Короткометражный герой

      Теперь на все задания Джона отправляли вместе с Мэйв. Сам факт невыразимо раздражал его, но он понимал, зачем это было нужно: во-первых, рейтинги; во-вторых, Мэйв приглядывала за ним, чтобы он больше не облажался.       Это было унизительно, но вины Мэйв в этом не было. Поэтому он упорно молчал, не вымещая на ней недовольство.       Он летел над оживленной трассой, следуя за грабителями, только что обчистившими Банк Америки. Они пытались улизнуть на каком-то неприметном микроавтобусе с заляпанными номерами, а Джон пролетал вдоль зданий так, чтобы не попадать в поле зрения зеркал.       — Не хочешь пропороть им колеса? — в наушнике раздался голос Мэйв.       Она ждала впереди на перекрестке, но грабители неслись с такой скоростью, что Джон понимал: они просто так не дадут по тормозам. Скорее всего, Мэйв снова придется останавливать машину вручную. Конечно, она была непробиваемой, но такая практика порядком надоела им обоим, ведь после заданий часто именно он доставал у нее из волос куски стекла и пластика.       — Подожду, когда поток уменьшится.       — Джон, мы же в Нью-Йорке!       Он вздохнул. Пропороть этим мудакам шины на оживленной трассе было не лучшим решением, но иных трасс здесь просто не было. Впрочем… он решил выждать момент и подготовился.       Лавируя между машинами, микроавтобус перестроился в крайнюю правую полосу, приближаясь к примыкающей справа узкой улице. Разумеется, они туда не собирались, но у Патриота на них были другие планы. Он мог лишь надеяться, что эта улица будет пустынной.       Его лазерный взгляд ударил ровно по правому заднему колесу, и машину закрутило по часовой. Джон налетел на них в тот момент, когда нос машины развернуло к бордюру, и подтолкнул ее прямо в примыкающую улицу, где она прокрутилась еще несколько раз, прежде чем остановилась с лязгом и скрипом. Джон встал перед микроавтобусом, перекрывая выход, и тогда на ту же улицу за его спиной нырнула полицейская машина. Через минуту к нему подбежала Мэйв.       — Это было… деликатно.       Джон ничего не ответил. Он просто надеялся, что эти гады были пристегнуты, и, толкнув машину, он никого не убил — это бы прибавило много проблем.       Мэйв подошла к микроавтобусу, который ошарашенно застыл посреди улицы, и легким движением руки выдернула вмятую внутрь дверь. Джон убедился, что преступники еще были в сознании, хотя и не совсем понимали, что произошло. Он отвернулся и прошел сквозь стену полицейских, двинувшихся к грабителям. Он предпочел остаться в тени улицы, потому что знал, что его видели сотни людей, и это был лишь вопрос времени, когда здесь соберутся толпы фанатов Воут. Пока он мог просто постоять в одиночестве.       Он взглянул на билборд, кричавший красками на здании слева — реклама новостного канала, не более, но там вдруг замаячило его лицо. Даже не прочитав субтитры, по выбранным кадрам Джон понял, что про него собираются рассказать нечто нелицеприятное. Потом он увидел…       — Ну что, там уже толпа? — Мэйв подошла к нему сзади и тут же резко остановилась. — Ох, черт…       «Убийца пассажирского лайнера», вот каким было название репортажа. И начинавшая собираться толпа, о которой говорила Мэйв, тоже видела, как его назвали.       Джон обернулся. Наверное, он выглядел пугающе, раз Мэгги так напряглась. Или она действительно была удивлена. Джон не освоил телепатию и не знал свою напарницу как облупленную, но все же ему казалось, что она тоже была поражена новостью.       Удивление людей, столпившихся на улице, сменилось замешательством. Они смотрели на них, Патриота и Королеву Мэйв, ожидая объяснений.       Джон сделал шаг вперед.       — Подожди, — она на миг коснулась его руки и зашептала так тихо, чтобы смог услышать лишь он. — Не говори ничего. Ты сам видишь, что теперь это небезопасно.       Он не мог спорить с этим. Патриот понимал, что с ним пытались сделать то же, что и с его отцом. На него накатил приступ неконтролируемого гнева, и ему пришлось зажмуриться, чтобы не опалить никого случайным лучом лазера. Несколько секунд он возвращал себе контроль, потом наощупь нашел руку Мэйв и притянул ее к себе. Она переплела пальцы с его, и это помогло ему заземлиться и изобразить нечто вроде спокойствия.       — Будь спокоен, Нью-Йорк! — выкрикнула Мэйв, чтобы одобрить толпу и отвести взгляд людей от злосчастного билборда. Кто-то начал аплодировать, кто-то стал скандировать: Патриот! Мэйв!       Джон взмыл в воздух, позорно убегая от толпы, которой он должен был сказать куда больше.              

