Бывший город

«Всякая достаточно развитая цивилизация рано или поздно устремляет свой взгляд к звёздам».

Первая строка Пергамента; в 240-300гг с Воздвижения использовалась как девиз династии Чёрного Солнца

      Люди покидали зал Регнума постепенно. Переговаривались друг с другом; подходили к Кэйе, и Кэйа всем отвечал с одинаковой благодушностью.       Дайнслейф сидел на скамье, уставившись на свои руки.       Он размышлял.       Он и не заметил, как зал опустел; Альберих подошёл к нему сзади и положил руку ему на плечо. Дайнслейф обернулся. Альберих сел рядом.       — Как, по-твоему, прошло? — спросил негромко. — Спасибо тебе. Ты хорошо сказал.       — Я молчал большую часть времени.       — Но в нужный момент сказал. Спасибо.       Дайнслейф хмыкнул.       — Что там насчёт нашего соглашения по информации?       — Дурак, — мягко отозвался Кэйа. Дайнслейф напрягся. — О таком не говорят в зале Регнума, тут же стены ушастые. Вернёмся в покои, обсудим. Я так устал сегодня.       Дайнслейф покосился на него. Потом — поднял руку и мягко коснулся руки Альбериха. Тот вздрогнул, обернулся и секунду смотрел широко раскрытыми глазами, а потом улыбнулся и поймал руку Дайнслейфа. Прижал к щеке, закрыл глаза.       Дайнслейф молча смотрел на него. На то, как Кэйа преобразился наедине в мгновение ока. Как доверчиво жался к руке, будто правда верил, что Дайнслейфу не всё равно. В груди больно кольнуло проклятие.       Методы Альбериха работают, в отличие от методов Дайнслейфа.       Дайнслейфу было… жаль.       И щека у Кэйи была тёплая.       Кэйа шумно вздохнул и оторвался от руки. Поднялся на ноги.       — Пойдём в покои, — позвал. — Видят звёзды, всё, чего я хочу сейчас, это горячее вино и… и немного огненной воды туда можно плеснуть. Так, для вкуса. Пойдём.       Дайнслейф поднялся вслед за ним.       — Алкоголь не доведёт до добра, — сказал.       Кэйа с улыбкой посмотрел на него.       — Да, — ответил. — Да. Ты всегда так говоришь.

***

      В покоях Кэйа даже не стал включать свет; прошёл и прямо в одежде упал на кровать с протяжным стоном. На тумбочке у него стояла бутыль, и Кэйа, не поднимаясь, плеснул себе в бокал.       Дайнслейф сел в кресло у окна. Равномерно мерцали фонари в саду; головная боль пульсировала в такт. Дайнслейф подумал, что мог бы через эту боль подняться, помочь Кэйе раздеться, отнять вино и напоить горячим, терпким отваром, а потом — уложить его голову к себе на колени и массировать виски, пока его принц не уснёт.       Это было воспоминание. Не его воспоминание.       Дайнслейф вздохнул и откинул голову на спинку кресла.       — Мы могли бы поболтать сейчас, но я очень устал, — послышался голос Альбериха со стороны кровати. — Если хочешь, можно сейчас, конечно. Но лучше бы завтра.       Нельзя всё и сразу; Альберих не идиот.       Нужно быть аккуратным; Дайнслейф не на своём поле — и звёзды, как же болит голова. Глупо притворяться перед собой, он бы и сам после Регнума не сумел нормально обсуждать.       — Давай завтра, — пробормотал Дайнслейф.       — Угу, — откликнулся Альберих. — Спасибо.       В комнате Дайнслейф сел на кровать и потёр виски.       Альбериха настолько вымотал Регнум? На самом совете Кэйа казался расслабленным, держащим всё под контролем. Дайнслейф ощущал себя загнанным в угол, глядя назад и видя, что все его действия были предначертаны.       Но ведь были и те, кто возражал. Те, кто был, возможно, вне протекции одного из Шестерых.       И Кэйа выглядел действительно уставшим.       Насколько сильно его влияние на самом деле? Короля Каэнри’ах нельзя недооценивать, но…       Снились Дайнслейфу его обычные кошмары. Ничего особенного, только боль, жар и тошнота. Интересно, что снилось Кэйе?..

