Муза

      Ханса не было уже три месяца.       Герда решительно вошла в квартиру, открыв дверь своим ключом. В комнатах царил полумрак. Она присела у окна, наблюдая, как капли дождя барабанят по стеклу, оставляя мокрые дорожки. Тяжело было находиться в квартире Ханса, в гнетущей тишине, зная, что никто её не нарушит. Дверь не откроется, и Ханс не войдёт, не улыбнётся и не подарит цветов. Одиночество стало невыносимым, удушающим. Она пыталась верить, что это ненадолго.       — Герда, не грусти, — тихо сказал Эйнар, входя в квартиру следом за ней. Он помогал ей перевезти вещи к себе, выполняя просьбу Ханса позаботиться о ней.       — Нет повода для радости, — еле слышно ответила Герда, не глядя на Эйнара.       — Поехали, я всё собрал. Больше здесь делать нечего.       — Почему он не пишет, не звонит?!       Герда поднялась с подоконника и пошла за бывшим мужем. Эйнар был прав: эта квартира принадлежала им двоим, и так и должно было остаться. Ей нужно было вернуться в свою прежнюю жизнь, вновь обрести уверенность и твёрдость, перестать бояться.       С Эмилией она почти не общалась, по возможности избегая её. Эмилия не мешала ей, она была хозяйкой в этой квартире, а Герда – гостьей, которая должна была съехать. Но она всё никак не уезжала, не могла собраться с мыслями, взять себя в руки и вернуться к прежней жизни.       Герда продолжала рисовать, но сюжеты её картин становились всё мрачнее. Персонажи тонули в чёрно-серо-белом фоне. На стене её спальни висел портрет Ханса в военной форме. Он держал пистолет на вытянутой руке, целясь прямо в неё. Казалось, вот-вот раздастся выстрел, которым он убил её три месяца назад.

***

      Эйнар старался обеспечить обеих женщин всем необходимым.       — Герда, тебе что-нибудь нужно? — спросил он, заглянув в её спальню. Герда сидела на бордовом пуфе, зажав между губами сигарету. Медленно выпуская дым, она неотрывно смотрела на портрет напротив, словно ожидая, что он оживёт.       — Я не Герда, ты ошибся, — резко поправила она, не глядя на бывшего мужа.       — Хорошо, Густаво что-нибудь нужно? — вздохнув, спросил Эйнар.       — Хочу съехать. Отпусти меня, — твёрдо сказала она, решившись наконец на этот шаг. Она бросила окурок в пепельницу, словно ставя точку в своих сомнениях. — Я обещала себе вернуться к своему прежнему «я» и должна это сделать. — Герда посмотрела на Эйнара. — Прошу, не удерживай меня. Я понимаю, Ханс просил тебя позаботиться обо мне, но я хочу жить самостоятельно. Хочу начать новую жизнь.       — Нет, ты останешься с нами. Сейчас это небезопасно. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Я переживаю за тебя, как и Ханс, — быстро ответил Эйнар, сунув руки в карманы и поспешно выходя из спальни.       Герда опустилась на пол, чувствуя полное бессилие. Её мучили бессонница, утренняя тошнота, постоянное недомогание и слабость. Она всё ждала нового прилива энергии, который никак не приходил.       Поддержать Герду приехала Улла, её подруга из Дании. Это стало поводом наконец выйти из спальни. Балерина оказалась единственной, кто мог хоть немного развеять её тоску.       — Эй, что ты с собой сделала? — взволнованно спросила Улла, увидев Герду в мужском костюме, с наклеенной бородой и тростью в руке. Герде казалось, что так легче…       — Привет, — ответила Герда. — Заходи.       Она открыла дверь перед Уллой. Улла огляделась.       — Ты так и не хочешь быть женщиной?       — В этом больше нет необходимости, — выдохнула Герда, понимая, что даже в образе Густаво тоска не отпускает.       — Тебе нужна помощь.       — Да, нужна, — подтвердила Герда, расстегивая пуговицы пиджака. Она подошла к бару, достала бутылку виски, привычно разлила его по бокалам, бросила туда лёд и поднесла бокал к губам. — Проклятый алкоголь, — поморщилась она от запаха и резко поставила бокал на стол, предотвращая приступ тошноты.       — У меня есть знакомый врач, он из Германии, — сказала Улла. — Профессор Варникрос. Он часто приезжает в Париж и помогает людям, потерявших себя. Он сейчас во Франции.       — Отлично. Он поможет?       — Да, он хороший специалист.       — Хорошо, тогда пойдём к твоему замечательному профессору, — с вымученной улыбкой сказала Герда.       — Я рада, что ты согласна, — Улла взяла её холодную руку в свою. Бледное лицо Герды с тёмными кругами под глазами красноречиво свидетельствовало о её нездоровом состоянии.

