Love Untold

— почему не ешь? — игнорирую, сразу спрашивая свое, потому что уже решилась. — Ты помогаешь мне из жалости? — я ведь так и не продумала, в чем его мотивация спасти мою жизнь, если брать, что просил, отказался. — Ты хочешь, чтобы я ответил нет. — ты не знаешь, чего я хочу. — Но на деле да? — хотя способен ли он жалеть кого-то? — Скажи мне правду. — наконец выпрямляюсь, укладывая руки с двух сторон от все еще полной тарелки, но вилку вновь держу между пальцев, подумывая впихать в себя еще хоть что-то. — Правда тебе не понравится. — да почему ты так уверен, что понимаешь меня и мои чувства?! — Но это не из жалости. Хотя, если я считаю, что ребенок не в силах справиться с управлением галереей, и ему однозначно нужна помощь, это можно считать жалостью? — но Я ведь уже не ребенок, мне двадцать два… — это не возмущение, скорее тревожные мысли вслух, потому что чувствую, что в своем утверждении он точно прав. Я не справляюсь. — Я в свои двадцать два был глуп, и ты сама мне на это указывала. — признание своих ошибок дело хорошее. В те годы ты пытался купить меня, чем и разбил окончательно наши отношения и шансы на будущее. — конечно, ты сильно повзрослела, но этого мало. Я понимаю. Знаю. Но так не хочу признавать. Ужин заканчивается в тишине, после я сразу удаляюсь, успевая стащить еще бутылочку с градусами, потому что к горлу подступает новый приступ расстройства в себе и всей жизни. Мне не убежать. Я лишь оттягиваю момент, когда все обрушится на меня с новой силой на следующее утро. Но можно хотя бы сегодня. Хотя бы один вечерок я не буду плакать. — ты из-за меня спиться решила? — не мечтай, ты меня до такого не доведешь, тогда не довел и сейчас не сможешь. Кажется, Хван одинаково реагирует, что отвечай ему, что молчи всегда, ничего не меняется. Почему это так неприятно осознавать? — прекрати, тебе давно уже хватит. — кажется, он злится. А мне даже ответить нечего. Подходит так близко, забирает бутылку, в этот раз даже силу прикладывать не приходится, потому что я и не сопротивляюсь. Смотрит так пристально в глаза секунд на десять дольше, чем стоило бы, а затем снисходительно шумно выдыхает, сменяясь во взгляде на некую мягкость что ли. Нет, мне точно уже чудится. Возможно, я сошла с ума, и это лишь галлюцинации. Закрываю глаза, укладываясь на этот большой диван в гостиной, где, кажется, поселилась уже, и просто молча лежу, слушая, как бьется мое сердце. Подмечаю, как Хенджин напряженно дыхание задерживает, следя за моими передвижениями, а после, кажется выдыхает, медленно удаляясь к своему креслу и достаточно тихо на него усаживаясь. Уверена, он глаз с меня не сводит. Но какое-то продолжительное время тоже молчит. Думаю, он догадался, что пью я не просто так, наверняка по глазам еще видно, что я проплакала половину дня. Быть может он так мягок тоже из жалости? Потому что знает, что под градусами не сильно соображают.

