Обыкновенная история

Рома совершенно очаровал его коллег. С каждым днем Вадим все больше убеждался в ошибочности своего первого впечатления: может, Абрамов-младший и не в восторге от своих обязанностей наследника компании, но то, что ему поручает отец, выполняет безукоризненно — и даже сверх того. Если не принимать во внимания их странные отношения, Романа Львовича можно было охарактеризовать как внимательного, вежливого, любезного молодого человека, умеющего слушать и находить подход к своим собеседникам. Досадно признавать — но его уровень эмоционального интеллекта уже превосходил тот, которым мог похвастаться Вадим; дать ему еще пару-тройку лет, и из красивого, сексуального мальчишки вырастет достойный преемник отца, способный производить нужное впечатление на переговорах и располагать к себе самых ярых оппонентов. Ярослав и Арина оппонентами не были — и Рома покорил их сердца: кто бы еще так интересовался их уровнем комфорта, свободным временем в Москве, качеством их питания и прочими мелочами, как правило, неважными для прочих партнеров. Дьявол в деталях, думал Вадим; этот маленький очаровательный чертенок подкупил их своей заботой, клиентоориентированностью и удивительной способностью попадаться на глаза ровно в те моменты, когда в нем была необходимость. А с Вадимом и без необходимости получалось. С Вадимом вообще другая история. Лет сто назад, когда он еще ходил в начальную школу, его однодворник из соседнего подъезда учился классом младше. Как его звали, Вадим в упор не помнил — зато помнил, как тот к нему частенько захаживал. То ли родители его были шибко занятыми людьми, то ли не горели желанием выслушивать нехитрые новости отпрыска, да только всем накопившимся за день, а иногда и не за один, мальчик делился с Вадимом: происшествиями в классе, отношениями с одноклассниками и учителями, дворовыми новостями, семейными событиями… Вадим заочно знал имя каждого человека в его окружении и его характеристику. Однодворник не был сплетником, но любил поговорить — и в Вадиме увидел доверенное лицо. Сам Вадим не был особо против: этот мальчишка круто играл за Луиджи и составлял отличную компанию, умудряясь одновременно проходить уровни и рассказывать о своих делах. Удивительно. Дома-то у него приставки не было. За эту суперспособность Вадим и уважал своего разговорчивого гостя, несмотря на то, что он зачастую выдавал слишком уж много информации. Так что он бы и против разговоров с Ромой ничего не имел. Его качества тоже сродни суперспособностям — простым, человеческим, но не каждому юноше свойственным. С излишней информацией Вадим тоже мог бы смириться: допустим, он не получал никаких дополнительных преимуществ, выслушивая Ромины откровения, порою внезапные, — но что если ему действительно не с кем больше поделиться? По крайней мере, Рома был честен с ним и дал ему понять, что опасается проявлять чрезмерную искренность в своем окружении. Могут ли знакомые из тех кругов, в которых вращаются Абрамовы, начать шантажировать Рому, узнав о его ориентации? Теоретически — запросто. Наверное, потому Рома и ухватился за Вадима: с ним можно и бизнес обсудить, и в жилетку поплакаться, и переспать… По сути, Вадим — единственный человек, с которым парень может поделиться историями из своей жизни, в том числе личной; он уж точно ничего из услышанного не обнародует, во-первых, потому что у него нет доказательств, во-вторых, ничего хорошего для него самого из этого не выйдет. Если ориентация Вадима раскроется — это еще полбеды, с этим жить можно, пусть и проходя через определенные сложности; а вот если станет известно, что он переспал с сыном Абрамова… Абрамов-старший затаит на него лютую ненависть (и поделом), а среди остальных деловых партнеров слухи начнут распространяться со сверхзвуковой скоростью. Скверно и для личной репутации, и для бизнеса. Что сделано, то сделано, и Вадим сам виноват в произошедшем не меньше Ромы. Скрепя сердце, он вынужден был признать, что Рома-то как раз ведет себя порядочнее: может, соблазнять представителей дистрибьюторов отцовской фирмы — не самое мудрое решение, но от двадцатилетнего юнца мудрых решений и не ожидаешь. Парень ведь просто хорошо проводит время, никого не предавая. Про Вадима такого не скажешь. Всё это и стало совокупностью причин, по которой он начал вести себя одновременно осторожно и неосторожно, не желая обидеть Рому, идя ему