***

      Дайнслейф вышел из своей комнаты, и Альберих уже был одетый, причёсанный, бодрый.       — Привет, — сказал Кэйа. — Как спалось? Прости, я спал под лекарством сегодня, мог не услышать тебя. В следующий раз буду внимательней. Чаю, кофе, отвара?       — Отвара.       — Отлично. Заодно позавтракаешь со мной. Нам есть, о чём поговорить, я ни о чём не забыл.       Дайнслейф кивнул. Сел в кресло.       — Можешь начинать говорить, — сказал.       — Так, секунду, — Кэйа выглянул, чтоб приказать принести завтрак, а потом уселся в кресло и хлопнул себя по коленкам. — Я очень благодарен тебе за поддержку. Насчёт командования: я дам тебе некоторую информацию по тактике, не напрямую, но твои решения будут решать ход боя. Насчёт Руккхадеваты — расскажу вечерком, мне самому ещё нужно кое-что узнать.       — Вечером?..       — О, омлет!       Дайнслейф нахмурился. Ему не нравилось то, как легко Альберих откладывает решения, но давить явно было бесполезно. Кэйа принёс тарелки, поставил перед Дайнслейфом, разве что вилку ему не вложил прямо в руку.       — Приятного аппетита.       Дайнслейф кивнул и даже улыбнулся краешком рта.       — Приятного.       После еды Дайнслейф первым отложил вилку и вскинул взгляд.       — Я заметил, что ты взял мою вину на себя на Регнуме, — сказал. — Спасибо.       Кэйа отпил кофе.       — Да не за что, — сказал. — Это и моя вина тоже. Мне следовало заранее озаботиться тем, чтоб проинформировать тебя.       Дайнслейф нахмурился.       — Так ты знал, что очаги…       — Конечно, — ответил Кэйа. — И ты знал. Но о таком не рассказывают людям.       Дайнслейф криво улыбнулся.       — Тебе не кажется, что секретов слишком много?       — Это обязанность Короны.       Уж не Дайнслейф ли сотни раз повторял Кэйе, что Корона должна ограждать людей от некоторых вещей? Ради их же безопасности, ради стойкости Каэнри’ах.       «Кто-то должен нести искусственное небо на своих плечах; лишь то, что над землёй, держится само».       «Это бред, Дайн».       «Ваше Высочество, вы сами поймёте, когда станете старше».       — Это обязанность Короны, — задумчиво повторил Дайнслейф. Покачал в руках ложку. — Ты сейчас считаешь меня одним из тех, кого надо защищать.       Кэйа пожал плечом.       — Прости.       — Я много думал над всем, что ты говорил, — сказал Дайнслейф. — Что ты хочешь, чтобы я делал дальше?       — Твоей основной ролью будет ходить вокруг, в том числе перед армией, и всем показывать, что всё отлично, и Сумеречный Меч верит в победу, — улыбнулся Кэйа. — Кроме того, ты будешь немножко наблюдать за Рейндоттир. Уж не знаю, почему она тебя так раздражает в последнее время… в смысле, раздражает сильнее обычного, обычно-то она просто золото — понял шутку, да? — но ты будешь небольшим противовесом.       Дайнслейф кивнул.       — Пойдёт.       — Возможно, мне придётся выделить тебе роль в переговорах с Руккхадеватой, — внезапно добавил Кэйа. — Есть у тебя… одно интересное свойство. Но это я ещё посмотрю. Надо поговорить с парой людей и узнать кое-что, а там и пойму.       — Пойдёт.       — Куда пойдёт, Дайн? — улыбнулся Альберих. — Пирожное, вон, возьми.       Дайнслейф криво улыбнулся, но пирожное взял.       — Я выдам тебе маршрут, — сказал Кэйа. — В основном у тебя сегодня свободный день, завтра пройдёшься по городу. Потом — посмотришь столичные линии обороны и будешь время от времени ходить на них. Тебе придётся продолжать работу с путями эвакуации, — Дайнслейф стиснул зубы. — Я, конечно, могу перепоручить это Университету Мастеров, но у них слишком важная работа, а ты хорошо знаешь и поверхность, и Каэнри’ах, и тактику. Без работы не останешься. Дайнслейф кивнул.       — Пойдёт, — сказал снова.       — Рад, что ты наконец образумился, — подмигнул Кэйа.

