Гадюшник

25 августа 2005 года, 19:27       Смерть матери. Для большинства это страшный сон, в котором они бы не хотели оказаться. Особенно, когда она была единственным близким родственником.       Билл сейчас ехал в такси по улицам неизведанного Берлина. Сам он родом из Кохема, но, насколько знает, родился здесь, в столице.       Перед глазами все еще мигалки спец служб, на тот момент уже беззвучные. Билл возвращался со школы весь на нервах, в тот день к макияжу, что к концу ночи был весь размазан по щекам, было больше внимания со стороны старшеков чем обычно.

Я, Симона Каулитц, высказываю

множество извинений перед своим

сыном. Он такого не заслужил.

Я люблю его, он мой единственный

ребенок. Хоть и нежеланно,

но я носила его под своим сердцем,

ухаживала, воспитывала. Возможно,

ты и не видел моего трепета по

отношению к тебе, но, как и я для

тебя, ты у меня один! Но я больше

не могу терпеть суровый нрав

этого мира! Завещаю Биллу нашу

квартиру, больше мне нечего ему

дать. Так же не хочу, чтобы он был

беспризорником в детском доме!

У нас нет родственников, все уже

отжили свое, но, если возможно,

дайте прожить до совершеннолетия

в семье! Мой близкий друг Гордон

Трюмпер проживает в Берлине,

у него крупный должок передо

мной! Он возьмет Билла под свою

опеку. Он ему никто, но так будет

лучше.

Билл, солнышко, не унывай, мама

всегда будет рядом!

Даже, если при жизни, я вела себя

отстраненно

      У его матери еще давно при жизни диагностировали затяжную депрессию. Что не удивительно для их образа жизни.       Билл «обрел сознание» годам к четырем, и с того момента помнил переменчивое настроение матери, она кидалась в него вещами, обвиняла во всех грехах, и в следующий миг могла извиняться на коленях перед ним, ведь: «Зайчик мой, прости меня глупую, ты один у меня, зря я так».       Билл знал, что был нежеланным ребенком по молодой глупости, но в конце концов мать сама не сделала аборт, хотя, возможно, было просто поздно для него.       Месяц он жил в детском доме, пока шли разбирательства с документами, в конце концов, мать завещала ему квартиру, кою он сможет забрать только к восемнадцати, и какой-то Гордон.       Билл никогда не слышал ничего об этом человеке и не знал, что еще там за должок у него перед матерью.       На удивление, он достаточно легко пережил ее смерть. Точнее, самоубийство. Не видел, что творилось в ванной. Ему лишь наказали собрать вещи, пока в соседней комнате уже орудовал клининг. В руках была лишь записка, вся сморщенная из-за влаги.       Та, действительно, не выглядела заинтересованной в его жизни, даже когда Билл прямо ей сознался в своей ориентации и стал краситься «Как на трассу, а не в школу, ей богу, умерь свой пыл, вырастешь — жалеть будешь».       С плеера играла монотонная музыка, отдавая легким дребезжанием в дешевых наушниках. Они все больше отдалялись от крутых высоток и центра города, приближаясь к окраинам.       Пепел дешевой сигареты водителя, запах был отвратительный, часто улетал мимо раскрытого окна прямо на штанины сзади сидящего Билла. Он каждый раз стряхивал их на резиновый коврик в ногах.       На телефоне раздался рингтон, Билл моментально выдернул вкладыши из ушей и принял звонок.       — Ало? — начал он с неуверенностью.       — Это Билл? — грубый голос послышался из динамиков.       — Да.       Судя по всему, это был Гордон. Опека сказала, что тот позвонит, чтоб встретить и помочь с сумками.       Билл рассматривал облупившиеся короткие черные ногти. Красил их неделю назад, лак сильно потрескался, а на нервах в последнее время начал их вообще кусать.       — Это Гордон. Ты через сколько приедешь?       Билл открыл рот и тут же закрыл. За окном уже полноценное родное гетто: потускневшие стены низковатых зданий, одинокие дворники, где-то за темными углами мелькали такие же сигаретные фанатики. Может в детском доме было неплохо? Тот хотя бы был в центре его города.       Он прикрыл трубку рукой и обратился к водителю:       — Сколько нам еще ехать?       — Немного, минуть пять от силы.       Вернулся к телефону.       — Минут пять.       — М. Хорошо.       И тот сбросил звонок.       Билл впервые слышал его голос. Но, вроде, по чужому тону, не выглядел как «обременятель». Хотя, всего на два годика же к ним, не такой уж тяжкий груз.