навстречу по мелочам, надеясь на то, что сможет отныне держать себя в руках и не заходить так далеко, как в первые пару дней их знакомства. Тем более, Абрамов-старший с радостью поручил «шефство» над их небольшой делегацией своему способному сыночку. Сыночек оправдывал ожидания. Хотелось верить, что азарт юноши скоро сойдет на нет, и если все, что останется между ними, это рабочие вопросы и странные разговоры по душам, Вадим вздохнет с облегчением. Остались жалкие два дня. Два плотных, насыщенных дня в чертовой Москве. За их четверговый обед вновь отвечал Рома, к вящей радости Льва Владимировича и коллег Вадима. Сам же Вадим мысленно махнул рукой: да ради бога, уже все равно… Оба Абрамовы довольны. Арина и Ярослав довольны. А он посидит тихо в сторонке в уютном ресторанчике, выбранном Ромой, съест что-то модное, не почувствовав вкуса, и бегом вернется на выставку, погружаясь в дела. Вот только ближе к вечеру Лев Владимирович пригласил Вадима к себе в офис для обсуждения драфта плана маркетинговых активностей — и тот, вздохнув про себя, отпустил коллег на заслуженный отдых в отель, или куда там они еще соберутся, а сам отправился на парковку вместе с обоими Абрамовыми, продолжая разговор со старшим и бросив лишь мимолетный взор на младшего. Тот дежурно улыбался — но Вадим все равно умудрился разглядеть победный блеск в его глазах. Абрамов-старший разделял любовь Ромы к японскому автопрому, но не разделял его увлечения спортивными купе: на стоянке их ожидал представительский кроссовер Лексус, впечатляющий, красивый и, по мнению Вадима, гораздо более удобный, чем Ромина красная Тойота. В машинах он не особо разбирался, оценивая лишь уровень надежности и комфорта — а за свои деньги Лев Владимирович вполне мог позволить себе и то, и другое без излишнего выпендрежа. Однако за руль и здесь сел его сын. — Рома хорошо водит, — с гордостью пояснил Лев Владимирович, когда автомобиль мягко тронулся с места, плавно объезжая препятствия. — Талант. Начал потихоньку ездить еще подростком у нас на даче и уже тогда мог дать мне фору. А с тех пор, как он сдал на права, я вполне могу доверить ему и свою машину, и себя, и дорогого гостя. Действительно, отцовскую машину Рома вел совсем иначе: хоть чай пей из фарфоровой чашки — ни капли не прольешь. Парень легко адаптировался к стилю вождения, который диктовал автомобиль. И Вадим чувствовал себя спокойнее: так точно лучше, чем виражи на спортивной тачке. Да еще сам Лев Владимирович рядом, огораживая его от других виражей наедине с Ромой. Сидя позади водителя, Вадим повернул голову так, чтобы даже в зеркале заднего вида не встретиться с ним взглядом ненароком. И все равно, несмотря на предосторожности, так хорошо прошедший день преподнес Вадиму сюрприз. Точнее, два. Потому что нечего расслабляться. Первый сюрприз ожидал его в офисе. И им стали вовсе не маркетинговые активности. — Хочу поручить Роме ведение ключевых клиентов, — сказал вдруг Лев Владимирович, когда они разобрались с планом. Вадим чуть водой не поперхнулся, сразу поняв, что это означает. — Вы не смотрите на его возраст, — продолжал Абрамов-старший, — он парень старательный, внимание к деталям на должном уровне. Да, у него пока мало опыта, но по этой причине я и хочу поручить ему вашу компанию: с вами не должно возникнуть никаких проблем, — он улыбнулся Вадиму; ах, это же был комплимент, запоздало сообразил тот, не сообразив вовремя вернуть улыбку, — а с оперативкой Рома справится на отлично, в этом я не сомневаюсь. В случае форс-мажоров я на подхвате. Однако что-то мне подсказывает, что форс-мажоров не будет. «А мне это самое «что-то» подсказывает иное», — мелькнуло в сознании Вадима, когда тот с ужасом — ему самому так показалось — взглянул на Рому. Тот ничем не выдавал своих эмоций. Знал же? Наверняка знал. — Вы уж заранее простите Рому, если он будет задавать много вопросов. Разумеется, только по делу. Я и сам придерживаюсь мнения, что лучше всё максимально прояснить с самого начала: самый глупый вопрос — это незаданный вопрос. — Полностью согласен, — пробормотал Вадим, хлебнув еще воды, чтобы смочить разом пересохшее горло, — я за прозрачность ведения дел. Нисколько не сомневаюсь в способностях Романа Львовича. Опять этот блеск в черных глазах. Да что же такое творится… — Вот и прекрасно, — Лев Владимирович поднялся с места, потирая затекшую поясницу, — тогда, полагаю, мы