***

— если ты устала, предлагаю подняться наверх и лечь спать там. — Хенджин минут так с пять пристально наблюдал за девушкой, неподвижно лежащей напротив. О чем она думала, да и вообще, что творилось в ее голове угадать было невозможно, а спрашивать, он знал, что бесполезно. Ему не расскажут, с ним не поделятся, хоть он и правда испытывает к ней интерес. На данный момент, она четко дала понять, что опасается его, любой близости, да и задушевные беседы с ним вести не собирается, больше не доверяя, и считая, что он не поймет. Давить Хван не собирался, он знает, к чему они придут в итоге, и знал еще в тот момент, когда увидел ее на пороге своего дома. Честно сказать, ждал он ее намного раньше. Хотя бы после дня рождения, ведь в той записке был с ней искренним впервые за многие годы. Но она на нее не ответила. И очень хотелось знать, почему. — я присылал тебе цветы с открыткой. — ведь ничего не потеряет, если спросит. Сейчас, в ее то состоянии, можно и на честный ответ рассчитывать, да и поговорить о чем-то отвлеченном ей не помешает, а то зациклилась на худшем, не давая себе продохнуть. Девушка открыла глаза после предложения наверх отправиться, но так и не сдвинулась с места, подметив огромную хрустальную люстру в центре потолка, на которой свет очень красиво переливается. — я их выбросила. — значит, потому не ответила? Стоило догадаться, что она обижена, и писать что-то важное на простой открытке не стоило. — совсем не любопытно было, что я написал? — Хван решает выпить еще вина, чтобы сбросить напряжение от тяжелого дня и хоть немного быть ближе к состоянию девушки напротив, лениво голову к нему повернувшей. — я злилась. Не давала себе времени думать. — она даже плечами пожать пытается, взгляд в сторону уводя и прокручивая воспоминания с последнего праздника. Ей думалось тогда, что букет лишь намек на то, что ее все еще ждут ради одной единственной цели, напоминая, как уверены, что когда-нибудь она сдастся ему. — ты была не одна. С кем? — Хенджину часто казалось, что он догадывается о чужих мыслях. Но сейчас он был уверен на все сто, ее взгляд изменился, она как будто сожалела, что не приняла тогда его белые лилии. Да, это решение сильно оттянуло их новую встречу, но ведь она, похоже, была неизбежна. И отчасти эти мысли доставляют удовольствие Хвану, отпивающему бордовую жидкость из крупного бокала. — с чего ты взял? — а девушка его радость не сильно разделяет. Что, впрочем, тоже не удивительно, он готов к тому, что противиться она будет долго. — ты бы не смогла. Кто их выкинул по твоему указанию? — если бы не алкоголь в крови, она бы лучше скрывала свои эмоции, сейчас же слишком открыта, выдает себя тем, что вновь с места приподнимается, почти усаживаясь, да у нее даже реснички подрагивают. Выглядит мило, что Хенджин даже легкую улыбку не скрывает. — Хотя, зачем я спрашиваю, все и так понятно. — что тебе понятно? — злится, хмуря бровки, на месте недовольно ёрзая и всматриваясь пристально, словно надеется испепелить взглядом. Хван же наоборот довольно делает очередной глоток горьковатой жидкости, смакуя ту на языке и представляя, как могло бы быть сладко, приди она к нему раньше. — кто-то из подруг. У тебя не было никого после меня. — да, он знает. Да, он следил и требовал, чтобы за ней всегда наблюдали. Он может себе это позволить, так почему бы и нет? Тем более, что в самом деле был уверен, что когда-нибудь их пути вновь сойдутся. — у нас с тобой тоже ничего не было. — обижено фыркает собеседница, поворачиваясь боком и руки на груди складывая. Так громко дышит, прям как паровоз, неужели так сильно злит, что между ними ничего тогда не вышло? Хван находит что-то приятное для себя в каждом ее жесте или злобном словечке. — а могло бы быть, если бы ты вдруг не передумала. — он отлично понимает, что заходит на запретную тему, и чего греха таить, делает он это специально, намереваясь узнать, насколько свежа ее обида за те слова, сказаные из собственной неуверенности и глупости. Те годы давались ему сложно, его ломали, ему приходилось подстраиваться и меняться под требования, чтобы считаться достойным жесткого бизнеса. — ты пытался меня купить! — и стоило ему отвлечься на мгновенье и взгляд от нее увести, как та умудрилась запустить в него подушкой, благо бокал уже стоял на столе и сейчас не придется отстирывать пятна или собирать осколки. Но зато она как-то удачно попала в его лицо, чего сама же напугалась, спрятав виноватый взгляд. Что странно, но Хенджина это не злит, просто удивляет, ну и доказывает однозначно, что ей все еще больно. — до тебя со всеми это срабатывало. — подушку полученную себе под спину подкладывает, располагаясь