Синька

Юлиан стоял посреди маленького тесного помещения без окон, широко расставив ноги, застегивал пуговицы на белой рубашке. Ткань на массивном теле натягивалась, подчёркивая грудные мышцы и обнажая в оставшийся вырез гладкую золотисто-персиковую кожу. — Август? — вопросительно наморщил лоб мужчина, вцепившись в лицо незваного визитера уже с привычной злостью и жадностью. Реакция на новенького у Юлиана неизменна, как будто кто-то красную тряпку перед Ти-Рексом вывешивает. Внутри всё раскаляется, ноздри сами начинают трепетать, втягивая воздух непозволительно часто. Синька в ответ смотрит странно. Виснет. Улыбается. Широко, но одеревенело, так, словно у него случился паралич лицевых мышц, все ещё хватаясь за ручку запертой двери. Внезапное оцепенение гостя напрягло Юлиана. Он опустил руки, оставив расхристанной чёртову рубашку, в которую переодевался из той, пропотевшей насквозь после наблюдений по камерам за выбрыками вот этого синего и дурного. — А я с вашим Костяном закончил… — растерянно бормочет кризисник, с трудом поднимая взгляд к окаменевшему лицу Юлиана, выныривая из выреза его рубашки, распахнутой до середины груди, как из другой реальности. — Завтра можно будет по объектам начать кататься. Выделишь мне водителя? На фактурном красивом лице — растерянность. Черт! Черт! Черт! Мозги работают со скрипом и искрят при попытке форсировать мыслительные процессы. Август готов тряхнуть головой и в голос взвыть. Зачем спрашивает? Зачем отчитывается? Хотел же взяться за Мая. Нарыть на него что-то. Прощупать биографию. Наконец-то подобраться поближе. А вместо этого пялится на шкафообразного Юлиана, который так и замер, не закончив одеваться. Что он тут вообще делал? Серая, как сталь, рубашка с пятнами пота болтается на спинке стула для посетителей. Пиджак — на дверке металлического шкафа для бумаг. Чем он тут занимался? Анализировать. Срочно! Всё вот это. Всего его. Нужен вывод! Август втягивает воздух тонкими ноздрями. Пахнет дорогим парфюмом и мускусом, кожей и потом. Железом. Очень приятно и аппетитно пахнет. Рот наполняется слюной. — Сам тебя повожу, — норовисто опустив голову так, что жёлто-зелёный взгляд теперь кажется еще злее, чеканит, играя желваками, эта перекачанная туша. И шумно дышит. Оп-па… а это что такое? Август жмурится, словно сквозь прицел, и подходит ближе. Становится интересно. Становится весело. И остро, словно он опять на итоговом испытании. — А к чему такие жертвы, Юлик? Ты и так уже больше недели всюду за мной таскаешься. У тебя других занятий нет? Это непродуктивно… может, мне и твоим … — многозначительная пауза для кривой хищной ухмылки. —… отделом тоже заняться? Вспышка. Бешенство в волчьем взгляде. Нечеловечески гладкое лицо, которое никогда не знало бритвы, выдаёт оскал, и через секунду Август осознаёт себя вжатым в стол. И на фоне потолка лицо — золотая фараонова маска. Математически идеальная симметрия черт. Крупный ровный нос, чётко очерченные объёмные губы. Глаза — отполированные куски змеевика, сверкают и плавят голодом взгляда. Они слабо опалесцируют, словно в глубине кто-то взболтал перламутровый лаймовый осадок. — Я тобой сейчас сам займусь, Август… — севшим голосом шепчет Юлиан, сжимая в кулаке мягкую ткань пайты на его груди. Та жалобно трещит, вторя порванным шаблонам Августа. Это что? Это как? Какой скорости реакции должны быть у этого индивида, чтобы уложить Августа на лопатки до того, как он успеет заметить и отреагировать? А сила? Он это сделал одной рукой? И одновременно придержал второй затылок, чтобы не ударился о столешницу — офонарело понимает Август, всё ещё чувствуя эту ладонь в своих волосах под головой. — Как же ты заебал, Синька, клеиться ко всему, что вокруг отдалённо напоминает мужскую особь! Так не хватает тепла и ласки? — хватка в волосах становится слабее, а вторая рука с горловины подранного худи переползает на шею, отслеживая пульс, достойный инфарктника. — Я тебе помогу. Ты вовремя пришёл. Думал, сам найду и выебу в щитовой за этот тупой подкат к Евгению. Брат, конечно, говорит быть сдержаннее и дать тебе время. Но, по-моему, тут