со всем разобрались. Завтра еще увидимся, поговорим перед вашим отъездом, а на сегодня, пожалуй, всё: мы и так засиделись допоздна. Нам обоим не помешает отдых. Рома отвезет вас в отель. — Спасибо, не стоит беспокойства. Я такси возьму… — Зачем? Ему не сложно, да и мне так спокойнее. — Совсем не сложно, — подтвердил Рома, пряча ухмылку в уголках губ. Вадим только сглотнул: ему бы новости переварить, а в присутствии Абрамова-младшего это будет ох как непросто. На парковке они распрощались: Рома любезно открыл перед Вадимом дверцу красной Тойоты, Лев Владимирович помахал им рукой, уселся в свой автомобиль — и они разъехались в противоположных направлениях. Салон спортивного купе, на вкус Вадима, проигрывал шикарному уюту Лексуса. Да чему угодно проигрывал. Даже такси эконом-класса. Дискомфорт висел в воздухе, и спинка идеального по задумке инженеров кресла давила на позвоночник. — Это была инициатива папы, — Рома первый нарушил молчание, когда они уже выехали на ТТК; вечерние пробки постепенно рассасывались; дело шло к ночи. — Он вроде как сделал мне честь: все-таки ответственное поручение. Считает, что я готов. Круто, конечно. Вадим и не думал, что инициатива исходила от сына. Роме бы такое в голову не пришло. Наверное. — А вы готовы? — Это вы мне скажете, — пожал плечами Рома, — поработав со мной. Может, решите, что я дилетант и толку от меня никакого. Я и впрямь дилетант… Но я же учусь. — Вам ведь это неинтересно, — Вадим по-прежнему избегал смотреть ему в лицо, гипнотизируя взглядом красные стоп-сигналы вереницы автомобилей перед ними. — Мне интересны вы, — Рома сказал это так, что по спине мурашки побежали, — смотрю на вас и думаю: если бы когда-нибудь я нащупал то дело, в которое готов погрузиться с головой, я чувствовал бы себя значительно лучше. Даже если личная жизнь будет идти так, фоном. Понимаете, о чем я? Вадиму казалось, что понимает. Поэтому он рассеянно кивнул. — Я хочу больше узнать о вас и о вашей компании. Как вы начинали и продолжали, какие были сложности и как вы их преодолевали. Ну, и о том, что вы делаете сейчас и как вы это делаете. Полагаю, папино назначение окажется для меня полезным. Так что… Не отмахивайтесь от меня, пожалуйста. К работе я буду относиться серьезно: я же теперь и перед отцом несу ответственность, и перед вами. — Рома, я не собираюсь от вас отмахиваться. Только вы же, я надеюсь, понимаете, что наше личное общение будет сводиться к минимуму. И я уж точно не автор бизнес-бестселлеров, чтобы рассказывать вам о своем деловом пути; никаких секретов успешного успеха вы от меня не узнаете — у меня их попросту нет. В этом плане ваш отец — гораздо более интересная ролевая модель: мои масштабы и рядом не стояли. — Да я не про масштабы… Я про личность. И позвольте мне самому решать, какая ролевая модель для меня более интересна. — Как скажете, — Вадим мысленно махнул рукой: еще спорить с ним не хватало. — В любом случае, у меня не так много свободного времени, чтобы посвящать его наставничеству. Рома, а сами вы чем занимаетесь в свободное время? У вас же наверняка есть увлечения, достаточно серьезные, чтобы заглушить этот ваш… интерес? Зря спросил, мелькнуло в голове, когда Рома просиял: это было видно даже боковым зрением. Но слово не воробей — а потому Вадима ожидал еще один сюрприз. — Есть. К работе мои увлечения не относятся, поэтому заглушать я ничего не планирую, но… знаете, возможно, вам понравится, — съехав с кольца, Рома прибавил ходу, — можем узнать прямо сейчас. — Прямо сейчас нам обоим надо отдохнуть, — сделал попытку Вадим, — Лев Владимирович прав. Это было долгий день. Тяжелая неделя. — Вот и разгрузимся, — решил Рома, — Вадим Станиславович, а у вас какая машина? — Киа Ниро, — буркнул он, — не ваш стиль. — Любите кроссоверы? — За город иногда выезжаю. — Отлично. Мы сейчас как раз туда, — затор окончательно рассосался, и водитель припустил резвее, — в смысле, за город. Не переживайте, это не слишком далеко от МКАДа. — С ума сошли? — Вадим умудрился подскочить на месте, несмотря на ремень, и в кои-то веки посмотрел на Рому. — Что там делать на ночь глядя? А Рома веселился вовсю: — Не переживайте вы так, я не собираюсь убивать вас и закапывать в лесу. Даже если бы собирался, оружия у меня все равно нет, и вы сильнее меня. Просто, Вадим Станиславович, вы так грузились всю эту неделю — и по работе, и не только, — что