Короткометражный герой

      Джон вернулся в свой пентхаус на следующее утро после интервью. Команда Джимми Киммела была более чем рада устроить вечеринку после эфира, чтобы отпраздновать закрытие судебного дела, и Джону пришлось остаться в студии. Мэделин дала понять, что Джон все еще был обязан гавкать по команде и ходить на задних лапках, пока все упоминания суда не улетучатся из новостных сводок.       Пентхаус встретил его оглушительной пустотой. Джон старался не шуметь, чтобы не разбудить Мэгги, и почти бесшумно переоделся в спортивные штаны и футболку. Его мысли были настолько далеко, что он не сразу заметил окружавшую его пустоту. Зайдя в спальню, он уже предполагал, что увидит: не было ни Мэйв, ни ее вещей — ничего. Ни единого следа ее пребывания у него дома последние несколько недель.       Не теряя время, он полетел в квартиру Мэйв, потом — в Башню. Ему бы не пришло в голову, что она станет возвращаться в этот гадюшник после того, как сбежала с удовольствием отчаявшегося. И все же он нашел ее в апартаментах, сидящую на диване с бутылкой коньяка и с наполовину истлевшей сигаретой в перебинтованных руках. Огромный кожаный диван, торчащий посреди пустой гостиной, словно остров, был кричащей декларацией художественной импотенции, накрывшей всю Башню Воут. Из-за занавешенных штор не пробивался ни один луч утреннего солнца. Мэйв словно ничуть не волновало, что она находилась в одном из самых ненавистных ей мест в Америке. Она выглядела так, как будто не спала всю ночь.       — Хорошо дополняет фентанил? — Джон скрестил руки на груди и привалился боком к барной стойке слева от входа.       Мэйв не удивилась, услышав его голос. Она бы распознала звук его шагов, и то, что она видела в темноте хуже него, не мешало ей быть настороже.       — Что я за супер, если не могу смешать коньяк с обезболом, — равнодушно ответила она. — Зачем ты пришел? Теперь Стэн сказал избавиться от меня?       — Что ты несешь, Мэйв?       — Ты убил директора компании Вертекс, Финна Монагэна, разве нет? Припоминаешь имя? Весь интернет пестрит новостями о том, что он бесследно исчез! — хлопнув стаканом о стол, она вскочила с дивана и подошла к нему вплотную. — Как человек с целым батальоном охраны мог просто исчезнуть?       — «Исчез» не значит «мертв», дорогая.       Мэйв выпрямилась, ошалело моргая, и тогда он осознал, что играет с ней в очень опасную игру. До этого она была на его стороне, но могла уйти — и тогда он потеряет опору. Или же она могла остаться в деле… но пойти против него. Он не желал ни того, ни другого.       — Скажи, что ты сделал с ним, — практически прошипела она.       — Не здесь.       — Если не здесь и сейчас, то больше никогда.       — Я до сих пор не лгал тебе. Ты должна дать мне шанс.       — Неужели? Так что случилось с тем пассажирским лайнером? — она сделала затяжку и выдохнула сизые клубы дыма прямо ему в лицо. Джон поморщился: он не любил эту едкую дрянь.       Джон почувствовал, как по спине побежал холодок. Наверное, будь он обычным человеком, осязание надвигающегося на него пиздеца ощущалось бы так, словно ему вогнали льдину в позвоночник. Но даже этот проблеск страха был чем-то неожиданным.       Он боялся потерять ее?       Настолько боялся, что мог рассказать?       — Я устала, Джон… — она начала говорить, чеканя слова, словно давно заученную речь.       Она не успела закончить мысль. Джон схватил ее за талию и на сверхзвуковой скорости выбежал вместе с ней из Башни, прежде чем она успела наговорить лишнего.                     Для Мэйв прошла лишь жалкая секунда: вот она стоит посреди своих апартаментов и готовится сказать то, что крутилось в мыслях уже несколько лет; и вдруг — уже на крыше неизвестного небоскреба, вжатая намертво в Джона, неспособная даже пошевелиться.       