его супер-аналитика не канает. Ты же нарываешься. Напрашиваешься прямо! Массивные пальцы доползают до щеки. Гладят вечную иссиня-черную щетину, прикасаются к губам, надавливая подушечками на нижнюю. У Августа впервые за почти тридцать лет в голове ни одной мысли. Он может лишь заторможенно смотреть и слушать, барахтаясь в нахлынувших ощущениях, в давящей на грудь чужой близости, в оглушительности чужой силы и собственного осознания: злость в глазах напротив — это не злость. О нет! Она ею и не была никогда. Это желание! Обнажённое и яркое. Граничащее с одержимостью. Юлиан тяжело дышит, раздувая хищные ноздри. Сверкает радужками лаймового цвета, в центре которого в рваном ритме пульсирует нейтронная звезда зеницы. Расширяется, сужается. Ловит фокус, как боевая оптика при настройке. — Ты кто такой, мать твою? — хрипит Август и чувствует, как пальцы Юлиана сразу же проваливаются в раскрывшийся рот, поглаживая нервный язык и окончательно сбивая с толку. — Не понял ещё? — когда он пытается приподнимать брови, которых нет, кожа на высоком покатом лбу собирается в тонкие, едва заметные морщинки. — Я как ты. Только старше. Первое поколение. И мы тебя так долго искали, Синичка. Так долго… Видеть невозмутимую глыбу безопасника беззащитно-счастливым странно. Это обезоруживает даже сильнее признания. Навалившимся замешательством пользуется массивная тварь, вминающая Августа в столешницу весом, способным переломать все рёбра кому-то послабее. Кому-то, кто просто человек. Юлиан склоняется еще и целует, заменяя пальцы во рту языком. Сжимает влажными подушечками подбородок в темной щетине, чтобы Август раскрыл рот пошире, впуская в себя язык… брата? Он сказал, что такой же? Мысли пытаются пробиться сквозь оглушительный фон шока и возбуждения. Поразительно, но побеждает последнее. Словно в Августе срабатывает дремлющая до этого программа. Вырубает мозг, как ненужный агрегат. Включает совсем другие протоколы. Он сгибает ноги в коленях, упираясь пятками в край стола и пропуская навалившееся всем своим весом тело еще ближе. Обнимает его, не сопротивляясь. Принимает ту близость, которой его кормят, из губ в губы. Юлиан удовлетворённо рычит в поцелуй, запускает вибрацию по глотке, толкаясь жадным языком до самых гланд. Вытаскивает руку из-под синеволосой головы и скользит ею вниз по телу своей долгожданной добычи. Мир Августа смазывается. Перестает существовать. Сворачивается, как компьютерная симуляция, оставляя только пустой экран и горящие над ним фосфорные глаза. Такой же! Такой! Ещё один! Выживший! Его! Его! Нужный! Невероятный! Август цепляется за напряженные плечи. Сжимает дорогую ткань рубашки, прорывая её под мелодичный треск расползающихся швов. Мычит в сводящий с ума поцелуй. Чувствует, как об него трется, словно животное во время гона, пошло и недвусмысленно слетевший с катушек Юлиан. Вминая каменную эрекцию в прикрытый мягкой пайтой живот. — Блядь! Как же давно я тебя хочу! — хрипит безопасник, едва разлепив их саднящие от слишком рьяных ласк губы. — Сейчас, Синичка. Сейчас… Шепчет-успокаивает-обещает. То ли его, то ли себя. Приподнимается на одной руке над столом и шарит по карманам своих брюк. Находит. Достает. Но не резинку или тюбик смазки. А какого-то хера телефон. Набирает номер из быстрого доступа. Говорит короткое. — Я сорвался. Сейчас. У меня. Или не успеешь. И откидывает звонилку, словно та жжёт ладонь, опускаясь перед собственным рабочим столом и собственным найденным братом на колени. Штаны с Августа не то чтобы снимают. Руки Юлиана слишком нетерпеливы и сильны. Ширинку вырывают с мясом, дернув бедра мужчины ближе к краю черной столешницы, стаскивая по длинным мускулистым ногам изуродованный предмет гардероба вместе с чудом уцелевшим бельём. Прочь! Тряпки, обувь — лихорадочно и без разбора. Август приподнимается на локтях и оглушенно смотрит. Как сверкают по-восточному раскосые глаза из змеевика, и свет преломляется на гладких хищных скулах Юлиана. Видимо, на него изначально следовало смотреть именно с этого ракурса, чтобы увидеть, насколько он красив. Оценить по достоинству. Прижатый