Бывший город

      В палату Дайнслейф вошёл без стука. Хергер полулежал в постели с книгой, и когда звякнул колокольчик на двери — поднял голову.       — Капитан! — воскликнул радостно. Шумно захлопнул книгу. От вида радости Хергера снова защемило в груди. — Вы как? Я слышал вести, вас видели в Трелбурге!       — Как быстро разлетаются слухи, — хмыкнул Дайнслейф, шагнув к кровати. Сел на стул рядом.       — Конечно, — улыбнулся Гер. — Я ж тут бока пролёживаю, что мне ещё делать, кроме как медсестричек да слухи ловить?       — Звёзды с ними, со слухами, — ответил Дайнслейф. — Лучше расскажи, как умудрился?       — О-о-о, — Хергер приподнялся на кровати, но тут же поморщился от боли и лёг обратно. Покосился на капитана, и Дайнслейф сделал вид, что не заметил его слабости. — Так вот, подходим мы к этому очагу, значит; я, Хальф и ребята из Серебристых. Их было парочка с нами, ну вы знаете. И вот мы подходим, а он, понимаете, огромный — я таких ещё не видел. Я подумал, были бы вы с нами… — Дайнслейф едва не вздрогнул. Хергер улыбнулся. — Но зато капитан, как я себя проявил!       — Ты молодец.       — Я бросился на него с механом; направил автоматон отдельно, а сам соскочил с него, Хальфдан подходил с другой стороны; ребят из Серебристых мы попросили прикрыть. И — выстрел! Я даже сам не понял, когда оно меня задело, капитан, — Хергер почесал в затылке. — Видимо, надо было больше гонять, да? Эдгето так сказал.       То есть, все Змеи уже посетили раненого товарища. Кроме Дайнслейфа — первого, кто должен был сделать это. Капитана.       На лице Хергера Дайнслейф видел: его не винят. Ни капли. Напротив, Гер счастлив, что капитан всё-таки пришёл, и от этого вина только тяжелее. Дайнслейф пытался сделать всё и сразу. Он торопился: месяц прошёл так, будто не было и дня. Он выстроил пути эвакуации; направил строительные отряды. Огромная работа, на которую у другого ушло бы полгода. Смириться, что месяц прошёл зря, было всё ещё тяжело; но теперь, рядом с Хергером, после поездки с Ретелем и Серкиром, почему-то признаться себе в ошибке стало легче.       Ошибки — путь к победе; он не раз это повторял своим рыцарям.       — Вы не злитесь, что я так облажался, капитан? — неловко позвал Хергер. Дайнслейф улыбнулся и накрыл его руку своей.       — Ты отлично проявил себя. Ты пошёл навстречу угрозе, не испугавшись. Ты защитил своих товарищей и получил боевое ранение. Я поздравляю тебя с ним: шрамы — честь для воина.       — Спасибо, капитан, — Хергер заулыбался.       Месяц прошёл зря. Лучше было бы, если бы Дайнслейф потратил его на анализ; если бы он пообщался со своими рыцарями и Альберихом. Одна только поездка в Трелбург дала ему больше, чем всё время в кабинете над картами.       — Тебе спасибо, Гер.

***

      Дайнслейфу следовало подумать об этом раньше, но — стоп, он прекрасно знаком с этим крючком. Ощущение упущенной возможности, упущенной надежды — они заставляют повторять одни и те же действия снова и снова. Он уже проходил через это пятьсот лет назад.       Он ошибся. Это правда.       Но у него были причины. Он хотел помочь; он думал, что если эвакуировать здоровых — то их не заденет бедствие, и если бы болезнь уже не распространилась, его план бы сработал. У него было недостаточно информации, потому что он зарекомендовал себя как тот, кому эту информацию доверить нельзя.       (Возможно, это будет стоить Каэнри’ах существования; возможно, этого месяца не хватит, и погибнут Ретель с Серкиром, Хергер с Хальфданом… снова будто обожгло грудную клетку, и Дайнслейф остановился посреди коридора; ухватился за стену. Привалился к ней. Закрыл глаза.)       Ему нельзя об этом думать.       Он должен помнить, что он защищает; он не должен поддаваться безумию — только и всего. Это безумие — оно толкало его необдуманно хвататься за очаги; оно заставило его сконцентрироваться исключительно на одном, из-за него он потерял самый ценный свой ресурс: доверие короля. Бесполезность предыдущего месяца не сломает его, потому что есть те, кого он должен защитить.       (Безумие — так Дайнслейф привык называть свою боль; и он понимал это — но это понимание было болезненным.)       Дайнслейф глубоко вдохнул; наполнил лёгкие воздухом родины. Выдохнул. Взялся за ручку и открыл дверь к человеку, который сейчас был важнее всего.

