Синька

О том, что в компании происходит что-то стремное, Костя понял позже всех. Как обычно. Так-то ему было некогда приглядываться к лицам сослуживцев и сопоставлять скорость их беготни по коридорам с общим фронтом неадекватности вокруг. Дома у него творилась привычная дичь. На работе работы внезапно стало втрое больше, и он зашивался до той степени, когда с трудом отличал реальность ото сна, кофеварку от вскрытого системника, паяльник от сигареты, а своё осунувшееся отражение в зеркальных поверхностях — от себя настоящего. Ещё немного, и эта дереализация окончательно доконает. Но, застав плачущего навзрыд старшего бухгалтера в туалете, Костян всё-таки просек: что-то серьёзное происходит. Прямо из разряда: пиздец, выносите бабушку. Поспрашивал у своих парней немного. Выяснил. В общих чертах. Синька, как за глаза называли новенького, уже месяц в компании. И если поначалу всё было тихо-мирно, то вот за последние две недели он начал настоящий террор. Раскрутил маховик репрессий и вот это все. Август, будь он неладен, Виленович курсировал меж отделов в своем неизменном черном худи, совал всюду нос и периодически зажимал мужиков по углам. Очень жёстко зажимал. Почти не скрываясь. Заламывал. Давил мордой в стенку, лип со спины всей долговязой тушей и шипел на ухо всякие гнусности. Кого выебать прямым текстом угрожал без смазки и права на адвоката, если нормально работать не начнёт. Кому компроматом про махинации с закупками грозил. Старшему бухгалтеру пообещал рассказать деспотичной жене-бизнесфрау о романе на работе. А у них-то тут одни мужики… С кем именно успел закрутить шашни высокомерный и стервозный главбух, Костя не переспрашивал, роли не играло. Только тихо, грустно завидовал чужой смелости. Сам-то не то что не смотрел на мужиков, даже подрочить время урывал крайне редко. И каждый раз чувствовал себя после этого отвратительно грязным и уязвимым одновременно. Собственная гомосексуальность его не радовала. Особенно в комплекте с невозможностью завести хоть бледное подобие отношений и профессиональной паранойей в Сети. Ведь Интернет помнит всё. Костя это знал давно. Пользовался Тором, чистил все куки, подключался чуть ли не через Зимбабве, но всё равно параноидально подозревал: кто-то из подопечных пробьёт начальские запросы просто из любопытства и пустит по офису слушок. Это при их-то отмороженном директоре-гомофобе. Который блюдет офисную нравственность, словно настоятель в монастыре, а не хозяин строительной фирмы. Такое вскрытие постыдных тайн равноценно профессиональному самоубийству. А терять работу Костя не мог даже временно. Деньги нужны позарез и постоянно. Маленькому Илье требовались все новые и новые препараты. В большой и хуевой семье зарабатывал только он, Костян. И мысль о племяннике, который и года не успел прожить, мотивировала пахать похлеще любых начальственных пиздюлин. Так что Костя знатно пригрузился по поводу террора Синьки, накрутил своих парней как заводных солдатиков и начал работать ещё больше. То есть совсем уже на износ. *** — Устал? — Немного… — А он неплох. Такую многоходовку разыграл, даже любопытно наблюдать. — Я вижу, что тебе любопытно. Ты хоть моргай для приличия, когда на него пялишься. А то словно боевой гипноз применяешь, который не работает. — Прости. Я просто не думал, что найдем ещё одного. Да ещё такого… он же… — Да знаю я! Он как мы, только младше и злее. Это так заводит! — Ну не сильно младше. Не надо тут. Каких-то восемь годиков. Хуйня! — Всё равно. Пора заканчивать. А то либо он кого-то. Либо его… а я не хотел бы. Не люблю делиться своим. — Знаю, знаю. Скоро. Поехали домой? А то вырубишься над этими расчётами, неси тебя потом на руках до машины. Костян скоро попалит что я постоянно подтираю сохраненки с камер. *** Август смотрел на схему и грыз кончик ручки. Металлической. Грыз он его с характерным, режущим слух хрустом. Стальная стружка наполняла рот приятным железным привкусом, навевая что-то из детства. Зрачки в полумраке кабинета едва уловимо светились. Август думал. С главным офисом он почти разобрался. Удивительно, как легко запугать людей. Конечно, не всем это нужно. Кое-кто нормально начал работать, просто получив пару дельных советов и обещание