Барсик, Зая и Имхотеп Второй

Рекламная группа «Барсов&Барсов» принадлежит – ни за что не догадаетесь! – братьям Барсовым. Младший, Максим Барсов, – генеральный директор, ну а старший, Валерий, – его заместитель и шеф-редактор проектного отдела, в котором я и тружусь. Чудесный, надо сказать, у них братский тандем. Сейчас наша рекламная группа готовится влиться в крупный международный рекламный холдинг, поэтому в последние несколько месяцев шеф мотивирует всех и в хвост, и в гриву с бóльшим чувством чем обычно. Генеральный так не может, он для этого слишком обаятельный. Генеральный умеет очаровать клиента, уболтать партнёра, сплести тонкую интригу для конкурента, а чтобы морально вступать с чьим-то мозгом в интимные отношения – так это шефова специализация. Поэтому даже финальное собеседование всех будущих сотрудников ждёт именно с шефом и проходят его только самые стрессоустойчивые. Эта участь не обошла стороной и меня год назад, когда я устраивался на работу в проектный отдел «Барсов&Барсов». От взгляда этих светло-жёлтых глаз меня парализовало моментально, ещё в движении от двери к необъятному массивному столу, за которым шеф невозмутимо восседал, как настоящий хищник семейства кошачьих на отдыхе. Добавить к необычным глазам ещё и шевелюру невероятного светло-дымчатого окраса с вкраплениями волос тёмного оттенка, грациозную точность движений, длинное поджарое тело – и вот он, как на картинке о дикой природе – снежный Барсов. И я застыл перед ним буквально как заяц перед барсом, чему-то невпопад кивая, не в силах оторвать от него взгляд. Мой тогда ещё будущий шеф что-то говорил, спрашивал, щурясь на моё резюме, я машинально отвечал, тщетно стараясь мыслить рационально, и вышел из ступора только на заключительной формуле собеседования. – Что ж, можете приступать с завтрашнего дня. И я уже было выдохнул, расслабляясь. Но тут он добавил ставшее впоследствии печально знаменитым: – Зая. Ну с моей-то фамилией Заев к подобным прозвищам мне было не привыкать – ещё со школы я выстрадал достаточно. Но здесь надо было внести ясность с самого начала, поставить себя так сказать с первого же дня, заставить уважать, вот прямо решительно так надо было сказать … – Моя фамилия Заев, – смело поправил я. Ну и что, что голос у меня слегка дрогнул. – А я как сказал? – опять эти невероятные жёлтые глаза вморозили меня в кресло. Потом помню, как с колотящимся сердцем стоял одной ногой на пороге его кабинета, а другой уже на спасительной нейтральной территории проектного отдела, когда он меня окликнул: – Постойте…! Я впервые наблюдал, как весь отдел словно в игре «Море волнуется раз…» исполнил «офисной фигурой на месте замри», а он протянул мне лист с размашистой подписью. – … отнесите в кадры. Увидимся завтра на планёрке…, – взгляд моего новоиспечённого шефа прошёлся от моего пылающего лица до кончиков надраенных по случаю собеседования оксфордов, а потом вернулся обратно, – …Зая. На этот раз я и не пытался его поправить. Дверь закрылась, отдел отмер, все устремились дальше по рабочим делам. А ко мне подскочил рыжий парень, как я узнал позже первый проектный менеджер, всеобще прозванный Лексусом. – Похоже, начальство тебя заметило, – подмигнул он почему-то слегка бледнея. – Куда тебе? – Б…Барсик сказал в кадры. – Это ты шефа так? – его рыжие брови уползли под чёлку. – Барсиком? – Это психологический приём такой, ещё со школы. Дразнили меня, понимаешь? – пробормотал я. – Он меня Зая, а я его, значит, Барсик. Стресс снимаю… – А смелый ты парень, – оценил Лексус, и тут же его озарила удачная идея. – Слу-у-ушай, а тебе кот не нужен? Тогда я не сразу уловил связь между смелостью и котом. В общем, появлением у меня Имхо я обязан именно Лексусу. Оказалось, что Лексус был на тот момент в большом затруднении – не знал кому бы сплавить годовалого канадского сфинкса, которого он подарил своей тогдашней подруге, видимо, рассчитывая произвести впечатление. Эх, не знал он, что тем самым подписал ей приговор. Потому как кот мало того, что выглядел как злобная нечисть и характером обладал на редкость наглым и упрямым, так ещё и, как выяснилось, был закоренелым вуайеристом. Когда котодаритель Лексус начал понимать, какую засаду он сам себе устроил, было уже поздно. – Совершенно невозможно заниматься сексом, – сокрушённо пожаловался мне Лексус где-то в конце моей первой рабочей недели. За неделю мы достаточно сдружились для таких откровений, поэтому переходя на шёпот он пояснил: – Этот гад смотрит. Да так оценивающе, понимаешь? Я уже сам в себе сомневаюсь. Так и импотентом стать недолго. Моя Танька вообще хочет его … того … в приют сплавить. И добавил просительно: – Возьми его хоть на недельку, а? Информация о том, что «Танька хочет его … того» решила дело, я сдался и Лексус привёз мне кота вместе