***

18 августа, 2005 года, 15:31       — Том! Поди-ка сюда.       Том, как ошпаренный, подскочил на своей кровати. Потрепанный ноутбук, с заклеенной изолентой вебкой, скатился с коленей на кровать. Он ненавидел такой приказной тон отца. Меньше чем через две недели школа, обычно тот начинает капать на мозг: «Готовься, никто тебя тянуть за уши не будет».       Встав с кровати и отбросив ноутбук на угол, Том побрел из комнаты на голос. За кухонным столом сидел насупившийся отец с чашкой под носом.       — Ты присядь, у меня к тебе разговор.       Тот… не выглядит рассерженным? Скорее подавленным.       Том сел напротив, скрестил руки на груди и взглядом пробежался по столу. Кофе, телефон, сигареты — базовый набор.       — Через пару дней к нам приедет один парень, он в общем будет жить с нами, пока ему не станет восемнадцать.       По коже прошелся холодок. Его пальцы сами начали гладить оголенные участки кожи. Сидя в одной футболке, он ощущал себя голым.       — И что это за тип? Сколько ему? — спросил в лоб.       Не хотелось нянчиться с каким-нибудь карапузом пяти лет. И вообще! Какой еще нахрен жить с ними? Да кто он такой.       — Долгая история. Твоя мама была беременна тобой, а я же мужчина, мне нужно удовлетворять свои потребности… — отец чуть помолчал, — в общем я заимел очень кратковременную связь. Буквально пару ночей там, не более.       Том обомлел от шока. Он тут же переместил свое внимание на окно, а точнее на пейзаж за ним. Будто он интереснее происходящего в этой комнате.       Понимал, к чему клонит отец, и при этом ему было очень обидно, что тот посмел изменить маме. Нет, он знал что бабы не особо привлекательные, да еще и капризные в это время, но чтоб загулять? Да лучше резиновую купить, чем…       — В общем, та девушка понесла, узнала она поздно, аборт тоже естественно уже нельзя было делать. Мы договорились молча разойтись и с того момента я ее видел всего раз. Она пришла ко мне показать ребенка, и на том закончилось. По документам он мне никто, как и тебе. О том что он мой, родной, никто не знал, видимо, до этих дней, — с неким омерзением заключил отец. — Поэтому он младше тебя буквально на полгодика, в сентябре ему будет шестнадцать.       Одногодка. И на том спасибо. Значит и свалит быстро.       Это… действительно дико. Вот так за секунду на него вывалили наличие родного брата, в жизни которого никто из них не участвовал.       Том нахмурил брови, так и не перестав увлеченно буравить улицу.       — А… почему он едет к нам? — Том замялся. Противоречивые чувства. Отец — ушлепок, но понять можно. Этот парень — никто, но по идее брат?       — Я сейчас говорил с опекой, сказали Симона совершила самоубийство, близких родственников у них нет, а в записке она указала на меня.       Симона. Будто на языке вертится. Возможно Том видел ее, но в памяти уже все стерлось.       Том поднялся из-за стола и хотел уже было убежать к себе. А что говорить? Его просто поставили перед фактом. Ничего не изменить, нужно просто потерпеть, может этот парень и вовсе неплохой? Будут кентами… Хотя какие еще кенты. Это его дом, его папа, тот вообще залетный, никто его не хотел. Может его мамка выпилилась ибо терпеть устала?       Отец окликнул его.       — Том, понимаю тяжело переварить столько информации, но, еще просьба, у нас двушка, мы не можем поселить его…       Вот же ж, вот…       — …в гостиной, или у меня. Займись своей комнатой, вынеси весь мусор и очисти ровно половину комнаты, кровать в угол передвинь. Я на днях съезжу вторую куплю.       Как ледяной водой окатили.       Том тут же скрылся за потертой дверью.