***

             Они вернулись в Башню Воут только вечером.       Мэйв была удивлена, когда Джон предложил пообедать с видом на Гудзон на смотровой площадке небоскреба в Хадсон Ярдс, которая обычно была закрыта для посетителей. Еще больше она удивилась, когда он куда-то улетел и вернулся с несколькими бумажными пакетами бургеров, да еще и протянул ее любимый капучино. Мэйв редко позволяла себе такое, чтобы держать форму, ведь, в отличие от Джона, ее генетика не позволяла быть идеальной без каких-либо усилий. Хотя остальных в их команде, таких же несовершенных, это особенно не заботило. Сам Джон тоже не настаивал — ему было все равно, что делают его подчиненные: когда тренируются, с кем трахаются, где пьют по вечерам.       С того момента, как она выпустилась из университета Годолкина, подобные вылазки были редкостью. Она заметила, что после того допроса Джон изменился: он ни разу не приходил ни в ее апартаменты, ни в квартиру, и отвечал на сообщения через раз. Она бы подумала, что он пропадает где-то с другими девушками, но Джон казался как никогда замкнутым, поэтому она быстро отказалась от этой мысли. В ее голову начало закрадываться подозрение, что все это было вызвано чувством вины из-за того, что произошло с пассажирами рейса.       Но был ли он ответственен за это? И из-за чего сожалел: из-за их гибели или из-за того, что может понести за это наказание?       Он так и не рассказал, что именно произошло с самолетом и в чем его обвиняли, если он не убивал пилотов. Она ничего не выпытывала — ей было достаточно понимания, что вся ситуация выглядела странно. Она была знакома с работой кризисного отдела, и ей не верилось, что они не смогли сдержать утечку информации. Это был гребанный Воут, в конце концов! Ничто на телевидении не происходило без их ведома.       Часы Мэйв завибрировали. Она давно пожалела, что они перерабатывали весь информационный мусор с ее телефона и мешали посидеть в тишине даже после… нет, даже во время заданий.       Она открыла сообщение.       — Эшли не может до тебя дозвониться. Говорит, что завтра утром у тебя интервью в прямом эфире.       Джон не обернулся к ней: его взгляд продолжал сверлить верхние этажи ближайшего небоскреба. Может, он смотрел на копошащихся там людей, как на муравьев, лишь бы как-то отвлечься. Ей было сложно сказать, о чем именно он думал, но, судя по играющим желвакам, новость ему не понравилась.       — Утром? — напряжение искрилось в его голосе. — Ну, пиздец, буду оправдываться перед школьниками и домохозяйками.       — Думаю, это только начало. Успеешь унизиться перед всеми слоями населения.       Джон лишь хмыкнул в ответ и потянулся к стакану с кофе. Полулитровому стакану. С чистым эспрессо. От такого даже сердце Мэйв бы зашлось, а для него — просто небольшой сердечно-сосудистый аттракцион.       Все остальное время они сидели молча, потягивая кофе, и это было привычно. Обычно они не занимались вместе ничем, кроме секса и показухи, и молчание было их хорошим третьим другом.                     В Башне Патриот созвал Семерку на собрание, а Мэйв вызвала к себе Мэделин Стилвелл. Джон удивительно спокойно отреагировал на то, что она не сможет прийти — наверное, потому что собирался обсудить с командой то, что она уже знала. Они должны были прикрывать спины друг друга, быть единой силой, бла-бла; Джон был вынужден постоянно толкать речи про это.       Мэделин говорила с ней про то же. Мэйв злило, что всё, вокруг чего теперь вертелась ее работа, это Джон. Он замалчивал недовольство тем, что они, два лучших супергероя, плотно влипли в совместную работу, как какие-то новички, но она научилась различать мелкие детали в его поведении и понимала, что его это тоже бесит. А босс и вовсе превзошла себя, напомнив Мэйв, что она должна поддерживать Патриота в непростой период всеми возможными способами, иначе ей не продлят контракт.       Мэйв не понимала лишь одного: зачем начальство отдавало ей противоположные приказы? Зачем подталкивать на то, чтобы она выступила против своей экранной пары, а потом настаивать на обратном? Единственный вариант, который приходил в голову — это то, что Джона «отменял» кто-то сверху, а не Мэделин, и она не знала, что думать на этот счет.       Раньше работа в Семерке и отношения с Джоном не вызывали у нее столько вопросов. Когда Патриот предложил ей встречаться, все казалось очевидным. Она была номером один в выпуске университета Годолкина, Патриот был номером один в Семерке, во всей Америке. Юный мозг рисовал Мэгги радужные перспективы того, как вместе они будут делать этот мир лучше и бороться с преступниками.       