премиальных. Но кнут действовал быстрее и надёжнее пряников. А гетеронормативных мужиков так легко запугать однополым сексом, что это даже временами смешно. Словно мужественность у них сконцентрирована в анусе и если его проткнуть, вывалится вся, потеряется, разобьётся, не соберешь потом. А самое забавное они же сами построили общество и систему негласных договоров, в рамках которых не могут пожаловаться на подобные угрозы. Потому что зашквар. Потому что осудят. Потому что к тру-мужику никто не прижался бы ширинкой к заднице, нашептывая на ухо интересные подробности возможного варианта будущего, если этот тру-мужик не вернет разницу между фигуральной и фактической стоимостью последних закупок. Отец за такие методы постоянно очень занудно отчитывал, мол, не этично. А потом очень скупо хвалил за продуктивность. Август всегда предпочитал последнее. Тем более, что, по статистике, тридцать семь процентов подвергшихся такому забавному запугиванию особей к концу его работы на объекте сами приходили к Августу со своим стыдливым: А может, давай? И это всё, что нужно знать о показательно гетеросексуальных гомофобах. Все они втайне хотят твёрдый хуй в жопе и чтобы их выебали в укромном уголке офиса под томные возгласы: Нет… я не такой!.. ты что!.. остановись… не останавливайся!.. давай поглубже! Тем не менее, подобные благотворительные акции воспитательной ебли Август предпочитал не устраивать. И никогда не лез к тем, кто мог действительно пострадать от давления. Например, старший сисадмин выглядел так, словно от попытки надавить хоть чуточку либо с ударом на месте свалится, либо повесится на проводах в ближайшей щитовой. А дизайнер Женечка на попытку прижать к стенке, скорее всего, выпятит упругую задницу и попросит наказать его, потому что он был плохим мальчиком. Сквозило в этом тихом, скромно одевающимся красавчике что-то отчаянно порочное. Почти кричащее о тактильном голоде. Словно он сдерживается из последних сил и улетит в полный отрыв при малейшем поводе. Нужно только притронуться и обозначить свой интерес. Впрочем, ни к одному, ни к другому у Августа не было претензий. Мужики работали как кони. Константин Геннадиевич — как ломовая лошадь. Возвышенно-творческий гений дизайна Евгений — как бессмертный пони под прущими веществами. Этих гонять смысла не было. Скорее наоборот, попридержать надо бы, а то сдохнут раньше времени от несбалансированного трудоголизма. Костяну там нужно экстренно дать поспать больше трех часов в сутки, а Женечке бесхитростно потрахаться. Или наоборот? Или обоим и то, и другое? Август сделал на схеме еще несколько пометочек. Больше всего в новой компании Августа интересовал Май. Прямо сильно так интересовал. Как-то ввалившись в его кабинет, маэстро кризисов успел заметить на бронированной хуёвине генерального столбцы цифр и диаграммы, очень похожие на отцовские выкладки. И это было странно, потому что папаша последние пять лет работал над архитектурой логических связей военных ИИ. Тема очень далёкая от строительства, которым де-юре занималась компания Мая Мироновича. Тогда Август настолько офонарел и опешил, что тормознул только рядом с креслом генерального, естественно серым, как и весь кабинет, как и весь Май. И тупо на босса пялился с полминуты, как на дивную невидаль, опершись бёдрами о край стола, глядя сверху вниз на удивлённо приподнявшего брови цвета пепла мужчину. — Что-то экстраординарное случилось? — не выдержал затянувшейся паузы генеральный. Говорил директор тоном человека, которого не ебет вообще ничего в этом мире. Возможно, и никто в том числе. Тем более беспардонные замашки подчинённого. — Я утечку в отделе поставок нашёл. Большую часть украденных денег удалось вернуть. Но я бы советовал поменять верхушку, во избежание. Ляпнул первое попавшееся жопой чувствуя, что палится. Май смотрел в ответ, как затаившаяся в рифах барракуда. Сложил пальцы домиком и растягивал бесцветные губы в совершенно безжизненной улыбке, буравя Августа почти насмешливым взглядом. Радужки у мужчины были настолько светло-серые, что почти растворялись в молоке белков. Вытянутое к подбородку лицо, тонкая спинка носа, подвижные полупрозрачные ноздри. Странный. Странный и непонятный. Его хотелось