Короткометражный герой

1987 год      

      Бен не мог собраться с мыслями. Он уже вырвал две дверные ручки и одну дверцу из петель, а, пока мыл посуду, успел разбить несколько тарелок и кружек, слишком сильно сжав. Он не мог успокоиться, даже постоянно твердя себе, что сейчас он был ебучим взрослым мужиком, который должен уследить за ребенком. Но, если все продолжится в том же духе, он просто разнесет свой дом с таким же запалом, с каким раньше выдирал хребты по заказу Воут.       Алиса пропала на несколько суток и не отвечала на звонки. Бен хотел позвонить даже ее родителям и мужу, чтобы узнать, куда она делась, но вместо этого заставил Риту — его владение русским все еще оставляло желать лучшего. Все это время Бена ждали в отделе по работе с суперами, чтобы обговорить еще несколько заданий, но он не мог оставить сына одного, как и взять с собой: никто, кроме Риты и врачей Джона, не был в курсе их родства.       Хотя эта ситуация в основном злила его, беспокойство тоже начинало грызть его изнутри. Алиса была слишком ответственной, чтобы взять и пропасть.              Алиса закончила институт пару недель назад. Почему-то она решила, что для Бена это тоже праздник — как будто он не получил диплом, пропустив все лекции в Корнелле; для него этот этап жизни не значил почти ничего. Если он и появлялся на парах, то только после дорожки бензедрина, чтобы не сдохнуть от тоски.       Алиса вытащила его на ночную прогулку с Джоном, вручив бутылку вина, но сама не пила. Это было необычно: раньше она никогда не отказывала себе в такой мелочи. Начались белые ночи, и центр города наводнила гуляющая молодежь, которая за несколько лет узнала об американской культуре больше, чем за последние шестьдесят. Бен уже не рисковал появляться в людных местах и потребовал себе машину с правительственными номерами, чтобы его не останавливали на дороге, поэтому и в тот день они не решились уходить далеко.       Алиса, которая казалась ему сущей девчонкой четыре года назад, теперь выглядела… взрослой, насколько это вообще было возможно с ее ростом. Ее короткая стрижка превратилась в длинные каштановые локоны, подростковая худоба стала женственной стройностью. Сходство с его сестрой, которое он заметил при их первой встрече, окончательно ушло.       Когда Бен выпил почти всю бутылку, Алиса призналась, что ее будущего мужа отправляют в Мурманск, и она намерена поехать с ним. Она словно выжидала, пока алкоголь расслабит его, хотя должна была знать, что это не сработает.       — Почему ты говоришь мне это?       Алиса ткнула его кулаком в плечо, наблюдая за Джоном, бегавшим по набережной. Он нашел какого-то уличного кота и, получив указание не таскать его за хвост, просто играл с ним в догонялки.       — Не притворяйся! Я знаю, что я тебе тоже дорога.       Бен не ответил, но даже это вызвало у Алисы улыбку. Она хорошо понимала его, и он давно осознал это. И смирился.       — Есть одна новость, о которой не знает еще никто, кроме моей семьи.       — Ты наконец-то решила включить голову и не соваться в неприятности?       — Неа, — она озорно улыбнулась. Бен выгнул бровь. — У меня скоро будет ребенок.       Бен вздохнул.       — Нихуя тебя жизнь не учит.       Алиса рассмеялась, но не стала говорить ничего больше.       Эта новость искренне удивила его, но Бен не мог сказать об этом вслух. В этой чужой безвременной стране все было не так, словно обходило его стороной… он почти забыл, что Алиса была самым обычным человеком. Да, старость еще не догнала ее, но для нее все шло своим чередом. Она не будет вечно молодой и беззаботной: жизнь тянула ее. Тянула дальше, от него, к чему-то своему.       — Думаю, тебя можно поздравить. Хотя меня и не радует мысль, что я останусь с этим малолетним дьяволом наедине.       — Я оставила тебе пару книг на столе в гостиной… если вдруг понадобится помощь.       — Ты говоришь так, словно уезжаешь уже завтра.       — Нет… в начале августа.       Она стала говорить отрывисто и с надрывом, словно скрывала эмоции. Бен смотрел на нее с удивлением. Она всегда умела справляться с такими вещами, умела выражать чувства так, что они не причиняли боль и не резали ножом по нервам.       — Я буду скучать по Джону, — в ее голосе звучала искренняя печаль.       — Эй, не раскисай раньше времени.       — И по тебе буду скучать, чертов ворчун.       Она бросилась к нему на шею и стиснула в хиленьких, но все же ощутимых объятиях. Бен не думал, что его заржавевшая душа что-то ощутит, но все же он разделил ее тоску. Хотя он и не был уверен, по чему она будет скучать больше: по адреналину, который вызывала работа с ребенком-супером, или по самому Джону. Или по нему — но это даже звучало бредово.                     Зазвонил телефон. Бен нетерпеливо снял трубку, и в тот же момент Джон вбежал в комнату. Он тоже ждал Алису все это время и постоянно спрашивал, когда она придет.       Его поприветствовал знакомый голос — с ним заговорил мужчина, который обычно выполнял поручения Риты.       — Что с Алисой? — без обиняков спросил Бен.       — Товарищ Меленская погибла.       Бен немного помолчал, осмысливая услышанное.       — Ты меня наебываешь? Блять, нет времени на такие шутки! — не сдержался Бен и тут же увидел, как Джон отступил на шаг, округляя глаза. Бен выругался еще раз, уже мысленно, и попытался взять себя в руки.       — Позавчера на Думской улице произошел несчастный случай. Помимо нее пострадали еще трое людей, — с ноткой сожаления ответил он. Сожаление… когда еще он слышал нечто подобное в голосе у коммуниста? — Ее смерть произошла вскоре после бегства из лаборатории одного… дефективного супергероя. Мы уже ищем его.       Бен повесил трубку. Блять… это должна быть шутка. Он посмотрел на календарь, чувствуя охватывавшее его безумие, и только убедился, что первое апреля давно прошло.       Грудь начало теснить горячее, извивающееся змеей чувство, сжимавшее сердце. Легкие скреблись о ребра и позвоночник и с каждым вздохом высекали искры о его кости. Ему впервые было так трудно дышать. Его мысли начали бешено виться в голове. Алиса должна была забрать Джона на прогулку. Они должны были выучить еще что-то на русском… Как?.. Как, сука, теперь это все сделать?       — Папа, — Джон подошел к нему и несколько раз дернул за штанину. — Папа!       — Что? — Бен понял, что ответил чересчур резко, когда Джон отпрыгнул и едва не приземлился на пятую точку.       Джон сжался и указал пальцем на него, отойдя еще на шаг. Бен опустил взгляд и понял, о чем говорил сын: его грудная клетка излучала свет, и это, блять, было чем-то новеньким.       Бен почувствовал слишком знакомый приступ паники, в точности как когда он впервые убил человека, не рассчитав силу; или когда впервые попал под бомбардировку на войне, когда еще не осознавал свою неуязвимость. Бен сделал единственное, что помогало тогда: начал дышать. Он отвернулся, не желая больше пугать Джона, и сосредоточился на одном: на чертовых полыхающих легких, которым надо было остыть. Мысль о том, что могло случиться, если он потеряет контроль, только подстегивала панику.       Джон, не понявший намека, подбежал и встал прямо перед ним, смотря своими большими голубыми глазами и не решаясь сказать ни слова. Бен не мог ответить на его молчаливый вопрос — слова просто не лезли в глотку, и грудная клетка все еще полыхала и болела так, словно Бена накрыло сердечным приступом.       Вдруг Джон протянул к нему руки, но Бен не сделал ничего в ответ, боясь, что сожжет его, если обнимет. Тогда сын обвил руками его ногу и повис на ней. Бен смог только слегка наклониться и неловко положить ладонь ему на голову.       — Что случилось, папа? — тихо спросил Джон, не отпуская его и не поднимая взгляд. Бен вдруг понял: его сын боялся; боялся его реакции и того, что ее вызвало, но просто не говорил об этом.       — Чертовы эмоции, — вырвалось у него. — Мне надо кое с кем разобраться. Потом мы поговорим.       Когда мудак, убивший Алису, будет гнить в самой глубокой канаве.       — А почему ты светишься?       Бен покачал головой, не зная, что ответить. Он подождал несколько минут, чтобы хотя бы немного успокоиться и не растормошить бомбу, сидевшую в груди, и только после аккуратно отстранил сына. Он попросил Джона подождать в его комнате. Малой согласился удивительно быстро, видимо, боясь проверять на себе терпение отца.                     Раньше прочего Рита спросила, зачем он звонит. Бен едва не сорвался.       Она знала, что Алиса мертва. Знала, потому что не могло быть иначе: через ее отдел проходили все происшествия, связанные с суперами.       — Послушай, Бен, я не могу предоставить тебе эту информацию…       — Где. Этот. Чертов. Мудак? — Бен сохранял спокойствие из последних сил. Или из-за феназепама, который по счастливому стечению обстоятельств все еще лежал у него на кухне.       — Милиционеры ищут его. Он сбежал из отдела в другом районе города и уже поставил всех на уши… в прямом смысле.       — О чем ты?       — Он издает сверхзвуковой крик.       — И что с ним будет?       — Его арестуют, разумеется.       — Но не убьют, так? — практически зарычал он. — Этот уебок лопнет головы всем, кто попробует за ним погнаться. Как вы вообще планировали держать его в заключении?       — Бен…       — Скажи мне, в каком районе его ищут, Рита, — он понизил голос. На том конце трубки раздавалось лишь шипящее, глухое молчание. — Скажи все, что знаешь о нем, иначе я вломлюсь в отдел и переверну там все. Клянусь, я сделаю это. Ты сама знаешь, что я не шучу.       Потом раздался шелест бумаг. Бен затаил дыхание.       — Ладно. Записывай.              

***

      Он вернулся поздно ночью, когда сын уже спал. Бен попросил немолодую женщину из соседней квартиры приглядеть за Джоном, выставив себя безответственным дядей, которому оставили ребенка на выходные. К его возвращению квартира была пуста: соседка уже ушла спать. Она должна вернуться завтра утром — Бен догадался попросить об этом заранее. Наверное, она сжалилась над ребенком, потому что сочла Бена невменяемым — именно таким он и был в тот момент.       Он оглядел пустынную гостиную, но не торопился никуда садиться. На столе были разбросаны рисунки Джона, на ковре валялись игрушки, еще какое-то бесполезное барахло. Книги, которые притащила Алиса, застенчиво стояли стопкой на краю столика, словно она только-только принесла их. Гостиная, наполненная всеми этими бесполезными вещами, выглядела неправдоподобно уютно.       Поэтому Бен нихуя не подходил этой гостиной. На его одежде и лице была запекшаяся кровь, и даже из ушей тянулись багровые полосы. Он чувствовал себя ничуть не лучше восставшего мертвеца, словно вся эта кровь вытекла из его разорванных артерий. Бену было одиноко, пусто до скрипа в грудной клетке, но Джон не должен был видеть его в таком состоянии.       Бен сбросил куртку и футболку, включил кран на кухне и наклонился, отдавая голову на растерзание потока воды. Вода стекала красной, словно разбавленное вино, и не хотела бледнеть. В его ушах стоял звон, и он слышал журчание из крана как далекое эхо. Сверхзвуковой мудак, должно быть, порвал ему барабанную перепонку.       Кое-как просушив волосы кухонным полотенцем, Бен снял трубку и набрал номер приемной Риты. Ответил незнакомый женский голос, у которого Бен потребовал адрес. На другом конце снова послышались возмущения и отговорки, и Бен прибег к тем же угрозам.       Он не мог оставаться в этой квартире один. Он не мог показаться сыну в таком состоянии.       