вам не помешает переключиться. Заодно узнаете о моем увлечении. Сами же спрашивали. Он уже об этом пожалел, мысленно укоряя Льва Владимировича: как тот сказал? Самый глупый вопрос — это незаданный вопрос? Ох и ошибается старик… Держать бы ему, Вадиму, язык за зубами — может, сидел бы уже у себя номере, попивал чаек и приходил в себя после долгого напряженного дня… Но нет. А Роме непременно понадобилось интерпретировать его вопрос по-своему. — Где мы? МКАД остался позади. С прямой трассы, ведущей в область, они свернули на боковую, сначала идущую параллельно, потом уходящую все под большим углом от шоссе. Коттеджи, мелькающие в стороне, скрылись за деревьями, яркие фонари трассы сменились желтыми, словно рассеивающими туман. Узкая дорога с прекрасным асфальтом убегала вдаль, и в потемках Вадим не мог разобрать, в какую именно. Лес по одну руку и бетонный забор по другую сливались в однотонные полосы, когда Рома все сильнее вдавливал педаль в пол. — Может, потише? — осторожно предложил Вадим. Какое там… — Не нравится? Да ладно! Не в городе же испытывать такую машину. Признайтесь, Вадим Станиславович, неужели вы сами никогда не гоняли? Неважно, на чем… Это ведь такой адреналин! Вадим не гонял. Даже когда был сильно моложе. Даже когда впервые почувствовал себя опытным водителем — такое у молодых людей частенько бывает по истечении года за рулем. Его одногруппники любили погонять; его коллеги на первой работе тоже; его друзья взахлеб рассказывали, как выжимали максимум из своей ласточки, хоть из Лады, хоть из Мерседеса. А он не пытался. За всю жизнь ему лишь однажды пришел штраф за превышение скорости; конечно, он знал, где камеры, — но без необходимости не давал лишнюю нагрузку своей правой ноге. Комфорт он любил. Экстрим — нет. Какой смысл подвергать опасности свои жизнь и здоровье ради выброса адреналина в кровь? По мнению Вадима, оно того ничуть не стоило. Рома думал иначе. Ровная трасса закончилась — теперь они петляли по периметру непонятной геометрической фигуры, дрифтуя вовсю, разгоняясь до бешеных скоростей и тормозя так резко, что у Вадима в ушах шумело. Он вцепился руками в кресло; казалось, что боковая поддержка пассажирского сидения не идеальна, и его вот-вот выбросит, несмотря на ремень безопасности. Освещение здесь было чуть получше, однако, по мнению Вадима, это мало помогало: среагируй Рома хоть на доли секунды медленнее — улетят с трассы, перевернувшись несколько раз… — Хорош, — Вадим хотел повысить голос — не получилось: срывался. Да и рев мотора всяко заглушил бы его жалкие попытки протестовать. Когда Вадим впервые проехался с Ромой на его Тойоте, ему показалось, что парень водит слишком быстро и агрессивно. Как же он был не прав… Только теперь он узнал, что такое по-настоящему быстро. По его ощущениям, так и самолет не разгонялся. Он понял, что такое по-настоящему агрессивно, только когда сидел на пассажирском сидении, не в силах повлиять на дорожную ситуацию и на стиль вождения, когда все, что ты можешь сделать — смотреть, как проносятся фонари, черные пятна кустов на обочине и серые полосы асфальта. Даже в салоне он чувствовал бешеный ветер, срывающий крышу. Скорость? Он не смотрел на спидометр. Он мог смотреть только на дорогу, от которой кружилась голова, и иногда на водителя. А тот плотно сжимал сочные губы, угольные глаза горели, устремленный вперед взгляд не отрывался от дороги, изящные пальцы сжимали руль, волосы падали на щеки, и Вадим их не видел — но готов был биться об заклад: на лице Ромы проступал румянец. Ему нравилось. Он давил на газ еще сильнее, а Вадим стискивал кулаки: страшно и странно. Как часто они переживают такое, эти чокнутые любители погонять? И правда ли, что они все наркоманы — ломка начнется без адреналина? Вадим не понял, когда на дороге появилась другая машина — заметил только тогда, когда их обогнали на опасном расстоянии. Он выругался от души, которая тотчас ушла в пятки, но Рома снова не услышал, только прибавил ходу, и на очередном повороте нагнал соперника. На такой скорости Вадим не сообразил, что это за автомобиль; соображать в те моменты вообще плохо получалось; но они шли ноздря в ноздрю, фара в фару, пока следующая петля, на которой его чуть не стошнило, оказалась счастливой для Ромы. Когда они остановились, он тоже не понял: в его восприятии мир все еще крутился с бешеной скоростью по периметру этого