***

25 августа 2005 года, 19:34       — Вот наша квартира, будешь жить в одной комнате с моим сыном.       Гордон открыл Биллу дверь и впустил на порог. Те жили в шестиэтажке на последнем этаже.       Биллу было очень не комфортно. Гордон его когда увидел, сильно удивился и взгляд отвел. Ему противно. Он наизусть знал этот прием, люди кажутся вежливыми, но видно что сбежать хотят при первой возможности. Не надо было ему краситься в самолете. Хотя так даже лучше, человек сразу видит кто перед ним.       В квартире пахло... затхло, безжизненно, будто месяц не открывали окно и не впускали свежий воздух. Лучики закатного солнца добирались и до носков их пыльной обуви.       — А можно вопрос? — осмелился Билл с ним заговорить.       Мужчина наконец посмотрел на него. Всего на миг.       — Да.       Они стояли на пороге квартиры, в коридоре, у каждого в руках по три-четыре сумки.       Билл, стесняясь, стал осматривать виднеющуюся гостиную и кусочек кухни.       — А кто вы? Ну для мамы. Она мне никогда о вас не рассказывала. Узнал только в записке, что оставила. Написала вы ее старый друг, в долгу перед ней.       Руки заныли. Билл тут же поставил сумки себе в ноги. Знал, что вопрос неуместный, но он его мучал целый чертов месяц!       Он увидел замешательство на лице мужчины. Тот ничего не ответил, лишь повернул за ними замок с характерным щелчком.       Из-за угла вышел парень. Все тут же обратили на него внимание.              — О, это мой сын — Том. Твой одногодка.       Выпучился теперь Билл. Они же… Он же… Да как в зеркало смотрится. Только без макияжа. Хотя глаза шире, брови гуще… Скулы.       Смешная мешковатая футболка, такие же спортивки и дреды. Что еще за рэпер недотепа из девяностых?       Он видел как тому тоже не по себе стало. Но это скорее опять блин из-за макияжа! Он то не видит их сходства. Ну, если так подумать, у знаменитостей вон сколько копий среди обычного народа.       Тот подошел к ним.       — Как зовут?       — Билл.       — Ты типо эмо?       Чт… Нет! Боже, его всегда раздражали эти тупые вопросы. Люди будто реальных эмо не видали.       — Увидел бы реального эмо - испугался бы. Нет, я не эмо. Стиль у меня такой, — с вызовом отрезонил Билл.       В наглую он начал разглядывать прикид парня, чтобы тот так же почувствовал себя не таким уж «обычным».       Он физически ощущал, что Том некая темная лошадка. Тоже какой-то припизнутый. Стоит своими дредами машет. Чья б корова мычала. Биллу он сразу не понравился.       — Так, Том, помоги с сумками, — поменял тему Гордон. Видимо тоже почуял это напряжение.       И этот парень сразу схватил не все сумки, что лежали в его ногах, и убежал в комнату.       — Разувайся. Расскажу тебе.       И Билл без вопросов скинул свои черные кеды на коврик. В одних носочках он, как кошка — тихо и осторожно, зашел вглубь квартиры. Большая главная комната. В правой части небольшая кухня с обеденным столом, в левой скудная гостиная с квадратным телевизором. По периметру три двери. Гадать не надо — ванная, и жилые. Он не видел куда убежал Том.       Здесь… даже посолиднее, чем было у них. У них мама спала в гостиной, а единственная комната была Билла. Он хорошо помнил что до, где-то, десяти лет, он спал с мамой в одной комнате, на разных кроватях. Он рос, и маме пришлось переехать в зал. Хотя чему тут удивляться, это в принципе нормально.       — Садись, тебе сколько сахара в чай? — отвлек его от мыслей Гордон.       Ему указали на тот самый стол.       Билл был не в своей тарелке. Если так подумать. Он один в доме абсолютно незнакомых ему людей, один из которых имеет над ним опеку. Бредятина. Но мама не могла его бросить непонятно кому… Хотя она все же это сделала.       — Без сахара. А ваша жена тоже здесь живет? — первое что пришло ему на ум.       Билл сел за самый крайний стул. Тот скрипнул под его весом.       Дверь, ближняя к дивану в гостиной, отворилась и оттуда пулей вылетел, явно злой, Том. Билл вжался в стул. Да тот его ночью задушит его же одеждой! Тот схватил остальные сумки и пошел обратно. Какой-то долгий перерыв между походами.       — Моя жена умерла. Несчастный случай на работе пару лет назад. Мы одни с Томом.       Зря спросил.       — Оу, соболезную, — Билл тут же стал поправлять волосы. Злая привычка.       Перед ним поставили горячую кружку. От нее так приятно пахло пряностью. До боли знакомый запах… Рождественский чай! Он хоть и в пакетиках, самый обычный, но такой волшебный.       Гордон со вздохом сел рядом, в его кружке уже плескалась другая жидкость, похоже на кофе.       Билл наконец, мог рассмотреть чужое лицо. Оно… да, Том определенно пошел в отца. Скулы, полные губы, взгляд. Знакомые нотки улавливались.       — Ты можешь сказать что именно Симона написала про меня?       Билл видел как тот нервничал.       — У меня она с собой, ну записка. Я… решил ее оставить. Как память. Могу принести. Там правда ничего интересного, — протараторил Билл и откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.       