Love Untold

Соглашусь на что? В прошлый раз ты просил вовсе не этого. Тебе нужна была ночь со мной, за которую ты готов был платить сколько угодно, а после которой, да и уверена до, ты бы не думал о браке. Сейчас же ты предлагаешь стать женой, чтобы спасти галерею, но не договариваешь, что в итоге получишь сам. — прошу тебя, отправляйся в ванную и ложись спать, на улице ночь. — он тяжело выдыхает, потому что времени и правда далеко заполночь, и после рабочего дня он точно устал и хочет погрузиться в спокойный сон, а я тут с тучей вопросов и недовольств. Умолчим о том, что он вообще должен был куда-то уехать вечером, а после встречи со мной отменил все планы. — Мы обсудим все завтра еще раз, я ничего не сделаю без твоего ведома. Тебе придется довериться. Ключевое слово придется. Раз уж я пришла сюда, теперь мне остается только верить. Верить, что Хван поможет, верить, что не потребует слишком высокую плату, верить, что не обманет ради собственной выгоды. Я киваю, отмечая, что он в самом деле выглядит уставшим, и я должна отпустить его спать, выхожу в коридор, пока Хван дверь придерживает, и направляюсь рядом с ним в сторону спален. Хенджин тормозит у своей, но не заходит, продолжая смотреть мне вслед. — иди. — слегка приказным тоном повторяет, замечая, как я замешкалась и обернулась. — доброй ночи. — доброй… — Хван следит пристально, дожидается, когда дверь за собой закрою, и только потом отправляется спать. А я, оседаю на пол прямо на входе, уставляясь в пространство перед собой и не понимая, что же мне делать дальше. До кровати я вскоре все равно доползу, потому что сонливость и на меня нагрянет, в ванне правда горячей не полежу, лишь душ приму, желая смыть с себя этот ужасно тяжелый день, переоденусь в оставленный на постели бордовый пижамный костюм из шелковой ткани, удивлюсь, что он сядет идеально, неужто у него всех размеров такие имеются. Впрочем почему бы и нет. Отключусь вполне себе быстро от усталости, но неприятный сон поднимет меня достаточно рано. Я могла бы выспаться тут, кровать очень удобная, шелковый костюм так приятен к телу, за окном тишина, никто бы будить не стал. Но теперь уже при свете из окна, что я забыла зашторить ночью, уснуть не представлялось возможным, еще и кошмар этот из головы никак не выходил. Обидно, шансы на здоровый сон и правда были хорошие, ведь вчера я отключилась, даже не успев задуматься о том, чувствую ли безопасность в его доме. С одной стороны, здесь меня не достанут те, кто угрожает, сюда попасть никто не сможет и причинить вред точно не выйдет. С другой стороны, в доме полно прислуги, я никогда не могу быть уверена, что за мной не подглядывают, не следят пристально и не ждут удачный момент для чего бы то ни было. Да и Хван. Все еще не понимаю, могу ли слепо довериться ему, не боясь, что мне вновь сердце разобьют очередной жестокостью. Мысли и размышления ни к чему не приводят, у меня слишком мало информации, чтобы сделать однозначные выводы, потому эта тема откладывается до лучших времен, а я, собрав себя в кучку, спускаюсь вниз, надеясь быстро покинуть чужой дом и направиться в галерею, что, к слову, сделать мне не дает крупный мужчина на входе, преграждающий намеренно путь. — в чем дело? — неужто я не могу уйти, не попрощавшись? — господин Хван запретил отпускать вас. — что, простите? Запретил? — что значит запретил? — сплошное непонимание пугает еще больше, ведь я и без того до сих пор неуверено себя тут чувствую, а тут еще и такой жест. — Откройте двери. — вновь намереваюсь обойти этого громилу, но тот лишь руку выставляет, закрывая собой чуть ли не всю массивную дверь. — прошу прощения, у меня приказ не выпускать вас за пределы здания без личного разрешения господина Хвана. — вредность во мне сейчас передразнила эту фразу с гребаным уважением к этому «господину». Разрешение его личное значит нужно, может я еще и на колени перед ним встать должна, чтобы на волю отпроситься? — что за бред? Он не может удерживать меня тут. Где он? — я возмущаюсь, не задумываясь о том, как выгляжу со стороны для всех этих людей. И да, я понимаю, что они ни в чем не виноваты, не должны выслушивать меня, потому как просто