задницей к столу, Август залипает настолько, что пропускает первое прикосновение горячих пальцев к своему члену. И когда объёмные темные губы обхватывают головку, пропуская сразу в рот, вскрикивает почти удивленно. Юлиан не растрачивает время на заигрывания и ласки языком. Он берет глубоко и жадно, надеваясь ртом на колом торчащий орган, до упора, так, что золотистый ровный нос прижимается кончиком к паху, обдавая там кожу жарким выдохом. Мужчина мружится, запускает руку между ног своей добычи и перекатывает в неожиданно ласковых пальцах поджавшиеся от контраста температур яички, начинает увлеченно сосать. Смотреть, как двигается лысая, сверкающая гладкой кожей голова — охуенно. Август сам не замечает, как сползает ягодицами с края стола, встает на враз ослабевшие ноги, подставляется, чтобы Юлиану было удобнее. Накрывает дрожащими ладонями горячий затылок, поглаживает до самой шеи и смотрит. Смотрит, как завороженный, на то, как его член то выныривает, то исчезает в жадной полногубой пасти. Не потянуть эту голову на себя, вколачиваясь в глотку до самых яиц, мешает только потрясение и странное щемящее чувство нежности под грудиной. Огромный, широкоплечий и возбужденный до мутной поволоки в глазах, Юлиан выглядит слишком уязвимым, чтобы его жестко ебать, зафиксировав голову. Вместо этого Август непрерывно скользит пальцами по голове и лицу, лбу, загривку, шее, щекам. Гладит, прикасается. Ласкает коленопреклоненного великана, как самое драгоценное, к чему когда-либо прикасался. Когда открывается дверь и в кабинет входит серая высокая фигура, Август от неожиданности дергается. Одновременно с металлическим щелчком провернувшегося в замочной скважине ключа. Ошалело смотрит на привалившегося спиной к черному дверному полотну Мая. Тот в ответ едва уловимо улыбается, склоняя узкое скуластое лицо чуть набок, словно приценивается или примеряется к увиденной картинке. Медленно расстегивает запонки, ослабляет узел галстука на шее. Юлиан на вошедшего не реагирует никак. Даже не сбавляет темп своих движений, рассылая по телу Августа удушливую волну наслаждения с каждым рывком смугло-золотистой головы. Губы скользят по стволу от головки к основанию напряженным тугим кольцом. Прокатывается язык вдоль набухших вен. Юлиан шумно дышит носом, ухватившись одной рукой за бедро Августа, второй лаская его мошонку, иногда проталкивая пальцы между напряженных ягодиц и все там невесомо поглаживая. А Август в полной прострации. Август сквозь возбуждение и этот контузящий до темных кругов перед глазами ахуй, пытается собрать картинку мироздания воедино. Брат? Юлиан говорил, что у него есть брат. И его мать тоже спрашивала, почему глыба-сыночек приперся без младшего. Но у них же с Маем разные отчества и фамилии разные. Как? Чувствовать себя дураком Августу еще не приходилось. Чувствовать себя дураком, которому увлеченно сосут под пристальным взглядом младшего брата — тем более! А Серый Отморозок, наконец-то налюбовавшись, отлипает от бронированной двери. Идет к ним, растягивая бесцветные тонкие губы в ухмылке оголодавшего маньяка, сразу же запускает властную лапу в синие-синие патлы Августа, притягивает его идущую кругом голову к себе. Довольно мружится, шепчет прямо в распахнутые от удивления губы. — Надо же, не сопротивляешься? — вторую руку Май укладывает на затылок Юлиана, поглаживает, отслеживая ритм, с которым мужчина заглатывает эрегированный член их новообретённого младшенького братика. — А я опасался, что ты окажешься агрессивнее и можешь попытаться сбежать. Или того хуже, навредить Юлю. Он бы не вынес. Он у нас очень чувствительный и ранимый. Может, даже не смог бы тебе сопротивляться… Огромная, устрашающая в своей монументальности туша подняла на говорившего полные торжества глаза. Поймав этот взгляд, Май ободряюще улыбнулся. И дернул на себя притихшего Августа, впиваясь в его рот поцелуем. Рот у Мая прохладный и умелый, как у последней бляди. Он не дает опомниться, увлекает на самое дно, вдыхая в легкие Августа бешенную смесь из возбуждения, торжества и беззащитности. Август впервые чувствует, что не контролирует