***

      Его не ограничивали в тренировках, но времени было мало, да и с тех пор, как он овладел своей силой, в бою он редко полагался на тело. Сегодня Дайнслейф слишком нуждался в этом.       Он спустился в тренировочный зал, — звёзды, сколько часов, дней, месяцев он провёл здесь! — взял меч. Расставил манекены.       Он крушил их, забыв про накопившуюся усталость и боль; не пытался сделать приёмы чистыми — просто бил, хаотично, рвано, тяжело.       Когда он закончил, мышцы ныли, но стало немного легче дышать. Он обтёр тело влажным полотенцем, посмотрел на прожилки на рёбрах. Судя по тому, как оно прогрессирует, у него есть где-то полгода, прежде чем придётся снова надеть полумаску.

***

      Оставаться в столице, пока Его Величество не прикажет обратного; не использовать это, чем бы оно ни было, не приближаться к очагам и на километр, отчитываться о своих действиях — даже если оные кажутся самому Дайнслейфу незначительными.       Вот ограничения.       Теперь Дайнслейф соблюдал это не потому, что велела клятва, а потому, что несоблюдение значило бы окончательно потерять доверие.       Ему следовало подумать об этом раньше. Дайнслейф сейчас был даже благодарен Альбериху за то, что тот сковал его клятвой: это позволило не натворить дел.       (Больших, чем Дайнслейф уже натворил).       Альберих сказал, что вызовет к себе после обеда; пока, мол, рекомендовал пройтись по городу и дойти до Рейндоттир. Дайнслейф так и сделает, но сперва…       Ему мешала гордыня; теперь это было очевидно, но руки всё равно дрожали, и гнев всё равно душил. Дайнслейф глубоко вдохнул и постучал в дверь к тому, кого нет никакого смысла предупреждать о визите: он всё знал ещё годы назад.       — Заходи, — сказал голос брата из-за двери.       В каморке, в которой Вёдрфёльнир проводил большую часть своего времени, пока бодрствовал, было пыльно и сумрачно. Дайнслейфа было не обмануть этим напускным аскетизмом: он как никто другой знал, насколько брат любит телесные наслаждения, сколько проклятых баночек у него в покоях во дворце…       По соседству с комнатами, где жил Дайнслейф до того, как окончательно переехал в королевскую спальню…       Дайнслейф сжал зубы.       Вёдрфёльнир, одетый в привычный балахон, сидел в кресле-качалке, откинув голову назад. Он указал Дайнслейфу на табурет.       — Рад, что мои слова возымели действие, — сказал.       — Это не из-за твоих слов, — огрызнулся Дайнслейф.       Вёдрфёльнир пожал плечом.       — Быть может.       С минуту молчали; брат сидел, закрыв глаза, Дайнслейф неуклюже теребил табуретку.       — Я хочу знать, какого чёрта происходит на линиях и с Древом, — наконец не выдержал он. — И какие у Каэнри’ах планы.       — Ждал, пока ты попросишь, — отозвался Вёдрфёльнир.       Дайнслейф едва не зарычал.       — Я верю тебе, — вдруг сказал Вёдрфёльнир, и все мысли разом выветрились из головы. — Точнее, я не верю, а знаю, что ты говоришь правду. Каким я был в будущем, Дайн?       Дайнслейф сжал края табурета. Вёдфёльнир вдруг открыл глаза и посмотрел прямо на него. Ледяно-голубой, точь-в-точь, как у самого Дайнслейфа века спустя; и разрез глаз, и спадающая на лоб чёлка — всё одинаково…       — Я знаю, что ты не сошёл с ума, но я не буду говорить об этом королю, — сказал Вёдрфёльнир. — Я не лгал, когда говорил, что хочу вмешаться, но ограничусь словами, и да помилует меня Древо. Успокойся. Не мельтеши перед глазами у звёзд и Бездны. Не лезь не в своё дело. Это не первая и не последняя катастрофа. Это не первый и не последний раз, когда ты попадаешь сюда.       У Дайнслейфа шумело в ушах; огоньки плясали перед глазами.       — Тот, кто был моим братом, кем ты станешь вскоре, а не братом меня, мог бы помочь; ты мешаешь. Не смотри больше на Бездну. Тебе же больнее будет.       — Но ты говорил, что… — выдавил Дайнслейф, — попросить помощи…       — Да, у Рейндоттир, — откликнулся Вёдрфёльнир, снова падая на спинку кресла. Его длинные волосы рассыпались по плечам. — Она придержит проклятие богов. Будем честны: ты и в будущем мог бы обратиться к ней, попросить помочь, но этого не сделал.       Его проклятый братец мог бы решить много проблем парой слов. Дайнслейф предал свою гордость, наступил на горло данным клятвам; Вёдрфёльнир мог бы сделать то же самое, принести необходимую жертву.       Кэйа бы поверил Провидцу. Конечно, поверил бы.       Если бы Дайнслейф только взял с собой записывающее устройство…       — Я б тогда не стал ничего говорить вслух, очевидно, — улыбнулся Вёдрфёльнир. — Я не знаю, о чём ты подумал, расслабься. Я только знаю, что если я скажу эту фразу в этот момент времени, то твоё лицо… вот, да, примет вот это самое выражение.       Проклятый Грешник.       Дайнслейф поднялся так резко, что табуретка с грохотом упала; вылетел из каморки, хлопнув дверью. Взметнулась пыль.       Дайнслейф замер с другой стороны двери, привалившись к ней спиной и тяжело дыша. Прятать эмоции от брата бесполезно, но прослойка в виде стены даёт хоть какую-то иллюзию безопасности.       Звёзды! Он должен был… должен был спросить, кто что знает, должен был попытаться получить информацию, повести разговор сам; чёртов Вёдрфёльнир!       Дайнслейф ударил кулаком по стене. Боль отрезвила, но это были не разбитые костяшки, а скрутившее внутренности проклятие. Дайнслейф едва устоял на ногах. Ему нужно было на свежий воздух. Хватая ртом замшелый запах Вёдрфовских подземелий, он поднимался по винтовой лестнице. Оказавшись на первом этаже, на память прошёл до балкона, выбросил туда своё тело, схватился за перила и свесился наружу.       Слишком много для двух дней. Почти невыносимо.       Вёдрфёльнир считает, что всё обречено? Или, напротив, что всё испортит Дайнслейф? Нет, такого не может быть. Каэнри’ах уже катится к опасной черте; не в воле Дайнслейфа её туда подтолкнуть.       «Это не первый и не последний раз».       Когда он попадает сюда. Не последний? Что не первый — ясно, но не последний?.. Хотелось отмахнуться, сказать себе, что Вёдрфёльнир, как обычно, несёт чушь, но это было невозможно.       Болезнь уже существует. Уже есть обращённые в хиличурлов, и их уничтожают…       …каким образом?       Если обследовать каждого, каждого в королевстве, уничтожить всех мало-мальски больных и их прах, а самому Дайнслейфу — день и ночь уничтожать очаги скверны, не прерываясь ни на сон, ни на пищу; пусть ему придётся провести в этом цикле последующую вечность — плевать… Боги уничтожили их из зависти и страха пустить скверну на внешние земли; одна из этих причин будет уничтожена, а вторая… Кэйа Альберих и без того благоволит поверхности, и, может, он действительно заключит союз с богами? Гордая Каэнри’ах склонит голову, но Хергер, и Ретель, и Серкир, и Хальфдан, и Хадура с её воинами, и, чёрт его подери, Вёдрфёльнир с Альберихом — останутся живы.       Возможно, если всё станет хуже, он предложит это как план. Но это дерьмовый план; нужен лучше…       Он ведь не единственный работает над этим. Это стало очевидно вчера. И — Дайнслейф уверен — «сбежать на поверхность», «прийти на поклон к Руккхадевате» и «спалить всё в Бездну» — не все варианты, которые стоят на рассмотрении.       Нужно поговорить с Рейндоттир и Хрофтатюром. Затем — Рери и Кэйа; в последнюю очередь — Сурталоги. Вёдрфёльнир пусть идёт в Бездну; запереть бы его в этой каморке…       В последний раз с силой сжав перила, Дайнслейф оттолкнулся от них и вернулся во дворец. Боль в разбитых костяшках наконец-то начала ощущаться: значит, проклятие отпустило — хорошо.