      Рита открыла ему после первого же звонка. Он должен был чувствовать себя неудобно от того, что вломился к ней далеко за полночь, но она стояла перед ним, зажав между пальцами приземистый бокал с переливавшейся в нем янтарной жидкостью, в привычной ему одежде: блузе и юбке.       Встретив его, она тут же развернулась, проходя вглубь квартиры и молча разрешая войти. Он последовал за ней точно так же молчаливо тихо, не считая лишь того, с какой силой по полу ударяли его тяжелые сапоги.       Она не спрашивала, что он сделал. Возможно, потому что было очевидно: подонка уже не было в живых. И потому что он мог пропустить парочку кровавых пятен после того, как попал под ебучий алый фонтан.       Крик того ушлепка ломал стены и рвал барабанные перепонки, но для Бена он был не более чем куском наглого мяса; его силы не шли ни в какое сравнение с его. Этот супер был невменяемым ублюдком, на котором отыгрались все побочные действия сыворотки — даже более невменяемым, чем Солдатик в свои худшие времена и под худшими таблетками. Его предсмертные крики вызывали страшную резь прямо внутри черепа, но Бен бил его, ломая ребра и легкие, сминая его внутренности, разрывая мышцы и разбивая кости. Он отдавался боли от его предсмертных воплей так, словно это было освобождением. Ему показалось, что он сделал слишком мало, даже когда вырвал ему хребет, словно барахтающейся рыбёшке.       Боль в ушах стихла, но вот обещание освобождения оказалось ложью.       Войдя в кухню, Рита отвернулась, доставая из серванта еще один бокал, но, обернувшись, увидела, что Бен уже держал за горлышко бутылку коньяка, стоявшую на столе. Она понимающе вернула бокал на полку.       — Мне жаль, что это случилось, — тихо, на грани шепота сказала она.       Он сел на край стола и не сказал ни слова в ответ. Выпил половину бутылки залпом, но словно не почувствовал вкус, только ощущение гнили и смерти на кончике языка. Наверное, в букете с барбитуратами утонченность пойла уже не имела значения.       Бен посмотрел на Риту в упор и без зазрения совести. Ее волосы, не доходившие до плеч, сейчас лежали свободно, без намека на укладку. Вокруг глаз остались едва заметные следы туши, такие, словно она стирала ее слезами. Заметив это, он понял, почему она не прогнала его: она тоже загибалась в одиночестве такой же огромной сталинки.       — Поверить не могу, что ее нет, — он усмехнулся, вдруг осознавая примитивность этой фразы. — Я говорил с ней несколько дней назад. Она собиралась начать карьеру, родить ребенка. Черт…       Ее имя крутилось на языке, но почему-то он не мог произнести его теперь. Она умерла по вине такого же мудака, как он. Это мог быть он. Или Джон, тогда, несколько лет назад, когда ей просто повезло отделаться неделей в больнице.       — Ты думаешь, что кто-то сразу может смириться с этим? — мрачно спросила она. — В смерти нет ничего торжественного. Она просто приходит и остается с тобой, — Рита взглянула на бокал, поигрывая с ним пальцами и заставляя содержимое переливаться теплыми янтарными волнами. — И те люди, чьи семьи ты убил, чувствовали себя так же. В один момент часть их жизни просто оборвалась. Иначе и быть не может: любой человек, который связывается с супергероями, заканчивает в морге.       — К чему ты ведешь?       — Неужели ты только сейчас понял, какую боль приносил другим людям, Бен? Я видела твое дело. Я знаю, какие приказы Воут ты выполнял и кого устранял.       Бен огрызнулся:       — Да, я в курсе, что у них тоже были семьи.       — Теперь ты знаешь, как они себя чувствовали. Добро пожаловать в наш клуб.       Рита подняла бокал и сделала внушительный для обычного человека глоток, даже не поморщившись. Бен последовал ее примеру.       — Кого потеряла ты?       