ситуацию и не хочет ее перехватывать. Не дергается даже под прикосновениями чужих рук, не возражает, когда Май тянет худи вместе с майкой вверх, полностью раздевая мужчину, даже несмотря на то, что приходится разорвать их поцелуй. Узкие ладони на груди обжигают холодом. Май смотрит не мигая, дает увидеть, как серые радужки выгорают и стираются, оставляя только сплошное молоко с черным колодцем зеницы в центре. Улыбается своими губами-прорезью. Тяжело дышит, гипнотизируя пару светящихся синих огоньков напротив. Август тянется к этому лицу из горного хрусталя, целует сам, выпрашивая еще немного холодного скольжения языка по своим губам. Накрывает одной ладонью пах Мая, обхватывая напряженный член сквозь ткань брюк. Генеральный директор фирмы-прикрытия шипит. Копается в собственных карманах и что-то протягивает коленопреклонённому Юлию, отметины от пальцев которого точно останутся у Августа на бедре. Становится любопытно. Август отлипает от губ Мая и смотрит вниз, туда, где Юлиан выдавливает на свои пальцы смазку. Пальцы у него огромные, как и все в этом ожившем идоле древнего воина. Даже один, протиснутый в анус, почти без предупреждения, заставляет Августа оглушенно вскрикнуть и выгнуться, запрокинув голову. Юлиан проталкивает склизкие фаланги все глубже, активнее работая ртом. Это помогает не растерять градус возбуждения. Но попытка протолкнуть в сжатое и саднящее кольцо мышц второй палец все равно заставляет Августа зашипеть. Хватка в его волосах ослабла. Теперь это больше напоминает попытку поддержать идущую кругом голову, чтобы не отвалилась. И голос Мая совсем рядом вырывает из пике граничащих с помутнением ощущений. — Юлиан, позу его смени. Непродуктивно же. Кажется, в их тандеме командует всегда младший, отстранённо констатирует Август, когда его задница вдруг оказывается пустой, а член вываливается из раскаленного рта Юлиана в холодный, обжигающий влажную кожу воздух. Его разворачивают, словно куклу, ставят раком, нажав тяжелой ладонью на поясницу. Май перехватывает рукой за подбородок, вынуждая изогнуть шею и смотреть в нечеловеческие бесцветные глаза. — Смотри на меня! Слушай и запоминай, — шепчет серо-кристаллический с бесцветными иглами волос мужчина. — Ты наш. Больше никаких угроз еблей персоналу. Придумай другой рычаг давления. Юлиан очень болезненно на это реагирует. А я просто не люблю делиться своим. Под этот шепот внутрь пойманного тела проталкиваются сразу два пальца, и Август хватает ртом воздух, выплевывая гортанный стон, утыкается головой в живот Мая, который поглаживает его по растрепанным волосам, так и придерживая за подбородок. Юлиан не жалеет смазки, но ощущения все равно пиздецки острые. Мышцы подрагивают от напряжения, а массивные пальцы все глубже проникают внутрь, растягивая и заполняя. — У тебя вообще опыт принимающего есть, Синичка? — ласково и тихо шепчет над ним ледяной обелиск, гладит затылок и шею под волосами, совсем как недавно делал это с братом, который, не останавливаясь, трахает пальцами выпяченную задницу Августа, попутно принимаясь покрывать поцелуями широкую спину. — Нет… — еле слышно хрипит Август в стальной шелк рубашки на животе Мая, и чувствует утробный рык и зубы Юлиана на своей лопатке. Старший кусает, едва сдерживаясь. Проталкивает внутрь саднящего ануса третий палец и шепчет в покрытую испариной спину. — Расслабься. Я буду аккуратным. Поцелуи вдоль позвоночника. Шероховатые мозолистые пальцы на животе. Пока вторая рука пытается раскрыть его, как ракушку, все увереннее хлюпая смазкой в до недавнего времени девственной заднице. Август не может понять, в какой момент увяз в этом, когда его поймали, подцепили на крючки своего внимания и дразнящих полунамеков. Мозг пытается что-то склеить в кучу и безнадежно пробуксовывает, оставляя хозяина хватать пастью кисель вместо воздуха и наблюдать, как прямо перед его носом Май распускает ширинку своих брюк. — Думаю его нужно отвлечь. Так быстрее расслабится. Май говорит это Юлиану. Мужчина позади длинноногого плечистого тела их найденыша уже присел на корточки и сейчас вдохновенно покусывает и вылизывает