как один. Крыша по какой-то причине была открыта – всё ещё. Там Майки сразу же окутал порыв сильного ветра и вихрь колких снежинок ударил по щекам. Он осмотрелся. Никаких забытых вещей, вообще ничего. Прошёлся вдоль карнизов и оглядел улицу под домом. Ничего. Значит, Джерард всё-таки исчез.