Раньше всего остального она осознала, что борьба с преступниками вовсе не стояла в приоритете корпорации. Она получала проценты от фильмов и продажи мерча, а не от спасенных жизней, в конце концов.       А Патриот, мужественный, сильный, храбрый Патриот, который был мечтой ее девичьих грез, был всего лишь человеком. Его мощь, будто выкованные из металла мускулы и незапятнанные пороком светлые волосы теперь не ассоциировались у нее ни с чем возвышенным — она просто перестала верить, что это «возвышенное» существовало. Ведь тот, кто, в ее понимании, должен был бороться со злом, в итоге подыгрывал корпоративным играм.       Она будет стоять рядом с ним, потому что должна. Потому что смирилась. Потому что маска Королевы Мэйв была всем, что осталось от ее характера.       Погруженная в размышления, Мэйв зашла в конференц-зал на этаже Семерки и не поверила своим глазам. В зале остались только Патриот и Глубина, и… от Глубины оставалось все меньше и меньше.       — Джон, какого черта? — Мэйв вклинилась между двумя дерущимися суперами.       Джон опустил занесенную для удара руку, но его глаза продолжали полыхать красным светом. Обернувшись, она увидела, что у валявшегося на полу Глубины текла кровь изо рта и носа, и, кажется, она появилась не от ударов по лицу. Судя по тому, как Глубина скорчился, держась за ребра, Джон намеренно бил его по жабрам, чтобы не было видно следов побоев.       Она не слишком-то сопереживала этому мелкому извращенцу, периодически разводившему других суперов на секс за обещание попасть в Семерку, но побои на камеру безопасности переходили все границы.       — Что ты сделал на допросе? Поделись, Кевин, — тихо и зловеще спокойно обратился к нему Джон.       Мэйв внутренне сжалась.       — Я дал показания в соответствии с записью бортовой камеры.       — И откуда у тебя эта запись?       — Я достал ее, — Джон продолжил вопросительно смотреть на него, не удовлетворенный ответом, и покачал головой. Глубина быстро продолжил:       — Мне дали координаты падения самолета и отправили за черным ящиком! Потом я посмотрел видео с бортовой камеры. Я думал, что это не секрет!       — Кто дал тебе всю информацию?       — Стэн Эдгар.       Это было слишком. Мэйв посмотрела на Джона в полном непонимании и увидела, что на момент его взгляд застыл. Он весь превратился в один сплошной натянутый нерв. Джон был искренне удивлен.       Стэн Эдгар был главным их покровителем, главой Воут, и Джон оставался его любимцем с самого основания Семерки. Ей хотелось верить, что это была подстава или недоразумение, потому что сказанное Глубиной казалось жестоким розыгрышем.       — Знаешь, что я думаю насчет того, что ты провернул это, не сказав мне?       — Нет, Патриот, — Глубина смотрел на него во все глаза. Мэйв раньше не замечала его сходство со скулящей собакой; эти затравленные и округленные в испуге большие глаза. Но ведь раньше не было и драк внутри команды — как не было и предательств.       — Я думаю, ты вылетишь из этого окна, если еще раз солжешь, и Эдгар не поймает тебя из своего офиса, — Джон театрально указал себе за спину, на вид, открывавшийся с девяносто девятого этажа. — Все ясно?       — Да, Патриот.       Джон присел на корточки и похлопал Глубину по щеке.       — Хороший мальчик. Что еще тебе ясно?       — Что ты поймешь, если я буду лгать.       Джон показал ему большой палец. Кадык Глубины заходил ходуном, и Мэйв тоже стало не по себе. Джон выпрямился и отвернулся от него, как от провинившегося ребенка, и лишь тогда Глубина позволил себе встать и отряхнуться, а потом поторопился к выходу. Он едва дождался, пока тяжелые золотистые двери начнут разъезжаться, и сразу же ринулся в проход.       — Значит, Стэн Эдгар…       Мэйв перевела взгляд на Патриота и удивилась тому, как изменилось его лицо. Ярость, плескавшаяся в зрачках, сменилась чем-то другим, более глубоким, более… печальным. Джон упер руки в бока и отвел взгляд, а Мэйв оставалось лишь гадать, что крутилось у него в мыслях.       — Кажется, теперь я могу доверять только тебе, Мэггс.       Мэйв отвела взгляд, отвернувшись и разминая шею. Ей нужно было время без его сверлящего душу взгляда, чтобы просто подумать. Она увязла в этом по уши, и пути назад не было. Джон когда-то сказал ей: «на вершине одиноко», и… она все же понимала его. Хотя и далеко не во всем.       — Я на твоей стороне, Джон.       Если Воут задумал что-то против Патриота, то все они были в опасности. По пути на вершину Мэгги потеряла все, что у нее было раньше; она не могла отступить.       