потрогать. — Поменять? Чтобы новые тоже попытались воровать? Или надеешься, твои угрозы на них повлияют лучше? Бескровные губы — прорезь. Мелкие белые зубы. Эти волосы цвета пепла, блестящие в ярком свете ламп, как стеклянные пластинки. Август рассматривал своё временное начальство и пытался его анализировать. Впервые объект не поддавался. Не давал достаточно материала для правильных выводов. — Ну почему же. Эти отреагировали на мои угрозы тоже очень хорошо. Но когда меня тут не будет, боюсь, соблазн взяться за старое окажется слишком велик. Если нормально подобрать спецов, этого можно избежать. Говорил не думая, пока глаза сновали по фигуре в сером, считывая малейшие реакции, микродвижения тела. Точнее, полное их отсутствие. Никакого отклика. Как неживой. Этот некромантул даже не моргал сейчас. До того момента, когда Август закончил фразу. Вспышка. Черная точка зрачка в замогильном молоке тумана вспухает, жрет алюминиевую фольгу радужки. Раздуваются ноздри. Что это? Злость? Агрессия? Возбуждение? Хочется вцепиться в угловато-квадратные плечи Серого Отморозка под серой тканью пиджака и проорать в его лицо-маску: Еще! Дай мне еще! Ну же! Не закрывайся! — А куда это ты собрался? У нас контракт на три года подписан, — наконец-то начальник шевельнулся, подался всем корпусом вперед и опять приподнял брови, вцепился в лицо Августа таким свежующе-холодным взглядом, словно это лично он пустил по пизде весь потенциал его фирмочки. То, что они с самого момента знакомства на ты — это нормально. Большинство руководителей современного пошиба отходят от официоза в рабочей среде, особенно между топ-составом управленцев. А с пофигистическим отношением Мая Мироновича к собственному детищу, было бы странно наткнуться на соблюдение протоколов даже за запертыми дверьми личного кабинета. Но вот эта внезапная перемена пустого выражения его лица уже выбивалась из среднестатистической и привычной. Это уже явный пик. Острая вершина на графике энцефалограммы коматозника. Пациент скорее жив, чем мертв. Август еле сдерживал желание забегать по кабинету вокруг стола и вокруг Мая с воплями: ОНО ЖИВОЕ! Вместо этого кризисный божок улыбнулся во всю пасть, довольный донельзя. — А меня обычно увольняют. В среднем через три месяца и двенадцать дней после зачисления в штат. И платят хорошую неустойку, чтобы свалил без эксцессов. Так что я предпочитаю работать с оглядкой на этот неоспоримый факт. Сами же спасибо потом скажете. Получив ответ, Май так же быстро успокаивается. Улыбка на художественно небритом лице Августа тает. Мужчина лезет пальцами в непослушные ярко-синие волосы, ероша густую гриву. Он нервничает. Отсутствие эмоций на лице босса порождает странное чувство утраты. Вцепиться в него хочется еще сильнее. Только теперь уже не факт, что руками в плечи, а не зубами в лицо. Отец бы сказал, что ничто так не возбуждает, как неразгаданная тайна и неподдающийся легкой систематизации феномен. Но Август уже не был уверен, что дело тут только в этом. Май был стра-анным. Но у Августа четко составленный план. Генеральный — на десерт. Пока что есть цели попроще. — Это многое объясняет. Но я не намерен разрывать контракт с тобой. Так что работай нормально, а не с оглядкой на прошлые прецеденты. — Босс говорит сухо и тихо. Ему где-то под сорок или чуточку меньше. Собирать информацию на Серого Отморозка Август себе запретил, пока не пройдет остальные уровни. Следующий левел — предпоследний. На нем квестовыми мишенями значились сразу двое — Женечка и Костян. Так что следовало поскорее разобраться с этими двумя. И взяться за главное: безопасник и генеральный! — Посмотрим, — уклончиво говорит Август и прячет руки в карманы худи. В пиджак себя закатать он не позволял ни на одном объекте. Даже когда работал в дохуя пафосных корпорациях. Благо тут никто даже не пытался покуситься на святое — на растянутую пайту цвета нейтронной ночи. — Мне нужно личное дело Константина Геннадиевича. Если вы не хотите отвалить тонну бабла за его грядущий больничный или скидываться на венок от скорбящих коллег. Пофиксю ему трудоголизм до приемлемого уровня и, можно считать, закончил первичную отладку. О том, что с Женечкой проблема решится простым походом в гей-клуб, а дальше