Когда он отпустил ее, она оттолкнула его пульсирующими от боли руками и отступила на несколько шагов, дыша быстро, словно после забега на сотню миль. Хотелось запустить руку в карман и закинуться обезболивающими, но сделать это на глазах Джона значило проявить слабость. Придется терпеть.       Даже холодный ветер, бушевавший над крышами высоток, не помогал охладиться, зато солнце на такой высоте резало по глазам и раздражало еще сильнее. Она ненавидела, когда Джон злоупотреблял своими силами. А ведь она еще и сигарету выронила и не взяла новую пачку... сука!       — Какого черта, Джон? Я не позволю тебе вот так прерывать меня!       Он искренне расхохотался. В этот момент перед ней был не Джон, а Патриот, пусть и одетый в домашнюю одежду. Она видела, как его самообладание трещало по швам, и не знала, что прорвется наружу. Вариантов было так много, и все они были страшны, ведь Мэйв была с ним наедине и собиралась разорвать отношения. Конечно, даже если она сиганет с крыши, с ней ничего не случится; парой ушибов меньше, парой больше — обезболивающие и алкоголь помогут пережить это. Но Джон… если он действительно стал кем-то другим, потерял разум, она не знала, чего ожидать от него. Прыжок с крыши был заманчивее, чем ярость самого сильного человека на планете.       Но она вдруг поняла, что не хотела этого делать: не хотела убегать ни от Джона, ни от выяснения отношений, раз они вдруг оказались наедине и вдалеке от Башни. И, когда он заговорил с ней, она не стала его прерывать.       — Хочешь знать, что случилось? Я расскажу. Я не убивал главу Вертекса. Да, я раздумывал над этим, потому что мне важна свобода — твоя и моя. Но я не стал этого делать. Знаю, что в заголовках пишут, будто он пропал без вести, так вот: это не так. Он вполне себе счастливо открывает новую компанию в Шанхае, пока его семья ожидает вылета из США. Знаешь, откуда я это знаю? Потому что я лично перенес его туда от греха подальше!       Мэйв не смогла придумать ничего, кроме примитивного «зачем тебе это?». Вопрос казался настолько глупым, что она не смогла задать его вслух — но Джон прочитал все по ее глазам.       — Я не собираюсь быть шавкой Воута и убивать людей по заказу. Полезных или невинных — не важно. Теперь понимаешь, почему я не хотел говорить об этом в Башне?       — Да, но… Стэн переживал из-за их разработок. Что ты сделал с их сывороткой?       — Отправил в биоотходы, как и весь научный потенциал компании. Надеюсь, после этого в Китае не появятся свои суперы, но если это произойдет… видимо, я навещу их лабораторию уже там.       — Ты боишься конкуренции? — выгнув бровь, спросила она. Это звучало более правдиво, чем то, что он хотел избавить других людей от их проклятия, сыворотки Ви, текущей по венам. Джону нравилась власть; она убаюкивала его эго, и он никогда бы не назвал источник своих сил злом.       — Я не хочу, чтобы другие люди ломали себе жизнь этой сывороткой, — холодно отчеканил он.       — Ложь. Твоя жизнь была бы пустой, если бы не Воут и суперсилы! — Мэйв сорвалась и едва не перешла на крик. Джон отдал весь свой потенциал компании и ее желаниям; она поступила так же вслед за ним. Она презирала этот поступок, и его, и себя.       Но что ей мешало уйти все это время? Контракт? Чувство ответственности за их отношения? Жалость?.. Нет, это было просто низко. Мэйв с горечью осознала, что никто и никогда не вынуждал ее принимать решения — они принадлежали ей всецело.       — Я потерял все из-за этих блядских способностей! Я не просил их! — его голос звенел нечеловеческой силой, болезненно резал уши. — У меня был отец, была свобода, была жизнь, пока компания не взяла меня в рабство!       