***

      — Улла рассказывала мне о вас, проходите, — сказал мужчина лет пятидесяти, вставая из-за стола и протягивая Герде руку, крепко пожимая нежную, холодную ладонь. — Присаживайтесь, где вам будет удобно.       Герда выбрала кожаное кресло. Ей очень хотелось облокотиться на него, а лучше даже забраться с ногами и уснуть. Хотелось спать.       — Она мне тоже рассказывала о вас, — улыбнулась Герда, устроившись в глубине кресла и стараясь успокоиться. — Улла очень хотела прийти со мной, но гастроли, к сожалению, заставили её покинуть Францию.       — Да-да, прима наверняка сейчас выступает в Риме, — подхватил Варникрос. — Вам что-нибудь хочется? Чай, кофе?       Герда сразу начала перебирать в голове, чего бы ей хотелось.       — Зелёный чай, если можно.       — Хорошо, — профессор позвал помощницу принести поднос с чаем и зефиром. Герда задыхалась от волнения, пытаясь успокоиться, ведь не каждый день она принимает решение о…       — Что вас беспокоит? — профессор принял серьёзный вид и стал внимательно слушать.       — Я мужчина, доктор, и думаю, вы видите это сами. Очень не хочется больше быть женщиной, понимаете? — произнесла Герда, смотря прямо в глаза доктору. Он оставался невозмутимым.       — Вы уверены, что готовы к переходу?       Варникрос поднял бровь и облокотился на спинку стула, внимательно наблюдая за пациенткой.       — Природа подсказывает мне, что я должна изменить себя. Мне очень плохо, у меня нет месячных уже три месяца из-за стресса. Понимаете, я не функционирую как женщина, и не чувствую себя ею.       — Конечно, я помогу вам, но если позволите сначала осмотреть вас; да, и назовите свой возраст, — очень тактично обратился Варникрос к опечаленной Герде.       — Двадцать два. А зачем меня осматривать? — резко спросила она. Она не собиралась раздеваться перед каким-либо мужчиной, даже если это доктор.       — Чтобы убедиться, что природа права, и вам действительно нужно сменить личность, — спокойно ответил доктор, слегка улыбаясь. — Пройдите за ширму и садитесь в кресло. Ни о чём не волнуйтесь, я обещаю помочь вам.       Герда взглянула на доктора и кивнула, соглашаясь. Она быстро встала и отправилась снимать мужские брюки с твёрдой уверенностью, что раздвигает ноги в последний раз. Совсем скоро ей больше не придётся делать это. Она вернётся к себе, но уже окончательно. Герда войдёт в историю как первый человек, сменивший пол! Она станет знаменитой личностью, о ней будут говорить, даже если Ханс не вспомнит. Ей очень хотелось проучить его, показать, что она не бросает слов на ветер и идёт до конца. Теперь она — Густаво!       — У вас, помимо отсутствия менструации, есть что-то ещё? — спросил Варникрос, надевая латексные перчатки.       — Тошнота, нет аппетита, головокружение, слабость... — перечислила Герда симптомы своей депрессии — следствия нежелания принять себя. Профессор едва заметно улыбнулся и направился к креслу, где уже устроилась Герда. Она зажмурилась и раздвинула ноги.       — Расслабьтесь, не напрягайтесь. Помните, я вам помогу, — успокоил он её, и, услышав мягкий голос, Герда открыла глаза, стараясь дышать ровнее.       — Хорошо, доктор. Вы последний мужчина, которому я верю, — тихо произнесла она и попыталась улыбнуться. Но, замерев, она ощущала, как пальцы входят в неё…