со всем его приданым: корзинкой-переноской, коробкой с баночками консервированных паштетов и ворохом тёплых свитеров. Пока Лексус давал мне наставления по уходу, из отверстия в дверце переноски виднелись только две части кошачьего тельца: розовая филейная и та, что чётко определяла половую принадлежность, обе напрочь лишённые растительности, матово-блестящие. Презрительность позы не оставляла сомнений в том, что думает непочтительное животное о происходящем переезде, но такая личная позиция почему-то сразу вызвала у меня симпатию и даже уважение. – Имхотеп Второй? – удивился я, пробегая глазами кошачью родословную. – За что его так? –Да папу-кота звали Имхотепом Первым, видишь? Заводчик соригинальничал – типа раз кот сфинкс, то и он приплёл сюда Египет, фараонов и всё такое. Но видимо, не отличался особой фантазией, поэтому и отпрыска записал Имхотепом, только Вторым. – Хм, я б ему титул сократил. Ему больше Имхо подходит – мнение своё выражать он явно умеет. Ладно, оставляй на неделю, а там посмотрим. – Спасибо! Ты настоящий друг! – обрадовался Лексус. – Теперь хоть потрахаюсь по-человечески. Кот просидел в переноске весь вечер, игнорируя мои старания его накормить и наладить общение. Потом я бросил свои попытки сближения и сказал коту: – Я спать. Если что приходи. И в ту же ночь я едва не получил инфаркт, когда что-то голое, трясущееся, пробралось ко мне под одеяло и, грустно блестя выпуклыми глазами в свете ночника, привалилось под бок. Я обнял кота, и мы заснули вместе. Кот меня признал, но тогда я тоже ещё не понимал, чем это для меня обернётся. Лексус в итоге с девушкой всё равно расстался, зато обрёл друга в моём лице, ну а Имхо у меня так и прижился. И теперь на его кошачьей совести была моя большей частью нерегулярная личная жизнь. Мои же встречи с шефом были напротив очень регулярны – руководствуясь какими-то новаторскими методами организации рабочего процесса, ежедневную планёрку он начал проводить очень оригинальным способом – распивая свой обязательный утренний латте прямо в отделе, присаживаясь на угол рабочего стола кого-то из своих подчинённых к ужасу последних. Шеф всегда был идеален, строго одет, потрясающе красив и холодно-спокоен. Я никогда не слышал, чтобы он орал. Да этого и не требовалось: стоило ему слегка повысить тон, пропустив рычащую нотку, как пугливые офисные олени и газели, резво стуча копытцами, кидались наперегонки выполнять рабочие обязанности. Меня он мучил с особым извращённым удовольствием этим дурацким заячьим прозвищем, наводил трепет своими жёлтыми глазищами, с пристрастием допрашивал на предмет моего личного мнения по рабочим вопросам. А я… боялся, заикался и любовался одновременно. И ещё я постоянно ловил на себе его взгляд, отчего у меня почти развилась мания преследования. Если бы шеф не был таким брутально-самцовым, я бы даже заподозрил, что он мной интересуется не как подчинённым…, да нет, не могло этого быть! Мой немного инфантильный психологический приём окрестить шефа в отместку Барсиком работал какое-то время. По крайней мере ежедневный рабочий стресс мне это снять помогало. Но в итоге пару месяцев назад я чуть не спалился, и стоило мне такое стрессоснятие недёшево. От вербальной практики я перешёл к графической – нацарапав на бумажке-стикере рисунок пятнистого барса, лакающего из стаканчика, подозрительно смахивающего на кофейный, я подписал сие полотно лаконичным «Барсик» и, приклеив его на комп, любовался какое-то время, с удовлетворением ощущая, как напряжение меня отпускает, а приподнятое настроение возвращается, пока… – Кто такой Барсик? – заинтересовано раздалось над ухом. Я чуть не отгрыз ластик с кончика карандаша, которым по привычке постукивал по губам в раздумье. Шеф, присев на угол соседнего с моим лексусовского стола, попивал свой неизменный утренний латте из «Эспрессо Хауз», которым Светка снабжала его и генерального каждое утро. Хотя ему вместо латте больше подошёл бы бифштекс с кровью, вот прямо с утра, ага. Лексус за шефовой спиной делал вид, что у него начинается сердечный приступ от грозного начальственного присутствия, но я почти не смотрел на его кривляния. У меня снова случился ступор от этого пристального взгляда, который гипнотизировал меня в ожидании ответа. – Так кто такой Барсик? – Э … это мой кот, – наконец нашёлся я. – Барсиком зовут. – Кот есть значит? – шеф посмотрел так, как будто узнал мою грязную тайну. – Это хорошо. Вот вы этим и займётесь, Зая. – Чем займусь? – Рекламным проектом линии кошачьих кормов «Пушок». И контрактом по нему. Вот тебе и серьёзный проект. Ну почему Лексусу вон достался контракт по нефтяным насосам? А мне это? Лексуса же окончательно накрыл приступ – весь отдел наблюдал, как он театрально падает лицом вниз на свой стол и умирает… от беззвучного смеха.