Обыкновенная история

Нет, не в том он возрасте, чтобы напиваться без последствий. Вадим еще голову от подушки не успел оторвать, а череп уже чуть не треснул. Тяжесть такая, словно мозг свинцом залили. Поморщившись, он медленно, осторожно приподнялся: надо бы доползти до ванной, выпить холодной воды, почистить зубы, чтобы избавиться от ужасного привкуса во рту. И принять прохладный душ. Авось полегчает. Сколько же он выпил вчера, что до сих пор чувствует себя пьяным? От него, должно быть, перегаром разит… Впору тюбик зубной пасты съесть вместо завтрака. А что самое обидное, цель, к которой он стремился, просаживая деньги в баре отеля, так и не была достигнута: вчерашний вечер накрепко запечатлелся в памяти. Теперь Вадим чувствовал себя не просто ничтожеством, а жалким ничтожеством с похмелья. Со дна продолжали стучать. И в дверь номера тоже. За каким чертом к нему приперся Ярослав? Ярослав же… Кто бы еще с самого утра заявился. Впрочем, взглянув на мобильник, Вадим понял мотивацию друга: будильник, верно, не сработал — или он его не услышал, так же, как пять пропущенных вызовов. Он опоздал на завтрак, за которым коллеги встречались каждое утро. Пока Вадим размышлял, открывать ли дверь, стук становился настойчивее, отбойным молотком долбя по голове. Выбора не оставалось. Ярослав вытаращил глаза и последовал за ним в номер; Вадим, ничего не сказав, вновь направился к кровати и тяжело сел. — Ты что, с дуба рухнул? — Ярослав расположился на стуле напротив. — С каких пор ты нажираешься в одиночку? Что случилось? — Григорьич, — Вадим созерцал бежевый ковролин, — я так больше не могу. У меня скоро крыша поедет. В голове и впрямь творилось черт знает что, словно сознание рассыпалось на осколки. — Если я расскажу, ты не поймешь. Вовремя же он… Как раз в тот момент, когда хочется скулить и жаловаться на жизнь. Прямо сейчас молчать и запирать все в себе он не мог. Если и сказать кому-то, так только Ярославу… потому что они друзья. Потому что Ярослав не отвернется от него, даже если он ведет себя, как последний подонок. — Пойму, если только чуть отодвинусь… Вот так. Иначе твой перегар меня со стула свалит. — Я моральный урод, — провозгласил Вадим и обессилено сгорбился. — Ага, все мы такие, если копнуть поглубже. Еще какое открытие сделаешь? — Григорьич… я тебе скажу. Но ты не поймешь. — Это я уже слышал. Дальше, — нетерпеливо перебил его Ярослав. — Я сам разберусь, пойму или нет. Что заставило тебя докатиться до такого состояния? — То, что я ненавижу себя. Я половая тряпка. Об меня можно ноги вытирать. Ярослав закатил глаза к потолку. — Ага, ага… И? Вадим вдохнул поглубже: надо решиться. Что ему терять? А Ярослав… может, запрет его в номере, или не позволит ему оставаться с Ромой наедине, или даст ему по шее, чтобы в себя пришел… Он больше не мог молчать. Отчаяние и невыветрившийся алкоголь делали свое дело. — Видишь? — он ткнул пальцем в то место, где уже почти исчез след укуса, оставшийся после их первой ночи с Ромой. — Это не Никита. Ярослав внимательно смотрел ему в глаза и слушал. — Я изменил Никите. Я не хотел… Просто я слабак. И тряпка. И мразь. Я его не заслуживаю. Люблю его — и творю такое… — Погоди, — Ярослав все же прервал его. — Ты хочешь сказать, что уже успел гульнуть? Неужели занесла нелегкая в гей-клуб или еще куда? — Ярослав, — еще один вдох, прежде чем решиться: — Роман Львович… Абрамов-младший… гей. Он соблазнил меня. Вот тут глаза у Ярослава округлились. Он пару раз моргнул, пытаясь осознать услышанное, а потом вскочил со стула и тряхнул Вадима за плечо так, что его начало мутить. — Крыша поехала? Абрамов-младший? Ты совсем идиот? — Я