Рита оценивающе посмотрела на него, раздумывая, стоило ли откровенничать. Он уважал ее благоразумие: обычно ему было плевать.       — Мужа.       Бен выгнул бровь. И эта красотка уже успела овдоветь? Охуеть, как же жесток этот мир.       — Мне было двадцать пять, когда он решил протестировать новую сыворотку на себе. Тогда она была еще более нестабильной, но он был в числе разработчиков, и… ему просто не повезло.       — И ты занялась его работой?       Рита отобрала у Бена бутылку и налила полный бокал. Вряд ли она хотела говорить о муже — просто уже не могла отступить.       — Я и раньше работала вместе с ним. А потом у меня не осталось ничего, кроме нашего общего дела.       — Хочешь сказать, ты не захотела отомстить тем, кто облажался с той сывороткой?       Еще глоток.       — А тебе полегчало после убийства? Что-то я не вижу здесь Алису.       — Тушé, дорогая.       Рита сделала несколько шагов вперед, становясь в считанных сантиметрах от него. Не забраться под край ее юбки и не коснуться бедра казалось преступлением. Бен сжал пальцы, вполне отчетливо понимая, что он мог взять ее прямо сейчас, прямо на этом столе. И она бы ничего с этим не сделала — она тоже была просто человеком, таким же беззащитным и слабым. Но теперь эта мысль отрезвляла его и не возбуждала, как раньше.       «Любой человек, который связывается с супергероями, заканчивает в морге».       Рита допила половину бокала залпом. Если это не было разрешение, то Бен не знал, как еще это назвать.       — Я знаю тебя чертовых пять лет, но мы так и не переспали, — без обиняков сказал он.       — Признаю, я не ожидала, что ты продержишься так долго. Но ответ «нет», Бен.       — Нам откровенно хуево по одиночке. Разве станет еще хуже?       — Нам с тобой опасно иметь что-либо, кроме деловых отношений.       — А я и не предлагаю отношения. К тому же… вспомни про наше согласие о доверии. Если ты хранишь мои секреты, то и я не стану говорить, что оттрахал свою начальницу.       — Какой же ты козел, — усмехнулась она, но без злобы в голосе. — Ты думаешь, такие фразочки кого-то заводят?       — Судя по расширенным зрачкам, они заводят тебя.       Бен чувствовал, что в Рите что-то изменилось, и разум перестал тянуть за собой чашу весов. Наверное, виной был алкоголь, но он чувствовал манящий запах ее тела, немного приглушенный духами. Ее приоткрытые губы и часто вздымающаяся грудь выдавали волнение. Как жертва перед охотником.       Он положил руку на ее затылок и притянул к себе, целуя ее и наконец чувствуя вкус алкоголя на ее губах, но лишь на жалкий момент.       Рита отстранилась, глядя на него в непонимании: так, словно не могла осознать, что произошло. Ее маленькое женское тело должно было потерять равновесие от того, сколько она выпила, но он видел, что даже ее способность мыслить никуда не делась, не говоря об остальном. Наверное, ему стоило извиниться за свое мудачество, но ее тело говорило о другом. Он чувствовал сладкий запах ее возбуждения и поток гормонов, хлынувших в кровь. Слышал ее учащенное сердцебиение, видел расширившиеся зрачки, ощущал жар ее кожи даже на расстоянии.       Бокал громыхнул о столешницу. Рита заговорила так, словно внезапно вспомнила что-то очень важное:       — Я не сплю с теми, кто даже не называл меня по имени.       Бен услышал вызов в ее словах. Он произнес ее имя, паршиво подражая русскому акценту, и она мимолетно улыбнулась уголками губ. Он вдруг вспомнил, что все остальные обращались к ней совершенно иначе. Наверное, это было нечто действительно важное — или она просто хотела поиздеваться.       Теперь Рита целовала его, сминая его губы, пытаясь вторгнуться в его рот. Бен потянул ее на себя, заставляя встать между его ног, и рванул за края блузки так, что пуговицы полетели по полу. Он отбросил атласную ткань с ее плеч, обнажая мраморно белую кожу, и поменял их местами. Она села на стол, и он резко дернул ее на себя, заставляя обвить ноги вокруг него.       