пустынного трека где-то в Подмосковье. А Рома уже открывал дверцу. — Ты что тут делаешь? — голос долетал будто сквозь вату. — Четверг же. — А кто мне запретит просто погонять? — это уже говорил водитель другой машины. — Сам что здесь забыл? Ты же весь в делах. Деловая колбаса. Вадим пришел в себя, лишь встретившись с ним взглядом: молодой парень, может, чуть старше Ромы, высокий, стройный, с короткой стрижкой, в наглухо застегнутой спортивной куртке, из-за ворота которой змеилась татуировка, и блестящим в свете фонаря гвоздиком в ухе. — Или ты нового хахаля решил прокатить? — парень сощурился, презрительно глядя на Вадима и делая шаг к нему; тот невольно вжался в кресло. Еще не хватало, чтобы чокнутая молодежь устраивала разборки и втягивала его. — Не гони, — Рома нахмурился, — это наш деловой партнер. — О как, — хмыкнул парень, — привилегированный, по ходу. Что-то не припомню, чтобы ты других «партнеров» катал. — Да я вроде тебе и не докладываю. Пока они препирались, Вадим все же решил выйти из машины, чтобы глотнуть свежего воздуха. А воздух и впрямь оказался свежим, несмотря на то, что они здесь только что рычали в два мотора: теперь подмосковная ночь дрожала туманом и паром изо рта в свете фонарей, удивительно тихая, контрастом к бешеной гонке. Вадим поёжился: адреналин рассосался, выступивший на лбу пот остыл, а в области по умолчанию холоднее, чем в столице. Вот и хорошо. Может, этим горячим парням тоже голову остудит. Какого черта он вообще здесь делает?.. — А что ты быкуешь, Скорпиончик? Я на тебя не наезжаю, — продолжал водитель БМВ — теперь Вадим разглядел его машину, — кажется, еще третьей серии. Ветеран, оттюнингованный по самые гланды, так что не сразу и признаешь. — Вот и не надо. Нет чтобы нормально с человеком поздороваться… — Здрасьте, — парень церемонно поклонился все с той же презрительной ухмылкой. — Нашел старпёра, — это он уже сказал Роме, тихо, вполголоса, но так, чтобы Вадим услышал. — Иди сам знаешь куда, Тоха. — Да я бы с удовольствием, — подмигнул тот. Рома не ответил — развернулся к своей машине, по пути кивнув Вадиму. Вовремя. На этом треке непонятно где, на котором он оказался непонятно как, в ночи, становящейся все холоднее, после головокружительной гонки, на которую он не соглашался, после встречи с неким Тохой, явно не питающим к нему теплых чувств, Вадиму хотелось убраться отсюда немедленно. Куда подальше. Нет, не подальше… В отель. Без всяких отклонений по пути. — Вам понравилось? — поинтересовался Рома, когда они ехали — уже гораздо спокойнее — по той же прямой дороге вдоль леса и забора. — Я не любитель гонок. Еще немного, и меня стошнило бы. — Правда? А по вам и не скажешь… Вестибулярный аппарат барахлит? Скорее, барахлят нервы. — Жаль, — Рома выглядел разочарованным, словно ребенок, чью любимую игрушку не похвалили. — Я думал, вы оцените. Собственно, это и есть мое увлечение: я как раз обожаю скорость, потому и машину выбрал такую. Отец тоже не в восторге… Ну и ладно, зато вот что она умеет, — он любовно погладил руль. — Ни разу не подвела. К Вадиму же постепенно возвращалась способность рассуждать — и он начинал злиться. «Обожаю скорость»? «Не подвела»? Какого черта? Разбиться хочет? И его заодно?.. Мажорик хренов… О себе не думает — так хоть о других бы… Ненормальный! Бизнес-партнер, мать его… Рома спокойно рулил — а в душе Вадима бушевал ураган. Сердце до сих пор колотилось, в ушах гудела кровь, голова шла кругом, а рядом сидел малолетний псих. Нет у этих юнцов никакого инстинкта самосохранения. И у него, Вадима, тоже: черт же дернул сесть к нему в машину, поддавшись Льву Владимировичу… Знал ведь, нутром чуял, что это может быть небезопасно, с ним ведь ни на одну секунду не расслабишься; а у него вон как глаза горят. Будто лихорадочные. Он точно чокнутый. Он кайфует от этого. Ему доставляет удовольствие играть со скоростью, с опасностью — а заодно и с Вадимом. — Ты все-таки нездоров на голову. Так же разбиться — две секунды. — А я хороший водитель, — улыбнулся Рома, — контролирую ситуацию. — На такой скорости только контролировать… — На специальных трассах это вполне реально. Признаюсь, по юности я тупил и действительно делал то, что делать не следовало. «По юности»? А сейчас у тебя что? — Я же на этой машине бесчинствовал в уличных гонках, — продолжал Рома, — и я, и Тоха, и вся наша тусовка. Просто, знаете, это и впрямь