Футанари и традиции Экваториальной России

— Не буду ходить вокруг да около. Я хочу предложить вам должность начальницы отдела. Катя сидела в кабинете директора и не знала, куда девать глаза. Она ломала пальцы, сцепленные под столом, на коленках. Директор внимательно смотрел на неё — строгий, но тёплый, обаятельный мужчина, всегда одевающимся, как истинный джентльмен, и ведущий себя, как джентльмен. Даже лёгкая небритость ему шла, придавая его лицу тень романтической — не по годам — измождённости. Работой, жизнью, опытом. — Что-то не так? — спросил директор, видя, что Катя кусает губы и молчит. — Константин Симович, — выдавила Катя чужим голосом. — У меня есть причины отказаться. — А что вам мешает? — возразил директор несколько разочарованно. — Вы не хотите? Катя покачала головой. — Очень хочу. Но у меня... есть качества, не слишком подходящие для этой работы. Поставьте лучше Рывина. — Рывин — лентяй и карьерист, — ответил директор веско, откидываясь в кресле и касаясь расставленными пальцами пальцев. — он запорол последний отчёт — там половина данных поддельная. А другая половина отчёта — клёпана нейросетью, я это на глаз вижу. Мне некого выдвинуть в научруки, кроме вас, Гладкова. Соглашайтесь. Этим вы поможете и себе, и мне, и корпорации «Мист»... — Катя молчала. — Что вам мешает, если вы, как говорите, сами хотите? — Вы действительно желаете знать? — Катя подняла на директора затравленные глаза. — Учтите, это может повредить отношениям между нами. — Вы хотите сказать мне что-то обидное? — вскинул брови Константин. — Нет. Я боюсь, что это вы от меня откажетесь, — гробовым тоном уточнила Катя. Директор улыбнулся и Катя «поплыла» от харизматической улыбки. — Что за ужасы в вашей маленькой головке? Я вовсе не зверь. Расскажите мне вашу тайну. Я гарантирую, что всё, что вы скажете, останется между нами. — Директор углубился в какие-то рабочие таблицы, создавая у Кати ощущение, что страшный "дракон" не обращает на неё внимания, так что она в безопасности. — Я... — Катя замялась и слегка привстала с кресла, словно собираясь бежать. — Дело в том, что... Я футанари. Директор что-то доисправлял, затем, не глядя на Катю, ответил: — Понятно. Значит, я ставлю вас начальником отдела. Так, товарищ Катерина? Или... вы хотите мне ещё что-то сказать? — Я футанари, — повторила Катя охрипшим голосом, на всякий случай, если директор не расслышал. — Да хоть ребёнок иммигрантов из Ураганды, — отозвался директор безразлично. — Я знаю вас несколько лет с самой лучшей стороны... позволь «на ты», Катя. Ты настоящий профессионал. Почти гений своего дела. Извини, если это прозвучит грубо, но меня не волнует, что у тебя внизу. Только то, что наверху, — Костя постучал по голове. — Поэтому хорош придуриваться — и марш исполнять обязанности начотдела. Идёт? Катя не отвечала, уронив лицо в ладони. Словно во сне, она ощутила, как на её плечи опускаются тёплые, сильные ладони. А потом — губы коснулись её щеки, заставив надломиться внутренне — от этой доброты, от невообразимого понимания, в котором хочется болтать руками и ногами, не находя опоры, как в открытом космосе. Константин Симович с глубиной и тактичностью джентльмена сделал именно то, что убедило её: с ней искренни. Здесь её не обидят, не бросят, не... она взглянула заплаканными глазами на директора. Тот стоял рядом и больше ничего не делал. Только спросил: — Всё в порядке? Теперь — вы будете работать? Катя кивнула. Костя отошёл к столу. — Значит, я вас записываю официально. Вот ключи от кабинета. Папки в столе. Можете идти на новое место... и приступать к обязанностям. Немедленно, — молвил директор бесстрастно. Катя кивнула. Дикий огонёк энтузиазма зажёгся в её глазах. Она хотела улыбнуться, но не смела. Не могла поверить — что всё так хорошо. Улыбнулся — директор. Ободряюще, поощряюще указав ей на дверь — это не было жестом избавления от неё, наоборот, приглашением. К работе. К любимому делу... Однако, даже выходя из кабинета с ключом в сумочке, Катя не могла полностью избавиться от ощущения, что над ней нависла беда.