не идиот… я тряпка. Этот мальчишка играет со мной, вьет из меня веревки, а я ничего не могу поделать… — Погоди. Так это из-за него ты в таком состоянии? Как ты вообще оказался с ним в постели? — Это наваждение, — простонал Вадим. — Я не знаю… представь себе самую сексуальную девушку на свете, которая так и испускает феромоны и смотрит на тебя таким взглядом… Какие еще сравнения подобрать? — Избавь меня от своих сравнений. Я и так понял, что он привлекательный. Вот только… — Ярослав сделал паузу, подбирая слова. — Вадим, ты никогда не заводил серьезных отношений: сколько тебя помню, всегда парней менял, как перчатки. Лишь работа имела для тебя ценность. Без обид, но я думал, что все геи такие, без привязанностей и обязательств. А потом появился Никита, и ты стал другим. Честно, я был удивлен — и рад за тебя: он ведь хороший парень, умный, добрый… И после этого — самая сексуальная девушка на свете? У меня что-то в голове не укладывается. — У меня самого не укладывается, — Вадим уронил голову на руки. — Я ради Никиты на все готов, понимаешь? Я уже никого другого и не планировал в жизни, думал, стал таким же семейным, как ты и Арина… Что мне делать? — Любишь его — так нахрена тебе сдался Абрамов-младший? Или это у вас случайно вышло? — Не то чтобы случайно. И не то чтобы один раз. — Стасикович, ты меня в ступор вгоняешь. Если бы, к примеру, Никита бросил тебя — я бы сочувствовал тебе, пытался морально поддержать. Но ты сам роешь себе яму. И с кем! Я не знаю, как тебе помочь. Пояс верности где-то достать, что ли? Ты взрослый человек и сам должен управлять своими желаниями. Знаешь, сексуальные девушки — это прекрасно, но семья все-таки на первом месте. У меня, например, жена и трое детей. И они уж точно важнее, чем любая супермодель. — Да. Понимаю. Поэтому и говорю: я негодяй. Гнида. Урод. — Хватит уже, — осадил его Ярослав. — Давай сделаем так: поскольку я сейчас не в состоянии адекватно отреагировать на твое чистосердечное признание, а ты вообще неадекватен, или-ка душ прими для начала. Я тебе прямо в номере кофе приготовлю, хоть чуть-чуть себя в порядок приведешь. Арине позвоню, скажу, что выйдем позже. Вадим не стал сопротивляться. В ванной действительно стало легче: холодная вода, мятная зубная паста, контрастный душ. Хорошо, что коллеги уже позавтракали; ему бы кусок в горло не полез. От кофе он не стал отказываться, хоть он и был дрянным, растворимым, из тех, что оставляют в номере в пакетиках рядом с электрическим чайником. Запах бодрил, а вкус все равно не ощущался. Сочувствия от Ярослава он не дождался. Стол, за которым они пили кофе, стоял у самого окна, и улицы казались особенно серыми и мрачными — оно и понятно, с такой тяжелой головой и не менее тяжелой совестью. Тут и самый яркий солнечный пейзаж не порадовал бы. — Когда успел-то? — Первый банкет с Абрамовым. Я тогда выпил как следует благодаря старику, а младший вызвался проводить меня. — О… Как оперативно сработали. Черт, Стасикович, ну как же так? Просто по пьяни? До этого как справлялся? Те два года, что ты «семейный»? — Сначала по пьяни, — не стал отрицать он, — Рома очень красивый парень, а тут еще и доза хмельного — вот и результат. Он первый стал ко мне подкатывать. Это было его намерением с самого начала. — С целью? — нахмурился Ярослав. — Да ни с какой особой, это я уже выяснил. Мальчишке просто охота развлечься. Ему кажется забавным играть с бизнес-партнером отца. — И ты ведешься? — Он использовал разные предлоги, чтобы соблазнить меня. У него это отлично получается, талантище… Ярослав помолчал, сделал глоток, поморщился и сказал: — Вот что я подумал. До этого ты ни разу