Муза

      Ханс и Эйнар часто встречались, засиживаясь допоздна в барах. В этот раз Ханс позвал друга на бокс.       — Может, Герду с собой возьмём?       — Сомневаюсь, что ей будет интересно смотреть, как двое мужиков разбивают друг другу лица..       — Ей же нравится мужской мир, — усмехнулся Ханс, остановившись с Эйнаром у его дома.       Засунув руки в пальто, Ханс поёжился от вечерней прохлады.       — Давай попробуем, — согласился Эйнар.       Ханс поднял голову и бросил взгляд на окна квартиры. Его друг запахнул полы чёрного пальто и скрестил руки на груди. Эйнар тоже посмотрел наверх и тяжело вздохнул.       — Пора бы уже закончить с её затворничеством.       — Может, мне самому её пригласить? Я-то ей ничего не сделал, — осторожно предложил Ханс.       — Ты не пригласил её к себе, можно сказать, отказал в помощи, — хмыкнул Эйнар, посмотрел на Ханса и, положив руку ему на плечо, слегка похлопал.       — Думаешь, она и со мной разговаривать не станет?       — Не знаю, но убедился, что побежит к тебе, если почувствует страх, — с грустью потвердил Эйнар, убрав руку.       — Идём, — настаивал Ханс.       — Идём, — тяжело вздохнул Эйнар, соглашаясь.        Они поднялись по винтовой лестнице и, открыв дверь, вошли. В квартире по-прежнему было темно и тихо. Эйнар заметил пустой поднос под дверью мастерской и улыбнулся. По крайней мере, Герда ест то, что он ей принесёт.       — Ну, действуй, — Эйнар кивнул на запертую дверь и отошёл, скрестив руки на груди.       — Герда, открой.       Ханс подошёл к двери и постучал, прислушиваясь. Она наверняка слышала их разговор.       — Зачем?       — Хочу пригласить тебя на одно мероприятие.       Голос Ханса звучал мягко и завлекающе.       — С вами двумя я никуда не пойду.       — Ты можешь пойти со мной, — возразил Ханс.       Герда резко распахнула дверь, и Ханс от неожиданности отступил на пару шагов назад. Эйнар подошёл к Хансу, чтобы вместе с ним наблюдать за реакцией Герды.       — Я скоро, — бросила она и быстро направилась в спальню. Ханс, первым придя в себя, понял, что это всего лишь уловка, и рванул за ней.       — Не закрывай! — крикнул он, не зная, как удержать её, не показавшись при этом грубым. В итоге он просто обогнал Герду и встал перед ней, преграждая путь.       — Не собиралась, — тихо пробурчала она, обходя его.       Ханс обернулся, убедившись, что дверь в спальню осталась открытой, и перевёл взгляд на покрасневшего Эйнара.       — Вуаля! Сработало! — Ханс подмигнул Эйнару и направился к нему.       — Вижу, — коротко ответил Эйнар. — Предлагаю посмотреть на её новые творения.       И они вместе пошли в мастерскую.       — Что ж, довольно предсказуемо… — произнёс Эйнар, включая свет. На стенах были изображены они втроём – детьми и взрослыми, красивыми и уродливыми. Но это были не просто портреты. На некоторых картинах они были изображены насилующими Герду – маленькую девочку, а затем – взрослую женщину.       — Боже, как это отвратительно, — пробормотал Эйнар, разглядывая себя, совершающего этот ужасный поступок. Он вдруг остро осознал, как сильно обидел двух женщин за один вечер. Особенно Эмилию, бедную девушку, на которую он совершенно незаслуженно обрушил свою злость и похоть.       — Мне тоже досталось, — сказал Ханс, рассматривая картину, где он грубо обращался с Гердой у перил перед своей квартирой.       Эмоции были переданы с пугающей точностью. Страх и боль в глазах жертвы, звериная сущность охотника – рука художницы ничего не упустила.              — Власть и унижение, — прошептал Ханс, глядя в свои серые глаза на полотне.       Он облизнул губы и обвёл пальцем контур тела Герды. Ему даже на мгновение показалось, что он слышит её крики.       — Смотри, а вот ты с Густаво, — сказал Эйнар, указывая на картину, где Ханс издевался над испуганным юношей.       — Вот она, та самая страсть, о которой пишут в книгах, — с сарказмом произнёс Эйнар, разглядывая стальную хватку Ханса на полотне. — Ты, кстати, нарисован как волк, раздирающий плоть Герды.       Эйнар перевёл взгляд на следующую картину и поморщился – он узнал себя в этом оборотне.       — Тёмная сторона вырвалась наружу.       Отвернувшись от страшного волка, Эйнар посмотрел в угол, где лев с лицом Ханса пожирал уже безжизненное тело женщины. Мрачное зрелище.       — Зато ты – царь зверей, — с иронией заметил он, легко хлопнув Ханса по спине. Он внимательно рассматривал картину, пытаясь представить себя на месте Герды.       — Два хищника: лев и волк, — прокомментировал Ханс, обводя пальцем гриву льва. По его спине пробежали мурашки.       — И одна жертва, — с придыханием закончил Эйнар. Спустя несколько минут он потёр пальцем краску и спросил: — Интересно, это вообще отмывается? Не хотелось бы жить в доме с такими картинами.       — Думаю, Герда постаралась запечатлеть всё на века.       Ханс взял тряпку, смочил её водой из графина и попытался стереть изображение, но ничего не вышло. Серая, чёрная, белая, зелёная, красная краски въелись в стену.       — Ну как, нравится? — спросила Герда, появившись на пороге. Она прислонилась к косяку и наблюдала за мужчинами, разглядывающими воплощение своей тёмной сущности.       — Герда, прости, — Эйнар бросился к ней, обнял и крепко прижал к себе. Он жаждал этого много дней.       — Это уже неважно. Я всё выплеснула и отпустила, — резко ответила Герда, не пытаясь отстраниться. Она действительно ничего не чувствовала. — Ты лишний раз доказал, что мужчина может всё, — горько добавила она, сжав руки в кулаки и ожидая, когда Эйнар её отпустит.       — Не злись, — тихо прошептал Эйнар, преодолевая себя. Он крепко обнял жену и тут же отпустил. Сейчас он понимал: ещё одна ошибка — и на стене появится новая сцена насилия в его спальне.       — Всё в порядке, — улыбнулась Герда, поправляя на себе мужской пиджак.       Она подошла к Хансу, который молча наблюдал за происходящим, слегка приподняла голову и посмотрела на него заинтересованным взглядом.       — Ты, кажется, куда-то меня приглашал. Так веди. Мне нужно развеяться, да и приятная компания не помешает, — сказала она, неловко теребя в руках шляпу.       — Тогда идём, — Ханс, будто забыв обо всём, галантно пропустил её вперёд. Следом вышел Эйнар. — Если поторопимся, то доберёмся до клуба минут за пятнадцать, — сказал он, нарушая неловкое молчание.       — Ты ей уже предложил выбор: ты или Густаво? — тихо спросил Эйнар, подходя к Хансу. Он продолжал наблюдать за заинтересованностью Герды по отношению к его другу.       — Нет ещё. Я пока дружу со всеми её личностями, — усмехнулся Ханс.       — Ладно. Главное, что она сейчас с нами. А кто она – не так уж и важно, — согласился Эйнар.       Переходя дорогу, Ханс небрежно положил руку на талию Герды.       Проходя мимо закрывающихся магазинов, Эйнар заметил на тротуаре плачущую девушку. Он узнал её.       — Эмилия, — прошептал он и направился к ней, чтобы узнать причину её слёз. Он хотел загладить свою вину, предлагая помощь. — Что случилось? — спросил Эйнар, присаживаясь рядом на бордюр.       — Вам не стоило ко мне подходить. Вы и так уже натворили достаточно, — ответила она, сразу узнав его, и печально посмотрела на Эйнара. — Идите к друзьям. Я сама справлюсь.       — Расскажи, что произошло, я постараюсь помочь.       — Вас ждут. Вам, наверное, некогда заниматься моими проблемами, — произнесла Эмилия. Она поднялась, запахнула полы своего поношенного коричневого пальто, нервно поправила платок на голове и посмотрела в сторону дорого одетых и холёных Герды и Ханса, стоящих друг напротив друга и смотрящих на неё.       — Я знаю, что виноват, и поэтому я здесь. Наша встреча… Наверное, это знак.       — И ещё один знак растёт во мне, месье Вегенер! — злобно бросила она, глядя на Герду. — Меня выгнали из дома, как только узнали, что я беременна, — её голос затих, и из карих глаз снова полились слёзы.       — Ты беременна… — ошеломлённо проговорил Эйнар.       — И нет никаких сомнений, кто отец. Если хотите, можете дать мне денег, и я избавлюсь от ребёнка, пока срок ещё маленький. Тогда нас больше ничего не будет связывать.       Герда слышала разговор, но почему-то не вмешивалась. Ей было любопытно, как Эйнар выкрутится из этой пикантной ситуации.       — Это же прекрасно! В тебе новая жизнь, и это чудо! — воскликнул Эйнар и, взяв Эмилию за руку, потянул за собой.       — Куда вы меня ведёте? — испуганно спросила она.       — Теперь ты будешь жить со мной, и у тебя всё будет, — твёрдо сказал Эйнар, продолжая вести её за собой.       — А ты ещё раз прости меня, — обратился он к Герде. — Я люблю тебя и всегда буду любить. Это навсегда. — Он обнял Герду, прощаясь с ней как с женой. — Я не могу бросить Эмилию с ребёнком, ей нужна помощь. Я виноват перед ней так же, как и перед тобой. Она будет жить в нашей квартире, — сообщил Эйнар, непоколебимо уверенный в своей правоте. Ханс ободряюще улыбнулся другу, словно подтверждая правильность его решения.