***

      «Герда, вы должны сделать выбор: либо оставаться женщиной и стать любящей матерью, либо сделать аборт и идти к своей цели».       Последние слова Варникроса крутились в голове Герды. Она не помнила, как вышла из кабинета после осмотра. Двенадцать недель… Остановившись у стены, Герда медленно сползла на пол: ноги не держали. Обеспокоенная медсестра подбежала к ней со стаканом воды и предложила посидеть в палате, чтобы подождать, пока кто-нибудь приедет за ней. Услышав слабый отказ, женщина в белом халате помогла ей подняться и довела до стульев.       — Мадам, ответьте, с кем мне связаться, чтобы за вами приехали?       Герда задержала дыхание, по её щекам текли слёзы. Она продиктовала домашний номер телефона Эйнара.       — Простите, не могли бы вы назвать имя мужа?       — Он мне не муж, — пробормотала Герда. — Эйнар Вегенер, — громче повторила она и перевела взгляд на листок бумаги. Герда быстро пробежалась по тексту, запоминая рекомендации для себя и малыша. Потом сложила бумагу и спрятала в карман пальто. Она пока не осознавала, что в ней растёт часть Ханса, который предал её.       — Здравствуйте, Эйнар Вегенер, вас беспокоят из женской больницы имени профессора Варникроса. Ваша жена была на осмотре, ей стало плохо, но сейчас уже намного лучше, не волнуйтесь. Не могли бы вы забрать её?        Герда слышала разговор медсестры, как она положила трубку, отодвинула стул и вернулась к ней.        — Мадам, ваш муж прибудет минут через двадцать, — медсестра улыбнулась, предлагая стакан воды.       — Он мне не муж, — повторила Герда, с трудом поднимаясь. — В любом случае, спасибо за внимание.       Она спустилась по лестнице. На улице лил дождь. Казалось, даже природа плачет вместе с ней. Но от чего больше: от того, что она так и не стала Густаво, или от того, что станет матерью, хоть и в «неправильном» теле?       — Герда! — Эйнар, промокший насквозь, появился в дверях. Он забежал внутрь, присел рядом и обнял её. — Что случилось?       — Я беременна… — выдохнула Герда, чувствуя себя полной дурой. Она не заметила очевидных признаков и списывала всё на пробуждение Густаво, подающего знаки, что пора преобразиться и стать счастливой. Почему-то она была уверена, что с Густаво у неё всё получится: чувствовать, ощущать вкус, видеть мир в ярких красках, муза больше не будет приходить в чёрном.       — Я рад за тебя! — искренне сказал Эйнар и лучезарно улыбнулся. Герда не поняла его радости, впрочем, как и себя.       — Правда?       — Конечно. Я позабочусь о вас.       Герда тяжело вздохнула. Ей не хотелось навязчивой заботы. Или хотелось? А ещё хотелось шоколадного торта…       — Ни о чём больше не думай, — уверенно сказал Эйнар, обхватив её лицо руками и потянувшись к её губам.       — Эйнар, остановись, — попросила Герда, не желая никакой близости. Он медленно отстранился.       — Поедем домой?       — Да, я устала, — согласилась она и поднялась со стула. Эйнар заботливо поддерживал её за талию. — Ты можешь связаться с Хансом?       — Он уехал, Герда. Его полк может быть где угодно, — с грустью сообщил Эйнар.       — Он не вернётся? Не узнает, что у него ребенок?! — неожиданно громко крикнула Герда, отталкивая Эйнара. Её спокойствие исчезло. Она не хотела допускать даже мысли о том, что Ханс может не вернуться.       — Он вернётся, — поспешил успокоить её Эйнар, мягко положив руки ей на плечи, чтобы остановить начинающуюся истерику. — Вот увидишь! — Он крепко обнял её. — Хочешь чего-нибудь?       — Хочу огромный торт, — жалобно призналась Герда, не сопротивляясь объятиям.       — Хорошо. Всё, что ты пожелаешь, — улыбнулся Эйнар, радуясь, что Герда вообще чего-то хочет.