не изменял Никите — но в течение этих двух лет с тобой флиртовали парни? — После того, как мы сошлись, я перестал знакомиться. А в моем окружении сплошные натуралы. Да если и есть геи, то они не из тех, кто стал бы ко мне подкатывать — или к кому стал бы подкатывать я. — Так ты не изменял, потому что возможности не было? — Ну, это ты уже перегибаешь палку! Я не собирался изменять, даже в мыслях не было! Просто… — Просто ты и в этот раз не собирался. Так сложились обстоятельства, да? «Он меня соблазнил», — передразнил его Ярослав. — Да я впервые с таким сталкиваюсь! — Вот именно. Он дал тебе зеленый свет и сам пошел в руки — а ты и рад. — Ничего я не рад! Я Никиту люблю, понимаешь? Хочу быть с ним и больше ни с кем… — Так будь, — его друг начинал сердиться, это всегда было легко понять — потому что сердился Ярослав редко. — Если уж ты определился, если тебе с ним хорошо, если тебя все устраивает, зачем разрушать это своими руками? И не говори, что это рука дьявола. Во-первых, ты атеист, во-вторых, тебя никто не заставляет спать с этим парнем под дулом пистолета. Ты же не маньяк, чтобы сойти с ума за пару дней без секса, и в командировках тебе доводилось бывать раньше. А вообще, давай начистоту и цинично: я бы на твоем месте предпочел одноразовую связь с незнакомцем, нежели такие вот отношения с сыном Абрамова. Ярослав — голос рассудка. Если бы Вадиму просто хотелось эротических приключений, незнакомец был бы идеальным вариантом. Цинично, аморально, нечестно по отношению к Никите — но честнее, чем эта интрижка с Ромой. Что же это тогда, если не простая потребность организма? Ходячий соблазн, которым является Рома? Его глубокий взгляд? Его откровенность? Его безукоризненная вежливость и непринужденная любезность в обществе, пылающая страсть в постели, полное безрассудство в ночных гонка, юношеский максимализм… Он такой сложный, этот молодой человек. Такой разный. Кому угодно голову вскружит — даже если не знать его так, как уже знал Вадим. А ведь их знакомство никак нельзя назвать долгим… Что же тогда может произойти с теми, кто по-настоящему близок с ним? — Мне не нужны незнакомцы, — прошептал Вадим, — я просто не знаю, как вправить себе мозги. — Если бы тут шла речь о мозгах… Послушай, мы вот-вот вернемся домой. Уладь уже все дела, хорошо? Нам не нужны сложности с Абрамовым-старшим. Тебе не нужны сложности с Абрамовым-младшим. — Не нужны. Скандал он устраивать не собирается. Только… у меня еще одна новость. Когда Вадим рассказывал о своей вчерашней беседе со Львом Владимировичем, Ярослав только головой качал и тяжко вздыхал. — Знаешь, Стасикович, жизнь — юморная дама. Так бы ты покрутил амуры на стороне да вернулся домой, словно ничего и не было. А теперь тебе с Романом Львовичем придется общаться по работе. — По крайней мере, наше общение будет по большей части телефонным. И ему же не обязательно со мной лично дела вести. Назначу ответственного, вот и всё. — Во-первых, Абрамов-старший будет направлять его к тебе, помяни мое слово, раз уж вы с ним так скорешились. Во-вторых, назначать ты можешь кого угодно, но с себя ответственность снять не получится, — Ярослав так смотрел на него, что хотелось отвести взгляд. — Понятно, что я готов предложить свою помощь, если у тебя возникнут затруднения. Это обсуждению не подлежит. Однако себя тебе придется контролировать самому. Ты тут распинался, как сильно любишь Никиту — вот и докажи. Самому себе докажи. Из Москвы мы скоро уедем, но, как знать, вдруг еще где-то тебе попадется неотразимый красавчик? К каждому в постель будешь прыгать? Вадим уже не стал говорить о том, что Никита будет рядом — и бороться