бледные полушария напряженных ягодиц. Он встречается взглядом с меловыми глазами Мая, счастливо мружится, оставляя на коже Августа отпечаток своих зубов, и выпрямляется, чтобы вытащить из подготовленного нутра пальцы. Звенит пряжкой брюк одновременно с братом и приспускает по бедрам тряпье, наблюдая за тем, как Май подводит к губам Августа головку своего члена, собрав в кулак волосы Синьки, затыкает ему рот собой. Невозмутимая маска дает трещины, осыпается, обнажая трепетно-чувствительное нутро. Таким Май позволяет себе быть только с ним, только наедине. И видеть, как серые брови взлетают вверх, округляется рот в немом, восторженном «О» а лицо становится живым и подвижным. Охуенно! Юлиан смазывает себя, не жалея, прозрачной, лишенной запаха слизи, и протягивает тюбик брату над обнаженной спиной их третьего. Юлиан слишком хорошо знает Мая, чтобы не понимать, что будет дальше. Тот криво ухмыляется, лукаво щуря белесые глаза. Хватает подношение, прячет в карман и толкается в рот Августа на всю длину. Отвлекает их младшенького Май со знанием дела. Накачивает собой, словно резиновый шарик, гелием. Трахает подставленный рот, придерживая голову за синие волосы и подбородок. Вытаскивает почти полностью и заталкивает обратно, выдавливая из глотки Августа хрипы, полупридушенные булькающие звуки, капли вязкой слюны, которые стекают по подбородку мужчины на ткань едва приспущенных брюк. Август цепляется за бедра Мая, вздрагивает от каждого слишком глубокого проникновения, давится, но не пытается отстраниться, раз за разом шумно сопя тому в пах, когда Май натягивает его на свой стояк до упора. В противовес брату Юлиан старается быть нежным и аккуратным. Укладывает ноющий от перевозбуждения член между выставленных на всеобщий обзор ягодиц. Медленно двигает тазом, перекатываясь по липкой от пота коже. Гладит бока, поясницу. Сжимает ладонями округлые полушария, разводя их в стороны, чтобы видеть, как головка прокатывается по блестящему от смазки входу, скользя вверх. Направить себя одной рукой и надавить, придерживая Августа за окаменевший мышцами бок — лучшее, что с ним случалось за последние полгода. Синька хрипит брату в пах, прогибается в позвоночнике, расставляя ноги пошире. Юлиан двигает бедрами, проталкивая головку внутрь. И это оглушительно. Август тугой и тесный, плавящий до самых костей вязким жаром. Пульсирует от вторжения, словно живой огонь. Бессознательно сопротивляется проникновению, но не пытается вильнуть задницей и сняться. У Юлиана слишком большой для первого раза. Но он сам себе не признается, что не уступил бы эту миссию Маю, даже если бы тот попросил. Именно потому тот не просит. Только смотрит полупьяно, как золотисто-опаловые крупные ладони Юлиана гладят крестец и талию их находки. Пока увитый рельефными венами ствол медленно проталкивается внутрь атлетичного тела, растягивает и заполняет, скользит в залитом смазкой нутре. Юлиан останавливается, только войдя до конца. Прижавшись бедрами к прохладной заднице Августа. Накрывает его спину собой, обнимает, прижимается, уложив голову чуть ниже затылка, между сведенных вместе болезненной судорогой лопаток. Руки Юлиана обхватывают кольцом. Он дышит, как затравленное сворой гончих животное. С присвистом и так глубоко, что ребра расходятся до хруста, увеличивая объём легких до нечеловеческих объёмов. Май вытаскивает покрытый слюной член из воспаленного горла Августа, вздергивает его голову, все еще пойманную в плен обеих рук. Гладит подушечкой большого пальца липкий от влаги подбородок, отмечая, что в щетине под пленкой слюны есть что-то потрясающе эротичное и незнакомое. У Юлиана волосы не росли нигде. А прикасаться к кому-то другому Май ни за что бы не захотел! Но Август особенный. Он такой же, как они. Он их. Всегда им был, с самого рождения, даже если не знал об этом. И наблюдать совершенно невменяемое выражение на красивом волевом лице самого младшего — тоже волнительно и приятно. Он тянется языком к пальцам Мая. Трогает их кончиком и пытается улыбнуться, переваривая в себе убийственный коктейль ощущений. Май знает, как это больно. Он