Мэйв содрогнулась и отступила. «Рабство»… это слово никогда не приходило на ум, когда она думала об их работе. У нее ведь все еще была семья, хотя от друзей и осталось одно лишь слово, поэтому жизнь не заканчивалась на Воут. У Джона же была лишь его работа и симуляция семьи, состоящей из душевнобольных ублюдков — Семерка.       Мэйв скрестила руки на груди, чувствуя раздражение от ощущения слабости в руках. Опиоиды глушили все ощущения, но действовали не сильнее, чем бокал вина — на обычного человека. Она не хотела поддаваться этому дурману, не в такой момент, хотя блистеры в карманах раздражали при любом движении. Когда она подняла взгляд, ей пришлось потереть переносицу, чтобы унять резь в глазах от слишком яркого утреннего солнца.       — Расскажи мне про лайнер. Прямо сейчас, — тихо, но твердо потребовала она.       — Я убил всех пассажиров, потому что не рассчитал силы, — неожиданно прямолинейно ответил Джон. — Я пытался предотвратить его падение, но эта посудина была неуправляемой из-за сломанных панелей управления. Я подлетел под него и решил остановить падение вручную.       — И? — его неожиданная пауза вызвала всплеск тревоги, завибрировавшей дрожью в ребрах.       — Я смял самолет, — он сделал паузу, словно ему нужно было собраться с мыслями. — Я собственноручно убил всех этих людей, размозжив их вместе с фюзеляжем, потому что не включил мозг.       Вдруг он горько рассмеялся.       — Я никогда не хотел никого убивать, Мэйв, но я просто не могу остановить эту карусель непреднамеренных убийств. И они этого не хотят.       Джон опустил глаза, не смотря на нее. Вдруг образ Патриота, вцепившийся мертвой хваткой в ее мысли, начал растворяться. Сильные черты лица главного героя Америки превратились в черты изможденного, но самого обычного человека. И что-то внутри нее самой откликнулось и потянулось к трещине в его душе, узнавая.       Мэйв почувствовала необходимость что-то сказать, но слова не шли в голову. Она должна была ненавидеть его за этот поступок и столько невинных жизней, которые были потеряны, но… она не ощущала ничего. Ни ненависть, ни злость, ни ярость… только ту же усталость.       По запястью побежала вибрация. Мэйв опустила взгляд на часы. Дьявольский смайлик и лицо, обезображенное алкогольной эйфорией, смотрели на нее с экрана.       Эшли.       Мэйв резким движением вытащила телефон из кармана джинс.       — Блять, почему именно сейчас… — она неосознанно выругалась, уже приняв звонок. — Эшли, я не могу говорить!       — Дорогая, мы бы с тобой сейчас не болтали, если бы ты уже была у гримера. Или хотя бы в Конференц-центре Джавитса.       — В каком?.. — Мэйв потерла переносицу. — Черт, Комик Кон…       — Ты забыла про интервью и встречу с фанатами, Мэйв, — стоически напомнила ассистентка Мэделин, но Мэйв слышала, как у той дрожит голос или от злости, или от раздражения.       — Перенеси на другой день или отмени, мне плевать.       Джон подошел к краю крыши. Он напряженно расправил широкие плечи. Мэйв интуитивно подошла ближе, даже зная, что прыжок с крыши небоскреба был для Патриота все равно что утренняя разминка.       — Черт, ни нихера себе, — вдруг сказал Джон, смотря вниз, сквозь паутину туго сплетенных проводов.       — Что?.. — Мэйв не успела договорить из-за писка Эшли:       — Сегодня последний день, как я перенесу сам Комик Кон? Это, блять, непрофессионально, Маргарет!..       Интересно, сколько еще раз Мэйв придется косвенно послать начальство, чтобы ее настигла кара? Она решила проверить и тут же сбросила звонок.       Она посмотрела вниз и увидела то, за чем наблюдал Джон: целая автомобильная свалка прямо в центре перекрестка на Таймс Сквер, тысячи мерцающих красных и желтых огней, которые было видно даже при ярком свете. Гул работающих двигателей, сирен и вопящих клаксонами автомобилей. Настоящая вакханалия.       — Я слетаю туда, — Джон ступил на парапет. Мэйв схватила его за запястье.       — Полетим вместе. Не хочу оставаться на крыше в одиночестве.       Джон удивленно взглянул на нее. Мэйв не сразу осознала, что только что сделала, но решила, что им придется поговорить позже, и не ослабила хватку. Ей было необходимо осмыслить все то, что он ей рассказал.       Джон обхватил рукой ее талию и спикировал вниз.                     Приземлившись, раньше всего прочего Джон различил смрад крови, и лишь потом — вонь бензина вперемешку со жжеными шинами. Его обоняние уловило бы и куда меньшее количество крови, но здесь… десятки разбитых машин, громоздившихся друг на друге, и еще больше мертвых и покалеченных людей. Разбитые и залитые кровью лобовые стекла превратились в произведения искусства какого-то шизофреника.       Некогда самое оживленное место в городе теперь застыло, превратившись в свалку металлолома. Люди вокруг кричали, стонали, охали, ругались; где-то вдалеке выли сирены. Джон понимал, что машины спасателей не проедут, и до эпицентра доберутся разве что медики с носилками. Все было усыпано осколками стекол, так что и ходить было небезопасно.       — Поищи виновного, а я освобожу дорогу, — шепнул он Мэйв. Она кивнула и отошла от него, направляясь в сторону толпы зевак, стоявших на бордюре с выпяченными айфонами.       Мало кто узнавал их без супергеройской формы, и это было неплохо. Возможно, это выиграет им немного времени без репортеров и камер. Пользуясь своим рентгеновским зрением, Джон начал искать людей, замурованных в искореженных машинах. Он методично выламывал двери и вытаскивал выживших пассажиров, одного за другим. Многим не повезло: он находил их застрявшими в разбитых лобовых стеклах. В переломанных жестянках было больше мертвечины, чем в консервах. Спустя полчаса на Таймс Сквер запах крови уже превратился в мерзкое послевкусие, приросшее к нёбу, но не более.       Что-то спровоцировало десятки машин резко остановиться, влетая друг в друга, но Джон не мог увидеть причину: это нечто исчезло очень быстро. Он не мог перебороть предчувствие чего-то неправильного и очень… персонального. Не столь много людей могли вызвать такие разрушения, и Патриот знал каждого из них. И за пятерых конкретных мудаков, к которым, разумеется, не относилась Мэйв, он нес ответственность.       Эта катастрофа случилась ранним утром. Возможно, произойди это ночью, пострадали бы незадачливые тусовщики, золотая молодежь и прочие ночные твари, которые стремились к эффектной смерти. Но нет. Патриот вытаскивал из машин ехавших по своим делам офисных клерков, бизнесменов… школьников и их родителей. Еще паршивее было от того, что многие не дожили до его прихода.       Он искал в толпе Мэйв. Ее уже заметили репортеры и теперь следовали за ней по пятам. Он слышал треск ее телефона, разрываемого звонками, почти за милю, но она не отвечала и делала именно то, о чем попросил Джон. Он был рад, что она согласилась и не пошла переворачивать машины вместе с ним, иначе потом во всем городе не хватило бы обезболивающих.       Спустя час машины скорой помощи смогли подъехать по расчищенному его руками коридору. Мэйв продолжали доставать журналисты, но она обращала на них не больше внимания, чем на докучливых мух, и, когда она наконец подошла к нему, на ее часах истерически светилось имя Эшли и демонический смайлик. Мэйв словно ничего не замечала.       — Прохожие ничего не видели, — сказала она, как только подошла к нему. — Все говорят, что машина на перекрестке просто свернула с курса, будто ее толкнуло что-то невидимое. Знаешь, на кого это похоже?       Джон взглянул на Мэйв и увидел отражение своих чувств в ее холодном взгляде, в опасно суженных глазах и кривом изгибе губ, застывших между ухмылкой и гримасой боли.       — На Марафонца.       — И где может быть этот скоростной урод?       — Я… честно говоря, не имею ни малейшего понятия, — одновременно сдавленно и удивленно ответила она и потянулась к телефону в кармане. Потом открыла какой-то мессенджер и начала строчить сообщение.       Джон едва не вышел из себя из-за того, что она решила отвечать на сообщения в такой ситуации, но сдержался. И не зря. Через минуту Мэйв протянула ему телефон, где висело сообщение с координатами от какой-то Аники:       — Вот. Он в Башне, — пояснила Мэйв.       — Решил явиться на работу после этого пиздеца? — Джон выгнул бровь.       — Нет, он… в баре, кажется. На пятидесятом этаже.       — Как?.. Какого хера?       Джон сцепил зубы, практически ощущая мерзкий скрежет их трения. Бурлящей в нем ярости хватило бы на то, чтобы обеспечить электричеством целый город. Он сунул телефон в ладонь Мэйв, напружинил ноги и взлетел даже до того, как она успела спросить его, что он задумал.              Джон приземлился у черного входа в бар, со стороны винтовой лестницы, и одним махом вынес дверь. В помещении пахло травой и приторными кальянными миазмами, хотя кондиционеры работали из последних сил. До утра в баре дожило не больше двадцати посетителей, и все они были настолько не в себе, что даже не сразу заметили появление самого Патриота.       Марафонец был самым трезвым, но он стремительно догонял других барных бабочек: на гладкой полированной столешнице перед ним стояло тридцать шотов, и половина рюмок уже была пуста. Он приметил капитана Семерки, когда Джон уже почти дошел до барной стойки и одним взглядом и конкретным жестом намекнул бармену скрыться.       — Братан, я надеюсь, ты не потащишь меня на Комик Кон… — устало изрек он, подперев лоб ладонью. — Дай хотя бы прийти в себя, чтобы не перепугать там всех детей.       Джон окинул взглядом его костюм. Ни капельки крови, блять. Воут знал, из чего стоит шить одежду своим ручным маньякам, поэтому его чистый вид ничего не значил. И на большой скорости капли не задерживались надолго.       — Ты сюда так бежал, что переебал половину Таймс Сквер? — Процедил Джон, садясь на соседний барный стул.       — Мы поспорили с этим черным выскочкой, Экспрессом. Решил срезать и не рассчитал, но все равно сделал его. После такого надо немного поправить здоровье, — суперскоростной идиот наконец повернулся и ошарашенно взглянул на Джона. — Ого, ни разу не видел тебя в штатском. Ты что, всю ночь рыл новую линию метро?       Джон бросил всего один взгляд на потемневшие от копоти рукава футболки и порванные остовами машин джинсы. Он даже не заметил это, потому что привык, что его костюм выдерживал такие нагрузки.       — Надеюсь, одежда это переживет, — ответил он, прежде чем схватить другого супера за шею и с размаха впечатать лицом в барную стойку.       Столешница треснула и рухнула на пол. Марафонец, застонав в шоке, тут же отбежал от него и остановился посередине зала; его нос превратился в кровавое месиво. Ему повезло, что Джон еще держал себя в руках.       Супер попытался сбежать в другой конец бара, видимо, чтобы прикрыться оставшимися там людьми, но Джон развивал сверхзвуковую скорость с той же легкостью, что и он — и он не был пьян. Догнав другого супера, он схватил его за плечо и бросил в ближайшую стену.       — Ты убил сотни невинных людей и пришел напиться?       — Это же была чистая случайность, блять! — завопил он, по счастью увернувшись от удара в спину.       Они сталкивались, преодолевая скорость звука, разнося мебель на мелкие частицы. Барная стойка превратилась в труху; всюду летало стекло, но Джон не обращал внимания на липшее к нему облако осколков и брызги из разлетавшихся бутылок. Они взрывались, словно фейерверки, одна за другой, каждую секунду.       — Да ты рехнулся! Ты так грохнешь меня! — Марафонец вновь попробовал убежать в другой конец зала, из которого буквально за секунду до этого ускользнула последняя клиентка бара. — Сука, хоть бы Солдатик тебя грохнул, пока ты совсем не ебанулся.       Джон бросил члена своей команды в стену, и тот с хрипом отлетел от нее и приземлился на пол под град бетонных и стеклянных осколков.       — Солдатик? О чем ты, блять, говоришь? — Джон схватил Марафонца за воротник и впечатал в стену еще раз, чтобы он уже не убежал. — Он мертв больше двадцати лет!       Джон занес руку для нового удара, но другой супер решил воспользоваться паузой и начал говорить, с трудом восстанавливая дыхание:       — А, ты не в курсе, что Стэн решил его вызволить? Босс уверен, что он жив и здоров, так Мэделин мне шепнула на ушко. А ты что скажешь? Не страшно, что Солдатик надерет тебе зад?       Джон едва не уронил челюсть, но понял это, лишь когда Марафонец взглянул на него округлившимися глазами. Он укорил себя за эмоции и еще раз ударил другим супером о стену, чтобы лишние мысли выветрились из его тупой башки побыстрее.       — Ты что, боишься его? Ха! — смешок вышел сдавленно, почти как свист. — Сколько Воут потел ради этого, подумать только!       — Это не я убил сотню людей, пока соревновался с другим скоростным уебком. Зачем им так заморачиваться…       — А сколько ты убил в любой другой день? М-м? А твое бунтарство, думаешь, не сказывается на всех нас? Ты слишком высокого о себе мнения, супермен.       Глаза Джона засветились красным: он увидел блики на бледном лице Марафонца и даже не обратил внимание на то, как эмоции взяли верх. Первым порывом было выжечь ненавистные смешливые глазенки этого накачанного стероидами идиота, но что-то остановило его. Последняя ниточка самоконтроля.       Джон был таким же убийцей, как он. И он так и не понес за это наказание.              

***

      

      Мэйв осталась посреди Нью-Йорка одна. Одна! Только с телефоном, с ебучим айфоном, на котором было десять процентов зарядки. Она добралась до Конференц-центра исключительно благодаря бренду Королевы Мэйв и тому, что таксисты, окружившие место катастрофы на Таймс Сквер, узнали ее и не хотели брать деньги. Правда, Мэйв выглядела настолько неподобающе, что убедить охранников у входа на Комик Кон оказалось сложно. На фоне ее фанатов в шикарных костюмах сама Мэйв выглядела дешевой копией с Алиэкспресса, тем более с забинтованными руками и с крайне потрепанным видом.       Жаль, что фанаты были куда более внимательными и долго не давали пройти к главной сцене. Уже в самом здании, в гуще фестиваля, у нее окончательно сел телефон, поэтому она была вне зоны доступа Эшли и искавших ее камер канала Воут — и была рада этому. Пару часов назад она отказывалась комментировать то, что произошло с утра на Таймс Сквер, исходя из тех же резонов: она чувствовала, что каждое ее слово сейчас весило столько же, сколько свинцовая пуля, направленная прямо в лоб.       Сейчас главной задачей было найти Джона и убедиться, что он не убил Марафонца. Все остальное могло подождать.       Она пробиралась через толпу не меньше часа, потому что почти каждый встречный отвлекал ее на селфи и чтобы подписать какой-то мерч или фотографии. В глазах рябило от ярких цветов одежды и макияжа, от висевших над головой гигантских надувных фигур и шаров, от кричаще-бегущих экранов с рекламой и вывесок.       Время уже приблизилось к полудню, так что сцену, мелькавшую вдалеке, оккупировали третьесортные супергерои на разогреве. За кулисами Мэйв пересеклась с Глубиной, который все так же, вот уже почти две недели, отказывался смотреть ей в глаза. Она не обратила внимание на дискомфорт Кевина и встала прямо перед ним, вынуждая взглянуть на нее.       — Где Патриот?       — Я не его мальчик на побегушках, откуда мне знать? — Глубина попытался ощериться, словно мелкая собачонка, но на Мэйв бы это не подействовало: она слышала нотки скулежа.       — Ты пресмыкаешься только перед начальством. Я в курсе. Так где Патриот?       Глубина собрался выдать нечто мерзкое или бессмысленное, Мэйв видела это по его тупому взгляду и расслабленной позе.       — Дай мне конкретный ответ, или твои жабры увидит вся Америка, прямо на этой сцене, — процедила она, не сводя с него взгляд. Она хотела схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы мозг встал на изначально отведенное ему место, но не хотела тратить на это силы. Руки все еще плохо слушались.       Глубина сглотнул. Большие по-детски наивные глаза очень резко контрастировали с тщедушностью и слабостью, которые скрывало смазливое личико.       — Мэделин ищет его с самого утра, когда завирусились рилсы с Таймс Сквер. Он не отвечает. И Марафонец тоже.       Черт.       Джон и правда мог что-нибудь сделать с ним.       Но как она могла предотвратить это? И могла ли в принципе?       Мэйв даже не скрывала своей озабоченности. Она знала способ выследить Джона: связаться с Аникой из отдела безопасности — самым адекватным человеком в Башне, который еще не избавился от привычки делиться конфетами с коллегами. Но это было невозможно, раз ее телефон отключился. Да и Джон вылетел из дома не в костюме Патриота, в который был встроен датчик слежения.       Но что-то из этого она все еще могла сделать.       Мэйв нашла злоебучую зарядку и подключила ее к телефону, ставшему бесполезным куском пластика, потом отошла за кулисы, чтобы понаблюдать за шоу. Пока она сидела в праздном ожидании, ее настигла рыжеволосая бестия.       — Я и не думала, что ты объявишься! Боги дорогие, где твой костюм? — Эшли окинула ее взглядом и тут же поморщилась и схватилась за голову. Она обхватила забинтованное запястье Мэйв своей тонкой ручонкой и потащила подальше от сцены. — Смотреть на это не могу! Почему ты вообще так выглядишь? Ты разгружала вагоны?.. Нет, не отвечай, знать не хочу. Иди в гримерку, там что-нибудь придумают. И надо будет снять бинты, это ни хрена не сексуально.       Мэйв резко остановилась, и Эшли чуть не рухнула со шпилек.       — Я дождусь Патриота и уйду.       — Мэгги, дорогая, он положил на нас, понимаешь? А у тебя еще есть выбор: работать или нет. Если ты решила забыть о своих рейтингах, то в Семерке тебя никто не держит, — Эшли несдержанно всплеснула руками. Она смотрела на нее горящим истерией взглядом; казалось, что ее рыжие волосы вот-вот вспыхнут вместе с ее головой, работавшей на топливе из разлагавшихся ископаемых. — Хочешь спасать людей — возвращайся домой и живи в полицейском участке.       Мэйв скрестила руки на груди, оглядывая Эшли с ног до головы. Абсурдная якобы модная стрижка, абсурдный яркий и явно неудобный брючный костюм, абсурдные кислотного цвета каблуки — и она указывала ей, как спасать людей?       Мэйв развернулась и широким шагом направилась к сцене. Из-за спины послышался визг Эшли:       — Сейчас не твоя очередь!       — Делать рейтинги можно всегда, — едко бросила Мэйв.       Она выскочила на сцену, к какой-то откровенно одетой суперше, выползшей из нулевых и явно вызванной для того, чтобы сыграть на ностальгии фанатов «за тридцать». Толпа взревела: сотни, если не тысячи девчонок и даже парней в костюме Королевы Мэйв встретили ее, одетую во вчерашние джинсы и футболку. Толпе, кажется, было все равно на ее вид, хотя Мэйв была готова, что сегодня же все будут обсуждать мешки под ее глазами. Плевать.       