с искушением станет гораздо легче. А когда он так далеко… — Поговори с Ромой, если надо, — продолжал коллега, — не думаю, что он станет отчаянно за тебя цепляться: в конце концов, для него это тоже просто интрижка, не так ли? — А как еще может быть, — пробормотал Вадим. — У меня этот город уже в печенках. — Город тут не при чем. Вадим знал. Ярослав все же заставил его съесть йогурт перед выходом, когда время завтрака уже подходило к концу. — Только кофе на голодный желудок? Еще не хватало шефа-язвенника. Хотя тебе, может, и на пользу пойдет: заодно трезвенником станешь. Перед Ариной Вадиму тоже было стыдно, и все же поздний старт оказался неизбежным: так, по крайней мере, он успел прийти в себя, чтобы не дышать алкогольными парами на всех окружающих. К моменту встречи с Абрамовым на выставке он выглядел почти прилично, да у Льва Владимировича и не было времени к нему приглядываться и принюхиваться. Все они торопились доделать дела, поскольку последний день выставки завершался рано, и попрощаться как следует им удалось только во время обеда. Лев Владимирович еще раз похвалил сына перед партнерами — мол, не стоит переживать из-за его возраста, — и подчеркнул, что ответственность — лучший способ сделать из человека профессионала. — Считайте, что Рома — лицо компании, — заявил он. А Рома сдержанно улыбался, бодрый, свежий и красивый, как всегда. Будто и не было вчерашнего вечера. Только сейчас, глядя на отца и сына, Вадим заметил, что их улыбки — именно такие, официальные — похожи: не натянутые, доброжелательные, приятные. И выражения их лиц в такие моменты становятся удивительно одинаковыми. Интересная картинка, эдакий семейный портрет. Вот только от младшего на этом портрете хотелось сбежать. — Везет тебе, — шепнул Ярослав, когда они покидали выставку, пожав руки всем, кому следовало. — Но не кисни: теперь это «лицо компании» представляет меньшую угрозу твоему целомудрию. Взбодрись, простись с Москвой и возьми себя в руки. И впрямь: чем ближе они подъезжали к аэропорту, тем лучше становилось настроение. Пусть то, что было в столице, останется в столице. Ощущение недосказанности между ним и Ромой таяло с каждым километром. Потому что дома — Никита. И Вадим до трясучки хотел его видеть. Никита всегда наполнял его теплом, не заставляя нервы звенеть от напряжения и лопаться по очереди. Теперь бы забыть все проблемы и собственные прегрешения в его объятиях… Почувствовать, что тебя по-настоящему любят. Любит самый замечательный парень на свете. Уже в аэропорту он позвонил ему и сообщил, что не планирует заезжать домой. — Мчусь прямиком к тебе. Жди меня. — Конечно. Я все это время тебя ждал, — ответил Никита. Как назло, рейс задержали на час из-за плохих погодных условий, и Вадим так дергался, что даже не мог принять полноценное участие в беседе коллег. Мысли его были не здесь. И лишь в самолете он позволил себе выдохнуть и сказать: — Напряженная была командировка. — Точно, — согласился Ярослав, сидящий рядом. В полете Ярослав задремал, а Вадим смотрел в иллюминатор, в котором не было видно ничего, кроме тяжелых облаков, и в голове его прокручивались эти дни. Как хорошо, что все позади. Как замечательно, что теперь они с Ромой далеко друг от друга. Как греет душу предстоящая встреча с Никитой… Когда самолет, наконец, приземлился, и они получили багаж, Вадим в спешке распрощался с коллегами, не преминувшими подшутить над его нетерпением, и бросился ловить такси. На улице сгущались сумерки, и сверху падало что-то, похожее то ли на снег, то ли на морось. А дома у Никиты наверняка тепло и светло. Дверь открылась почти сразу же, как он позвонил. Никита