* * *

Сослуживцы легко приняли руководство Кати, лишь отдельные — слегка поворчали. Разумеется, кто-то писал анонимки, но работа сдвинулась и пошла втрое быстрее. Директор оставался всё тем же радушным, всеодобряющим человеком. Они всё чаще сходились в его кабинете — теперь уже не только по рабочим делам, но и просто обсудить жизненные вопросы. Катя затруднилась бы сказать, какого рода симпатия связывала их. Казалось, что у Кости бизнес-интерес плавно перетекает личный. Чем большие успехи Катерина по работе она делает, тем больше интимности и симпатии в их диалоге, потому что — лучших сотрудников нужно и знать лучше. Что касается самой Кати, она не помышляла о том, что у них что-то может быть в любовном плане, ей просто было тепло и чудесно в компании этого битого жизнью ироничного бойца, которого было уместнее представить на палубе корабля в средневековье или исследующим джунгли неведомого континента. Она боялась испортить это ощущение привнесением нелепых и ненужных поправок. Лишь иногда — невольно гадала, с кем Константин сейчас, как у него с личной жизнью. Но эта часть его судьбы оставалась за семью печатями. Катастрофа случилась через полтора месяца, когда на корпоративе Тучек начал рассуждать о футах и их месте в мире. — Э! А на Земле Александра и в Тындре футок к людям приравняли! Ваще отстой... Они там в Океании что, последних мозгов лишились? — Да не, у них давно разрешено, — хмыкнул порученец Лавко, коротко скосившись на Катю. — Ха, я понимаю, когда за занавеской... Но им же штамп теперь в паспорт ставят! Они теперь бок о бок с людьми ходить будут! Да я бы по той улице, где фута прошла, даже гулять побрезговал... — Велислав, — не выдержала Катя, — Фута ничем не отличается от тебя и меня. Ты не сумеешь никак её определить на улице. — Это в обычном состоянии, — сумрачно пробасил толстый промпт-инженер Евгений, присоединяясь к спору, — А если в течке... Им же крышу сносит, они себя не контролируют. — Да хватит уже суеверия пересказывать, — возразила Катя. — Не сносит, контролируют, плюс давно уже есть таблетки, да и... — Вот я не понимаю, Катюх, — перебил Рывин, хмылясь — ну просто вылитый «рубаха-парень». — Ты что, за фут? Может, ты ещё и иммигрантов из Ураганды сюда хочешь? — Катя молчала, не в силах уследить за скачками Рывинской аргументации. — А потом люди пропадают, и ноготки в котлах находят! — Больше газеты слушайте, — угрюмо парировала Катя. — Да, у них была экологическая катастрофа, да, там кушали друг друга, но с тех пор прошло тридцать лет. А ещё это не передаётся по наследству. — Я не знаю, — отмахнулся Рывин, не теряя харизматического улыбона. — Таблетки, не таблетки — но фута — это извращение. Ладно хотя бы гей был, а тётка с дрыном — ваще нечто нелепое, в природе такого не надо, в обществе тем более. Вот раньше с ними знали, как поступать, чик-чик при рождении ножичком — и получается нормальная герла! — Женя, — Катя вытаращила на Рывина глаза. — Я не хочу, чтобы такая ходила рядом и даже оглядывалась на меня. А если какая из них меня тронет — я раз предупрежу, два предупрежу, а на третий — в фэйсняк! — Ну, давай, — Катю вдруг переклинило. — Хочешь меня — в фэйсняк? Попробуй! — видя, что окружающие не понимают, она пояснила: — Я — фута! Директор это знает! Он меня поставил, хотя знал, что я не такая! — Да иди ты на хер! Свой собственный, — сострил Рывин, быстро связав два и два и как-то кривовато приотстранившись. Его глаза стали не только шалыми, но и слегка с безуминкой, и он сжимал кулак, словно и в самом деле раздумывал, не использовать ли его. — Так, что здесь происходит? — послышался от дверей знакомый, чуть утомлённый харизматический голос. Звучал он, однако, как-то странно... необычно. Катя не придала этому значения. Константин подошёл и встал рядом. — Катерина, я полагал, вы понимаете, что мы занимаемся здесь исследованием движения транспорта. Остальные темы в рабочее время на рабочем месте решаться не должны. И на корпоративах тоже. — Но они... они не принимают фут... — Катя ощущала страх и шок от неожиданно холодного тона покровителя, догадываясь, что он может не понимать, что происходит, но стыдясь ябедничать. — Наш коллектив ориентируется на дружбу между сослуживцами и принятии любого индивида, пока он показывает преданность общему делу и готовность сотрудничать, — сухо промолвил директор, потирая подбородок и глядя куда-то в сторону, словно тема его не интересовала. — Что значит «не принимают фут»? Евгений, вы отказываетесь выполнять техзадания Екатерины? — острый взгляд директора обратился на Рывина. — Н-нет, — с льстивым дружелюбием процедил тот, не «снимая» приклеенной улыбки с лица. — Так, то есть, с вами проблема решается, — заключил Константин, обратив взгляд на Катю. — Теперь вы, — директор обратился к Кате. — Вы талантливый продуктивный человек, и я вас нанимал именно как талантливого, продуктивного человека. Мне казалось, этого достаточно для совместной работы. Почему вы пытаетесь повесить своё личное на весь коллектив? — Ну, вот он — обещал меня побить, — промолвила блекло Катя, закусив губу и сощурив глаза. Константин быстро и бесстрастно