небезопасно: так не только стритрейсеры могут пострадать, но и другие участники дорожного движения. Опять же, полиция, закон, лишние проблемы. Если бы отец узнал, век бы мне за руль не садиться. Вот и переключился на драг-рейсинг: это, по крайней мере, легально. Стрит-рейсинг… Драг-рейсинг… У Вадима и без того голова болела. — Папа, конечно, по-прежнему ничего не знает. А я даже в соревнованиях участвую. Может, как-нибудь сходите посмотреть? Там все культурно: специальные площадки, официальная регистрация участников, билеты, зрительские места. — Спасибо. Мне сегодняшнего «зрительского места» хватило. Знал бы, куда ты меня везешь, вышел бы в городе на светофоре. — Жизнь дана нам для того, чтобы получать удовольствие и делать то, что нам нравится. Или снова не согласны? Вот сейчас вы укоряете меня, а ведь наверняка у вас приятный такой отходняк после гонки. Готов поспорить. А еще… я заметил, когда вы на эмоциях, вы начинаете называть меня на «ты». Продолжайте уже, Вадим Станиславович. Я с самого начала был только за. Снова издевается… Этот мальчишка только и делает, что всю дорогу над ним издевается. Всю дорогу с самого первого дня их знакомства. — Вот и продолжай с этим Тохой, — вырвалось у него, — у тебя есть ровесники, разделяющие твои увлечения. А этому, к тому же, известна твоя ориентация. — Известна, конечно, — пожал плечами Рома, — мы с ним спали. — Почему-то я так и подумал. Полагаю, с ним тебе будет поинтереснее, чем со мной. — Во-первых, не ревнуйте. Вадим хотел было возмутиться, но Рома продолжал: — Во-вторых, не играйте в сводника. Откуда вы знаете, с кем мне интереснее, а с кем нет? Мне, например, дискомфортно со слишком настойчивыми — а Тоха слишком настойчив. Вы разве не заметили? Вам было бы приятно, если бы кто-то добивался отношений с вами, когда вы к этим отношениям не готовы? — Возвращаю этот вопрос, — Вадим нахмурился; в салоне снова становилось жарко. Как тут открыть окно?.. — Мне, что ли? А я не настаиваю ни на каких отношениях! Он свернул в сторону, где фонарей было меньше, а деревьев больше; резко затормозил — не так резко, как на треке, но Вадим все равно поморщился, — и уставился на пассажира. — Я, по-моему, с самого начала дал вам это знать. В этом плане у нас все было взаимно: я хотел вас, вы хотели меня, у нас был секс — и всё. То, что мы переспали, работе никак не помешало. Нисколечко! А сегодня я просто хотел сломать лёд. Раз уж нам и дальше предстоит работать вместе, надо как-то налаживать общение, а? Рома улыбался — не так, как обычно, а скалясь. Впрочем, по-прежнему красиво, и лицо его было видно четко даже при слабом освещении. Глаза привыкли. Румянец спал, а губы красные. — Передохну минутку, а то руки задрожат. Тоха выбесил меня. И вы теперь тоже хотите выбесить, да? — Я — выбесить? Кто бы говорил! Это ты привез меня к черту на кулички и чуть не убил. Ладно, обо мне не заботишься; а если бы я заблевал твою драгоценную машинку? Расстроился бы? Вот и думай иногда мозгами! Черные глаза сверкнули. — Мозгами? Только не сейчас. А раз хочешь, чтобы я о тебе позаботился, так и скажи. Щелкнув ремнем безопасности, Рома склонился к нему — рефлексы у него не только во время гонки молниеносные — и лизнул в ухо, а потом прихватил горячими губами, так что Вадим с шумом втянул себя воздух, только сейчас понимаю, какими тесными стали его брюки. У него теперь тоже рефлекс. Условный. Когда только успел выработать? За те пару раз, что у него были с этим мальчишкой? За те несколько дней, что смотрел в его глаза и видел его улыбку? А Рома накрыл рукой его пах, поглаживая и сжимая, целуя его ухо, подбородок, шею — и Вадим в который раз за день отказывался верить в то, что с ним происходит. С этим парнем — сплошной абсурд. Ничего логичного и рационального. Вжик молнии, клацанье пряжки ремня, быстрые, умелые пальцы и шепот в самый мозг: — Не напрягайся. Просто быстрый минет — и всё. Я сам хочу. Вадим даже ударить его не мог. Мог только наматывать волосы на кулак и стонать сквозь зубы, когда Рома склонился ниже — и продемонстрировал, как он умеет контролировать ситуацию. Один лишь только раз оторвался, чтобы еще раз облизать и без того влажные губы, и прошептать: — Так ты еще лучше запомнишь мой пирсинг. И он запомнил — о, как он запомнил! То, что этот мальчишка вытворял с ним где-то в темноте среди деревьев и редких фонарей, в тишине ночи, где каждый звук