***

      Кэйа Альберих сидел за большим столом, одетый с иголочки, причёсанный, холёный. Он поднял взгляд.       — Дайн? Как ты?       Вчера Дайнслейф был в ярости от одной только догадки, что Кэйа Альберих может отправлять его из дворца для того, чтоб делать… что-то, что Дайнслейф бы ему не позволил. Сейчас эта мысль всё ещё заставляла всё внутри бурлить, но Дайнслейф должен был оказаться сильнее своего безумия.       (К тому же — даже после того, как говорил с ним Дайнслейф, Альберих всё ещё в первую очередь интересовался тем, как он. Звёзды!)       — Кэйа. — Дайнслейф кивнул. Прошёл к столу; пододвинул себе стул и сел напротив. После приступа проклятия даже прикосновения к дереву болезненны, но это всё ещё лучше, чем то, что терпел Дайнслейф на протяжении пятисот лет. — Я нормально. Я… многое обдумал.       Альберих кивнул.       — Это хорошо. Перед месячным Регнумом — тем более.       …что?       — Месячным Регнумом?..       Звёзды!       Резко нахлынули воспоминания: собрание раз в месяц, прошлое — ещё до поездки в Сумеру, это… пора, конечно! Как он мог забыть? Про это помнили даже граждане в Трелбурге, а он…       А он занимался чем угодно другим.       Почему Альберих не напомнил ему заранее? Дайнслейф точно знает: Альберих всегда напоминает ему о таких вещах. Пока Сумеречный Меч занят внешней работой, обеспечением безопасности, король решает политику; за пару дней до собрания Кэйа вызывает своего рыцаря — чтоб обсудить предстоящее собрание, чтоб получить последние комментарии и последний сторонний взгляд, чтоб Дайнслейф не поставил себе случайно ничего лишнего на вечер…       Всегда было так…       С другим Дайнслейфом.       — Сегодня на вечер назначено собрание Большого Регнума. Должно было быть день назад, но без одного из Шести, моего Сумеречного Меча, это невозможно. Раз ты вернулся из Трелбурга пораньше, назначили на сегодня.       Дайнслейф поджал губы.       — Я собираюсь выйти на прямую связь с Руккхадеватой. Появилась такая возможность; в том числе — благодаря твоим действиям по зачистке в Сумеру и благодаря Хадуре с её отрядом. Я внесу это предложение, и ты поддержишь меня.       …что?       — О чём тебе говорить с Руккхадеватой? — спросил он напряжённо.       — С Дендро Архонтом всегда есть, что обсудить, — улыбнулся Кэйа.       — Что именно?       — Артерии земли, — посерьёзнел Кэйа. — Ирминсуль. Очаги появляются на местах их переплетений, это ты должен был заметить. Мы помогли Руккхадевате очистить Сумеру; пришёл её черёд помогать.       «Ты забыл, кто правит Каэнри’ах?» — «Ты?» — «Ни в коем случае».       Дайнслейф мгновение молчал. Помнить: Кэйа Альберих не идиот.       — Ты правда думаешь, что Руккхадевата поможет? Или ты просто хочешь показать, что мы зависим от неё?       Кэйа усмехнулся.       — Я хочу показать, что не нужно бояться, что выходы есть.       Но ведь это ложь. Ту же ложь Дайнслейф говорил людям в Трелбурге…       — Ты пустишь её в Каэнри’ах?       — Ограниченно. В артерии земли.       Анфортас не делал этого. Никогда. Ирмин не делал этого, даже в своём безумии. Никто из Чёрного Солнца и Багряной Луны…       Каэнри’ах была построена как королевство без богов; они могли сами справиться со своими трудностями, а пустить богов — значит, ослабить защиту…       Дайнслейф прикусил язык и не позволил себе рвущихся наружу обвинений в сумасшествии; звёзды знают, какого труда ему это стоило.       Он не хочет терять оставшееся доверие короля. Ему оно ещё понадобится. Стоп.       Есть иные пути решения…       — И чего ты хочешь от меня?       — Твою руку на Регнуме.       — Я не поддерживаю твоё решение.       — Но ты за него проголосуешь.       Дайнслейф молча вскинул бровь. Кэйа наклонился вперёд.       — Пожалуйста, не заставляй меня давить на тебя, Дайн, — сказал. — У нас одна цель: мы желаем блага Каэнри’ах…       — Почему ты не предупредил меня раньше? — перебил Дайнслейф. Он постарался сделать свой тон резким, жёстким, жёстче, чем мог на самом деле.       — Ты был слишком занят, — мягко ответил Кэйа.       …сколько раз он уже пошёл на поводу у Альбериха? Поездки в Сумеру и в Трелбург, приказ с очагами и приказ дать клятву, возвращение из Трелбурга. Сколько можно? Пойти на поводу снова, но… может, его слово…       — Я возьму нейтралитет.       — Дайн. Твой голос всегда, каждый раз, был на моей стороне. Ты был одним из тех, кто голосовал за сближение с поверхностью. Как ты считаешь, что подумают о такой резкой смене мнения?       Дайнслейфу было плевать, что подумают. Этот разговор ему претил; закулисные интриги вместо настоящей работы…       …а какая сейчас «настоящая работа»? Ею он занимался предыдущий месяц. И что получилось?       Даст ли Альберих доступ к тому, что было по-настоящему важно?       Какая мерзость. Звёзды, какая мерзость, — будто руки по локоть в грязь окунуть.       — Я требую взамен новой информации о линиях и доступа к командованию, а также — полную информацию о переговорах с Руккхадеватой.       Кэйа улыбнулся.       — Я подумаю об уступках в доступе к командованию.       — Полную информацию о переговорах с Руккхадеватой. Без исключения.       — Я подумаю.       Дайнслейф сильно сжал зубы, так, что заиграли желваки. Сейчас подчиняться было ещё отвратительней: Дайнслейф не просто слушал Альбериха, но и принимал участие в его чёртовой игре. Раньше это было насильно, сейчас он окунался в грязь… почти добровольно.       Но ему есть, что защищать.       — Пойдёт, — рвано сказал он и, развернувшись на каблуках, покинул кабинет.       Вот она, причина, по которой его отправили в Трелбург. Теперь-то она обнажилась.