хорошо помнит их с братом первый раз. Ему тогда было от силы семнадцать. И он, проанализировав отсутствие у старшего любых сексуальных контактов и излишнюю тактильность в отношении себя, сделал очевидный и правильный вывод. Что брат его любит совершенно не только как брат. Да и сам Май чувствовал то же, пусть и несколько по-своему. Решив, что ждать от старшего инициативы не стоит, а соваться к нему с нулевым опытом нерационально и рискованно фатальными ошибками, Май нашел подходящий объект для тренировок. И получил охуенно неожиданную вспышку гнева от старшего, который оказался не настолько лишенным аналитических способностей, как думал Май, просчитал его телодвижения в сторону постороннего мужика и чуть не убил опытный образчик в порыве ярости. А потом, не особо церемонясь, «дал бездушному ублюдку то, чего он хотел». Май улыбается, глядя в потрясающе-синие, светящиеся изнутри глаза Августа. Красивый! Черты чуть крупноваты, но поразительно гармоничны и привлекательны. К третьей партии их создатели научились не косячить. Или это Август один такой удачный вышел? Май отпускает его волосы, позволяя тяжелому каскаду синих прядей рассыпаться по плечам, прикрыв макушку Юлиана, который все еще смакует их первые мгновения единения. Его мальчики. Отойти от мужчин приходится всего на пару мгновений. Чтобы выкатить рабочее кресло Юлиана и подтолкнуть поближе. Поймав брата за плечо, Май вынуждает того выровняться и кивком указывает на обтянутый зеленой кожей трон. Юлиан растерян и потрясен. Он все еще тяжело дышит, но повинуется автоматически, усаживаясь на предложенный плацдарм и утягивая Синичку за собой. От смены угла проникновения Август стонет и буквально падает на подставленную широченную грудь Юлиана. Откидывает патлатую голову на плечо мужчины, расставляет ноги пошире и начинает себе дрочить полуопавший от не самых приятных ощущений член. Юлиан поворачивает его голову к себе и целует. Довольно жмурится, едва-едва подталкивая обнаженное тело Августа снизу. Май смотрит. Наблюдает за тем, как руки брата скользят по груди младшего, сминают плотную белую кожу, нащупывают соски и гладят их, время от времени прокручивая между подушечками пальцев. У Августа идеальный член. Не очень большой, гладкий, с бледно-розовой головкой и темно-синими лобковыми волосами. Интересно, что он плел своим бывшим партнерам по поводу такой нереальной пигментации? Что не ебаться, какой эстет и красит волосы даже в паху? Ну, точно не про то, что создан в лаборатории на закате совка, как гмо-солдат последнего поколения. Что-то с ним, конечно, знатно намудрили. Переизбыток оксида серебра в тканях? Может, гемоцианин вместо гемоглобина? А кровь у него красная? Или? От мыслей о высоком Мая отвлекает глухой вскрик объекта размышлений. Юлиан перехватил ноги Августа под коленями, вздернул вверх, раскрывая того пошире, и теперь двигается внутри мужчины гораздо увереннее и сильнее. Май ухмыляется сытой тварью. Они такие красивые! Опускается между колен Юлиана и тянет вниз мешающие брюки со скатанным бельем, обнажая накачанные, увитые вздувшимися мышцами ноги. Гладит золотую кожу. Прикусывает с внутренней стороны бедра, отслеживая губами, как ритмично сокращается мускулатура, подбрасывая таз мужчины вверх. Вид прямо перед носом — с ума сойти можно! Массивный член входит в нутро Августа, теперь без сопротивления. Сразу под поджавшейся мошонкой, в мягких голубоватых волосках. Рука Синички на его эрегированном затвердевшем стволе быстро ходит вверх-вниз. Май давит на пальцы смазку, достав тюбик из кармана. Прикасается к растянутой кромке отверстия, одновременно вылизывая Юлиану бедро. Когда мужчина пытается протолкнуть пальцы в и без того заполненное нутро, Август вскрикивает и дергается, разрывая поцелуй с Юлианом. Смотрит на умостившегося между их ног серо-стального монстра, заполошно дышит, непонимающе моргает. А Май ухмыляется предвкушающее и надевается этой своей маньячной улыбкой на член, зажатый в пальцах белой, красивой, как произведение искусства, руки брата. Август опять ударяется затылком в плечо Юлиана, скрученный судорогой