Периферийным зрением он заметил изучающий взгляд на себе. Чертов, этот, Том. Наверняка уже перерыл все его белье.       — Да, будь добр, — и Гордон отпивнул обжигающий напиток.       Том на его глазах уносил последнюю сумку. О, как раз нужную.       — О, э-э… Том! — Билл прикрикнул ему в спину, но тот даже не обернулся.       Мужчина хихикнул себе в чашку.       — Не переживай, побеситься пару дней.       Билл закатил глаза и боязливо встал со стула. Ноги повели его в ту самую комнату, куда секунду назад влетел парень.       По пути он рассмотрел заправленный, колючим клетчатым пледом, диван и полку под телевизором с небрежно расставленными кассетами. Это было мило. Некий уют в столь сером помещении без картин и… Он зашел в комнату всю завешанную плакатами каких-то групп и бабами в купальниках. Ладно, не вся комната. Только одна половина.       На другой половине… Чистота? Одинокая заправленная кровать, комод в ногах и микро рабочий стол. Боже да они прямо приготовились. Даже как-то неловко. На стороне Тома было окно. Билл уже ощутил будущие драки за форточку.       Комната была реально маленькой. Ну прям для одного человека. Теперь он даже сочувствовал ее коренному жителю.       Билл мельком оглянулся и заметил ту сумку. Том сидел за ноутбуком на кровати. Охренеть! У него ноутбук! Опешив, он метнулся к той сумке и вытащил файлик с бумажкой из бокового кармана.       — Скажи, а ты из этих? — внезапно подал голос Том.       Билл, уже стоявший у двери, показался этот вопрос очень бестактным. Не, он понимает, что им жить бок о бок ближайшие пару лет, но можно же как-то потом спросить?       Он видел, как Том тоже нервничал. Губы поджал. Тоже, наверное, боится таких перемен в жизни.       — Догадайся, — и вышел в большую комнату.       Ну и придурок этот… ну как их фамилия? Билл забыл, хоть ему и говорили.       — Вот, — он протянул файлик Гордону.       Усевшись обратно на свое место, Билл увидел улыбку на глазах мужчины.       — Билл, я, конечно, рад, что Симона так все и оставила в тайне для… — Гордон взмахнул рукой и положил записку перед Биллом, — для государства в общем. Тому, перед твоим приездом, я все рассказал. Если очень коротко, то ты мой сын.       Сердце пропустило удар. Билл сглотнул. Во рту стало сухо. Ну, может тот так шуткануть решил?       — Юридически ты мой приемный сын, ну в данный-то момент, однако, по документам, не родной. К делу, мы с Симоной как-то пару раз встретились, ну тебя заделали. А в это время у меня уже была семья, понимаешь?       Нет! Билл не понимал. Мама рассказывала ему, что отец просто… погиб? До того как она узнала о беременности.       Он отвернулся от Гордона. Его глаза смотрели под стол на свои ногти, а волосы прикрывали лицо. На стуле автоматически стало неудобно сидеть. Билл заерзал.       — Мы с ней решили тихо разойтись, но после объявилась с тобой на руках. Никто, кроме нас с ней, не знал чей ты и откуда. По ее словам в свидетельстве о рождении у тебя стоял прочерк в графе отца.       Боже. Билл глупо улыбался но взгляд поднял.       — Вы типо поэтому на меня смотреть не можете? — Билл придвинулся ближе к мужчине, узнавая в нем себя. Поэтому взрослые черты казались ему родными, а Том своим отражением.       Билл потерял всякое уважение к этому человеку. Ничерта тот ему не «папа».       Он поджал губы, встал из-за стола, тот кстати липким оказался, гадость, забрал кружку с нетронутым чаем, записку, и двинулся в комнату разбирать вещи.       Теперь он понимал, что за «должок» у этого Гордона перед матерью.       По духу ему теперь был ближе этот недомерок, «брат», Том, тот ведь тоже всю жизнь в неведении жил получаетя, ему наверняка так же гадко и неприятно, и от своего отца, и от наличия какого-то «брата».       Билл закрыл за собой дверь.       — Гандон твой отец, — выплюнул он в сторону Тома.       Поставив кружку на микро стол, Билл потянулся к первой сумке, пока с другого конца комнаты не послышался смешок.       — Смешно, ведь он, получается, и твой папаня. Он рассказал уже? — с искренним интересом спросил Том. Чужие пальцы зависли над клавиатурой.       Билл плюхнулся вместе с сумкой на кровать, черт, а ведь мягкая, и начал осматривать чужую половину. На нежно-зеленых обоях хорошо контрастировали полки с вещами, на одной даже стоял какой-то кубок. Интересно, получил или где-то на барахолке купил?       — Да, рассказал. Знаешь, мне тоже приятно, что по документам вы мне никто, — Билл заправил мешающуюся прядь волос за ухо.       На стенах висели плакаты, узнал он только Eminem и Slipknot. Базовая база в их время. Ну и какие-то загорелые тетки в бикини. В углу стояла гитара, акустическая, на полках какие-то диски, блин, он там и игры видит…       — Нравится? — хитро оскалился Том, завидев его не скрытый интерес.       Билл тут же очнулся.       — Иди к черту.       И принялся разбирать вещи.