был в очках — работал, конечно, — трениках и футболке, домашний и уютный. Вадим почувствовал, как рот расплывается до ушей. — Привет, Вадик. Вот и счастливая улыбка, озаряющая все вокруг. Да, Никита любит его — и Вадим готов был чем угодно поклясться, что любовь эта совершенно взаимна. А сейчас, когда он видел своего орешка наяву и слышал его голос так близко, любовь превращалась в обожание. Никита обнял его и прошептал ему на ухо: — Мне очень тебя не хватало. — И мне тебя, — выдохнул Вадим, крепко сжимая его в ответ. Вот то, что ему нужно. Всегда было нужно. Его свет, его тепло. Его любимый. — Ты как? Выдохся с дороги, наверное. Дежавю. Никита помогал ему снимать пальто. — Хочешь принять душ или сначала отдохнешь? — Схожу в душ, пожалуй, — решил Вадим. — И, кстати, я не выдохся; долго ждал рейса, скучал, да и в самолете сидел, сложа руки. Так что сейчас хочу просто освежиться. — Здорово, — Никита сиял. — Я смотрю, ты не с пустыми руками? — Ну, я не зря предупредил, чтобы ты не заморачивался с готовкой. Минут через пятнадцать должны доставить еду, а я по пути вот что к ужину захватил, — он вручил Никите бутылку вина, — отметим встречу. — Ну вот… Ты всегда так обо мне заботишься, даже не дал мне шанса что-нибудь приготовить. — И не надо. Ты ведь работал. — Работал; но это же ты прилетел… — Вот и славно, — Вадим подмигнул ему. — Я скоро, орешек. Жди. Чмокнув его в нос, он поспешил в душ. Стоя под струями воды, он чувствовал, как легкость охватывает тело и мысли. Все хорошо. Никита с ним. Они любят друг друга. У них все будет замечательно. Это безумие закончилось. Все вернулось на круги своя, и Никита не должен ни о чем узнать: Вадим не желал причинять ему боль. Было и было, как сказал Рома; нечего ворошить прошлое. Он вышел из душа, наскоро высушив волосы полотенцем и набросив халат; еду уже привезли, Никита накрывал на стол и искал бокалы, бормоча, что не помнит, куда они подевались. Ему нравилось хорошее вино — но без Вадима он не пил, и это странно радовало. Никита ждал… Его хотелось обнять, прижать к себе и никогда не отпускать. — Орешек, — он подошел к парню, взял его за руку, повернул к себе лицом, снял с него очки и привлек ближе для поцелуя. Никита сразу ответил, и Вадим целовал его долго и нежно, пока тот не поставил бокалы на стол и не обвил руками его шею, пробормотав ему что-то ласковое на ухо в перерывах между поцелуями… Милый Никита. Чего еще ему желать? — Ты, наверное, целый день переводил… Устал? — он чуть отстранился, гладя Никиту по щеке и глядя ему в глаза. Широкие зрачки, легкий близорукий прищур, ореховый цвет радужки, мягкий блеск — глаза Никиты всегда так блестели, когда он смотрел на Вадима. Никита повернул голову, чтобы поцеловать его в ладонь. — Не настолько, — улыбнулся он. — Я неделю тебя не видел, Вадик. Иди сюда. Он взял Вадима за руку, увлек за собой на диван, и снова — долгие поцелуи, прикосновения, ласки, нарастающее нетерпение… Неделя. О, если бы только он был рядом все эти дни и ночи… Ему Вадим доверял гораздо больше, чем себе. — Хочешь здесь? — прошептал Никита, распахивая его халат и целуя в шею. — Пойдем в спальню, орешек. Я соскучился по твоей кровати. Когда они занимались любовью, Никита был нетерпеливее обычного, и у Вадима смывало рассудок приливом чувств. Обнимал его крепко, словно хотел задушить, целовал так, словно его поцелуи были жизненно необходимыми, как воздух. Никита и был его воздухом; с ним легче дышать. Он нужен, нужен, нужен… И лежа с ним в обнимку, таким горячим, счастливым и любимым, Вадим понял, что готов — и давно; наверное, не хватало решающего толчка. Вот он и случился. Он больше не