по списку только — колосс Юлиан и Серый Отморозок личной персоной, Август, естественно, главному фигуранту всего квеста не рассказал. Кто ж предупреждает финального босса о том, что по его жопу уже выехали? — Хорошо. Я отдам распоряжения Юлиану Романовичу. Он принесет тебе бумаги и поможет при необходимости. Помощь Августу не была нужна вот никаким образом. Но возможность превентивно пообщаться с местным Ванпачменом радовала. Он согласно закивал и убрался со стола и из кабинета генерального. Только получив сигнал по внутренней системе от секретаря, что Август покинул приёмную, Май потянулся за телефоном. — Юль, наша принцесса жезлов попросила личное дело Костика, — буравя выгоревшими в полную белизну глазами захлопнутую Синькой дверь, проговорил в трубку Май. На том конце связи чертыхнулись. Что-то гулко грохотнуло. Потом динамик выдал сдавленным голосом брата: — Я ему сейчас такое личное дело устрою… — прорычал Юлиан, уже не пытаясь скрывать сжирающую его ревность. — Подожди. Не кипятись. Может он не за этим. Я сказал, ты поможешь. Давай еще понаблюдаем. Прижать эту пташку, конечно, можно уже сейчас. Но не хотелось бы решать все силой. Кто знает, на что паршивец способен? Он же последнее поколение. Еще испугаем Синичку… — Бля, заебало меня с ним миндальничать и наблюдать, как эта блядь синяя шкерится по всем углам с каждым встречным. Он даже Людвига Вениаминовича облапал! Сраного главбуха! У которого на лице вся скорбь мироздания и брезгливость тысячелетия! Я готов в костюм феи нарядиться на следующий корпоратив, если уже через неделю наша стерва-Людочка не приползет к этому придурку с замечательным предложением поебаться жестко. Он же любит, когда его унижают и щемят. Вспомни, как феерично к нему старший по закупкам яйца подкатывал… короче, мое терпение на исходе. Удивляюсь, откуда у тебя его столько. Передумал? Не хочешь? И в голосе Юлия почти паника. Май откидывает голову на мягкую кожу эргономичного кресла и мечтательно улыбается. — Не-ет. Как можно? Наш Синичка такой забавный. Только что сидел у меня на столе и пялился, как влюбленная школьница. Очень стремная влюбленная школьница с какой-то диссоциативкой и биполяркой на всю голову. Но хорош малыш, чудо как хорош! Потрясающе прям. Так что нет, братишка, все в силе. Просто не пори горячку. Проследи за ним. Подберись поближе. Дай к себе привыкнуть и рассмотреть получше. Мне не хотелось бы ломать его. Херня может выйти, если попробуем силой… Юль явно с облегчением фыркает, что-то неразборчиво ворчит про зарвавшихся блядей, которых нужно держать в ежовых рукавицах прямо за яйца, но все-таки прогибается под просьбу младшего. Юлий всегда был добрым и отходчивым. Пусть и выглядел, как бешеный питбуль прямиком из преисподней. Это Май мог десятилетиями вынашивать план мести и выслеживать каждого, кто ему чем-то насолил, как охотник на сафари. А Юлий быстро остывает. Интересно, каким будет Синичка? — Ладно. Только потому, что ты попросил, — ворчит Юль. — Так-то я считаю, этого придурка нужно вязать и трахать, пока не отучится совать руки в штаны к другим мужикам. Он тут всех уже запугал до икоты. И через какое-то время мы получим веселье на полную, когда эти дебилы переварят обещания свихнувшейся Синьки и решат с этим что-то делать. Да еще и ты со своим вечным: Никакой любви на рабочем месте, в мужском коллективе. Весельчак херов. Назвать Мая весельчаком мог только старший обожаемый братишка. Равно как и заставить его улыбаться, довольно мружа светлые глаза и собирая тонкую кожу на щеках в пергаментные мимические морщинки. — Ну, согласись, забавно вкладывать им эту идею в головы и смотреть, кто как ее понимает? Так что, поможешь нашему мальчику с Константином? — Куда я денусь, Май? Ты же знаешь, что мне это нужно не меньше, чем тебе… — Знаю-знаю, родной. Все я знаю… *** Они сидели в неприметном сером Ниссане и смотрели на окна длинного барака в четыре этажа. Облупленные стены поносного цвета, рассохшиеся окна, потерявшие краску ещё в прошлом тысячелетии, лысый уродливый дворик, где выпилили всё деревья и столбы-камикадзе торчат, как висельницы, тоже мечтая, чтобы их выпилили. — Хм… — глубокомысленно выдает Август и ещё раз лезет в папку с документами. Хотя