Ведущий проводил звезду нулевых со сцены под громкие аплодисменты. Мэйв вручили микрофон, и она надела его прямо на сцене; она не успела сказать ни слова, прежде чем ведущий объявил, что фанаты могли начать задавать ей вопросы. Мэйв нацепила дежурную улыбку и устроила шоу на потеху публике, уже зная, какими будут вечерние твиты: «непринужденная, открытая, близкая к фанатам» — ее нутро скручивалось от одних мыслей о том, как завтра Эшли и Мэделин начнут приторно нахваливать ее, если сегодня она поднимет рейтинг.       Когда от улыбки уже начало сводить скулы, а поток вопросов все еще не иссяк, нечто в толпе переменилось. Люди на задних рядах стали оглядываться. Именно тогда Мэйв увидела Джона, за которым следовала целая толпа репортеров, невиданная для Комик Кона. Джон смыл с себя всю кровь и копоть, что осела на Таймс Сквер, и переоделся в костюм Патриота. Мэйв подавила чувство неправильности, сковавшее легкие, и продолжила улыбаться. Она вошла в роль любящей экранной девушки даже раньше, чем Джон пролетел над толпой и приземлился на сцену рядом с ней. Поклонники взревели, приветствуя его. Джон взглянул на нее лишь один раз, когда обернулся на долю секунды и одними губами проговорил: «останься».       Она не решилась перечить: лишь сделала шаг назад, в тень, чтобы дать себе передышку от улыбки. Прожекторы сошлись на Патриоте, играя в его золотистых волосах, отражаясь бликами от орлов на его плечах.       Он заговорил так громко, что все в зале услышали его и без микрофона; во всю мощь своих легких. Но Мэйв услышала дрожь в некогда уверенном голосе.       — Сегодняшний день омрачен страшной трагедией на Таймс Сквер, где погибли и тяжело пострадали сотни людей. Вы, фанаты, не хотите этого знать, но вам придется открыть глаза на правду и признать, что причиной этой катастрофы стали ваши идолы, — Джон сделал паузу. — Всех этих людей погубила компания Воут. Людей на Таймс Сквер убил Марафонец. Он сделал это, потому что хотел выиграть спор с другим супергероем. Глава компании Вертекс, который пропал несколько дней назад, пропал по приказу Стэна Эдгара, генерального директора Воут, чтобы ограничить производство сыворотки для выращивания новых супергероев. И по его вине когда-то пропал Солдатик, имя которого оскверняется уже десятки лет.       Джон бросил флешку парню, сидевшему около сцены за экраном компьютера, и тот без лишних вопросов воткнул ее в ноутбук. Экраны по бокам от Мэйв вспыхнули; заставка сменилась слайдшоу из документов Воут и личных дел Семерки. Марафонец и Таймс Сквер, Фонарщик и дело о сгоревшей семье заместителя директора ЦРУ, копия письменных приказов Стэна Эдгара… Джон должен был убить или напугать до смерти кого-то очень важного, чтобы получить все эти записи.       Вишенкой на торте стало видео с Марафонцем, потрепанным так, словно Джон укатывал им асфальт. Как только Марафонец открыл рот, зал затих, а репортеры навострили камеры. Убийца сотен людей совершил чистосердечное признание под вспышки тысяч наставленных на него айфонов.       — Компания Воут бережет свои секреты, но некоторые она использует, чтобы шантажировать своих работников. Пассажирский лайнер, ответственность за падение которого возложили на меня — один из них. Этот инцидент использовали, чтобы манипулировать мной и заставить подчиняться. Но, как вы знаете, недавно меня оправдали.       Мэйв замерла в ожидании, как и все зрители. Джон выдержал паузу. Он сжал кулаки так сильно, что его руки задрожали, и спустя мгновение выпрямился, словно готовясь к удару.       — Воут пошел на это, потому что я якобы устранил главу враждебной компании. Это не так. Я не убивал Финна Монагэна. Но все пассажиры лайнера действительно погибли по моей вине.       Мэйв едва не потеряла равновесие, вновь услышав это признание. Теперь оно произвело эффект разорвавшейся бомбы — и оставило после себя мертвую тишину.