удовольствия. Упирается пальцами ног в колени мужчины под собой, двигает бедрами сам навстречу ласкающему рту. Сам надевается на член Юлиана, пропуская его в себя еще глубже. А вместе в ним и блестящие от смазки длинные-тонкие-фарфоровые пальцы Мая, который втискивает их в раскаленное нутро мужчины, урча от удовольствия, не выпуская член из прохладного рта. Август кричит и задыхается. Внутри него так полно и дико, что, кажется, собственные внутренности вот-вот завяжутся в узел. Май там, внутри, надавливает подушечками на набухший бугорок простаты, скользит по нему и массирует, доводя до полного отупения. Замирает, обхватив губами головку горящего, словно свеча, члена. И снимается с него, как только Августу кажется, он вот-вот кончит. Вместо желанной разрядки он получает третий палец внутрь себя и почти скулит от распирающего ощущения. Поворачивает голову к Юлиану в поисках спасения от сводящей с ума пытки. Удовольствие скользит по самой кромке ужаса. Тело прошибает холодным потом от ощущений, к которым оно не привыкло. Кажется, он вот-вот порвется. Кажется, он вот-вот сойдет с ума или сдохнет. Кажется, он вот-вот кончит, хотя Юлиан замер под ним и больше не пытается вытрахать всю душу. А проклятый Май шевелит пальцами там, внутри, очень осторожно и едва ощутимо. Словно пытается расправить его, как перчатку, на своих неправдоподобно длинных и чутких пальцах. Юлиан целует мягко и томно, гладит его лицо. Впутывается пальцами в волосы, притягивая поближе. Позволяя самому приподнимать задницу, напяленную на член и пальцы их пыточных дел мастера. Мысль о том, что Юлиан сейчас чувствует эти самые пальцы тоже, прошибает острым возбуждением, добавляя в чан безумия еще толику концентрированного напалма. Когда пальцы исчезают, Август готов взвыть. То ли от облегчения, то ли в попытке вернуть утраченное. В животе тугой узел из внутренностей, натянутых нервов и ощущения блядски-острой заполненности совершает кульбит, сгибая мужчину пополам. Юлиан за его спиной почти рычит, разорвав их затяжной поцелуй. Май, наоборот, резко выпрямляется, перехватив Августа цепкой лапой за шею, и прижимается высоким прохладным лбом к его, покрытому липкой испариной и отяжелевшими от пота ультрамариновыми волосами. Май смотрит в него, не отрываясь. Утыкается уже щедро смазанным членом прямо под яйца. Надавливает и смотрит. Смотрит и улыбается. Улыбается и заполняет собой, хотя внутри и так… Август кричит, пока рот не затыкает горячая солоноватая рука. Ее удобно грызть. Вцепиться зубами в жесткое ребро, пока в растянутый до предела анус протискивают второй член. Не такой толстый, как у Юлиана, но длинный и на контрасте прохладный. На его теле слишком много рук. Они гладят, сминают, щипают за соски и прижимают лопатками к груди под ним, так, что дышать нечем. А может, это от того, что Май входит до упора и блаженно стонет, запрокинув голову. Полностью одетый, в застегнутой на все пуговицы рубашке. С полупрозрачными иглами волос цвета пепла и белыми глазами ожившего призрака. Август смотрит. Поверх зажимающей рот ладони, чувствуя, как по подбородку стекает горячее и липкое. Смаргивая мешающую навести фокус водяную муть, что дрожит на ресницах и норовит собраться парой ручейков на щеках. Май коротко двигает бедрами на пробу, перехватив ноги Синьки под коленями. Наблюдает за тем, как брат исступленно выцеловывает напряженную, играющую мышцами шею Августа, пытаясь успокоить и сгладить тот пиздец, который они ему устроили. Внутри мужчины так жарко и тесно, что кажется, он не человек вообще. Грёбаное божество, пойманное хитростью, опутанное и окольцованное обетами. Они его ни за что не отпустят теперь в цифровые эмпиреи. Член брата внутри растраханного нутра ощущается даже ярче, чем внутри собственного тела. Он там перекатывается, шагренево скользит кожицей по коже, вплотную и близко обжатый со всех сторон гладкими, конвульсивно пульсирующими стенками. Май пытается вздернуть бедра Августа повыше, раскрыть его, размашисто вгоняет член, стараясь ударять при каждом толчке по нужной точке и при этом рассчитывая дать Юлиану больше