отлично знает — ошибки никакой нет. Старший сисадмин и глава техотдела живёт тут. В довоенной ебанине, по ошибке лишь считающейся жилым домом. И это при зарплате, позволяющей снимать почти любую хату в городе и за пару лет накопить на собственное, пусть скромное, но новое, вполне комфортное жильё. Юлиан сидит за рулём в пидорских кожаных перчатках и смотрит на Августа. Вид за окном его не беспокоит ни на йоту. А вот хмуро-задумчивый Синька на пассажирском — очень даже да. Ему интересно. Что думает эта яркая красота? О чем переживает? Так ли сильно его тревожит судьба Кости? Почему? Только ли ради повышения продуктивности и сохранения кадров рвёт жопу кризисный менеджер? Или его интересует сам технарь? Бородатый увалень с глазами кота Леопольда? Любит крупных мужиков? Или просто хочет помочь несчастному, чтобы потом отрабатывал задницей? К горлу подступает бешенство и привычное уже желание. Синька выглядит настолько красивым, что даже не верится в его реальность. И хочется-хочется-хочется. Потянуться к нему, перехватить за шею и впечатать собой в сиденье. Поймать в кольцо рук, перетянуть на свои колени и целовать, пока не выкинет из головы всех и вся, кроме них с братом. Там должно быть только два человека. Только он и Май. И никого больше. Юлий злится и давит в себе вполне естественные порывы обладать тем, что по праву его. Сдерживается. Ради Мая. Они договорились. Младший считает, нужно аккуратно всё сделать. Май лучше знает. Май во всём лучше. Разочаровывать брата он не будет, даже если для этого придётся наблюдать, как Синька истекает слюной по кому-то другому. Но как же тянет! Выворачивает наружу дрожащими потрохами. Полтора месяца на расстоянии вытянутой руки. Протяни и возьми! Август на всех экранах мониторов. На распечатках и в засекреченных файлах. Кажется, даже на сетчатке глаза выжжен. Рубленый профиль, глаза — два синих сапфира, волосы — ярко-синие, длинные, как раз намотать на кулак, чтобы удобнее было придерживать норовистую голову, когда будет в него вколачиваться со всей дури. Он — их. Такой же. Оттуда же. Из того же теста. Их до последней клеточки. Юлиан знает. Юлиан чувствует. Он так долго его искал. Верил, что остался хоть кто-то. Уцелел. Вырвался из того ада. А когда нашёл, почти обезумел от счастья. Май неделю с ним носился и успокаивал, уговаривал, что ехать в столицу и крутить потеряшку, силком утаскивая на свою территорию — нерационально. Что нужно по-другому, хитрее и тоньше. Что третье поколение настолько опасно и неизученное, что его силы может не хватить, чтобы удержать этого уникума. Но как же трудно даётся внешнее спокойствие и демонстративное самообладание, когда до него всего каких-то пара десятков сантиметров. Даже руку на колено в темной джинсе не положишь. И думает эта синегривая блядь сейчас не про них с братом, а про сраного Костика. — Что-то не сходится. С его уровнем доходов жить в такой параше никто не стал бы… — бубнит Август, роется в распечатках. — Тут либо какие-то серьёзные долги, либо игромания… Наркотики со счётов сбрасываем, медосмотр тут нелиповый, да и не выглядит ваш технарь как обдолбыш. У кого бы данные раздобыть… Юлиану нравится наблюдать за тем, как Август задумчиво хмурится и сортирует листы в папке по какой-то только ему ведомой схеме. Май тоже вечно в своих мыслях. Но по-другому. Синька более деятельный, с эмоциями прямо под кожей, с сияющими ярче июльского неба глазами. Наверное, если провести по его щеке языком, вчерашняя щетина будет приятно щекотать язык… Август вдруг распахивает дверь, и слышится женский крик. Синегривый выскакивает на улицу, начинает причитать и охать, почти в панике помогает собирать что-то с земли и шуршит пакетами. Юлиан видит только часть фигуры высокого и широкоплечего мужчины и женский силуэт в стареньком зелёном пальто. Старческие руки. Из которых Август забирает второй уцелевший пакет и уговаривает старушку помочь донести покупки, раз уж он такой негодник напугал «прекрасную незнакомку». Вот же шельма! Юлиан более чем на сто процентов уверен: бабульку Синька посек ещё на подходе и точно рассчитал, когда выскочить из машины. Наблюдая за тем, как Август вместе со старушкой скрывается в том же подъезде, где живёт