2004 год

      Профессор Бринкенхоф с виду напоминал доброго дядюшку или своего в доску препода, который был готов на все ради своих студентов. Большинство верило в его полную доброжелательности улыбку, но Джон видел всю суть по его пустым глазам. В крови вечно пульсировала какая-то отрава, которая делала ритм его сердца нестабильным. Джон чувствовал каждую лживую нотку в его голосе.       — Джон, — он кивнул ему и снова напустил на себя этот по-отцовски теплый голос. Джона корежило. Возможно, у него не было такого отца, который бы корчил из себя добряка, но всему этому лживому и напускному он не верил.       — Профессор, — кивнул он. — Вы вызывали?       Он обошел длинный стол, рассчитанный на десяток людей, и подошел к рабочему столу профессора.       — Да. Думаю, ты уже знаешь, какой разговор нас ждет.       Джон надеялся, что Бринк отчитает его за пропущенные занятия. Это было бы самым безобидным вариантом.       — Тебя хотят сделать главой новой команды, сынок, — профессор встал из-за стола и неспешно выдвинул ящик, доставая оттуда какую-то глянцевую бумажку. Джон мгновенно разглядел на ней синий костюм с какими-то золотыми наплечниками и… флагом Америки? Вместо плаща?       — Осталось лишь сдать выпускные экзамены, и весь мир будет у твоих ног, — Бринк вручил ему фото с ним самим, будущим Патриотом, в клоунском костюме с наплечниками в виде орлов. Джон нахмурился.       — Я говорил, что не хочу ни в какую команду.       — Глупости, Джон. Семерка — это твой шанс.       Джон усмехнулся. «Семерка»? Так будут называть самых сильных суперлюдей Америки? Пафосно и бессмысленно.       — Шанс найти отца? Это вы хотели сказать? — процедил он и скомкал фотографию. — Мы оба знаем, что нет! Когда я попал сюда, вы кормили меня обещаниями, что когда-нибудь его найдут, а что в итоге? Теперь все говорят, что он мертв!       Пару дней назад по телевизору показывали, как люди пытались опрокинуть памятник Солдатику у башни Воут. Охранники пытались препятствовать, но как-то вяло, на взгляд Джона.       Все считали, что он мертв. И, еще хуже, что он предатель.       — Нельзя жить вчерашним днем, Джон, — выдал профессор так, словно действительно хотел выставить себя мудрым старцем. Старцем-торчком, видимо. — Семерка — твой шанс выжить здесь, ты должен это понимать. Ты можешь стать звездой, героем Америки… или лабораторной крысой.       — Попробуйте запихнуть меня в лабораторию, — он ощущал, как полыхали жаром его глаза, когда он схватил Бринка за воротник. Хотелось поднять его над землей и хорошенько встряхнуть, но он еще мог сдерживаться.       Однажды его уже пытались упечь в застенки, но он не дался. Тогда ему было двенадцать. Теперь он мог гораздо больше.       — Хочешь убить меня, Джон? — снисходительно улыбнулся он. — Ты знаешь, что пути назад не будет.       — Солдатик мертв? Скажи мне! Он правда мертв?       — Сынок… думаешь, мой ответ воскресит его?       Джон сцепил зубы до скрежета. К глазам подступали горячие, обжигающие слезы.       Если он не будет играть по правилам, его будут пытаться уничтожить и сделают то же, что с отцом: отправят в небытие. Джон не мог довести до этого. Он должен продержаться.       Джон отпустил Бринка. Ему не стало легче: эмоции все еще клокотали и требовали выхода, и кровь остервенело била по вискам. Его глаза точно светились, и он ненавидел это: свою слабость, которую он не контролировал.       Джон закрыл глаза. Ярость шептала ему в уши свои приказы, он не мог ее заглушить. Он схватился за край столешницы, сжал пальцы, едва не вминая их в древесину, и… одним рывком вышвырнул длинный стол в окно. Раздались крики Бринкенхофа, зазвенело стекло панорамных окон, а потом — лишь мертвая тишина.       Джон поздно вспомнил, что сегодня был день открытых дверей, и мимо мог проходить какой-нибудь школьник. Черт, черт!       — Профессор, — раздался бархатистый мужской голос откуда-то из приемной.       