***

      Что он скажет Альбериху, когда тот вечером непременно спросит, чем занимался Дайнслейф весь день? Спросит со своей обычной заботливой интонацией, заглядывая по-щенячьи в глаза, и Дайнслейф улыбнётся в ответ и, может, даже коснётся. Лгать нельзя: он только начал строить хрупкое доверие. Нужно помнить: глаза Альбериха везде во дворце…       Каким бы гадом Вёдрфёльнир ни был, в одном Дайнслейф был уверен: их разговор останется в тайне. Просто потому, что Вёдрфёльнир выдумает что-то вроде «мои слова направят историю неверно». Значит, Дайнслейф спускался к Древу, а теперь пойдёт к Рейндоттир.       Звёзды, два Грешника в один день. Впрочем, отставить детские жалобы судьбе. Так даже лучше.

***

      Кэйа сидит за столом, уткнувшись лицом в сложенные руки. Его плечи потряхивает; он едва не задыхается. Ему уже предложили успокоительное, он отказался: Дайн бы не принял…       — Я просто не понимаю, — выдавливает он сквозь спазмы горла. Вдыхает воздуха, насколько может. — Я просто… просто не понимаю, я что-то не так сделал? Ты можешь его вернуть? Это эта болезнь? Что это?       — Я не знаю, — голос Рейндоттир звучит без привычной искры, без иронии. Рука, которая обычно сжимает скальпель, гладит по спине. Кэйа вздрагивает от каждого прикосновения. — Я его посмотрела, но у него… необычный случай. Я ещё такого не видела.       — Он напал на меня, — шепчет Кэйа. — Он напал на меня, звёзды, такого просто не может быть. Такого просто не бывает. Он мне нужен, я не справлюсь без него. Он ведь обещал, что мы вместе… вместе съездим куда-нибудь из столицы в следующем месяце, что он найдёт время… и что мы… — Кэйа жмурится, всхлипывает уже откровенно.       — Выпей, — просит Рейндоттир, ставя перед ним уже не чашу с отваром, а бутылку с крепким вином. — Я постараюсь вернуть его. Правда постараюсь, обещаю.       — Пожалуйста. Рейн, он же напал на меня. Он причинил мне боль, он, прямо мечом. Я просто не верю. Я, я боюсь к нему идти, вдруг он меня совсем не вспомнит…       Рейндоттир гладит его по спине.       Ей редко бывает нечего ответить.