простора для действий. Брат снизу двигается медленнее и не в том ритме. Прокатывается уздечкой по уздечке Мая так, что искрит, сыплет под кожу из раза в раз. Юлиан гулко стонет в искусанное и зацелованное плечо Синички. У того взгляд совершенно помутневший и отъехавший. Сейчас с Августом можно делать все, что вздумается. Распинать и трахать, вертеть, как хочется. И не только сейчас. Их младший податливый и вязкий, как драгоценная синяя глина. Май тянется к голубовато-белому лицу, притягивает к себе за затылок, не тревожа руку брата, что намордником на покрытом трехдневной щетиной лице заглушает сорванные хриплые стоны и крики их третьего. Май целует. Лоб, иссиня-черные широкие брови. Ведет кончиком языка по верхним векам, собирая с ресниц набежавшие слезы. Лижет переносицу и оттуда тянет влажную дорожку вверх, вертикально по соленому от пота лбу. Благословляя и метя. Соль к соли. Слезы и пот. Новые вкусы, которых Май раньше не знал. Он полоумно-восторженно-наркотически-пьяно улыбается, отстранившись, и с еще большим азартом трахает зажатого между их телами Августа. Тот наконец-то откидывает голову на плечо Юлиана. Поворачивается к нему, разжимая зубы на прокушенной руке. Мажет объёмные губы брата его же кровью, делая еще ярче. И Май кончает, наблюдая за тем, как стекает багровая струйка по гладкому подбородку Юлиана от сплетенных воедино губ и языков. Вытащить все еще конвульсивно извергающий белые вспышки член. Отпустить напряженные ноги Августа. Чтобы размазать последние капли по его напряженному, твёрдому, как сталь животу. Смотреть, как затекает перламутр в индиговые завитки мягких волос в паху. Удовольствие продирает от затылка до копчика ударной волной. Скручивает нервные волокна в серебро арфовых струн. Звенит-поет-воет, оглушая Мая настолько, что он пропускает тот момент, когда Юлиан срывается с цепи и, перехватив Августа поперек груди, начинает насаживать на свой колом торчащий член так, словно пытается убить. С ним Юлиан себе такого не позволял. Всегда был аккуратнее. Май слабее. Май тоньше. Май — чувствительный инструмент для тонкой работы. Грудные мышцы Августа под белой кожей вспухают и становятся еще заметнее. Он — изысканное, смертоносное оружие. Прочное, сильное и уникальное. Единственный в своем роде. Слушать как Юлиан рычит, вгрызаясь в подставленное плечо младшего — почти так же приятно, как кончать в это растленное и залитое его семенем божество. Август вскрикивает и тянется к своему члену. Май так и стоит между их ног. Близко, с вязкой каплей семени что тянется от блестящей головки еще не до конца опавшего длинного органа к лобку новообретённого брата. Руку младшего, который пытается себе подрочить Май перехватывает и подносит к губам. Бездумно целует, ловя расфокусированный полный обиды взгляд. — Кончай! — командует Май и прикусывает белые костяшки, чувствует губами отголоски немилосердных толчков, которые расходятся по телу Августа, как сейсмические волны. — Кончай на нем, Синичка Покажи мне, как это тебе нравится… Он даже не совсем приказывает. Это так похоже на просьбу, что Юлиан распахивает глаза и с тенью удивления смотрит на то, как Май засасывает в рот пальцы Августа, жадно ловя на лице их младшего первые отголоски оргазмической муки. — Да! Юль! Сильнее… — хрипит-хнычет-вымаливает Август, обхватив бычью шею мужчины заломленной вверх рукой, выгибается, балансирует на пальчиках на ставших ему опорой ногах Юлиана. И в несколько размашистых движений сам надевается на член брата, вгоняя его до упора так глубоко, что кажется, головка утыкается где-то под пупком, стуча в брюшные мышцы с той стороны. Юлиан сжимает объятия, рычит и кончает, вжимаясь лбом в липкий от пота висок Августа. Ощущение обжигающей кишки пульсации окончательно доканывает Синьку. Стянутый до предела узел в животе рвет на части и потрошит, вытряхивая наружу фейерверковые искры, коротящие нейроны и комок сиплых вскриков, в которых сложно различить что-то внятное и человеческое, кроме имен двух чудовищ, стерших реальность Августа и заменивших ее на что-то неизведанное, новое, страшное и оглушительно яркое.