Джон обернулся не сразу: когда он посмотрел в окно, чтобы убедиться, что никого не убил, он увидел на дорожке девчонку-подростка, которую за руку держала ее мама. Картина была странной, учитывая то, что девчонке было лет шестнадцать, но ее мама была напугана не на шутку: она переводила ошарашенный взгляд с разбитого окна на валяющийся рядом стол.       А вот ее рыжеволосая дочь улыбалась, и в ее взгляде играли озорные искорки. Джон невольно залюбовался ее открытым лицом. Ему стало немного легче, и тогда он повернулся в сторону приемной. На входе в кабинет стоял лощеного вида черный в дорогущем костюме и таких же очках. Джон узнал его: Стэн Эдгар собственной персоной.       — Добро пожаловать на день открытых дверей, Стэн, — как ни в чем не бывало поприветствовал его профессор.       Но Стэн Эдгар смотрел вовсе не на него. Острый взгляд хищника был направлен на Джона.              Мистер Эдгар попросил Джона поговорить наедине, и он не мог предположить, что от него хотел глава Воут: он даже не был участником подростковой команды, не хотел ничего подобного. Но было глупо предполагать, что человек такого высокого положения станет отчитывать его за разбитые окна.       — Послушайте, мистер Эдгар, — нетерпеливо сказал он, шагая наравне с ним, — я знаю, что сейчас вы начнете рассказывать мне что-то про патриотизм, великое будущее и прочий бред, но я…       — Дерзкое начало, Джон. Не находишь? — спокойно ответил он. Джон по привычке прислушался к языку его тела, к сердцебиению, и убедился, что это спокойствие было не напускным. Стэн Эдгар ни боялся его, ни злился. — Ты напоминаешь своего отца.       Джон остолбенел, пропустив несколько шагов.       — И нет, — продолжил Эдгар, словно не заметив, — этого разговора не будет. Я приехал не для того, чтобы заменить тебе учителей.       — Тогда для чего? — не слишком доверчиво осведомился Джон, постепенно нагоняя его. Он привык, что все пытались навязать ему какой-то образ мыслей.       — Я предпочитаю лично говорить с людьми, с которыми планирую работать. И ты, Джон, будешь моим сотрудником, потому что лучше тебя нет никого. Ты — самый выдающийся студент за все годы.       Джон фыркнул. Он игнорировал традиционные возможности подняться в рейтинге: не участвовал в социальных войнах, не пытался наладить связи с преподавателями, и все равно возглавлял топ благодаря неординарным разнообразным силам и тому, какие шоу устраивал на стадионе во время показательных спаррингов.       — У меня есть другие планы.       — Улететь на поиски своего отца, например? — голос Эдгара звучал серьезно. — Я знаю, что терять родителя тяжело, но мы все через это проходим, Джон.       — Думаете, я поверю, что он действительно мог умереть? Мой отец — самый сильный супергерой в истории!       — Уже нет, раз появился ты, — с уверенной улыбкой парировал Эдгар. — Но даже ты не бессмертен. Ты долго не можешь принять этот факт, но разве он не очевиден? Если бы твой отец был жив, ты бы не оказался в приюте «Красная Река».       Джон сжал кулаки. Это было очевидно, отец бы никогда не бросил его: он бы скорее умер, чем допустил это. Но он не мог представить ни тот, ни другой вариант. Это казалось просто невозможным.       Стэн Эдгар был первым, кто осмелился надавить на его болевую точку, пока все остальные убегали от разговора.       Его отец не мог быть мертв.       Но как иначе он мог оставить его?       — Корпорация Воут может позволить себе работать только с лучшими, Джон. Нынешняя команда номер один больше не соответствует своему статусу, и скоро понадобится заменить их. Я могу рассчитывать на тебя?       Джон затравленно посмотрел на него. Этот мужчина только что залез скальпелем под самую его кожу и просто стал говорить о делах, продолжая свежевать его. Джон быстро взял себя в руки, не желая уступать Стэну Эдгару. С виду тщедушный, этот человек, видимо, научился быть сильным без помощи мускулов.       — Я дам ответ после выпускных экзаменов.       Эдгар принял его ответ с должным спокойствием, хотя и холодно. Но Джон мог воспользоваться преимуществом в виде времени.       — Я не сомневаюсь в тебе.       И он имел на это право: у него не было иного пути, кроме как на вершину. Либо вверх, либо… в лабораторию.