выполняют свою работу. Но сдерживать эмоции на нервах крайне сложно. Я же не вечно непоколебимый Хван Хенджин. — господин уехал в семь утра на встречу. — нервы у тебя железные, раз ты так вежливо со мной говоришь, даже когда ругаюсь тут. Уточняю, когда он вернется, но узнать ничего мне не светит. — не могу знать. — и что мне делать? — у вас есть его номер? — даже если и есть, не думаю, что охрана вправе раздавать его направо и налево. — У меня, возможно, только старый. — как будто это убеждает, что меня должны послушаться. — Чего вы молчите? Боже. — да, теперь он меня игнорирует, а я вновь психую, направляясь к тому мужчине, что провожал меня вчера вечером до спальни. — как я могу связаться с Хваном? — он же говорил, что могу обращаться к нему по любому вопросу, вот пусть и отвечает. — он оставил вам записку на столе в гостиной. Вы ее прочли? — записку? Серьезно? Да что с ним не так вообще? — нет еще. Вы можете дать его номер? — даже представить не могу, что за письмо он там мог накатать мне, но сейчас как-то мало волнует, мне просто очень нужно высказать ему, как сильно я недовольна таким решением. — прочтите записку. — Господи, да что с вами? Что вы заладили? Неужели так сложно просто дать мне его номер, хоть со своего наберите, мне то что. Мужчина молчит, приходится сдаться и направиться в гостиную к этой самой записке, где аккуратным почерком выведено: «Прекрати ругаться с моими людьми и просто отдохни до вечера. Когда приеду, мы все обсудим. Внизу мой номер, можешь писать о своем недовольстве сколько влезет, но не верь, что это что-то изменит.» Какой умный нашелся. Бесит. Уже сбилась со счета какой раз в его доме я пытаюсь перевести дыхание и привести свои чувства в норму. Что значит отдохни до вечера? Он ведь прекрасно понимает, что я должна быть в галерее всегда, что бы там не случилось, я должна быть рядом. Хотя возможно, Хван и правда не понимает, насколько для меня это все важно. Если он ценит только деньги, возможно, свой бизнес, то маловероятно, что расценивает память о моей семье, как что-то очень значимое. Наши взгляды никогда не совпадали. — ваш завтрак готов. — ну что ж, раз уж мне не дают выйти через дверь, окна явно все под контролем, да и лезть я бы точно не рискнула, на территории явно еще парочка таких громил есть, меня в любом случае обратно затащат. Придется ждать «господина», чтобы ему лично в лицо высказаться. Позавтракать пришлось, потому что не помню толком, когда последний раз нормально ела, а вот потом начинаю вызванивать сотрудников галереи, предчувствуя что-то неладное. Когда главный заместитель в галерее не берет трубку, а после один из работников сообщает, что этой ночью на нее кто-то напал и сейчас эта женщина в больнице, действие успокоительного резко заканчивается, руки вновь начинают трястись, что удержать телефон кажется непосильной задачей. Меня поглощает чувство вины. Вновь накрывает страх. За ее жизнь, за свою, ведь не будь я у Хенджина, могла бы оказаться в больничной палате, а то и в морге. Вновь рождаются слезы, которых, казалось, уже не осталось внутри. Очередная истерика. Долгая и болезненная. Мне нужно что-то сделать, чтобы заглушить эту боль, я не справляюсь, я не могу. Я сойду с ума, если не выключу свою голову и продолжу накручивать. Как под гипнозом я поднимаюсь с пола в спальне, намереваясь обыскать каждую комнату, чтобы найти, куда он спрятал мои таблетки, или что-нибудь еще, что могло бы помочь. Его кабинет закрыт на ключ, потому я ловлю первое поражение, спальня — та же история. Не знаю, что он там прячет, и для чего все запирает, но я продолжаю искать, спускаясь в гостиную и осматривая все кругом расфокусированным взглядом. На глаза попадается только виски, как будто специально забытый у камина. Кому-то ведь помогает забыться, может и мне теперь поможет? Раньше я не пила, была убеждена, что со всем можно справиться, и нет смысла убегать от реальности таким образом. Сейчас же я не думаю ни о чем, желая лишь влить в себя побольше, чтобы заглушить мысли или совсем отключиться. Того, что было на дне бутылки, оказалось слишком мало, на видном месте больше ничего найдено не было, но зато я нашла подход