был так отчетливо слышен, что в голову впечатывался. Ему нравилось тянуть Рому за волосы, перебирать их, хватать, гладить… Рома уносил его, опять, неизбежно; ему безумно хорошо, Рома безумно хорош… Эти сочные губы, этот проколотый язык с металлической штукой, эти смелые пальцы — и взрыв. Вадим почти отрубился. — Хоть это понравилось? — шепнул Роман, с довольной улыбкой вытирая рот тыльной стороной ладони. Отвечать не было никакого желания. Он лишь часто дышал и смотрел на Рому во все глаза. — Что ты? — Рома обиженно выпятил нижнюю губу, еще сильнее покрасневшую. — Ну, произошло недопонимание. Не ожидал, что тебе настолько не зайдут гонки; не ожидал, что встретим Тоху… Но ведь я загладил свою вину? Очень старался, между прочим. — Закончил? — прервал его Вадим; его снова начинало трясти — и не от холода. — Если да — поехали. Отвезешь меня в отель, и баста. — Что, даже не закуришь? — в иное время Вадиму доставила бы удовольствием растерянность на его лице — но не сейчас. — На улицу выходить не хочу. А у тебя в салоне не курят. — Слушай, — Рома вжался в свое кресло, теребя ремень безопасности, — я, конечно, понимаю, что у нас с тобой ничего такого… Но обязательно вот так со мной каждый раз? Я ведь даже не прошу тебя об ответной услуге или о банальном «спасибо» — мой косяк, мои извинения. Просто ты смотришь на меня волком, будто я враг народа. А я же тебя не насилую. У тебя, так-то, уже стоял, когда я начал. Вадим так стиснул кулаки, что ногти впились в мякоть ладоней: каждое слово Ромы проходилось ножом по живому. — Мог бы поласковее для разнообразия, — пожал плечами Рома, пристегивая ремень. — Или ты этого совсем не умеешь? — Не с тобой, — выдохнул Вадим сквозь зубы. Черные глаза и красные губы округлились — но Рома ничего не успел сказать, потому что он выпалил: — У меня есть парень. Ну вот. Сказал. Зачем — непонятно; говорить о Никите сейчас, человеку, с которым он только что… Кощунство. Но ведь сказал. Такого изумления на лице Ромы он не видел никогда. — Ого-го! Ни за что бы не подумал. Я считал тебя свободным мужчиной… То есть, я для тебя что-то вроде командировочного романа? А потом — домой, к своему парню? — Заткнись, — тихо попросил Вадим, и Рома осекся. — Никакой ты не роман. Я никогда ему не изменял. Понимаешь, никогда! Я люблю его, у нас все было здорово, а потом… потом я приехал сюда заключать контракт с твоим отцом. Глазом моргнуть не успел, как оказался впутанным во все это… — Впутанным, — повторил Рома, хлопнув ресницами, — во все это. Вот оно как, значит… Ну, круто. Да. Не ожидал. — Это так странно? — спросил Вадим раньше, чем понял: и впрямь странно. — Представь себе, — буркнул Рома, — мне еще ни один мужик не признавался в своей большой и чистой любви к другому. Да еще и сразу после того, как я ему отсосал. Это пиздец как странно. — Я… — Вадим не планировал оправдываться. Как тут оправдаешься? И перед кем? Но слова сами вылетали изо рта. — Я не знаю, что на меня нашло. — Так уж и не знаешь… Как будто ты один иногда думаешь не тем местом, которым положено думать. — Да, — прошептал Вадим, — и ты прав. Это пиздец. — Ладно… Что теперь грузиться. Было и было, — Рома теребил в пальцах прядку цвета фуксии, переливающуюся в тусклом свете фонаря чуть поодаль, — обратно не перемотаешь. Вот и не парься. А то и так за все это время напарился… У тебя даже пот на лбу выступил. — Не смешно. И как тут не париться? Я изменял человеку, которого люблю. Вот прямо сейчас изменял… Тебе проще. Ты безбашенный, тебе двадцать, и ты никогда не любил. — Да что ты говоришь! — Рома резко повернулся в кресле, и улыбка его снова блеснула оскалом. — А ты настолько хорошо меня знаешь, чтобы утверждать такое? Ни разу за все время их знакомства — за все четыре дня — Рома не был с ним так резок. Абрамов-младший, любезный, вежливый, иногда насмешливый, иногда страстный, не огрызался, не дулся и не скалился, как этой ночью. Выбивало из колеи. — Мне действительно двадцать, — продолжал Рома, — я могу быть безбашенным. Но «никогда не любил»? Да я так любил, как тебе и не снилось! Вот теперь он звучал на двадцать. Безбашенно. — Невзаимное чувство? — неловко попробовал догадаться Вадим. Может, втрескался в какого-нибудь натурала. Случается. Нередко. — Очень даже взаимное, — с вызовом ответил Рома. — Тогда в чем проблема? В отце? — Вадим решительно не понимал. Какого ж черта ты тогда со мной