скосился на Женю. — Он имел в виду не вас, а фут из Океании и тех, кто пытается подражать им, — отозвался Константин. — Но ведь вы другая. Вы одеты нормально, ведёте себя прилично, не сажаете мужчин себе на колени... Я сам в душе сторонник старых ценностей — мужественности, благородства, чести, и в целом одобряю политику Экваториальной России по сохранению нравственности. Но я не вижу, какие к вам могут быть в этом плане претензии, если вы, вдобавок, будете помнить о дистанции между частным и общественным. — Катя молчала. — А сейчас давайте прекратим этот конфликт. Пожмите друг другу руки и продолжаем, как ни в чём ни бывало, — босс поощряюще улыбнулся. Женя сморщился на миг, сделав «полууворот», но затем неуверенно протянул руку первым. В его масляных глазах Катя не читала ничего доброго. Она попыталась протянуть руку в ответ, но тело не подчинялось. — Я не могу, — ответила она, убирая ладонь чуть ли не за спину. — Простите. Константин едва слышно крякнул и выпустил воздух через губы, задумчиво глядя вниз. — Ну, что же, — сказал он затем бодро, — Я предлагаю вам выйти и ещё некоторое время подумать. А потом вернуться — и объявить решение. Срок пока не ограничен, — он помахал рукой с обаятельной улыбкой, знаменуя, что у него нет повода для беспокойства, но всё же разговор окончен. Катя, помедлив, опрометью бросилась к дверям. Её душила атмосфера зала, в котором находились её недоброжелатели. По поводу Константина у неё не было никаких ощущений. Она просто терялась в догадках, что произошло. Ведь ещё недавно они... они... Костя проявлял такое понимание... Он даже поцеловал её один раз... В мутных чувствах Катя вернулась в свой рабочий кабинет, открыв его своим ключом. Уселась за рабочее место, вывела файлы и сделала копию. Задумалась над тем, не удалить ли перед увольнением свою работу, но выбросила эту мысль — мелко. Запустила принтер... В этот миг дверь открылась и в кабинет вошёл Константин. — Вижу, ты уже закончила, — мгновенно оценил он обстановку — а может быть, заранее догадывался. — Константин Симович. Заявление об уходе по собственному желанию, — Катя протянула ему заполненный документ. Директор взял лист, прочитал его с приподнятыми бровями, так, словно не знал, что там написано, а потом взял его за два верхних угла и неторопливо порвал. — У тебя масса работы, — сказал он. — Ты должна, как минимум, закончить её. Не бросать на следующих. — Если я продолжу, я никогда её не закончу, — отозвалась Катя мягко, глядя в сторону. — Вы же знаете, всё время новые идеи. Но я не могу работать в организации, где половина сотрудников ненавидит таких, как я. — Хм, — Константин взял подбородок в ладонь, глядя вбок, как гроссмейстер, напоказ думающий над позицией, которую давно уже решил. — Я понимаю, что не слишком равновесно разрулил эту ситуацию, ты в ней осталась стороной... несколько пострадавшей. Как на счёт компенсации? — он закрыл двери и отключил камеры с директорского брелка, — Видишь ли, я давно присматривался к тебе. Я думаю, мы могли бы быть неплохой парой. Хочешь продолжать работать здесь в качестве моей гражданской жены? То же самое, но ты получишь куда большую власть над организацией и доступ к моей чековой книжке. Мы будем жить вместе, отдыхать вместе... — Что? — не поняла Катя. Она сразу поняла, что это не шутка, но подозрительность не давала ей ощущать никакие положительные эмоции. — Вы любите фут? — Давно хотел попробовать, — покладисто кивнул Константин, улыбчиво щурясь. — Эээ... А как же традиционность, как же нравственность... — Катю чуть передёрнуло. — Ну, — Костя пожал плечами, — у каждого могут быть свои маленькие неправильные пристрастия. Это не значит, что я считаю отказ общества от двух полов благом. — Костя, ты же не можешь не понимать, что в обществе, где я легализована, мне будет гораздо безопаснее и проще жить, — отозвалась Катя. — Разве я тебя сильно дискриминирую? — поднял бровь Константин. — Я тебя поставил на высокий пост, плачу большую зарплату, предлагаю сожительство... Если хочешь, мы даже можем съездить летом в Землю Александра, чтобы ты ощутила себя там более раскрепощённо, так сказать, в родной среде, — он усмехнулся. — Но всё это, конечно, должно быть в строжайшей тайне. — Мне — повезло. Другие футы будут страдать, — отозвалась Катя, вставая и скрещивая руки. — Ой, оставь это, — отмахнулся Костя, скривившись. — Я считаю, что среди любого — практически — круга людей можно найти чудесных, талантливых, наделённых дарами духовности. Ты — одна из них. Но в теме защиты «других вообще» — кроется дьявол. Защита «других вообще» — это защита в том числе нечестных, глупых и неблагодарных, которых подавляющее большинство. Именно поэтому любой активизм выглядит так гнусно, навязчиво, хабально... как коммивояжёр с гнилым товаром. Нет уж, лучше сидеть в говне, которое устоялось и на нём даже цветёт что-то изящное, чем менять его на другое, токсичное, новое и злое... Ну, так как? Решайся, скажи только «да» — и мы уедем ко мне домой. Константин стоял перед Катей в той же позе, что и она — скрестив руки, разве что привалившись боком к столу. А Катя всё думала и думала...