сисадмин, Юлий сжал руль с такой силой, что стеганая кожа перчаток разошлась по швам, а в рулевой колонке что-то жалобно заскрипело. Нужно успокоиться. Он не полезет в квартиру к Костику. Сейчас. Слишком умный. Он скоро выйдет. Вернётся к Юлиану. Он просто говорит с бабулькой. Наведёт справки и вернётся. Пальцы почти не слушаются, когда Юлий набирает номер брата. — Май… — почти скулит силовик, откинув голову на подголовник водительского кресла. — Что случилось?! Вы где? Мне приехать? Только младший мог считать его состояние по одному короткому слову. — Помоги мне успокоиться… он пошёл в дом Кости. Не к нему в квартиру, но в его подъезд. Я не довезу эту блудливую суку до офиса… Май шумно выдохнул и заговорил тоном доброго учителя, сотый раз повторяющего элементарный материал первогодкам. — Родной, дыши глубже. Это его работа. Просто работа… Мы не знаем, интересует ли его Костя хоть капельку сам по себе. Он его даже не трогал ни разу за эти недели. Всё может оказаться совсем не так, как тебе кажется. Ты не объективен сейчас. Слишком много эмоций. Ты нервничаешь. Боишься, что нашего единственного выжившего кто-то украдёт. Но подумай логически, ну кто с нами сможет тягаться? И кому мы позволим вмешиваться в наши планы? Даже если Август кем-то заинтересуется, мы просто тихо устраним конкуренцию и утешим Синичку. У меня всё рассчитано. Потерпи, братик. Потерпи и побудь хорошим, спокойным мальчиком. Поверь, осталось недолго. Помоги этому непоседливому деятелю завершить начатое. Побудь с ним рядом. Вот увидишь, я знаю, что всё получится. Юлий слушал голос брата в трубке, прикрыв глаза. Спокойный, ровный тембр, словно мелодия факира, убаюкивал его ярость и удушливую жажду. Май прав. Он не объективен. Он просто боится потерять их третьего. Боится, что Август оттолкнет, если попытаться прикоснуться к нему. Юлиан не умеет строить отношения вот так, начиная с чего-то общечеловеческого. Май всегда был с ним. Май всегда был его. Они росли вместе. Это казалось таким естественным. А тут приходилось ждать, пока Август подпустит ближе. Из подъезда Синька вышел через полчаса, улыбаясь от уха до уха и неся в пластиковом боксике горку пирожков. — На, пожуй, Юлик, — плюхнувшись на сиденье и захлопнув дверь, протянул добычу подельнику Август. Мазнул заинтересованным взглядом по обнажённым ладоням, с которых мужчина скинул перчатки. Но промолчал, дожидаясь, пока глава безопасности выберет себе пирожок и начнет методично его жевать. — Ну что, у нас тут маргинализирующее окружение, абьюзивная ячейка общества, финансовое насилие и шантаж жизнью и здоровьем племянника! — таким радостным голосом, словно в лотерею выиграл, объявил синегривый, заедая каждый свой вердикт пирожком с острым сыром и зеленью. — И я знаю, что с этим делать! Короче, Юль, история такова. Ваш технарь-трудоголичка в свои тридцать, как и положено уважающему себя гику, живёт с родителями. И всё бы ладненько, но семейка у него те ещё деграданты. Мать, отчим, никто не работает, бухают, дерутся, вечно не дают человеку спать. Есть младшая сестра. Сводная по матери. Не понятно от кого родила пацана. Ему сейчас почти год. И у мальца муковисцидоз. Лекарств нужно прорву, самые новые в государственную программу помощи не включены, да и сестрёнка хуй забила этим заниматься. А Костяну вашему во всех инстанциях говорят: пшёл нахуй! Ты не мать и не опекун. Пусть приходит родитель, тогда дадим помощь, справку, койко-место. Короче, сисадмин ваш скоро сдохнет при таких раскладах. Август доел пирожок, полез за следующим, облизав перед этим длинные пальцы. Юлий чуть не подавился последним куском своего. На придушенный кашель Синька поднял горящие неоновым светом глаза, удивлённо моргнул и принялся стучать по необъятно-широкой спине безопасника в чёрном костюме за хер знает сколько бабок. Попутно продолжая свой монолог с видом одержимого фанатика. — Зинаида Валерьевна говорит, у неё друг в горадминистрации, и он может помочь подать заявление в отдел семьи и молодёжи, чтобы обратили внимание на проблемную клику. Но мне это не вкатывает. Долго. У тебя нет концов среди чинуш? Я всё уже рассчитал. Если начнём завтра, к концу недели ваш технарь вернётся в рабочее состояние, и можно будет