Его пальцы коснулись ее идеально упругих бедер, сжали бесстыже мягкие ягодицы, спрятанные под кружевом. Он не знал, что эта женщина может быть такой податливой. Он хотел полностью подчинить ее себе и забыть обо всем остальном.       Забыться… да, он хотел именно этого.       Нависая над ней, он спустил лямку бюстгальтера, целуя ее тонкую шею и накрывая ладонью приоткрытую грудь, сжимая пальцами твердый сосок, слегка выкручивая. Рита застонала и стиснула пальцами его затылок, притягивая к себе. Ее прикосновения отдавались на коже приятной пульсацией, и он удивлялся, что чувствует ее. Ведь она всего лишь человек.       Ее пальцы забрались под его футболку, и она выпустила коготки, впиваясь в его спину.       — Ты же знаешь, что мне не больно?       Она прикусила нижнюю губу, впиваясь еще сильнее. Бен понял: она проверяла. Многим людям нравилось испытывать непробиваемость суперов, и Бен завелся еще сильнее, думая о том, что эта крошка считала, будто может что-то ему сделать. Она была уверена в своих силах и сейчас, и раньше.       Но ничто не заводило его больше, чем тот факт, что это была именно она. Недосягаемая. Холодная. Обвивающая его торс, с пылающим румянцем на щеках. Смотрящая на него снизу вверх.       Он накрыл ее ягодицы обеими руками и вжал в себя так, чтобы она не могла не почувствовать, насколько сильно он ее хотел. Она ахнула и выгнулась. Бен обожал ее женственные наряды с юбками за легкий доступ к цели, но ему не хотелось мелочиться. Он потянул за молнию, и в который раз за день все пошло наперекосяк — он просто разорвал юбку по шву. Не отходя от плана, то же самое он сделал с ее нижним бельем. Уже обнаженная, Рита попыталась стянуть одежду и с него, но Бен не позволил: он отстранился, чтобы снять футболку и джинсы, а ее оставил наблюдать. В ее глазах было только неприкрытое животное желание и ни намека на разумные мысли.       Это к лучшему. Иначе она бы пожалела.       Он встал между ее широко разведенных бедер и сжал их, не давая ей ни шанса отстраниться. Рита резко выдохнула, когда Бен вошел в нее, видя, что она была готова к нему без глупых игр. Он надавил на ее бедра, разводя их шире и входя глубже, и Рита застонала, выгибая спину. Хотелось касаться ее везде, хотелось стереть ее, чтобы она была только для него: рядом с ним, вокруг него.       Глупо.       Зачем?..       Он обхватил ладонями ее талию и поднял, держа на руках. От неожиданности она вцепилась в его плечи своими слабенькими ручонками. Слишком близко. Она, черт возьми, была слишком близко. Не как любая другая, которую можно было отвернуть от себя, намотать волосы на кулак, назвать хорошей девочкой и трахать сзади, пока она не забудет собственное имя, которое и он не помнил. Он наблюдал за ее лицом, когда она опускалась на его член, и прикрывала глаза, и прикусывала опухшие от поцелуев губы. Это возбуждало даже больше, чем то, как она сжималась вокруг него и всхлипывала, резко подаваясь бедрами навстречу.       Он не понимал, зачем целовал ее. Зачем сдерживал себя. Зачем прислушивался к ее стонам. Почему помнил, что может оставить… что уже оставил синяки, и пытался причинить меньше боли.       Бен даже не осознал, что они оказались на ее постели, что он целовал ее шею, словно влюбленный юнец, и ему не нужны были никакие словесные игры. Никакой доминации, кроме того, что она извивалась под ним, пока он диктовал ритм. И Рита обнимала его, так бесстыже крепко цепляясь за него, словно это что-то значило.              Он осознал, насколько им будет плохо, когда не смог сбежать от нее и всю ночь не выпускал ее из своих рук; и когда осознал, что разводы туши на лице Риты были ни черта не от воды.