***

      — Я жду тебя, — прошептала Герда портрету офицера немецкой армии. Потом повернулась к зеркалу и начала снимать мужской костюм. Оставшись в нижнем белье, Герда задышала чаще, разглядывая себя. Ладони скользнули по едва заметно округлившемуся животу.       — Скажи, что не от Эйнара! — воскликнула Эмилия, заметив, как Герда рассматривает свое изменившееся тело. Она догадалась, что бывшая жена Эйнара тоже ждёт ребёнка, причём срок у них был почти одинаковым. Герда была скрытной и ни с кем не делилась своими переживаниями.       Герда вздрогнула и обернулась к бесцеремонно ворвавшейся в комнату Эмилии. Она направилась к ней, чтобы выставить за дверь.       — Скажи, что не он отец! — взмолилась Эмилия, придерживая пока ещё небольшой живот.       — Не Эйнар, — рявкнула Герда, вытолкнула Эмилию за дверь и заперлась на ключ. Прислонившись к двери, она глубоко вздохнула и закрыла глаза, пытаясь понять свои чувства. Затем, вернулась к зеркалу, надела лёгкую сорочку и халат с бордовыми цветами, решившись наконец выйти из зоны комфорта. Ей захотелось запечатлеть новое состояние на холсте. Муза посетила её, обещая буйство красок.

***

      Месяцы летели незаметно. Эйнар, не желая подвергать молодую жену лишней опасности, увёз Эмилию в Данию, где она родила девочку. Он назвал дочь Лили, думая, что тем самым порадует Герду, ведь она мечтала о «цветке» в реальности. Эмилия не возражала. Герду, которая была на восьмом месяце беременности, он тоже уговорил поехать в Копенгаген, пообещав, что они обязательно вернутся в Париж.       Правящие круги Дании пытались балансировать между Великобританией и Германией, и в 1939 году был подписан датско-германский договор о ненападении. Однако многие в Дании понимали его призрачность, что подтвердили последующие события. Утром 9 апреля войска Рейха вторглись на территорию Дании и в течение шести часов оккупировали королевство. Уже к десяти часам правительство Дании обратилось к народу с призывом сохранять спокойствие и не сопротивляться.       — Герда, ты поедешь с нами, и это не обсуждается, — твердо сказал Эйнар, нахмурившись. — В Копенгагене больше нельзя оставаться!       — Я не могу уехать! А вдруг Ханс именно сюда вторгся?! — воскликнула Герда, чувствуя, как ребёнок начинает шевелиться у неё в животе.       — Герда, что с тобой? Рожаешь? — встревоженно спросил Эйнар, пытаясь помочь.       — Ещё рано, всё нормально, — отдышавшись, успокоила его Герда.       В итоге Герда сдалась и уехала вместе с Эйнаром и Эмилией. Эйнар выбрал страну, где они могли бы какое-то время побыть в безопасности. Мест, не тронутых нацистами, практически не осталось.       Норвегия, Бельгия, Нидерланды… Следующим убежищем стала Аргентина.       Через пару недель Герда родила мальчика, своего долгожданного Густаво. Теперь она могла видеть своего внутреннего мужчину воочию. Он вышел из неё. Её любимое мужское «я» оказалось у неё на руках, и они наконец-то могли улыбаться друг другу. Герда почувствовала прилив энергии: она вернулась к жизни, как и обещал ей «Густаво».       — Я вернусь в Париж, хочешь ты этого или нет, — шёпотом пригрозила Герда Эйнару, следуя за ним по коридору съёмного дома в Аргентине, пока он укачивал Лили.       — Подожди, пока Густаво подрастёт, — спокойно попросил он, останавливаясь рядом с Гердой, уставшей от бесконечных ожиданий.       — Может, мне ещё и его совершеннолетия дождаться, когда он сам отправится на службу к отцу? — прошипела она и умчалась к сыну, которого нужно было переодеть, покормить и уложить спать.       Герда аккуратно взяла ребёнка на руки и поцеловала в крошечный лобик. Ей нужен был план побега в Париж. О сыне она сможет позаботиться сама, у неё остались накопления от продажи картин, да и Ханс оставил деньги и квартиру. Они ни в чём не будут нуждаться.       — Я позабочусь о тебе, — уверенно сказала она, снова целуя сына, унаследовавшего от отца ярко-серые глаза.