переключаться на выездные бригады и объекты по регионам. От похлопываний по спине Юлиан выпрямился, словно ему вставили лом в глотку, и нижний конец уже упёрся в сиденье под ним. Прикосновение жгло и искрило даже сквозь ткань. А ещё этот деловитый, полный азарта монолог… Август переключится! Август решит проблему сисадмина и возьмётся за следующие. Он не заинтересован в бородатом! Он в принципе не выделяет его среди остальных глав отделов! От облегчения хотелось засмеяться в голос и сгрести синеволосого мужчину в объятия. Правда, остальных управленцев он почти всех перелапал за жопы и по углам позажимал… а теперь собирается пуститься в тур по объектам, где борзые прорабы и почти нет камер наблюдения. Точнее есть, но не в таких количествах, как в главном офисе. И как приглядывать за этим гиперактивным решалой там? Юлиан вначале с облегчением выдохнул. Потом закашлялся и опять загнался. Спасала только мысль о том, что Май лучше знает, как в этой ситуации действовать. Брат советовал быть рядом и помогать. Он будет. — Начнём сегодня, — решительно выговаривает Юлиан, когда Август убирает с его спины руку и вновь лезет в пирожки за самым вкусным, на его взгляд. — Сейчас заедем к одному человеку, он решит вопрос насчёт ребёнка. Август кивает, прожевывая румяную сдобу, пока безопасник выруливает с ободранного жизнью и временем двора. — Замечательно! Тогда я завтра пойду к генеральному, выбью для технаря корпоративную хату. Останется подсунуть ему сиделку для пацаненка и пнуть юристов, помочь с оформлением опеки над племянником. Кстати, человеку этому своему скажи, что мамашу нужно сразу лишать родительских прав по причине оставления ребёнка в опасности. Без вот этой ебанины с испытательными сроками. У неё несколько приводов в ментовку за наркоту, если верить Зинаиде Валерьевне. Август сидит, оперевшись спиной о дверку, развернувшись корпусом к Юлиану, и с аппетитом жуёт выпечку, глядя только на водилу с ровным профилем римского тирана, готового водрузить себе на голову лавровый венец. Красивый — констатирует Август, любуясь тем, как внушительно-монументальный Юлиан поджимает чётко очерченные губы и кивает своей идеально-отполированной головой. Такого даже отсутствие волос не портит. Разве что звериный агрессивно-ебнутый характер — самую чуточку. Жрать трофейные пирожки, рассматривая главу отдела безопасности, оказывается чертовски интересным и увлекательным занятием. Пока этот суровый молчун везёт их к неизвестному человеку, способному решить проблемы с чужими детьми. *** — Ма-ама? Мы в гости! Ненадолго! По делу! — орёт во дворе двухэтажного, белого, как пирожное с ванильным кремом, домика внезапно очень радостный Юлиан. Август удивлён. Он не ожидал, что отнимать у нерадивой мамаши больного ребёнка будет мать безопасника. Он вообще не ожидал, что у этой горы мышц и ярости есть родительница. По его ощущениям, Юлиана с Олимпа древнегреческие боги скинули. Или он самозародился прямо в качалке из флюидов брутальности и паров тестостерона. Но уж никак не из женщины вылупился, как все обычные люди. Тем более из такой. Высокая, тонкая, как хрусталь блондинка с сетью едва заметных морщин на лице спустилась к ним по ступеням крыльца, как королева к плебсу. У женщины была идеальная укладка, осанка и полное отсутствие понимания, как должна выглядеть дама предпенсионного возраста. Высокая лебединая шея с жемчужным ожерельем плавно поворачивала аккуратную голову, чтобы холодные голубые глаза осмотрели пару мужчин. — Сынок! А где брата потерял? — бесцветные брови на лбу достойном Марии Антуанетты взметнулись каким-то болезненно знакомым движением. Август нахмурился, рассматривая это изящное проявление недоумения. У Юлиана есть брат? Должно быть то ещё чудовище. — Да я по делу и не долго. Вот, знакомься — Август. Мы работаем вместе. И нам нужна твоя помощь как депутата и куратора социальной сферы. Только после официального представления женщина обратила внимание на Августа и протянула холеную узкую ладошку. — Зоряна Игнатьевна, рада знакомству. Чем могу? — Да, у нас тут ребёнок в опасности. Надо изъять из неблагополучной семьи. А мы, со своей стороны, поможем его родному дяде обустроить отдельное жильё и взять племянника под