трахался? А голос Ромы стал вдруг настолько серьезным, что впору подивиться его способности переключаться. — Нет. Не в отце. Он был единственным человеком, ради которого я готов был бросить всё. Всё-всё, что есть у меня. Если бы он захотел умчать куда-то далеко вместе со мной, да хотя бы и на край света — поехал бы, не задумываясь. Он умолк, и Вадим покачал головой, снова переходя на «вы» под влиянием торжественности момента. — Не понимаю я вас, Рома. Если у вас в жизни есть такой человек… — Был, Вадим Станиславович, — Рома на секунду отвернулся к тусклому фонарю, а когда вновь посмотрел на Вадима, глаза его казались больше обычного, — такой же стритрейсер, каким был я. Мы в этой компании и познакомились, и он был лучшим. Когда я гонялся с ним, у меня дух захватывало, а когда мы ехали в одной машине, салон был больше, чем мир. У нас с ним всё сразу получилось, так быстро, просто нереально, ураганом, на сверхзвуковых — знаете, как оно бывает?.. Нет, вы не знаете. Вы не любите скорость. А он любил. Вадим понимал, к чему он клонит — но мог только слушать, затаив дыхание. — Он разбился. Насмерть. Во время гонки. Вот и всё. Вот и всё. Чертовы стритрейсеры… Малолетние идиоты, не ценящие ни свою жизнь, ни жизнь других. Вадим разозлился бы — и на Рому, и на этого погибшего гонщика, и на всех чокнутых любителей адреналина, — вот только парня было жаль. Вадим совершенно не ожидал увидеть в нем романтика, который умел любить со всей страстью юности. Значит, первая любовь — и вдребезги. В буквальном смысле слова. Значит, Рома все еще любит его. Может, потому и не стремится к серьезным отношениям, развлекаясь и играя с людьми так же, как играет со скоростью. Будь обстоятельства иными, Вадим, вероятно, сказал бы ему, что в жизни всякое случается — в том числе и смерть. Что всё в мире проходит. Что стоит человеку уйти из жизни, как в глазах близких он становится раз в десять лучше, чем был на самом деле. Смерть идеализирует. Но никак не вправляет мозги. Вот только у него не было ни права, ни желания философствовать на подобные темы. Поступки Ромы по-прежнему можно понять. Его же собственные поступки оправдать никак нельзя. — Мне жаль… Однако, Рома, вы не думаете, что стоит переосмыслить свое хобби? Ваш любимый человек погиб — а вы продолжаете рисковать собой так же, как и он. Не стоит ли остановиться, хотя бы ради его памяти? Нет. Доводы здравого смысла не сработают. Рома такой же чокнутый, как и тот неизвестный Вадиму парень. Черные глаза сверкнули, уголки губ приподнялись. — Рисковать собой? Вадим Станиславович, знаете, а я был бы не против в ту ночь оказаться в его машине. Чтобы с ним вместе. Я уже говорил, что ради него готов был на все? Уйти из дома, отказаться от того, что у меня было, начать новую жизнь — или вообще с ней завязать. Совсем дурак… — А ведь Юрка очень любил жизнь, и умирать он точно не хотел. Несчастный случай… идиотский, как все несчастные случаи. И я тоже её люблю, просто знаю, что такого, как он, у меня уже не будет. Никогда. Взгляд Ромы пронзал насквозь. — Я вас загрузил? Да, не слишком приятно, когда чужие люди вешают на тебя свои проблемы. Похоже, у нас с вами сегодня вечер откровений. Вы поведали мне свой секрет, а я вам свой. Да. Вот только Рома рассказал ему о своей любви к погибшему человеку, ради которого он готов был на всё. А Вадим — о своей любви к вполне живому парню, которому он изменял. Откровения откровениям рознь. Злость на Рому предсказуемо сменилась ненавистью к себе. — Не загрузил. Печально, что разговор зашел о таких событиях — но может, оно и к лучшему. Я постараюсь не наступать на больную мозоль. — Наступай или нет, а Юрку не вернешь. Вы же ничего плохого не сделаете и не скажете. Так-то вы человек хороший… Может, потому и получилось всё это. Может, потому я и доверяю вам. Вадим даже зажмурился на секунду: показалось, что Рома втаскивает его во все это еще глубже. В отеле, куда его в итоге отвез Рома, было тихо; в баре на первом этаже почти не осталось посетителей. И к лучшему. Разговор с Никитой после этой ночи все равно не помог бы, да и спит он уже, наверное… Или работает. Вадим чувствовал, что не имеет права разговаривать с ним сейчас. Он еле дополз до своего этажа — а засыпал долго и мучительно. Голова кружилась от последствий гонок, от Ромы и от алкоголя. Завтра — нет, уже сегодня, — последний день в Москве. Поскорее бы уже.