к прекрасному персоналу господина Хвана, что любезно предоставили мне еще одну бутылку, спалив, где хранятся все запасы. Хоть что-то прошло удачно, хоть что-то мне удалось. — оо, неужели, тебя тут все заждались. — не знаю, как много времени прошло, но Хван уже вернулся, а я так и не смогла отключиться, продолжив выпивать, раскинувшись на диване в гостиной. Когда его шаги раздались за моей спиной, улыбка сама собой на лицо полезла, да что там, я даже руки в стороны раскинула, встречая. — думаю, ты единственная, кто в самом деле ждал. — останавливается, детально разглядывая мое лицо, затем одежду и, видимо, позу, в которой я разлеглась, потом и на столик взгляд переводит, где бутылка почти пустая и почти неиспользуемый стакан. Не скажу, что он выглядит удивленным, есть ведь вероятность, что о происходящем здесь ему доложили заранее, но и какой-либо иной эмоции пока не замечаю. Разве что он чуть бровями дернул на мое приветствие и бутылку. — конечно, ведь ты меня тут запер как собаку! — хоть я и достаточно много выпила, но не забыла свои планы. Улыбка с лица слетает мгновенно, брови стремятся к переносице, чтобы передать выразительней, как мне все не нравится, а я уже всем корпусом к подошедшему поворачиваюсь. — ты не имеешь права меня удерживать! — Хван лишь тяжело выдыхает, видимо, осознавая, что говорить со мной ему все равно придется, и чтобы я прекратила так возмущаться как можно быстрей, поговорить нужно сразу. — я не удерживаю, это одно из моих условий. — он не собирался надолго задерживаться здесь, уверена, у него был план сначала отправиться к себе наверх, а уже потом за обсуждения приниматься, но он зачем-то решил заглянуть сюда и меня проведать. Теперь отправляется в кресло, по пути расстегивая пуговицы на рукавах рубашки. — что? — что удивительно, а я до сих пор соображаю вполне нормально, хотя возможно, и плохо слежу за своими словами. Но больше меня смущает, что под градусами я, совершенно не смущаясь, разглядываю Хенджина, даже когда он прекрасно видит и осознает, куда именно направлен мой взгляд. Может он вообще специально каждый раз расстегивается передо мной? Не думаю, что рубашка настолько ему давит, что он чуть ли не до пупка ее распахивает. Нельзя так долго смотреть. Он вообще-то объяснять мне что-то начинает. И даже глазом ведь не ведет, зная, что видела все, но делая вид, что его это никак не заинтересовало. — мы с тобой собираемся заключить сделку. — ах, да, вот и причина. Когда он думает о делах, эмоции не выражает. — В моих интересах, чтобы ты не пострадала до того, как я исполню свою часть. Я не могу быть уверен в твоей безопасности за пределами своего дома, поэтому тебе придется жить здесь ближайшее время, пока все бумаги не будут оформлены, и я не буду лично во всем убежден. — как ни странно, в голове один мат. Я зашла к нему буквально на одну ночь, намереваясь относительно быстро решить все дела, а в итоге меня запирают в доме, не разрешая даже воздухом подышать. Вот они, совершенно разные взгляды, и я подумать не могла, что он закроет меня здесь, прикрываясь идеей о безопасности. — хочешь, чтобы я сидела на одном месте без права выйти на улицу? — не то чтобы тянуло меня именно туда, но впрочем неважно, его амбал ведь даже за порог переступить не дал, требуя личного разрешения. — ты можешь выходить на улицу, — да что ты такое говоришь? А как же? — с моей охраной. — неудивительно. — но тебе нельзя приближаться к галерее. — очередной запрет, который повергает в еще больший шок. Да он совсем крышей поехал что ли, решив привязать меня тут к себе и послушную мышку сделать? Пока на моем лице пробегает целый спектр эмоций, что я даже слов подобрать не могу, чтобы правильно сказать ему, что не так в его словах, Хенджин уже с места поднимается, вынуждая думать чуть быстрей и выкрикнуть его фамилию, когда тоже на ноги подскочить пытаюсь, чтобы не вздумал вот так уходить. Равновесие я, к слову, сразу теряю, потому как алкоголь в крови дает о себе знать, да и из сидячего положения я давно уже не поднималась, тем более так резко. — на сегодня эта тема закрыта. — если бы не мягкий диван подо мной, уверена кое-кто бы постарался удержать, чтоб