Короткометражный герой

1983 год

      Алиса действительно пришла к нему на следующий день. Без дубленки и вязаной шапки девчонка оказалась миловидной: русоволосая, стройная, если не худощавая; в вязаном свитере и в брюках какого-то непонятного коричневатого оттенка, но по-своему симпатичная.       Она напомнила Бену младшую сестру. У той тоже было неподвластное времени лицо и россыпь веснушек, пока она не села на таблетки. Тогда от веснушек не осталось и следа, как и от всего, что было связано с ее личностью.       — Значит, ты из Америки. А какой город? — она бросила взгляд на этажерку, видимо, надеясь найти какие-то следы его жизни в этой квартире. Разумеется, у нее не получилось: Бен едва прожил здесь месяц.       — Нью-Йорк, — по привычке ответил он. Там прошла большая часть его жизни, и она точно была самой насыщенной. — Но вообще-то я из Филадельфии.       — А как оказался в Нью-Йорке?       — По работе.       — Ну, да, видно, что ты не простой парень. Я бы подумала, что ты глава какой-нибудь металлургической компании: вроде бы при деньгах, но материшься, как рабочий.       Бен закатил глаза. В тридцатых годах он думал, что так и будет.       Алиса даже не пыталась скрыть свое любопытство и то, что масштабы его квартиры выходили за рамки ее знаний о жизни. Вообще-то, ему даже нравилось: Бен никогда не боялся внимания. Но сейчас он не хотел откровенничать еще больше, тем более зная, что в квартире была прослушка, а в соседях — КГБ-шники. Бен даже не был уверен, что не подставляет девчонку, просто пуская ее сюда. Если Советы охраняли свои секреты так же, как Воут, то ей могло не поздоровиться.       И все же… Бену была нужна помощь, а остальное не имело значения.       — Ты местная?       Он и сам не знал, на кой черт спросил. Какое ему дело до какой-то красной девчонки? Да еще и притом, что он не собирался с ней спать. Наверное, он и правда сходил с ума в одиночестве.       — Я родилась в Ленинграде, здесь живу и учусь. Мой молодой человек тоже родом отсюда, поэтому я не планирую менять прописку, — она пожала плечами, но не выглядела хоть сколько-то огорченной такой судьбой. Бен не смог понять ее. Никаких перспектив, никаких новых мест, просто жизнь в одном болоте. Он вынужден существовать так, если хочет вытащить сына из лап Воут, но у этой девчонки были другие варианты.       — И что, твой молодой человек тоже не против всю жизнь просидеть на жопе ровно?       — Он военный. Он будет там, где ему прикажут, но он поддерживает меня в этом.       — А он знает о твоей подработке?       — Конечно.       — И разрешает?       — Да.       — Ясно. Вы оба с придурью.       Алиса рассмеялась. Слишком самостоятельная дуреха. Ведь Бен был далеко не без греха, а таких как он, или даже хуже, было не пересчитать.       — Где твой сын? Надеюсь, он правда существует, и ты не решил так склеить меня.       — А я думал, что ты умнее и уже предусмотрела это, — прыснул Бен. — Пошли.       Девчонка заметно выдохнула. Забавная.       После того инцидента со шкафом Бену пришлось сделать перестановку, благо, трехкомнатная квартира это позволяла. Теперь детская занимала отдельную комнату, где не было никаких шкафов и техники, но была сносная звукоизоляция: это помогало Бену не съехать с катушек. Алиса влетела в двери вперед него и подошла к колыбели. К ее счастью, она не додумалась сразу же тянуть руки к малому, и Бену не пришлось предупреждать ее о лазерном взгляде. Будет лучше, если она так и не узнает о нем.       — Его зовут Джон.       — Джон, — повторила она, и тогда Бен впервые обратил внимание на ее акцент. До этого она говорила без карикатурного русского выговора, но сейчас имя прозвучало анекдотично. — Приятно познакомиться.       Она все же протянула руку к ребенку. Тот воззрился на нее удивленными глазами и с интересом протянул ручонку, обвивая свои пальцы вокруг ее. Алиса была в восторге, а Бен только подивился тому, что сын умел быть таким очаровательным.       — Он трогает все подряд, не обольщайся.       — Какой милый мальчик. На тебя совсем не похож.       — Да-да. Не слишком часто таскай его на руках, а-то еще привыкнет.       — Что в этом такого? Боишься, что будет любить? Да и вообще, ты в каком году застрял?       — В шестидесятые было ничего так. Жаль, что ты еще была у отца в яйцах, — парировал Бен.       Она фыркнула.       — А тебе сколько было, лет десять?       Бен решил проигнорировать вопрос:       — Да, будь осторожна, он… впечатлительный.       — Как и все дети. Я много помогала маме с младшими братьями, не волнуйся.       Бен даже не сомневался, что энтузиазм этой девчонки скоро иссякнет, но он решил посмотреть, чем все закончится. Она за считанные мгновения обыскала комнату и нашла, где лежит все необходимое для выживания малого. Это выглядело настолько профессионально, что Бен почувствовал если не удивление, то толику уважения.       Он вышел в гостиную, где фоном, не смолкая, был включен телевизор. Из всего, что происходило на советском телевидении, он понимал уверенное ни черта, но иногда надо было просто отвлечься и понаблюдать за осатанелым бегом картинок вместо парада удушающих мыслей. Он с удивлением обнаружил, что в Советах есть нечто вроде Тома и Джерри, только про волка и зайца. Правда, волк ходил в полосатой рубашке, как у моряка, и курил трубку.       Джон обожал смотреть это: увидев волка и зайца, он притихал на удивительно долгое время. Обычно Бен сажал его на диван и не без удовольствия наблюдал за тем, как тот, иногда покачиваясь, сидел, словно взрослый, и пристально следил за происходящим на экране. Он был вынужден признать, что мультфильм имел некий шарм.       Случайно бросив взгляд на экран, Бен остолбенел.       Показывали развалившийся, будто расплавившийся, ядерный реактор. В правом углу висела его зернистая, ужасного качества фотография в маске и шлеме, взятая, видимо, с агитационных плакатов времен вьетнамской кампании. В таком виде Бена не узнала бы и родная мать, будь она жива. Но и сейчас он выглядел ничуть не лучше: отрастил волосы и бороду, и, хотя еще и не выглядел совсем дико, уже уверенно шел к этому. Его было трудно соотнести с человеком на экране.       — Что там говорят? — крикнул он, и Алиса вскоре вошла в гостиную, держа Джона на руках.       — Солдатик умер, спасая людей во время аварии на ядерном реакторе, — перевела она на английский, и Бен только тогда ощутил вставший в горле ком. — А что? Ты знал его?       Бен промолчал и покачал головой.       Суки из Воута решили умолчать, что предали его, и выдумали байку о его смерти. Разумеется, ведь они не могли сказать, что лицо их армии переметнулось к врагу: это пошатнуло бы их авторитет.       А советское телевидение купилось на возможность опустить Штаты, лишив главного героя.       Он ощутил прилив искренней злости. Лживые мелкие твари: не могли признать ни свои ошибки, ни свою слабость.       — Что насчет Расплаты?       — Они погибли вместе с ним, — печально ответила Алиса, — Это звучит…       — Как пиздеж, — гулко ответил он, заставив ее замолчать. Он не хотел слышать больше ни слова.       Его команда, предавшая его, стала национальным достоянием! Они пытались убить его, своего лидера, и знали, что где-то там Воут ставит опыты над его сыном, но молчали. Им было достаточно обещания, что скоро Бена заменит новый герой, чтобы отказаться от верности. Если бы однажды Нуар не проговорился, Бен бы продолжил жить в неведении, пока его не предали бы.       Свора шакалов.       Национальные герои.       Он несколько раз сжал и разжал пальцы, чувствуя, что вскипает от гнева, и зная, что выпустить его некуда. Алиса мудро устранилась в соседнюю комнату, оставив Бена наедине с его злостью.                     