***

      Ударил гонг.       Регнум открылся.       Как давно Дайнслейф не бывал здесь! Большой зал лишён роскоши: лишь каменный амфитеатр с каменными же скамьями. Трубы под замком не давали камню слишком сильно охладиться, но в зале Большого Регнума всё равно было некомфортно. Слишком жёстко, слишком давяще, слишком бьёт в глаза белоснежный свет прожекторов-«звёзд».       Во время принятия решений и должно быть некомфортно.       Дайнслейф, Сумеречный Меч Каэнри’ах, сидел среди Шестерых, но, слава звёздам, с краю. Только слева от него сидел Вёдрфёльнир — и кивнул, как ни в чём не бывало. Пришлось терпеть соседство.       Кэйа поднялся с места; следом за ним встал зал.       — Объявляю месячный Регнум открытым, — сказал Кэйа, и на его слова зал озарился разноцветными огнями: символом поддержки, кнопка которого была у каждого в зале. Альберих кивнул собранию; когда все сели — остался стоять. — Позволю себе первым внести темы на обсуждение. Традиционно: безопасность. Месяц показал нам, что угроза растёт. Мы не можем позволить себе закрыть глаза на угрозу. Прошу доклад, госпожа Брунгильда.       Дайнслейф почти чувствовал вопрос: почему докладывает не Сумеречный Меч?       Брунгильда, занявшая место Вотана — тот пал недавно на линии, был одним из генералов основных войск; и вновь Дайнслейф знает это от себя предыдущего, — поднялась.       — Благодарю вас, Ваше Величество. — её тон звучал жёстко. — Я вынуждена констатировать, что количество очагов в какой-то момент резко возросло. Это связано с развёрнутой кампанией по их единовременной ликвидации; мы нашли новый способ и сочли нужным протестировать. До сведения военных сил донесено, что уничтожение нескольких очагов в одном ареале способствует появлению новых; господин Сурталоги помог подтвердить это экспериментально. Сразу развею ваши сомнения: их рост не будет продолжаться с той же силой, если не уничтожать помногу за раз; есть тому свидетельства: господин Сурталоги помог с экспериментом.       — Почему военные силы решили уничтожать без предварительного эксперимента? — послышался резкий голос. Огни загорелись. Дайнслейф сжал ткань своих брюк. Он кожей чувствовал взгляд Вёдрфёльнира.       — Это было моё решение, — сказал Кэйа. — До прошедшего инцидента у нас не было ни одной причины полагать, что очаги могут разрастаться из-за уничтожения. Напомню, что на предыдущем Регнуме многие из присутствующих голосовали за ужесточение политики их ликвидации.       — Следовало вынести это на совет. — и загорелись огни.       — Господин Шпильд, приоритет Короны — сохранение жизней людей, — сказал Альберих, и его слова подкрепили огоньками поддержки. — Если у нас есть возможность уничтожить то, что им угрожает, мы это сделаем. Обсуждение было вынесено на малый военный совет; решено зачищать постепенно. Зачистив треть, мы обратили внимание на колебания артерий земли. Это замечание помогло предотвратить катастрофу, которая могла бы произойти, если бы мы зачистили всё сразу.       Шпильд сел. Дайнслейф не помнил, кто это такой.       — Госпожа Брунгильда, прошу вас продолжать.       — Следующая часть моего доклада касается непосредственно военной тематики, — сказала она. — Я благодарю Корону за подкрепление, присланное на линии, и выражаю обеспокоенность, что понадобится новое.       — Нужна большая ясность, — сказал кто-то из зала.       — Хотела бы я её иметь.       Вдруг поднял руку Сурталоги. Зал замолчал.       — Всё на линиях можно уничтожить за минуту. — сказал он, и Дайнслейф поймал себя на мысли, что согласен.       Никто не возразил ему, но огней не было. Кэйа оглядел зал, улыбнулся и постучал пальцем по столу.       — Господин Сурталоги, ваш же эксперимент показал, что оно того не стоит, — сказал.       Лёгкий гул поддержал Альбериха.       — Ваше Величество, прошу слово, — позвал голос. Дайнслейф повернулся. Точно, Скарн?.. — Мы можем воевать долго, но наши ресурсы не бесконечны. Госпожа Брунгильда многого просит в последнее время…       Резко встала Брунгильда.       — Многого прошу? — и её слова поддержали фальшивые звёзды.       — Фабрикам перестаёт хватать металлов. Ресурсы не бесконечны, а линия требует большего и большего. Чем больше её кормишь, тем больше она требует. Автоматоны возвращают нам в состоянии, в котором их почти невозможно починить. Мы работаем на износ: введена третья смена. Есть предложения? — прозвучало почти издевательски.       — Это одна из вещей, в которых нам может помочь Натлан! — воскликнула Рери; её звонкий голос заставил Дайнслейфа вздрогнуть.       Огни загорелись.       — Это было бы отлично. — сказала госпожа Кальд. Фракция торговцев, кажется? Дайнслейф плохо помнил её; он мало контактировал с финансами.       — Ставить Каэнри’ах в зависимость от Натлана? Госпожа, это было бы отлично лишь для ваших торговых путей. — да, точно она.       — «Моих»? Господин, это не «мои» пути, это пути людей Каэнри’ах. Они поставляют людям ресурсы, возможные диковинки с поверхности, то, чего у нас нет по умолчанию. — и огни горели для неё.       Дайнслейф метнул взгляд на Альбериха. Тот выглядел расслабленным, но Дайнслейф уловил в нём некоторую… настороженность, разочарование? Эмоции Альбериха бывали как на ладони: Дайнслейф слишком хорошо его знал.       — Это вопрос не для Регнума. — постарался вернуться к нужному Скард. — Нехватка металлов — техническая деталь…       — Как и нехватка еды в военпунктах? Тоже техническая?       — Вопрос не для Регнума.       — Это вопрос, от которого зависит стойкость линий.       — На линии всегда можно поставить одного из Шестерых.       — Кого? — фыркнула Брунгильда. — Сурталоги? По-вашему, так что угодно можно назвать технической деталью. Что насчёт судьбы заражённых? Она — тоже техническая деталь?       — Господа, ссорами вы оскорбляете честь этого собрания, — негромко заметил Кэйа, но его голос был отчётливо слышен. — Достаточно. Я дам время для вопроса ресурсов позже; сейчас идёт обсуждение безопасности. Сядьте, прошу вас.       — Ваше Величество, я прошу слово, — послышался голос со скамьи академиков: звёзды, как же зовут… кто-то из мастеров, но имени Дайнслейф не помнил. Он метнул взгляд на Хрофтатюра; на лице того была улыбка.       — Прошу вас.       — В этом месяце под руководством господина Сумеречного Меча моя группа начала проектировать и прокладывать пути эвакуации между городами. — это человек из группы Дайнслейфа? Неудивительно; Дайнслейф почти ни с кем из них не встречался лично. Звёзды знают, как они там выглядят и как их зовут. — Каждый город будет связан с каждым; а вдобавок — к выходам на поверхность. Через два месяца мы вместе с группой господина Хрофтатюра и с сотрудничеством господина Скарна будем счастливы заявить о результатах. И… мы разрабатываем параллельно проект… по которому можно было бы увести людей на поверхность. Частично.       Зал взорвался гулом.       …Дайнслейф не для этого прокладывал пути. Гнев наполнил грудь, и Дайнслейф прикусил щёку изнутри.       Каэнри’ах не для того боролась, чтоб разбегаться по поверхности. И — и — и Альберих в очередной раз использовал его; Дайнслейф продумывал, как за наименьший срок вывести как можно больше людей, он сделал свою работу на совесть, а оказалось, что она теперь используется так…       Альбериха хотелось уничтожить.       Но — звёзды небесные — получается, что Дайнслейф, со всей своей настойчивостью, работал на хитрость Альбериха; он ограничивал себя клятвой, ограничивал себя человечностью, пока тот…       — Мастер Хельгасон, вы сошли с ума! — воскликнул один из лордов.       — Я прошу внимания! У нас есть возможность расселить людей на поверхности — часть оставить под землёй, часть вывести наружу, и тогда мы сможем заблокировать артерии земли изнутри без проблем…       — Вы предлагаете нам оставить всё то, что мы строили веками?       — Мастер Хельгасон, Каэнри’ах была великой страной задолго до нас, и эти революции…       — Наши люди привыкли к комфорту, к тепло-, водо- и электро- снабжению, вы будете строить такое на поверхности?       — А болезни? А болезни поверхности? Окраины и без того страдают от них!..       — Болезнь уже здесь! Бояться болезней? Болезнь уже здесь, самая страшная из них!       — Достаточно, — гулко и резко. — Мастер Хельгасон, это называется диверсия.       — Лорд Бьёнхейрм, помните, кого вы обвиняете!..       — Нет никакой разницы, кто предаёт Каэнри’ах, даже если этот кто-то состоит в Регнуме.       — Я предлагаю решение! Хоть какое-то! Милорд, вы не предложили ничего!       — Он прав… если выхода совсем нет…       Огни мерцали, как сумасшедшие.       — Господа, — снова прозвучал чёткий и ровный голос Кэйи Альбериха. Снова повисла тишина. — Напомню, что приоритетом Короны является сохранение жизней жителей Каэнри’ах, и если чьи-то приоритеты отличаются — прошу заявить об этом сейчас, перед собранием. — тишина. Никто не откликнулся. — Лорд Бьёнхейрм, если вы подозреваете одного из почётных членов Университета Мастеров в диверсии, доклад должен быть на моём столе. Мастер, прошу продолжать.       — Благодарю, — теперь Хельгасон звучал почти испуганно. — Если мы будем рассматривать это как одну из перспектив, то необходимо… заранее продумать то, что и сказали: снабжение на поверхности… но наше отделение занимается лишь построением, и мы ждём и запрашиваем разрешения на построение поселения на поверхности, — фраза казалась выученной. — Благодарю вас. Я закончил.       — Хорошо. Мастер Хельгасон, прошу вас не беспокоиться: когда проект впервые выносится на рассмотрение, отвержение — норма. Теперь прошу возражения.       — Каэнри’ах выстояла четыре века. — жёсткий голос лорда Торсдоттира. Дайнслейф помнил его. Таких не забывают. — Мы построили это королевство, чтобы выжить без богов, без их милости, без их мира. Вы предлагаете отказаться от всего, что делало нас сильными? — огни засияли.       Мастер Хельгасон замялся, но вместо него вдруг ответила Брунгильда.       — Оставьте свои идеологии, лорд, — даже небрежно. — Каэнри’ах сильна не вами, а такими, как мои воины, и если можно сохранить их жизни… — остаток тех, что не поддержали Торсдоттира, загорелись для неё.       — Ваши воины борются за эту землю, госпожа!       — Мои воины борются не за крепость, а за людей. Господин, Каэнри’ах — это крепость или люди?       — Господа, — предупреждающе сказал Кэйа, предотвращая ссору.       Запоздало Дайнслейф понял, какой опасный вопрос это был: если бы кто-то ответил — «люди»…       То идея эвакуации показалась бы не таким уж и безумием.       — Я заговорю о том, о чём уже говорила сегодня, — поднялась госпожа Кальд. — Наши люди привыкли к комфорту. Большему, чем… звёзды небесные, в каком-нибудь Натлане.       — И вы считаете это правильной расстановкой приоритетов? — неверяще уточнил мастер Хельгасон.       — Я считаю, что люди заслуживают иметь свой комфорт.       — Да какой комфорт! Они буквально…       — Мастер, прошу вас, — перебил Кэйа.       Поднялся лорд Кальдборн.       — Вы наивны, если думаете, что нас примут. Вспомните истории тех многих, кто из Каэнри’ах пытался подняться на поверхность. Что с ними случилось? Разве нашли они хоть толику принятия? В Ли Юэ детей пугают монстрами из подземелий. В Мондштадте наши земли называют «морем пепла». В Натлане — том самом, госпожа Рери, из которого вы предлагаете принимать поставки, — наших людей воспринимали как придаток к монстрам Бездны и уничтожали. Мы не зря оставались под землёй прошедшие четыреста лет. И это, позвольте, я ещё не упомянул богов; а боги мстительны, и они не позволят нам оставаться в покое.       Дайнслейф чувствовал, что это мнение, кажется, разделяют многие в зале.       Это внушало… надежду.       — Нас не ненавидят больше, — Дайнслейф хотел бы, чтобы это был голос Альбериха, но — нет. И, более того, этот голос сопроводили огоньки. — После заключения союзов, после Альберихов, многие путешествовали на поверхность, и люди там начали проявлять гостеприимность. Зачем ворошить прошлое?       — Даже если бы нас по-прежнему ненавидели, — другой голос, — нам ли бояться? У нас есть оружие.       И сейчас свет зажёгся снова.       Звёзды небесные.       Встала Брунгильда.       — То, что сделал мастер Хельгасон, огромный труд. И всё же ставить себя в зависимость от поверхности — значит ждать, когда поверхность воспользуется этим против нас.       — Уж не вы ли, госпожа, поддерживали госпожу Рери на прошлом Регнуме?       Брунгильда кивнула.       — Нужно знать разницу между сотрудничеством и зависимостью. Когда я прошу подкрепления у королевской гвардии и Сумеречного Меча — это сотрудничество; если бы я отдала линию Сурталоги — это была бы зависимость, — она посмотрела прямо на Дайнслейфа.       …звёзды. Он… он, наверное, придерживался похожей позиции? Он едва помнит Брунгильду; помнит её жесткость на военных советах, помнит, как она училась у Вотана и как росла — едва ли не на глазах Дайнслейфа — от рядовой к командиру, но…       — Военная тактика вам не изменяет, — сказал он. Поймал взгляд Альбериха: тот улыбнулся уголком губы и кивнул.       Мерзавец.       Снова встал Бьёнхейрм.       — Мы должны помнить о том, о чьих интересах идёт речь, — сказал. — И речь должна идти об интересах Каэнри’ах как нации. Я хотел бы пояснить свои слова. Требовать побега — предательство, — снова сверкнул он глазами на Хельгасона. — Побег — последняя мера. — и здесь, кажется, поддержало больше людей; зал засиял. — Каэнри’ах уже сталкивалась с трудностями; вспомните Изгнание и годы Чумы на нижних уровнях. Мы не бежали. И вышли из трудностей обновлёнными.       Кэйа кивнул.       — Вопрос лишь в том, кто проталкивает возможность сбежать, кто прокладывает пути и на каком уровне закралось предательство, господа. Нельзя отнимать у Каэнри’ах её доблесть.       Речь Бьёнхейрма сопроводило всего несколько огней; Дайнслейф не нажал свой, хотя и был согласен.       Но, закончив, Бьёрхейрм посмотрел прямо на него и криво улыбнулся. Вёдрфёльнир рядом покачал головой, и Бьёрхейрм нахмурился, но сел. Кэйа мягко улыбнулся.       — Хорошо. — сказал так, будто его только что не обвинили в предательстве. — Благодарю за доклад и за возражения. Мы обязаны иметь несколько планов, и, если один из планов не удовлетворяет вас — вы вольны предложить другой. Если возражений нет, прошу доклад госпожи Рейндоттир.       Золото поднялась. Встала, небрежно подогнув под себя одну ногу и оперевшись ею на сиденье.       — Мы много говорим о скверне и об очагах, — начала она. — Но прежде, чем использовать слова, нам следовало бы понимать их смысл. Когда человек ранен и не лечит рану, рана пытается лечить сама себя и гниёт. Прошу внимания на картинки, — Рейндоттир наклонилась; достала две карты. — Здесь я разметила артерии земли, — предъявила одну, — здесь — очаги, — рядом расположила другую. Они были небольшие, такие, чтоб помещались в руках, но даже с таким масштабом, стоило Рейндоттир наложить одну на другую, стало очевидно. — Моя группа понимает это давно, но здесь присутствующие — не моя группа. Итак, студенты, кто-нибудь понял, к чему я веду?       — Давно известно, что это болезнь артерий земли, — хмыкнул кто-то из лордов.       — Не болезнь. Попытка исцеления. И, между прочим, учебная группа Хрофтатюра по намёку это поняла сразу, лорд Торсдоттир.       Тот нахмурился, но смолчал.       — Если выгрести из раны гной, — продолжила Рейндоттир, — и не продезинфицировать её, не наложить шов и повязку, то рана продолжит гноиться; может развиться абсцесс. Я отрезала не одну конечность из-за этого…       — Госпожа Рейндоттир, вы не можете обойтись без лирических отступлений?       — Помилуйте, я же обошлась без введения в основы и в технические детали, — хохотнула Рейндоттир. Кажется, она единственная в этом зале ощущала себя комфортно, и Дайнслейф ненавидел её за это только сильнее. — Могли бы и поблагодарить. Я раскрыла перед вами причину, почему уничтожение очагов ведёт к новым очагам; раскрыла, как мы можем предсказать места появления новых очагов.       — Вы предлагаете поверить, что земля пытается восстановить сама себя, — сказал лорд Трандаль. — Тогда почему это убивает людей?       — А почему вы думаете, что люди нужны земле?       — Вы хотите сказать, что скверна — часть земли? — уточнил другой лорд.       — Точно так же, как клинок — часть меча, — пожала плечом Рейндоттир. — Позвольте завершить доклад, господа. Если мы не хотим ампутировать Каэнри’ах, то нам нужно наложить на рану мази и бинты. Я закончила. Благодарю, Ваше Величество. Кэйа.       