не ударилась. А так он лишь еще раз взглядом меня окинул и на готовность вновь ему ответить, отреагировал быстрей. — Я не буду ничего повторять, пока ты пьяна. — ну, честно сказать, весомый аргумент. Потому я и затыкаюсь временно, уставляясь прямо перед собой, а Хван удаляется к лестнице. — тогда напомни мне об этом завтра. — чтобы не думал, что я так легко закончу эту тему. Хотя не думаю, что он вообще хоть на милипроцентик опасается моих слов и действий. Последние сутки он, кажется, просто терпение свое испытывает, стараясь не сорваться на все мои выходки и нелестные словечки в его адрес. — обязательно. — даже сейчас спокойно отвечает, без усмешек и прочего. Словно его не забавляет мое пьяное поведение. Но да, нельзя забывать, что в моменты обсуждения чего-то важного он всегда такой холодный и безэмоциональный. Как робот. Шаги Хенджина постепенно стихают, я ноги обратно на диван закидываю, кое-как дотягиваясь до бутылки, чтобы сделать еще глоток. Пью из горла, потому что наливать лень, да и когда еще старалась, часто проливала из-за неспокойных рук, лучше уж так пить, безопасней. — может хватит? — как быстро ты вернулся, надо же. Я уже не ждала, думала он вообще сразу спать уйдет, а то прошлой ночью шансов выспаться почти не было. — слышишь? — не слышу. — я думал, мы вместе поужинаем сегодня, обсудим наш план. — не пытайся меня стыдить, ты сейчас уж точно не в том положении. — а я думала, что свободный человек и вправе сама решать, где мне жить, куда ходить и чем заниматься. — честности во мне хоть отбавляй, теперь он знает слишком много, а я подумаю об этом потом, может быть. — Но представляешь, ты решил иначе и запер меня здесь, желая полностью подчинить своему контролю. — смотреть в глаза совсем не стесняюсь, и показательно еще глоток делаю, выводя собеседника. Хван делает пару шагов в мою сторону, останавливаясь лишь в тот момент, когда практически упирается коленями в подушку, наклоняется надо мной, не разрывая зрительный контакт, что я интуитивно сжимаюсь и стараюсь отдалиться, удержав между нами хоть какое-то расстояние, по сути просто утопая в мягкой спинке предмета мебели. Бутылку из моих рук забирает, силой разжимая пальцы, а после также легко отстраняется, унося алкоголь с собой и спрашивая через плечо, дойду ли я сама до кухни или помощь понадобится. Не смути он меня такой близостью и ударившим в нос парфюмом, я бы сказала, что вообще есть не планировала, тем более с ним за одним столом. Но через пару минут все равно собираюсь с силами и плетусь за ним, улавливая приятный аромат чего-то аппетитного. Я не обедала, хоть мне и предлагали активно, неудивительно, что голод все же проснулся. Хван сидел во главе стола, листал какие-то бумаги, лишь на долю секунды подняв на меня глаза, когда попала в поле зрения, приборы, как и само блюдо, еще не принесли, потому я задумываюсь, что вообще зря так рано сюда пришла. — садись, куда хочешь. — спасибо за разрешение, как бы я без вас справилась. Божечки, я похоже вслух усмехнулась своим же мыслям, что для Хвана выглядело странно, потому и от дел опять отрывается. — что смешного? — лицо твое серьезное. — я не знаю, зачем это сказала. Чувствую, когда-нибудь он вышвырнет меня отсюда просто потому что я слишком много болтаю. Ну а пока, он лишь слегка приподнимает уголок губ, хмыкая и вновь уставляясь в бумаги. Бутылка, кстати, стоит на столе рядом с ним, потому я пытаю удачу быть незаметной и стараюсь стащить ее, пока кое-кто занят делами. — налей в мой стакан. — почти напугал. А сам даже не двинулся. — я пила из горла. — это я к тому, что не очень гигиенично сейчас кому-то наливать, что впрочем не смущает Хенджина, спрашивающего «и что?» и поднимающего на меня взгляд. — возьми себе свою, у тебя целые запасы там. — не хочу делиться по разным причинам, во-первых, да, гигиена, во-вторых, тут осталось буквально на пару глотков, мне хочется закончить, и я на них уже рассчитываю. — эта тоже моя. — он делает это специально, клянусь. — чего ты взялся со мной спорить? Твоему образу не идет такое. — хмурюсь от непонимания и обвожу его взглядом, подмечая, что он даже в домашнем выглядит как-то солидно. — а тебе