***

      — Чувствуешь себя свободной? — тихо спросил Ханс, пропуская Герду в квартиру и закрывая за ней дверь. После увиденного они прогулялись по парку, где молча бродили по аллеям, так и не добравшись до клуба. Бой уже состоялся, и Эйнар был нокаутирован.       — Чувствую. Вроде бы меня предали, но мне всё равно. Даже странно. Не знаешь, почему так? — призналась она, оборачиваясь к Хансу и одаривая его усталой, но тёплой улыбкой. Пройдя по коридору, Герда оказалась в просторной гостиной, где в углу стояло фортепиано. — Ты музыкант? — удивлённо спросила она. Ханс уже успел снять пальто.       — Когда-то увлекался.       — А ты разносторонняя личность… — Герда подошла к инструменту и пробежалась по клавишам, наигрывая мелодию «Французская сюита».       — Ты знаешь эту пьесу? — удивился Ханс, засовывая руки в карманы брюк и прикусывая губу.       — Знаю. Она очень пронзительная. Каждый раз, когда я её слышу, то до самых кончиков пальцев пробирает дрожь... Если вижу фортепиано, я всегда её играю. Эта мелодия помогает мне прийти в себя.       — Я написал её перед уходом в армию, — признался он, кладя руки ей на плечи и слегка массируя их.       — Ты, оказывается, не только арт-дилер, — с улыбкой заметила Герда, наслаждаясь прикосновениями.       — Не только.       — И кто же ты ещё?       — Человек, влюблённый в одну очень интересную особу, — тихо произнёс Ханс, наклонился к ней и поцеловал сначала в щёку, а затем, осмелев, развернул Герду к себе и поцеловал в губы.       Герда сглотнула и резко убрала руки с клавиш, словно обжигаясь. Она замерла, отдавшись во власть его поцелуя. Ханс осторожно коснулся её искусственной бороды, желая избавить её лицо от этого чуждого волосяного покрова.       — Играй, — попросил он.       Через несколько секунд он снял с Герды шляпу, а затем и парик, освободив её волнистые волосы. Подцепив край бороды, он аккуратно снял её. Герда продолжала играть, но мелодия то замедлялась, то сбивалась. Почему она не сопротивлялась, позволяя этому наглому, разностороннему Хансу доминировать над собой?..       — Будь собой для меня. — прошептал он.       — А ты сделай так, чтобы мне захотелось быть женщиной. Справишься? — усмехнулась она. Ответом послужил очередной поцелуй.       — Справлюсь. — ответил Ханс, отстранившись лишь на мгновение, чтобы снова вернуться к её губам.       В порыве страсти Ханс подхватил Герду на руки и понёс вглубь комнаты. Она отступала, отвечая на его ласки. С каждым вздохом, с каждым едва слышным стоном она словно впитывала в себя непривычный «вкус» нового мужчины. Ханс осторожно опустил её на стол.       — Ты заставляешь меня забыться, — прошептала Герда, внезапно остановившись.       — Это хорошо?       — Думаю, да... Просто всё так быстро меняется. И снова меняюсь я, — прошептала она, ощущая, как горит кожа на шее и ключицах от его поцелуев. Голова кружилась. Герда откинулась назад, бесстыдно постанывая.       — Главное, чтобы тебе нравилось, — уверенно произнёс Ханс, стягивая с неё одежду. Когда он отбросил вещи в сторону, взору открылась туго перевязанная грудь.       — Надеюсь, я не разочаруюсь. Иначе придётся окончательно вернуться к Густаво. Предательство Эйнара меня не трогает, но твоё меня убьёт, помни об этом, — Герда опустила голову и глубоко вздохнула.       — Не разочаруешься, — облизнув губы, Ханс подцепил концы ткани, которой была перевязана грудь, и медленно начал их разматывать. Он обещал освободить в ней женщину и убить мужчину.       Освободив её грудь, Ханс прильнул к ней, лаская и целуя соски, пробуждая в художнице забытые чувства.       Затем он подхватил её на руки, ловко стянул брюки вместе с бельём, наконец добравшись до того, что так хотел испробовать.       Ханс притянул Герду за бедра к своему напряженному паху и медленно вошёл в неё, с наслаждением выдыхая. Герда вздрогнула от нахлынувших, полузабытых ощущений и непривычного размера, впиваясь ногтями в его широкие плечи.