Альберих кивнул.       Для Золота не зажглось ни одной звезды; ей это было и не нужно.       — Рейндоттир, будьте прямолинейны! — резко заявил лорд Трандаль. — Что вы предлагаете?       — Изучать, — хитро улыбнулась Золото.       — Конкретики!       Рейндоттир снова поднялась. Немного картинно помялась.       — Всё живое эволюционирует, — сказала она. — А артерии земли живые. Бактерии в ранах тоже могут развиваться, знаете ли, моя хорошая подруга так однажды вырастила неплохой сорт. Мне понравились. То, что происходит на линиях, лишь часть эволюции попыток земли исцелиться.       — Что вы предлагаете?       — То, что делают учёные веками, — улыбнулась Рейндоттир. — Лабораторный эксперимент. Создать контролируемый очаг…       Дайнслейф вскочил, и он был такой не один. Зал взорвался криками, и собственное — «ты с ума сошла?» — Дайнслейфа потонуло в гуле.       Рейндоттир стояла посреди грохота и улыбалась.       Кэйа с силой ударил ладонью по столу, колокол лёгкого, казалось бы, удара зазвенел всеми каменными стенами; шум стал утихать. Рейндоттир подняла руку.       — Я предположу ваши возражения…       — Рейн, — сказал Альберих. — Пусть возразят.       — Пф.       Кэйа постучал по столу.       — Ваше Величество, прошу слово, — сказал один из лордов. Кэйа кивнул. — Что, если эксперимент выйдет из-под контроля?       Огни загорелись.       Рейндоттир пожала плечом.       — Значит, будет на один очаг больше, но этот очаг будет в безлюдном месте, где не сможет никому навредить.       — Вы сами говорите, что оно… эволюционирует, — сказал другой. — Что, если ваш тоже?       — Эволюционируют все очаги. Более того, я постараюсь ускорить его эволюцию, чтобы знать, как она происходит.       — Каэнри’ах не место для экспериментов, госпожа Рейндоттир. Мы не можем себе позволить рисковать, — сказал кто-то ещё.       — Кто возьмёт на себя ответственность, когда всё пойдёт не по плану?       — Не пойдёт. Я лично этим займусь.       — Госпожа Золото, могу возразить и я, — голос Хрофтатюра. — Любые операции с Ирминсулем влекут непредсказуемые последствия. — огни загорелись.       — Это локальная операция; я заблокирую артерии вокруг.       — А если об этом узнают люди? Что мы создаём очаги вместо того, чтоб их убирать?       — Объяснить это людям — уже не моя задача, господа политики.       — Если очаги и Ирминсуль можно использовать, его нужно использовать, — Скарн. — Господа, вы упускаете выгоду.       — Обычно мне претит ваше мышление, но и вы можете быть умны, милорд.       Дайнслейф едва слышал разговор. В ушах шумело. Вот оно. Вот оно — то, из-за чего они погибнут? Он хотел возразить, но мысли путались, тело совершенно не слушалось, и сердце билось слишком сильно. В груди горело.       Люди не поддерживали Рейндоттир, но… но она — неуправляемая сила, ей плевать на людей.       — Достаточно, — оборвал беседу Альберих через неопределённое количество времени — Дайнслейф не понял, сколько. — Могу я внести предложение?       Гул стал утихать. Кэйа поднялся и подождал, пока станет тихо. От тишины стало немного легче, но лишь немного.       — На прошлом собрании было принято решение отправить военную помощь в Сумеру, — сказал Кэйа. Каждое слово будто заставляло боль пульсировать. — Многие из здесь присутствующих возражали, но позвольте отчитаться перед советом: экспедиция прошла успешно. Рери принесла новости: Сумеру очень благодарен нам за помощь. И здесь я хотел бы напомнить, как плотно связана Архонт Руккхадевата связана с Ирминсулем и артериями земли…       — Вы предлагаете просить помощи у Архонта? — воскликнул лорд Кальдборн. Его поддержали огни.       — Это абсурд.       Бьёнхейрм, как ни странно, молчал.       — Я предлагаю затребовать у Архонта возвращения долга. Мы помогаем наземным государствам бороться с этой болезнью; наземные государства помогают нам. В зале есть те, кто бежал в Каэнри’ах от Руккхадеваты; Каэнри’ах приняла вас, и вы — каэнрийцы даже в большей степени, чем я, рождённый в Каэнри’ах, — Кэйа склонил голову. — Но…       «Ты хочешь сказать, что есть вещи, которые могут сделать только боги. Давай. Скажи».       — …её доступ к артериям земли будет временным и ограниченным; Провидец, как лучший мастер обращения с Ирминсулем в королевстве, будет лично контролировать это; Мудрец знает Руккхадевату лично — и большую часть переговоров будет вести он. Люди умирают каждый день; каждый день очагов становится больше. Вы не задумывались, почему в Сумеру очаг не открылся вновь? Потому что Руккхадевата способна, пусть и ненадолго, но залатать раны.       — Кроме того…       — Рейндоттир, прошу.       — Кроме того, — перебившая было Золото встала, — если мы увидим, как проходит это «залатывание», — а я буду наблюдать за этим в режиме реального времени, — то мы сможем это изучить. И, возможно, когда Сурталоги уничтожит очаги на линиях, я сумею залатать их. Мы всего лишь возьмём у них информацию — это то, что многократно происходит в Университете Мастеров.       — Благодарю, Рейндоттир. Хрофтатюр?       — Руккхадевата мудра, — сказал Хрофтатюр. — Она будет понимать, чего мы хотим добиться, но она способна на сделки.       — Благодарю.       — Это абсурд, — сказал кто-то из лордов. — Каэнри’ах — королевство без богов. Господа, я сам — беженец из Мондштадта; принять помощь богов — значит, предать себя… — огни загорелись, но меньше, чем нужно.       — Мы уже обсуждали сотрудничество с поверхностью сегодня, — сказал Альберих. — На прошлом Регнуме мы приняли решение помочь Сумеру; на позапрошлом — обсуждали общение с Натланом. Вести торговлю с Натланом или Снежной или обмениваться информацией с Сумеру — одно и то же.       — Не одно, — возразили ему. — Есть разница между тем, чтоб торговать с людьми и заключать сделки с богами.       Загорелись огни. Кэйа стоял посреди них.       — Вы правы, — улыбнулся он. — С людьми мы договариваемся полюбовно. С богами должны иметь средство давления.       Огни погасли. Дайнслейф поймал себя на том, что и сам слушает внимательно.       — Господа, — снова заговорил Кэйа. — Здесь — следующая часть. Вы знаете, что Каэнри’ах поражена очагами скверны сильнее, чем любое наземное государство. Это и может стать нашим оружием.       — Это цинизм, — пробормотал Торсдоттир.       — Необходимый цинизм. У нас не так много ресурсов, чтобы не использовать все.       — Это то, о чём я говорил, — пробормотал Кальд.       — Прошу ещё немного вашего внимания. Мы умеем обращаться и жить с очагами; наземники — нет. И мы, и они пытаются найти способ уничтожить их, но мы продвинулись дальше, и наша боевая мощь выше. Сумеру и Натлан не зря просили нашей помощи в этом; не зря недавно через Рери обратилась Снежная, и, насколько мне известно, готовится поступить запрос от Мондштадта. Всё, что от нас требуется, — найти способ бороться с этим в совершенстве раньше, чем наземники. Они понимают это; они пытаются сделать то же самое. И мы обязаны победить в этой гонке: это вопрос выживания. Что гораздо важнее: это понимают боги…       — Ваше Величество, пара слов, — снова перебила Рейндоттир. — Обращаясь к почтенному собранию, хочу заметить, что эта… энергия чрезвычайно вредна для богов.       — Благодарю. И, как вы уже могли услышать, Рейндоттир умеет создавать очаги.       Боль отступала, и Дайнслейф понимал, как много он не замечал. Чёртов идиот.       — Если я верно понимаю, — медленно заговорил Шпильд, — вы предлагаете шантажировать богов?       — Ни в коем случае, — улыбнулся Кэйа. Это была та же самая обаятельная улыбка, которую Дайнслейф видел у капитана кавалерии. — Я предлагаю попросить помощи в обмен на нашу помощь, но держать в голове, что Руккхадевата достаточно умна, чтоб понимать угрозу.       — Допустить её к артериям земли? — резко спросил Кальдборн. — Вы предлагаете опустить нашу защиту, лорд Альберих. — загорелись огоньки. — Эта защита спасала Каэнри’ах задолго до вас, ещё в эпоху Багровой Луны. Что там говорил лорд Бьёнхейрм?       — Лорда Бьёнхейрма служба обязывает блюсти бдительность, и Корона благодарна ему за это, — откликнулся Кэйа. Его лицо было безмятежно. — Да, я предлагаю на время ограниченно опустить защиту… — зал зашумел, и Кэйа поднял руку. — Призываю к тишине. Ограниченно — ключевое слово. За работой Руккхадеваты будут следить Провидец и Золото — двое тех, кто лучше всего работает с Древом. И напомню собранию, что в нашей власти остаётся возможность заразить поверхность, если Руккхадевата нанесёт нам вред.       — Вы играете с огнём…       — Это то, что Каэнри’ах делала в течение всей своей истории.       — Король Каэнри’ах заявляет, что мы не можем выжить без помощи богов. Звёзды небесные, до чего мы докатились.       На лице Кэйи отразилась тень гнева, и вопреки воле у Дайнслейфа всё сжалось внутри: он знал, что это означает, что Альберих по-настоящему злится.       — Можем ли мы выжить? — но его голос звучал так же безмятежно. — Можем. Но приоритет Короны — спасение жизней, а не крепости и не гордости стариков.       — Что бы сказал Его Величество Ирмин…       — В его лучшие годы он сказал бы, что жизнь каждого каэнрийца драгоценна. Каэнри’ах может позволить себе войну, но война слишком тяжела…       Зал резко замолчал, Дайнслейф не сразу понял, почему: поднялся Вёдрфёльнир.       — Защита артерий земли Каэнри’ах слабеет с каждым новым очагом, — сказал он. Он почти бормотал себе под нос, но его голос был слышен в каждом уголке зала. — Она — такой же обоюдоострый меч, как и всё остальное. Когда очагов станет слишком много, она падёт.       Вёдрфёльнир сел.       Пауза, и зал загудел снова. Стоял за своей трибуной — единственной в зале, — Кэйа, стояла Рейндоттир, подогнув под себя ногу и расслабленно глядя куда-то наверх. Дайнслейф слушал гул, и гул нарастал в его голове, переходя в боль.       — Болезнь очагов уже здесь. Судьба заражённых…       — Именно поэтому у нас нет времени, и нужно использовать скорейшие методы…       — Откуда вы знаете, как отреагируют боги на требование? Вдруг агрессией?..       — Шантаж богов, они это заслужили…       — И видят звёзды, если нам придётся уничтожить поверхность…       — Им нужна мёртвая Каэнри’ах, но они её не получат…       — Нет! Некоторые из них тоже хотят сотрудничать…       — Но Руккхадевата тоже получит информацию…       — Боги не платят по долгам; отдав, они берут вдвое больше, — прозвучал ещё один голос, и зал на этот голос резко затих. — Глупо ставить Каэнри’ах в зависимость от тех, кто не видит в нас равных.       Запоздало Дайнслейф осознал, что это был его собственный голос.       — Мы заставим их увидеть, — ответил Кэйа с улыбкой. — Уже заставили, когда боги обратились за помощью к нам, людям. Мы не можем просто отвернуться и сделать вид, что мы не знаем, где искать ответы, когда есть возможность спасти жизни людей.       — Мы не можем класть голову в пасть вишапу и делать вид, что останемся живы.       