***

      За окном шел снег — редкое явление для солнечной Аргентины. Близился 1941 год. В Буэнос-Айресе было спокойно, поскольку страна соблюдала нейтралитет и практически не участвовала в боевых действиях.       Герда стояла у окна, усадив годовалого сына на подоконник, и показывала ему белые снежинки, медленно падающие на землю.       Густаво радовался незнакомому природному явлению. Герда так и не смогла сбежать. Эйнар каждый раз находил её на вокзале и силой уводил, не позволяя вернуться в оккупированный Париж. Франция потерпела поражение и была оккупирована в июне 1940 года. Эйнар хотел уберечь Герду и Густаво от опасности.       — Густаво уже год, может, пора вернуться? — устало спросила Герда, потеряв счёт, в который раз задаёт этот вопрос.       — Хорошо, давай попробуем вернуться, — согласился Эйнар.       Герда улыбнулась и с благодарностью кивнула.

***

      И снова — Париж.       Сердце Герды замирало от спокойного голоса с немецким акцентом, доносившегося из старенького радиоприемника. Она дышала прерывисто, вслушиваясь в призыв мужчины. Он просил отнестись к солдатам немецкой армии с гостеприимством и дружелюбием, сохранять спокойствие и обеспечивать солдат всем необходимым. Герда кусала губы, руки холодели от мысли, что сейчас в их квартиру может постучать офицер в серой нацистской форме. Даже в этой ситуации её больше пугал не страх за жизнь, а вероятность встречи с любимым, который мог измениться до неузнаваемости.       Эмилия утром ушла проведать родных, оставив дочь на Герду. Она пообещала вернуться быстро, до прихода Эйнара. Так Герда оказалась с двумя детьми, которые, впрочем, мирно играли в манеже, не доставляя особых хлопот. Герда взглянула на них, вздохнула и подошла к окну. Раздвинув тяжёлые бордовые шторы, она распахнула ставни, впуская свет, словно желая убедиться, что диктор не лжёт. Нервно сглотнув, Герда высунулась в окно и увидела спешащих куда-то людей. Никто не хотел оставаться под властью немцев. А вот она была бы не против попасть в «плен» к одному конкретному немецкому офицеру.       Внезапно Герда услышала нарастающий гул. Подняв голову, она увидела немецкие истребители, которые стремительно приближались к её дому. Это было по-настоящему страшно.       Герда бросилась к детям. Подхватив их на руки, она побежала в укрытие. Лили плакала, а Густаво с любопытством наблюдал за происходящим. Добежав до подвала, Герда усадила детей на узкую кровать и дала им игрушки. Её руки дрожали: она боялась, что сейчас начнутся бомбардировки.       Они провели в убежище около десяти минут, которые показались вечностью. Когда стало тихо, Герда, переборов страх, решила проверить, чем закончился пролёт военных самолётов.