***

      Лабораторий под попечительством Рейндоттир немало: больше, чем у Хрофтатюра с Сурталоги вместе взятых. Разбросанные по столице и окраинам, они все выточены по одному стандарту, и изнутри не отличить одну от другой. Золото находит в этом забавную аналогию: находясь внутри корабля, не понять, двигается он или стоит.       Дайнслейф терпеть не может её аналогии.       Он спустился в пункт контроля; запросил информацию о сегодняшнем местонахождении Рейндоттир. Сумеречному Мечу эта информация доступна.       — Она ещё не успела покинуть столицу, — сказала Марианна, беженка из Фонтейна. — Госпожа Золото сегодня пребывает на восьмом пункте.       Ещё не успела?.. С того момента, как осматривала Дайнслейфа, должно быть.       Поблагодарив, Дайнслейф оседлал коня.       Столица делилась на секторы; с седьмого по тринадцатый — рабочие. Охрана одинакова в каждом, но в низкоуровневых тревога как будто становилась легче. Если в тонких и длинных, расположенных на мостах, без устойчивой почвы интеллектуальных секторах висел страх перед грядущим, а в основательных и замкнутых военных секторах — слишком хорошо ощущали настоящее, то здесь люди жили простой работой. Салютовали Сумеречному Мечу, смеялись друг с другом, отдыхали после смен… Пахло землёй, камнем и грибами; люминесцировали растения, светили фонари. Свет искусственного неба пробивался через мосты.       Когда-то, когда Дайнслейф был глуп и молод, он смотрел на них свысока. Сейчас же… здесь было странно хорошо.       Может быть, он хотел бы здесь остаться.       Сжав зубы, он пришпорил коня, чтоб проскакать по улице к лаборатории.       Неприметное здание с табличкой: номер восемь. Дайнслейф спешился, вошёл.       — Господин Сумеречный Меч! — встретила его одна из студенток Рейндоттир. — Наставница как раз ждёт вас.       О звёзды.       Надеть халат и бахилы; пройти через камеру с дезинфицирующим излучением. Лаборатория встретила ослепляющим белым светом.       — Секунду, Меч, — пробормотала склонившаяся над столом Золото.       Дайнслейф привалился к стене, скрестил руки на груди.       Рейндоттир пару раз щёлкнула пальцами правой руки; левой дописала что-то в журнале, а потом поднялась.       — Мой лучший образец пришёл, — зубасто улыбнулась.       — Пара вопросов.       — Тебе отвечу на любые, — пропела Рейндоттир. Подошла к Дайнслейфу вплотную, ухватила за подбородок, заставила повернуть голову в сторону и вгляделась в пульсацию жилки на шее. Потом — взяла его руку, сорвала перчатку и бросила прямо на пол. Стала болезненно проминать место рядом с синей прожилкой.       Дайнслейф не сопротивлялся.       — Ты исследуешь эту болезнь, так?       — Сейчас это самое интересное, — промурлыкала Рейндоттир. — Слушай, небольшой прокол можно? Пройди к кушетке?       Со вздохом Дайнслейф прошёл, лёг. Рейндоттир вытащила его рубашку из-под пояса, задрала.       — Аннес! — крикнула студентку. — Возьми иглу, — пробормотала, раздражённо зашипела и расстегнула нижние пуговицы рубашки. Остальные Дайнслейф расстегнул сам; распахнул её на груди. Вдоль мышц пресса уже струилась ещё одна прожилка. Рейндоттир стала проминать и ощупывать её. — Анальгетик или потерпишь?       — Потерплю.       — А анальгетика в этой лаборатории всё равно нет, — хмыкнула Рейндоттир. Взяла у студентки иглу; подвела к длинной трубке. — Подключи, — приказала, и трубку отвели к какому-то баку. — Держи кожу натянутой. — пальцы студентки присоединились к рукам Рейндоттир. — Приготовься, Меч.       Рейндоттир ввела иглу. Дайнслейф сжал зубы.       — Я рада, что ты пришёл, — продолжала Рейндоттир говорить, проталкивая иглу дальше. Дайнслейф не знал, что именно она пытается нащупать. — Кэйа бы ни за что не позволил даже такое с тобой сделать. Ты ему не говори, хорошо? Яхонтовый мой. О, — толчок иглы, и боль пронзила по позвоночнику. Дайнслейф вскрикнул бы, дёрнулся, но тело оставалось недвижимым, не слушалось. — Какое же ты всё-таки сокровище, Меч. Никогда в тебе не сомневалась. Восхитительно.       