вдвойне удобней, плечами пожимаяет, сознаваясь в том, что происходило в его жизни на тот момент, и вновь бокал в руки берет, проверяя, нет ли в ее руках еще одной подушки. — неужели у тебя никогда чувств не было? — кажется, весь негатив быстро растворился после того, как приложилась к его лицу. Вновь смотрит внимательно, выражая настоящий интерес. Возможно, надеется узнать, что у Хенджина были чувства к ней. — были, конечно. Я и сейчас чувствую, что хочу тебя. — еще с первой встречи она говорила, что ей нравится его честность, потому он всегда говорил с ней открыто, утаивая лишь то, что считал слишком тяжелым или ненужным. Говорить про свои желания было вдвойне интересно, ведь та смущалась и пыталась это скрыть. — я про другие чувства. А не про похоть. — Сейчас же она лишь глаза расстроенно отводит, поджимая ноги к груди и обхватывая их руками, больше смотреть на него не станет, уставившись в одну точку куда-то перед собой. — к чему другие без желания? — честно сказать, Хван сам не знает, испытывал ли после их первой встречи то, чего она так ждала от него все годы. Она понравилась ему еще в галерее, но он прогнал все мысли, четко зная свою цель. Вот только мысли о ней не пропали надолго, потому он и решил, что девушка должна стать его. И на первом свидании он точно влюбился. Но все ведь изменилось, когда ей стукнуло восемнадцать, а ему впервые доверили что-то стоящее. За тот год он забыл, что такое чувства, и ждал, что она изменилась вместе с ним. — вот потому мы и не вместе. — но она, что тогда, что сейчас испытывает что-то большее и ждет того, чего он подарить ей, кажется, уже никогда не сможет. — а чего ты хочешь? — но Хван все равно с интересом спрашивает, надеясь узнать, чего на самом деле может требовать наивное женское сердце. — чтобы меня как минимум не на одну ночь приглашали, еще и предлагая заплатить. — в ее словах столько боли, словно эти годы ни капли не забрали, Хенджин разбирался в психологии на уровне чтения своих партнеров, но что-то подсказывало, что время же должно лечить. Так почему четыре года без него не справились с такой обидой? — я не говорил, что хочу тебя только на одну ночь. — ему бы явно не хватило. Тогда хотелось, чтобы она стала только его, и одна ночь не убедила бы, что цель достигнута. А чего он желает сейчас, кроме как не дать ей шанса погубить себя, он осознать однозначно не может, потому и не торопится, проверяя, как реагирует внутреннее чутье на разные проявления ее эмоций. — я вообще не хочу ни с кем спать из-за денег! Я хочу любить, хочу, чтобы меня любили. А не просто секс, потому что тебе захотелось. — как же много у нее чувств внутри, заводится с каждой фразы. — Сними себе девушку, чего ко мне привязался тогда. — он, к слову, больше глаз от нее не отводит, желая впитать и прочувствовать каждое слово. Потому и очередную подушку успевает словить до того, как та врежется в грудь. — веришь в любовь? — на очередной ее выпад никак не реагирует, перебрасывая подушку обратно на диван, но в другой от нее угол. А сам чуть даже щурится, ожидая ответа, но делая вид, что не выслеживает каждый миг. Она задумывается. — не знаю. Но хоть что-то помимо твоего «желания» должно быть. Чувствую себя отвратительно. Хочешь купить меня как игрушку для своих развлечений. Мерзко. — теперь он согласен, но говорить ей не станет. Она сама должна прийти к этому. Со временем. — ты любишь кого-нибудь? — так же спокойно спрашивает, желая, чтобы ответила, смотря в его глаза, но требовать будет грубо, да и что ему это даст? Он и так по ней видит, что замешкалась, и взгляд на него хмурый кинула, еле слышно пробурчав себе под нос «нет». — тогда зачем верить в чувство, которое не испытываешь? — очень много вопросов он задал. И каждый из них заставляет ее задуматься о многом. Сейчас она предполагает, что Хван не верит в любовь, потому что сам не влюблен. А она? Она все еще влюблена, если все еще верит? — хочу домой. — неожидано и как-то обиженно выдает девушка, позабыв, что дома, кроме как в галерее, у нее больше и нет, а Хван из-за резкой смены темы даже смешок сдержать не успевает, на что та лишь озлобленный взгляд кидает, поднимаясь с дивана и намереваясь покинуть пределы как минимум этой гостиной. Хотя вполне вероятно, что попыталась бы и за порог в одной пижаме выйти, но проверять Хенджин не стал, поднявшись за ней и догнав буквально за пару шагов. — эй, поставь меня. — почему-то настроение после такого разговора у Хвана все равно осталось хорошее, он даже улыбку довольную не скрывает, когда поднимает девушку на руки как невесту и направляется к лестнице. Ей приходится обхватить руками его шею, чтобы чуть