Бен постепенно привыкал к присутствию Алисы, освещавшему комнату, словно моргающая лампочка под скачками напряжения. Она неизменно приходила к нему вот уже неделю, не опаздывала ни на минуту и даже немного раздражала своей порядочностью и обязательностью. Люди не могут быть такими, не преследуя каких-то неочевидных целей. Алиса же, кажется, даже не сильно заботилась о деньгах.       Вся собственная поганость теперь набрасывалась на него, когда он снова оказывался в одиночестве, запертый в четырех стенах с человеческим созданием, которое еще даже говорить не могло. Оставались только его мысли. Не было перспектив, потому что он самостоятельно втоптал их в грязь, не сумев сделать то же с воспоминаниями.       То, что он стоял одной ногой в прошлом, напоминало отца. «Вот раньше было…», «в наши годы…», «люди обмельчали», и все в этом роде. Старик говорил редко, но метко, и всегда так, чтобы Бен почувствовал никчемность всего своего поколения.              — Сколько ты вообще пьешь? Как так можно, Бен? Ты что, целый магазин вынес?       Алиса явилась к нему в девять утра в субботу, поэтому, разумеется, в такое время ему было глубоко безразлично, что творилось у него в гостиной. Она забрала бутылки со стола и мастерски швырнула их в мусорное ведро, приговаривая, что она в уборщицы не нанималась.       Потом она ушла к его сыну, видимо, решив проверить, не умер ли он еще с таким отцом. На самом деле половину ночи Бен провел, успокаивая его. Он знал, что дети могли быть истеричными, но его ребенок, казалось, давно перешагнул грань «нормального» детского поведения. Бен не знал, мог ли обсудить это с Алисой, и имело ли это смысл, раз он не мог рассказать ей и половину правды.       — Тебе стоит заняться чем-то, — заметила она, возвращаясь в комнату с Джоном, которого усадила себе на бедро. — Ты привык работать, а теперь вдруг застрял на одном месте и глушишь это алкоголем.       Бен слушал ее вполуха, но пришлось выйти из слабенького похмельного транса, когда раздался мерзкий звонок телефона. Девчонка закатила глаза, видимо, поняв, что Бен не ответил, потому что не хотел, а не потому что не успел, и тактично свинтила в детскую комнату.       В трубке что-то потрескивало. Бен ожидал услышать голос Риты, ведь других вариантов у него не было, но вместо нее на его «да?» ответил какой-то мужик:       — Почему в вашей квартире все еще находится товарищ Меленская?       — Кто это?       — Алиса Валерьевна Меленская, студентка института имени Герцена. С какой целью вы привели ее в свою квартиру?       — Вы, очевидно, это и так знаете, дрочилы хреновы, — и уже тише добавил: — Сами же отказались отправить к ребенку няню.       — К вашему сыну нельзя подходить никому из гражданских лиц, не связанных с…       — Как там тебя по имени? — мудила ведь даже не представился! — Ладно, просто знай, что мне похуй. Обычно таким занимаются женщины, и не я виноват, что у ребенка нет матери, ясно? Если вы не можете решить проблему, кто-то же должен!       — Мы вынуждены требовать, чтобы вы перестали общаться с этой девушкой, — спокойно продолжал голос по ту сторону трубки. — Если она узнает о силах вашего сына, нам придется принять меры.       — Ну, попробуй, — Бен повесил трубку.       Та самая «Алиса Валерьевна» зашла в его гостиную, держа в вытянутых руках спортивный костюм. Странный, на взгляд Бена, и пропитанный страной Советов вплоть до швов.       — Это не мое, — отмахнулся он.       — Я вижу, что это ни разу не надевали, — она кивнула. — Сходи на пробежку, развейся.       — С чего вдруг? К тому же, ты забыла, что там чертов мороз?       — Не ты ли ходишь зимой в одной кожаной куртке, м-м?       Она все так же держала форму в руках и даже не собиралась уходить.       Упертая, блять, какая же она упертая!       Бена выводило из себя, что она позволяла себе говорить с ним этим уверенным учительским тоном, и он хотел бы поставить ее на место, да не знал, что это должно быть за место. Он просто раздражался и злился, но не чувствовал необходимости что-то менять. Ебучий мазохист, вот кто он. Они просто идеально подходят друг другу, черт возьми.       — Иди, а я присмотрю за Джоном до вечера. Как раз гостиная успеет проветриться.       В конце концов Бен решил, что спор не имел смысла.              Алиса не оставила его ни через неделю, ни через месяц, ни через три. Соседи из КГБ больше его не трогали, предположительно из-за того, что он вырубил телефон к чертям собачьим. Рита иногда встречала его в лаборатории, но она не говорила ничего насчет приходившей к нему студентки.       Постепенно все пришло к тому, что Алиса проводила целые вечера, держа на руках Джона и что-то ему рассказывая, и заодно уча Бена русскому. Она смогла заинтересовать его обилием матов, действительно потрясавшим воображение. Эта наивная студентка казалась удивительно противоречивой, но в то же время понятной, словно соседская девочка из детства. Он ошибся, подумав, что она была похожа на его сестру — со скрытной и сдержанной Лилиан было сложнее общаться.       Возможно, именно из-за того, что эта несносная девчонка каждый день тыкала и бесила его, Бен сам не заметил, как дожил до лета в этом проклятом городе. Правда, теперь он бодрствовал уже из-за пресловутых белых ночей, а не только из-за Джона. Малой стал засыпать куда более охотно, но в качестве компенсации он научился издавать звуки, и теперь развлекал себя уже ими, а не только плачем. А Бен втайне ждал, когда его сын снизойдет и скажет первое настоящее слово.       Ночами Бен следил за тем, как неугомонный ребенок ползал по всей квартире, но хотя бы без реактивного ускорения. Иногда Бен часами наблюдал за ним просто за отсутствием других развлечений и понимал, что Алиса все-таки была права, и меньше чем за полгода он деградировал до домохозяйки-алкоголички. Правда, он последовал ее совету и вернулся к ежедневным тренировкам — не зная, зачем; не зная, против кого собирался бороться. Он просто внушил себе, что это было необходимо, ради него и ради сына, и это сработало.       Он раздумывал над тем, как заставить блондиночку дать ему приемлемую работу в их социальной утопии. Проблема была лишь в том, что он не желал наступать на горло своей гордости и просить ее о чем-то.       Сидя в кресле, Бен лениво наблюдал за разводом моста, пока сын играл с кубиками на ковре. У Алисы началась сессия, так что на этой неделе у нее совсем не было времени на работу, и малой уверенно сбил себе режим (Бен даже не представлял, каким он должен быть). В какой-то момент звук восхищения игрушками утих, и Бен перевел взгляд на сына, чтобы убедиться, что тот еще не полз в сторону торшера или стола, чтобы повалить их на себя.       Его удивлению не было предела, когда он увидел малого стоящим на двух ногах.       — Молодец — сам догадался, что так тоже можно.              Бен вдруг осознал, что улыбается. Он наклонился и протянул сыну руку. Малой с улыбкой попытался сделать шаг вперед, к нему, но закачался и оступился, приземляясь прямо на пятую точку. Бен замер в ожидании реакции… и, конечно, ребенок расплакался.       — Бога ради, Джон, — вздохнул он.       И чего он ожидал? Он добился лишь того, что сын взглянул на него и продолжил заливаться слезами, теперь уже ожидая утешений. Будто нарочно ездил по расшатанным нервам Бена, которые воспалились так, словно он вновь оказался на задании в горячей точке, а не просто полгода жил без нормального сна. Похоже, в этот раз Солдатик попал на самую бесполезную войну в мире.       — Черт. Ну и что мне с тобой делать?       Джон в ответ продолжал хныкать. Бен не выдержал и встал с кресла, подошел к ребенку и посадил на сгиб руки. Потом вернулся в кресло — любимое, черт возьми, место в этой квартире, которое не планировал кому-то отдавать — и усадил сына уже к себе на колени. Джон попытался захныкать еще пару раз, но Бен шикнул на него, и это вдруг подействовало. Когда он непроизвольно дернул ногой, сын и вовсе захихикал, хватаясь за ткань его спортивных штанов, словно был на родео с быком. Потакая своему любопытству, Бен повторил это еще пару раз. Джон счел это за игру и теперь вовсю смеялся, балансируя на его ноге.       — Какая ты все-таки девчонка, Джон, — беззлобно заметил он, но малой еще не понимал, о чем речь. И это было хорошо.       Бен поймал себя на том, что улыбка все еще была на месте, как бы он ее ни прятал. И это была не болезненная, не вымученная, не устрашающая улыбка. Он не помнил, когда в последний раз позволял себе такое.       Он привык думать, что эмоции были бабским уделом, но те, что все же вырывались на свободу, были приятными. И он задумался, что делало его хуже? Что делало его не достойным этих эмоций?       Общество, которое его не приняло? Его статус, которого он лишился? Его отец, которого он ненавидел?       Бен больше не был уверен в ответе.                     Алиса вновь пришла через несколько дней, радостно известив, что она сдала все экзамены на «отлично». Джон встретил ее, стоя на своих двоих, и она, кажется, была готова рассмеяться от восторга. Бен не разделил ее бурное ликование, но в тайне чувствовал гордость.       — Бен, неужели ты с ним занимался?       — Боже, женщина, отстань. Он сам все сделал.       Он не смотрел на нее, но предполагал, что она хищно прищурилась. Как обычно, когда пыталась что-то внушить ему.       — Почему тебе не порадоваться тому, что ты научил сына чему-то?       — А есть стоящий повод? Он что, войну выиграл?       Алиса выпрямилась, но из-за ее маленького роста она не стала выглядеть внушительнее.       — Я и забыла, что ты из тех самых «настоящих мужчин», которые не гордятся своими детьми.       Бен глянул на нее исподлобья.       — Тебе-то какое дело?       — Мой отец такой же. Он говорил, что я гожусь только в домохозяйки, и муштровал моих братьев, а сам только и умел, что пить.       Это звучало паршиво.       — Поэтому ты согласилась помочь мне? Чтобы облегчить страдания мальцу?       — Может и так.       — Мать Тереза, блять, — усмехнулся он. Щеки Алисы вспыхнули красным. — Ты не подумала, что твоя добродетель никому не сдалась и тебя ни к чему хорошему не приведет?       — Иди к черту, Бен, — она подхватила мальца, который начал капризничать, и пошла с ним на кухню. Видимо, настало время обеда. Или ужина. С этими белыми ночами было сложно разобрать.       — Ты очень сложный человек, если хочешь знать, — раздалось с кухни.       — Не хочу, вообще-то.       — Ты мнишь из себя героя, страдальца, а на деле ты просто потерялся в жизни и ничего с этим не делаешь.       — Тебе лучше замолчать, пока ты не пожалела, — предупредил он, еще сохраняя терпение. Девчонка ходила по очень тонкому льду. — Я достаточно сделал, чтобы малой просто оказался здесь.       — Сделать ребенка мало, чтобы стать родителем, если ты про это. Надо его воспитать, — раздраженно ответила она, все еще не выходя с кухни. — Ты часто приходишь на его плач? Берешь на руки?       — А с какого черта должен?       Разумеется, он делал это. И все же он не собирался перед ней отчитываться.       — Он должен знать, что ты всегда рядом, чтобы помочь! Ты даже не представляешь, насколько это важно для маленького ребенка, Бен. Если ты не будешь заботиться о нем, рано или поздно он закроется от тебя.       — Алиса?       — Что?       — Хватит вешать на меня эти бабские сопли.       — Ты просто невыносим!       — Что бы ты ни говорила, не заставляй меня хвалить сына за каждую мелочь. В будущем никто не станет этого делать.       Они жили в мире, где даже об лучших вытирали ноги, в конце концов. Бен не хотел, чтобы его сын вырос мягкотелым, жаждущим похвалы ребенком.       Несколько минут тишину нарушало только приглушенное хныканье Джона.       — Бен? — вдруг выкрикнула Алиса.       За его именем последовал поток незнакомых русских слов, но он понял их значение: с таким же надрывом кричали только ругательства.       И тут же он расслышал знакомый низкий гул, издаваемый лазером.