мог представить себе жизнь без Никиты. Голова Никиты лежала у него на груди, руки Никиты обнимали его, ноги Никиты переплетались с его ногами, губы Никиты мягко касались его кожи, а Вадим гладил его волосы и плечи. — Орешек, — он приподнял голову, чтобы поцеловать его в макушку. — Ммм, — лениво промычал тот, не отрываясь от его груди. — Давай жить вместе. Тут Никита все-таки преодолел лень: взгляд карих глаз устремился на него, а рот приоткрылся в изумлении. Вадим не дал ему опомниться: — Хочу быть с тобой всегда. Видеть тебя каждый день. Проводить с тобой каждую ночь. Делить с тобой свою жизнь. Я люблю тебя, Никита. Никита еще шире распахнул глаза. Хлопнул ресницами. Сглотнул. — Так ты мне предложение делаешь? — Ага. Никита нервно рассмеялся: — Ты так красиво говоришь… Романтик мой. Вадим и не представлял, что он будет так сильно волноваться, его спокойный Никита. — Так ты согласен? — он сам слышал нетерпение в своем голосе, но ничего не мог с собой поделать. — Я же иногда из-за компьютера не встаю, — Никита выглядел растерянным, и это было настолько мило, что Вадим крепче сжал его в объятиях. — Сижу целыми днями и даже ночами, ничего вокруг не вижу, на обед и то не отвлекаюсь… — Так это же здорово, — теперь Вадим посмеивался. — Я тоже люблю работать. Преимущество совместной жизни заключается в том, что я могу подсовывать тебе горячую еду прямо под нос, чтобы ты не отвлекался на готовку. — А еще я диссертацию пишу, — продолжал Никита, словно защищаясь. — Сам понимаешь, сколько ресурсов на это уходит. — Да. Я знаю, ты у меня занятой парень. А мне такие нравятся гораздо больше, чем бездельники. — У меня может не быть достаточно времени на общение с тобой… — Ну, его в любом случае будет не меньше, чем сейчас. Кроме того, когда ты все-таки удосужишься лечь спать, я буду рядом. Неплохо, правда? — Просто восхитительно, — прошептал Никита, снова пряча голову у него на груди, — а… все мои вредные привычки? — Какие? — удивился Вадим. Вредные привычки Никиты ограничивались кофеманией и трудоголизмом. — Это у меня есть вредная привычка. Но мы найдем квартиру с балконом, чтобы я курил только там. — Ну, мои тоже обязательно выявятся. Может, ты о них пока не знаешь, как и я сам, но ты же сам понимаешь, как только начинаешь жить вместе… — Конечно, — Вадим привлек его к себе, заставляя посмотреть себе в глаза. — И твои выявятся, и мои. Ну и пусть. Я хочу знать о тебе все, Никита, и то, чего еще не знаю. Я люблю тебя и хочу быть с тобой. Мне дорога каждая минута, которую мы проводим вместе. Никита вздохнул и приблизил к нему лицо, почти касаясь его носом. — Не надоест? — тихо спросил он. — Так тоже часто бывает. — Мы оба взрослые люди, и к бытовухе относимся философски. Ты знаешь, что я к тебе чувствую. Остальное отступает на второй план. — Я тоже люблю тебя, Вадик, — он коснулся его губ, — может, поэтому мне страшно. — Тебе страшно сейчас, когда я тебя вот так обнимаю? — Вадим крепче прижал его к себе. — Нет, — улыбнулся Никита. — Значит, сделаем так: если вдруг почувствуешь то, что не хотел бы чувствовать, я тебя просто обниму. Договорились? — Договорились, — прошептал Никита. — Ты будешь жить со мной? — Вадим затаил дыхание, когда повторял этот вопрос. — Да, — выдохнул Никита, и Вадим привлек его к себе для поцелуя. Все. Больше не нужно уговоров и аргументов. Он согласился. Это все, чего Вадим желал. Нужно позаботиться обо всем как можно скорее. Хоть завтра. По спине пробежала дрожь нетерпения: поскорее бы новый день, чтобы, не дай бог за это время Никите никакая ерунда не пришла в голову. Хотя нет, не придет. Никита не из тех людей, что страдают ерундой.