Тёмная жидкость потекла по трубке. Дайнслейф вынужденно молчал. Рейндоттир выдернула иглу и положила сверху какую-то вату.       Наконец Дайнслейф сумел вдохнуть и откинуть голову на кушетку.       — Я бы спросила раньше, но спугнуть боялась, — заговорила Рейндоттир снова. — Покинь нас, — пробормотала студентке, и они снова остались наедине. Дайнслейф сел на кушетке, тяжело дыша. — С чего ты решил добровольно прийти?       — Я хочу помочь, — хрипло отозвался Дайнслейф. — Информация и моё участие в твоих экспериментах в обмен на информацию и несколько уступок.       Рейндоттир обернулась.       — Продолжай, — сказала.       — Тебе Вёдрф сказал, что я приду, да? — Рейндоттир кивнула. — Что ещё он сказал? Вы обсуждали мою болезнь?       — С Вёдрфом-то? — Рейндоттир хихикнула. — Ты серьёзно?       Как и ожидалось.       — Я могу подробно описать тебе все стадии болезни и то, как она работает на разных людях, — сказал Дайнслейф. — В гораздо большем временном промежутке, чем ты можешь наблюдать. В разных условиях.       — Исходя из того, что тебе привиделось?       Дайнслейф внутренне скрестил пальцы. Сейчас всё зависит от того, поверит она или нет.       — Да.       — Я заинтересована, — пропела Рейндоттир. — Если это знания из того же источника, откуда ты узнал, что больные обращаются в аберрации Бездны.       — Из того же.       — Я уже говорила, что ты просто сокровище?       — Вдобавок я предлагаю тебе своё участие в твоих… экспериментах. В обход ограничений короля.       Рейндоттир вскинула брови.       — А вот это уже что-то новенькое, — сказала. Вскочила на стол, поёрзала на нём ягодицами и снова взяла свой журнал. — Какие мы дерзкие стали, Меч.       Дайнслейф криво усмехнулся.       — Я согласна, — сказала Рейндоттир. — Чего ты хочешь?       — Информации о том, чем ты занимаешься, — ответил Дайнслейф. — И временной приостановки твоих проектов помимо того, который ведёт исследование болезни.       — Это много.       — Я и предлагаю немало.       — Правду говоришь, — пробормотала Рейндоттир. Потёрла подбородок. — Дай мне время поразмыслить. Как ты собираешься скрывать это от Кэйечки?       Дайнслейф усмехнулся.       — Если информация из источника, которым я располагаю, верна, то прилагать усилия и не придётся. Если же нет… уверяю тебя, что я умею обращаться с Древом гораздо лучше, чем два месяца назад. Я могу это доказать.       — Спустимся к Древу, когда прибуду во дворец, — кивнула Рейндоттир. — Последнее, сокровище моё. Откуда мне знать, что ты на крыльях любви и верности не покаешься Кэйе во всех грехах?       — В Древе позволю посмотреть.       Рейндоттир усмехнулась.       — Идёт. Как хорошо, что ты снова понимаешь меня, Дайни. Я-то думала, ты окончательно одичал.       Выйдя из лаборатории, Дайнслейф чувствовал себя грязным. Прикосновения Рейндоттир горели на теле, а ведь скоро придётся пустить её и в мысли.       Мерзость.       Зеркальце в руках Рейндоттир…       Копирующая силу Провидца сыворотка ещё не отпустила тело до конца; двигаться нормально требовало огромных усилий, и всё же Дайнслейфу казалось, что за этот день он сделал больше, чем за предыдущий месяц. Возможно, дело в том, что ком от тошноты в горле не отступал, и боли за сегодня было тоже много? А чем больше боли — тем больше работы проделано.       Звёзды, какая мерзость. Дайнслейф предпочёл остановиться у конюшни, чтоб дождаться, пока придёт в себя, а не залезать на коня сразу.       А ведь предстоит ещё Кэйа Альберих.       Если б Дайнслейф не прятался от того, что должен делать, весь предыдущий месяц, у него были бы результаты…       Он наконец залез в седло, взял поводья в руки. Пошёл шагом. Копыта отбивали ритм по каменной кладке.       Как всё-таки мало опыта у него было в хитрости.