думаешь идет твоя вредность? — мне остается только фыркнуть и сделать вид, что не заметила, как Хван проводил взглядом, когда отошла подальше и уселась на противоположном краю стола. — Кто дал тебе этот виски? — и чего он так прицепился, допила я уже, успокойся и забудь. — я сама взяла, он у камина стоял. — надеюсь, это не та самая бутылка, что он оставил там на черный день на самом видном месте. — обе бутылки? — лучше бы он дальше только в свои бумажки смотрел, а то устроил тут допрос. — вторую тоже где-то нашла. Какая разница? — он умудряется завести меня буквально с пары фраз. Ужасное качество. Разговор не продолжаем, Хенджин дочитывает лист, отдает его кому-то, указания какие-то еще высказывает, а в это время нам наконец-то приносят еду, за которую я сразу принимаюсь, не дожидаясь, когда Хван освободится. Наедаюсь, к слову, очень быстро, видимо, организм совсем отвык от полноценных приемов пищи. Тарелка остается практически полной, а я задумываюсь о том, насколько это нездоровое проявление, когда мое тело обходится без еды длительное время и чувствует насыщение после пары ложек. Думать об этом грустно, отчасти даже страшно, ведь истощение может привести к ужасному исходу. А грустить мне больше не хочется, я вообще весь день старалась убежать именно от этих печальных и болезненых ощущений, потому и сейчас чуть даже головой встряхиваю, чтобы все мысли прогнать, а затем смотрю на Хенджина, чтобы убедиться, что не заметил мои странности. Вот думать о нем куда интересней и уже не так больно. Тарелка слегка отодвигается, а я опираюсь локтем левой руки в стол, укладывая голову на кисть, слегка даже разваливаясь на этом столе, и открыто уставляюсь на Хвана, отрезающего кусок мяса. Неужели он всегда такой серьезный? Всегда держит ровно спину, не расслабляясь ни на миг, держит лицо, не позволяя себе лишней раскрепощенности. Разве это не тяжело быть всегда таким стойким? Кусочек стейка отправляется ему в рот, а мы встречаемся взглядами, потому что я и не собиралась его отводить, а Хенджин только сейчас заметил, или сделал вид, что только заметил. Вопросительно бровь приподнимает, не спрашивая вслух, пока не прожует, а я никак не реагирую, всматриваясь в цвет его волос, прямые брови, родинку под глазом, пухлые губы, что он облизывает будто специально, замечаю, как двигается кодык, когда он сглатывает. И снова вспоминаю, как влюбилась в этого человека много лет назад. Он сильно изменился, возмужал, но все еще ужасно привлекателен, что сердце сжимается от мыслей, что когда-то мы могли быть вместе. — Хочешь что-то спросить? — почему ты не можешь быть тем парнишей, что был со мной на первом свидании? Искренним, открытым, эмоциональным. Почему жизнь распорядилась так, что тебе пришлось погубить того светлого парня и взрастить кого-то посильней и хладнокровней? — не хочу. — не хочу верить, что все еще люблю, даже после той боли, что он причинил мне тогда, даже сейчас, когда прошло столько лет. Почему мое сердце до сих пор его не отпустило? — тогда почему так смотришь? — в отличие от меня, Хван пьет красное вино, принесенное вместе с ужином, и мне уже не предлагают. Не ест новый кусочек, пока говорит со мной, уделяя все свое внимание, словно говорим о чем-то важном. Я его не понимаю. Как расставляются его приоритеты? Или быть может ему просто нравится видеть, как я смотрю на него, потому не отвлекается, пока есть возможность. — а мне нельзя смотреть? — может и это запретишь, опасаясь, что замечу твою слабость когда-нибудь. Ты ведь тоже человек, у тебя должны быть слабости. У тебя должны заканчиваться силы держать этот образ. А может быть я ошибаюсь, и это давно не образ? Может это и есть настоящий Хван… — можно. — как будто даже и не думал над ответом, только губы поджав. — Но если хочешь мне что-то сказать, говори. Сразу. — ждешь, что я вновь доверюсь? И зачем тебе это каждый раз было нужно? Столько неозвученных вопросов, столько загадок, и я знаю, что никогда их не разгадаю. Я просто продолжаю внимательно следить, впитывая каждое его движение, улавливая схожесть с прошлым Хваном, которого я знала, в плавности и периодических взглядах с некой искрой в черных зрачках.