Это был голос Дайнслейфа, а ведь он не собирался терять расположение Альбериха.       — Зато мы можем установить этому вишапу такие распорки, что при попытке закрыть пасть он порвёт себе челюсть.       Звёзды. Звёзды, какие могут быть аргументы? Когда альтернативы — побег на поверхность, создание очагов? Когда речь идёт об ампутации Каэнри’ах, как гниющей опухоли?       Правда Дайнслейфа никого не спасёт. Правда Дайнслейфа никому не нужна.       Может, потребовать возврат долга у Архонта и воспользоваться ею, как боги пользуются людьми — не так уж и плохо? В конце концов, речь о заболевших скверной, да и защита грозит упасть, а вдобавок — у них есть возможность угрожать в ответ…       Звёзды небесные! Этой мысли и хотел от него Альберих! К ней он и подводил!       Та самая мысль, которую подумает каждый в Регнуме.       Та самая мысль, почему за идею Кэйи проголосуют. Почему любые переубеждения — лишь формальность.       А Дайнслейф не хочет потерять кредит доверия.       Есть ли у него шанс переубедить людей? Он — воин, не политик. Он не умеет переубеждать. В этом зале один человек верит ему; этот человек — Вёдрфёльнир. Остальные сочтут, что с ним что-то случилось, раз он противоречит королю; Сумеречный Меч всегда шёл с ним нога в ногу.       Он загубит свою репутацию не только внутри дворца, но и вовне.       И потеряет возможность требовать чего-то у Кэйи.       Но может… может, можно сказать ещё хоть что-то, хоть что-то, что угодно; защита Каэнри’ах, очаги, линии, гордость Каэнри’ах, жизни людей… что-то, что ударит по Альбериху, что заставит ту тень гнева снова мелькнуть на его лице, что заставит Альбериха почувствовать хоть часть того, что чувствовал Дайнслейф…       Это будет бесполезно.       И после этого в питье Дайнслейфа окажется снотворное; его добавит кто-то из слуг, и Дайнслейф даже не заметит этого, а затем — очнётся в лаборатории Рейндоттир для «лечения».       — Эти распорки должны быть крепки, — сказал он. — Мы можем их обеспечить. В конце концов, Рейндоттир заявила, что она может создать контролируемый очаг. В случае чего мы можем сделать это на поверхности, и, уверен, Руккхадевата это понимает.       Звёзды, какая мерзость.       — Верно, — ответил Кэйа. — Верно. Мы воспользуемся смесью угрозы и дружелюбия. Играть в благодетелей — это хорошо, но долги следует возвращать. Господа, голосование?       — Ваше Величество! — послышался новый голос. — А что, если это ловушка? Вы сами сказали, что Руккхадевата понимает всё. Она знает об артериях больше нас.       Госпожа Эйсвальд.       — Я понимаю вашу тревогу, — ответил Кэйа. — Но её понимает и Руккхадевата. Если боги решат атаковать, они получат ответ, какого ещё не встречали. Можете быть в этом уверены.       — Я требую отложить голосование, — заговорил Кальдборн. — Нам необходимо подумать ещё. Мы можем созвать дополнительный Регнум…       Может, есть надежда?       — Времени слишком мало, — сказал Кэйа. — Но если собрание… проголосует за отложенное голосование, я подчинюсь воле собрания. Прошу вашего мнения, господа.

***

      Проголосовали ожидаемо.       Дайнслейф проголосовал за решение Альбериха.       Голова кружилась, в висках болезненно пульсировало. Дайнслейфа тошнило. Теперь он видел, как запросто его использовали даже в построении плана эвакуации; использовали, чтоб затем протолкнуть нужное.       А был ли у него вообще выбор? Самостоятельные действия?..       На Регнуме кратко обсудили сообщение со Снежной; обсудили размещение «неопределённо больных» в лазаретах и изоляцию «вплоть до смерти или вынужденной ликвидации» серьёзно больных. Обсудили-таки проблемы со сталью и доставками провианта на линию. Обсудили ещё что-то — Дайнслейф едва слышал.       Альберих построил беседу так, что голосование было предрешено. Сперва — испугал, показал, как страшны очаги и как страшно заражение, как близко падение защит. Затем — предложил безумные варианты и — один почти хороший. По-настоящему хороших вариантов всё равно не было.       Альберих использовал свои методы, и они работали.       Дайнслейф остался сидеть, когда Регнум стал расходиться. Вёдрфёльнир стал уходить и бросил краткую фразу:       — Пронаблюдал?       И Дайнслейф вдруг понял.       О, слова Вёдрфёльнира — всегда не зря. Просто ключевым в них было — не «оно растёт» и не «ты можешь попросить помощи». Ключевыми были слова, которые Дайнслейф когда-то произнёс сам.       Он был наблюдателем в новом Тейвате.       В этой Каэнри’ах он не сразу стал действовать. Сперва — приглядывался, затем — пытался использовать старые методы.       Он может наблюдать, как происходят катастрофы, бесстрастно, но не как происходит эта.       Методы Альбериха мерзки, но действенны. Достаточно прямолинейных попыток. Честь… принести в жертву честь — звучит почти поэтично.       У Дайнслейфа есть, что защищать.

      В чём заключается мастерство обращения с Древом?

      Корона не должна быть лучшей в каждом из проявлений, но обязуется оставаться выше черты. Слишком много внимания Древу окупается для Провидца, но непозволительно для Короны. Корона должна внимать делам королевства и понимать ложь Провидца. Кара Древа не гарантирует отсутствия лжи, но пусть Провидец прочтёт эти строки: кара Древа страшна. Подопечные Короны не должны видеть её мыслей в Древе. Это значит, что Корона должна видеть разумы подопечных.

      Ошибка простительна для Провидца, но непростительна для Короны.

Выдержка из Обращения к наследникам; закрытой версии