Медвежий угол

***

Внутренняя проходная искрится ломкими молниями «Электр». Сине-белые сполохи облизывают свисающие до пола провода; ползают по стоящему в раскрученной будке столу с брошенным на нём стационарным телефоном, осваивая вакантную профессию вахтёра; оценивающе трещат, касаясь холодных чугунных труб под окнами. Макс стягивает губы в бескровную нить и вскидывает ладонь, останавливая идущего позади Коваля. Тот, в свою очередь, шикает что-то определённо строгое монолитовской морде, следующей за ним послушным хвостиком. Хвостиком, который не распознаёт ни жестов, ни чужих эмоций, и видит, кажется, только Коваля, чуть было не ставшего таким же безмозглым чудовищем. Напрашивается вывод: стоило насильно напоить их той волшебной самопальной водкой, купленной у бандитов на Свалке. Глядишь, прояснилось бы в башке у обоих. Но это уже потом. Как только они окажутся в безопасном месте и залягут на ночёвку. И то если Коваль добро даст. — Да-а-а, отопления у вас не будет, котельная сейчас на ремонте, — с артистичной задумчивостью тянет Макс, отгоняя лишние размышления прочь. И, набрав полную грудь пыльного, пахнущего плесенью и горелой проводкой воздуха, неторопливо опускается на корточки. Если всё сделать правильно, так, как учил его Андрей, то Зона непременно пропустит их дальше через всё поле — будучи существом диковатым, безвыходно-одиноким, она частенько впадает в ступор от того, что её воспринимают, как равную. Отросшая чёлка в прямом смысле встаёт дыбом, вытягивается к потолку и пушится веером, когда пальцы поддевают шершавый край колотой плитки. На кожу заползают, гудя, слабые заряды тока, и размеренный пульс ненадолго уходит в ноль. Макс взволнованно сглатывает, мотая зрачки по помещению в поисках эпицентров аномалий. — Я вот думаю, каково это — скучать тут целыми днями? — спрашивает он почти шёпотом. Если всё сделать правильно, так, как учил его Андрей… Если Андрей вообще не врал… Зона не выражает особого интереса, но и не атакует — Зона тщательно проверяет своего гостя на вшивость, точно заправский следователь; проникает в кровь и кости вместе с бета-частицами, оставаясь там вечным напоминаниями о том, с кем именно приходится иметь дело сталкерам. Мир вокруг сужается до размеров игольного ушка, стоит только шаркнуть одной ногой вперёд, перенося весь вес на вторую, и наклониться ближе. Низкая, почти неощутимая вибрация расходится по плечам, по щеке скатывается капля пота, а диафрагму сдавливает под прессом от стремительно нарастающей паники, потому что до активной зоны «Электры» остаётся меньше метра. — Я, если что, ничего забирать не буду. Нам так, просто ночь переждать. Молчавший до этого Коваль фыркает надменное «дебил» — простите, Ваше Величество, за проявленное неблагоразумие, — но контролировать частоту сердцебиения становится труднее по иной причине. Зона, чёрт её побери, дышит. Реально дышит. Макс раздувает ноздри, поднимая плитку с пола. Он отчаянно не хочет верить своим глазам, однако с такого мизерного расстояния и впрямь удаётся различить крохотные пучки электронов, пульсирующие в едином волнообразном ритме. Развитое периферийное зрение подсказывает, откуда берёт начало фаза вдоха, и догадка о дальнейших действиях пронзает череп Макса насквозь. — На счёт «три», — тихо командует он, отводя руку за бедро. Кровь стынет в жилах, точно попавший в холод дизель, а затем вспыхивает, словно кто-то роняет в этот дизель зажжённую зажигалку. — За спину мне зайдите. Вплотную. Как только аномалии погаснут, бегом за мной. Коваль послушно подступает сзади и негромко кашляет, привлекая внимание. — Рома может не успеть. Макс закатывает глаза, прокручивая кусок плитки на манер зажатого между пальцами жёсткого диска. — Ничем не могу помочь, Сань, — говорит он, недоговаривая про то, что фанатики, судя по всему, спокойно могут дать им фору. Следом, предупреждая возможные споры, добавляет спешное: — Через окна мы не полезем, раз Она закрыла главный вход. У Неё, знаешь ли, есть свои правила, которым нужно следовать. Коваль не отвечает — скорее всего, не видит толку сраться на тему законопослушности в условиях полного беспредела, а Макс коротко качает головой, разрывая все оставшиеся цепочки размышлений. Поехали. Не проебись, парень. Обломок керамики впивается в ладонь вдоль кромки ткани. Немигающий взгляд устремляется в дальний угол у прохода. Нужная «Электра» дотягивается до висящих на соплях плафонов. Вдох. Следующая «Электра» цепляется за батарею. Вдох. Третья широко обнимает перевёрнутую лавку. Вдох. Четвёртая безуспешно бьётся о закрытую стальную дверь. Пауза. — Три! — швыряя плитку в самую дальнюю аномалию, вскрикивает Макс, и тут же срывается с места. Надсадный треск раздаётся со всех сторон, поле зрения заслоняет белый шум. Слабые, почти неосязаемые заряды тока ветвятся по щиколоткам, норовя удержать на месте, но Макс упрямо летит вперёд, во мрак убегающего вдаль коридора. Не смотреть по сторонам. Не считать секунды. Не бояться. Сзади заходится визгом детектор аномалий Коваля, стучат подошвы и лязгают патроны в рюкзаках, и это одновременно дурной и хороший знак — несмотря на смертельный риск вляпаться в десяток тысяч вольт, которым набито это помещение, их отряд не теряет бойцов. — Ты ёбнутый, Рыжий, отвечаю, ты просто ёбнутый, я там чуть было душу Зоне не отдал, — тяжело дыша, заявляет Коваль, когда их процессия тормозит у лестничного пролёта. Монолитовская рожа, ничуть не ужаснувшаяся от таких трюков, самовольно заглядывает в лицо своего «брата», словно слова про «душу» её действительно волнуют. Макс окидывает их двоих недоверчивым взглядом, не спеша поддержать беседу, упирает трясущиеся руки в колени, сгибаясь пополам, и выглядывает из-под копны волос на оставшийся позади участок. Сердце отчаянно бьётся о клети рёбер, пересохшее до состояния пустыни горло слегка болит, а потревоженные ими «Электры» вновь лижут стены, провода и остатки брошенной тут мебели. Андрей не врал.