***

      Прошёл месяц с тех пор, как Герда переехала к Хансу. В его просторной квартире она, как ни странно, с удовольствием занималась созданием уюта. Почему-то в браке с Эйнаром ей не хотелось заниматься бытом: готовить, убирать, стирать, выращивать цветы в горшках, менять шторы, мыть окна. Она продолжала рисовать и почти забыла и о Лили и Густаво — они остались там, в квартире с Эйнаром и его новой женой. Она успела подать на развод и теперь официально являлась незамужней женщиной. Ей нравилось провожать Ханса на работу, готовить завтрак, гладить его рубашки, пахнущие дорогим парфюмом, наблюдать за его тренировками. Она восхищалась им, а ещё больше — тем, что он вдохновлял её на новые сюжеты. Теперь с полотен смотрели счастливые мужчина и женщина, без масок. Закончив очередную картину, она порхала бабочкой по светлой гостиной, предвкушая возвращение Ханса с работы и новости о новых продажах. Идиллия могла бы продолжаться вечно, если бы не одно «но»... То самое «но», которое одним махом переворачивает всё с ног на голову. В один миг счастье закончилось. Солнце больше не светит в чистые окна, а цветы в горшках завяли. Музыка смолкла, и танец остановился.       — Мне нужно уехать в Германию, — с трудом произнёс Ханс, нервно закуривая. Он получил телеграмму ещё несколько дней назад, но не решался сообщить Герде о том, что должен покинуть её и отправиться служить на благо родины.       — Я так и знала, что ты бросишь меня при первой же возможности! — Герда закричала, разбивая посуду и бросаясь в Ханса горшками с фиалками.       — Я не бросаю тебя! В Германии неспокойно, начинается война, и я должен быть там, — тяжело вздохнул он, увернувшись от летящего горшка, схватил Герду и крепко обнял. Она рыдала, пытаясь вырваться и ударить его. — Мой отец и брат – военные. Это мой долг.       Герда затихла в его объятиях, слушая его приятный голос.       — Я поеду с тобой.       — Нет, останься в Париже, я попрошу Эйнара позаботиться о тебе. В Берлине опасно! Обещаю, я вернусь за тобой, как только станет понятно, что задумал Гитлер.       — Твой отец служит?              — Он генерал Вермахта. Приказал мне явиться и принять присягу.       — Ты даже не предложил выйти за тебя замуж! Мне так и не стать женой офицера! — обиженно воскликнула Герда, вырываясь из его объятий.       — Я вернусь и сделаю тебе предложение, — твёрдо заверил её Ханс, больше не пытаясь её удержать. Он заложил руки за спину, выпрямился и поднял голову, как учили в военном училище. — Начинается война. Немцы оккупируют одну страну за другой, уже захватили Польшу. Я должен поступить на службу, чтобы защитить тебя. Обещаю, ты будешь в безопасности. Меня не отправят на фронт, как обычного солдата, поэтому я приеду, как только смогу. Ты можешь продолжать заниматься творчеством, а я буду продавать твои картины, только теперь уже немецким офицерам.       — Война... — прошептала Герда. Это было единственное слово, которое она услышала.       — Скоро об этом узнает весь мир. Мужчины разных стран будут призваны на службу, — отчеканил Ханс, всё ещё стоя по стойке смирно.       — И Эйнар тоже?       — Нет, он нужен здесь, тебе и Эмилии, — заверил Ханс. Он всё же подошёл и обнял Герду со спины. Она казалась такой трогательной и беззащитной. Герда кивнула, не зная, радоваться ли ей за бывшего мужа или нет.       — Мне важно знать, что ты будешь меня ждать.       Ханс ждал ответа.       — Тебе дорога моя жизнь? — спросил он.       — Мне дорога твоя жизнь, — тяжело вздохнула Герда, обернулась и обняла Ханса на прощание. Хотелось свернуться калачиком у него на коленях и никогда не отпускать.

***

      Известие о войне поселило в сердце Герды страх, но одновременно вдохновило её на создание двух картин с печальным названием «Расставание».       Она не хотела уезжать из квартиры Ханса, но и оставаться одной было невыносимо… Слишком тяжело было чувствовать себя несчастной в стенах, пропитанных счастьем.