уверенней себя ощущать в чужих руках, но это не мешает сердцу дать сбой, ведь особого телесного контакта между ними никогда не было, и сейчас она такого вовсе не ожидала. — почему ты только пьяная открыто со мной разговариваешь? — ну и конечно, ее слегка так удивляет, насколько Хван не похож на самого себя, когда улыбается ей и даже подмигнуть умудряется. — потому что трезвая я тебя боюсь… — да и выпившая сейчас немного опасается неожиданой смены настроения. Но отвечает честно, потому что его аромат сбивает с толку, а еще широкие плечи, что сейчас кажутся еще больше, ведь она неприлично близка к нему и чувствует жар его тела своим. — чем я тебя напугал? — доходит до спальни, отпирая дверь и занося девушку внутрь, сразу направляясь к объемной кровати. — у тебя слишком много власти. Ты можешь сделать все, что угодно. А я буду бессильна. — что-то очень знакомое, кажется. Она отвечает словно под гипнозом, успев в какой-то момент уложить свою голову на его плечо. Шторы в комнате давно закрыты, потому кругом практически ничего не видно, но Хван двигается уверенно, аккуратно укладывая девушку в постель. — я ничего не делал с тобой против воли. Почему ты меня боишься? — пусть в комнате и темно, но они четко чувствуют друг друга, а потому она знает, что Хенджин уперся одной рукой в подушку возле ее головы и сейчас нависает над ней, смотря четко в глаза и разделяя пространство, что она чувствует, как размерено он дышит. — потому что ты делаешь мне больно. Каждый раз, когда появляешься рядом… — она кладет кисть на его грудь, прикрывает глаза, чувствуя, как же сильно вымоталась за этот день. — Мне так больно… — ее рука медлено спадает, дыхание выравнивается после долгого выдоха, а Хван отстраняется, поправляет ее слегка задравшуюся рубашку, позже тихо удаляясь из комнаты, предполагая, что девушка уснула. Сам же спускается обратно вниз, намереваясь закончить с делами и раздать пару указаний, одно из которых связано с этой дамой. — вывезите весь алкоголь, чтобы у нее больше не было шансов получить к нему доступ. — Хвана уже ждали у основания лестницы, точно зная, что вечер еще не закончен. — слушаюсь. — мужчина слегка голову склоняет, принимая приказ, но уходить не спешит. — почему вы вообще позволили ей пить? — Хенджин ни в коем случае не злится, он вполне догадывался, что она сможет провернуть что-то подобное, если он запретит ее выпускать, но не ожидал, что та возьмется за такое, тем более, что был в курсе ее неприязни к алкоголю. — она угрожала, что сбежит или вам нажалуется. — угрожала? Серьезно? Вот эта фразочка уже в самом деле вызвала удивление, что Хенджин даже затормозит и в глаза прислуге уставился с немым вопросом. — Она многое говорила. — забавно, конечно. Он бы с немалым удовольствием понаблюдал за ней в те моменты, потому что перед ним такой она еще не представлялась. Хван даже мыслям своим усмехается, не скрывая улыбку, ведь со своими людьми, особенно с этим мужчиной, что работает с ним чуть ли не с детства, он может быть собой и спокойно выражать эмоции. — нашли, кому верить. Она безобидна, можете не бояться ее так сильно. — эта мелочь даже муху не обидит, как говорится. И спустя столько лет в этом плане она ни капли не изменилась. И Хван и дальше бы так улыбался, если бы не слова, что произнес человек, отлично знающий его самого. — люди боятся не ее, а того, на что вы ради нее пойдете. — уже эта фраза странно отражается в голове, вынуждая вновь прикрыть бумаги и посмотреть на собеседника. — Она может и болтнет что-то случайно, но даже не догадается, как поплатится тот, кто не смог вовремя ей угодить. — в конце снова голову склоняет, будто извиняясь за такую честность, а Хенджин отчего-то задумывается, неужели по нему все может быть так заметно, если он сам себе еще точный ответ не дал. — увезите алкоголь. — думать он будет один, потому и повторяет, намекая, что кому-то пора бы удалиться. — конечно. — мужчина все понимает, покидает помещение. Но Хван за дела уже не сядет, потому что мысли вдруг заняты будут совершенно не тем, чем нужно, и совладать с ними как-то не получится, что бывает крайне редко. Если это она так на него влияет, ее присутствие и прочие связанные мелочи, то она явно не та, кто должна быть в его доме. Эта мысль пришлась Хвану не по душе. Он уже давно все распланировал, давно знал, к чему приведет их история, стоит ей только вновь попасться ему на глаза. Он всегда добивался своих целей, и она стала одной из них несколько лет назад. И сейчас ему совершенно не хотелось даже предполагать, что именно этот план станет единственным за всю его жизнь, от которого ему придется отказаться. Вновь отказаться от нее.

***

Несмотря на то, что девушка много выпила и уснула достаточно поздно, сон как рукой сняло ровно в семь утра. Она кое-как приоткрыла глаза, заметив, что в этот раз в комнате темно, значит кто-то позаботился и закрыл шторы за нее. А еще это значит, что проснулась она не от восходящего солнца и яркого света, а от своих больных мозгов, не дающих телу необходимый и полноценный отдых. Немного громче, чем хотелось бы, стонет от разрывающей головной боли, слегка потягиваясь под объемным одеялом, а после хватается за голову, словно надеется хоть так унять боль. Глаза еще прикрыты, но распахиваются в миг, как только слух улавливает шум воды из ванной комнаты, что прямо так указывает, что в комнате она не одна. Почти сразу дверь отворяется, и в спальню спокойно входит Хван в одном махровом халате, будто после душа. Вполне вероятно, что именно этим он и занимался в своей ванной. И девушка только сейчас внимательней присматривается к интерьеру, полноценно открывая глаза и подмечая, что находится в чужой спальне. Перепутать невозможно, тут даже стены другого цвета, но в силу сонливости она сразу не заметила. Вечер, как назло, помнит отрывками, однако ни единого варианта, что она могла бы сюда добровольно улечься, однозначно не видит. И что сейчас делать? Ждать, когда Хенджин выйдет, чтобы сбежать потихому? А смысл? Она в его доме, и он четко дал понять, что не выйдет без его ведома. Им все равно придется встретиться. И ей сейчас хочется притвориться спящей, чтобы выиграть время на подумать, как себя теперь вести, и вспомнить побольше о том, что произошло перед тем, как она оказалась в его постели. Она удачно лежала без движений, аккуратно подглядывала за Хенджином, что спокойно сушил волосы феном возле огромного зеркала в пол, будто и не боялся ее разбудить шумным прибором. Стоило догадаться, что это его решение подозрительно, но соображать от похмелья и неудобной ситуации было втройне сложно, еще и фен этот воздействовал на и без того тяжелую голову. И, кажется, кое-кто догадался, что ему вовсе не обязательно идеально и долго укладывать свои волосы. — я знаю, что ты уже не спишь. — Кто бы сомневался, Хван всегда и все знает. Вполне вероятно, что он слышал, как она тут от боли стонала, но девушка отказывается задумываться об этом. — почему я здесь? — раз уж притворяться спящей бесполезно, то придется начать разговор. Она наконец открывает глаза, пока не решаясь подняться с постели и посмотреть на собеседника, просто смотрит в потолок. Верней сказать, она ожидала, что встретится взглядом с люстрой, а встретилась с навесом над кроватью, чуть не хмыкнув от удивления. Он в самом деле спит тут как принцесса в сказках под балдахином? Как-то неожиданно, если честно, и как она не заметила это в тот вечер, когда заглядывала в его спальню в первый раз. Настроение слегка поменялось, легче как-то стало, что теперь она уже не думает о том, как же неудобно, что лежит в чужой постели и даже не помнит, как тут оказалась. — кто-то должен был быть рядом, а то мало ли тебе плохо станет. — Хван не знает о ее мыслях и даже догадываться не может о том, что она тут его образ принца в голове рисует, представляя, как тот любуется собой в то самое зеркало, когда сидит на этой большой и мягкой кровати под навесом. — ты мог оставить меня с персоналом в любой комнате. — все же усаживается, облакачиваясь на изголовье кровати. Хван поворачивается, а она машинально подтягивает одеяло к груди. — мог. Но не хотел.