опеку. Вот адрес, данные мамаши, данные претендента на опекунство. Завтра он уже будет прописан в новом жилье. Уровень дохода у него вполне пристойный. Выписку из бухгалтерии потом предоставим, если нужно. Дед и бабка ребенка ведут маргинальный образ жизни, нигде не работают. Претендовать на опеку не смогут. Мать под следствием. Сделать нужно всё быстро, у нас график горит. Август бодро тараторил и складывал на руки сиятельной Зоряны листы распечаток из своей папки. Женщина вначале кивала, сверкая своей укладкой в стиле двадцатых годов прошлого столетия, потом вопросительно посмотрела на горообразного сыночка. — Юлиан, мальчик мой, а что у вас за график такой интересный, по которому детей отбирают? — с лёгким интересом в голосе спрашивает у торчащего слишком близко к Августу мужика Зоряна, и тот только пожимает плечами, укладывая тяжёлую лапищу на плечо сотрудника. — А брат знает? — проследив этот жест взглядом, уже более удивлённо интересуется леди в жемчужном ожерелье. Добавляет с внезапным азартом: — Может, зайдёте на чай? За спиной Августа натужно кашляют. Кажется, Юлиану неловко. — Да, Август у нас по кризисам спец. Вот решает вопросы продуктивности персонала. Будущий опекун этого малого пашет как не в себя. Есть риск, что скоро окочурится. Помогаем вот человеку сохранить работоспособность. По графику. Потому что у Августа там ещё много пунктов. Не, мам, спасибо. Сейчас времени в обрез. Мы как-то потом приедем. Все вместе. Хорошо? И эта гора мышц с глазами из справочника серпентолога идет очень бережно обнимать женщину в белом, целовать её в подставленные холёные щеки и неловко мяться под попытками высокой леди поправить воротник рубашки на сыночке-великане. Наблюдая за тем, как Юлиан сутулит тяжёлые плечи и весь склоняется ниже, чтобы матери было удобнее, Август ловит себя на непроизвольной улыбке. И уколе зависти. У него был лучший в мире отец. Но мать — это совсем другое. *** — О! Женя! Привет! Ты в техотдел? — Август выныривает из-за поворота, точно рассчитав, когда мишень окажется там же. Не зря выбил у Юлия корпоративный доступ к камерам наблюдения. Удобно. Теперь никто от него нигде не может спрятаться. — Здравствуйте, Август В-виленович! Нет! — дизайнер шарахнулся от налетевшего на него кризисника и едва ли не спиной к стенке жмётся, хлопая оленьими глазищами в пол-лица и нервно тряся ухоженными локонами в жесте искреннего отрицания. Вот уж удивительно, как этого телёнка тут ещё никто к рукам не прибрал. По личным наблюдениям Августа, более голубого коллектива он ещё нигде не встречал. Словно специально подбирали если не явных, то латентных на оба полушария. Женечка был скорее к первым, чем ко вторым, и шифровался очень неумело. Как и все творческие люди, забивая на несущественные мелочи, вроде нестертого до конца лака с фиолетовыми блёстками на ногтях. — Но в ту же степь, да? Вот, занеси Константину Геннадиевичу. Документы на квартиру передали от генерального, — удивление на кукольном лице Женечки такое яркое, что хоть собирай горстями и пакуй по пакетикам. Например, для того же генерального. Май о человеческих эмоциях имел очень отдалённое представление, и это очень бесило. —Ах да! У тебя же вроде многодетная семья и недавно три младших сестры родились? Мать сама за ними следит или нянечку нанимает? Внезапное переключение на его персону повергает дизайнера в чистую панику. Он резко бледнеет под цвет голубоватых стен коридора, кивает, хватая из рук Августа папку и прижимая к груди, словно она может защитить его от жуткого монстра в лице кризисного менеджера. — Семеро нас. Я старший. К маме социальная работница иногда помогать приходит. И мы все помогаем, кто постарше. А вам зачем? Август старается улыбаться максимально нейтрально и безобидно, не сильно отсвечивая торжеством на небритой физиономии. А то эта прелесть сейчас в нервный обморок рухнет. — Да вот у Костяна нашего племянник годовалый на руках оказался. Думал, может, няню ему посоветуешь? Сам понимаешь, декрет ему никто не даст. А если вы, обормоты, начнёте хуже работать, я вами лично займусь! — и поиграл бровями, вроде в шутку, но голубоглазый Женечка так дёрнулся, что не заржать удалось только чудом. — Нет-нет! Не нужно беспокоиться! Мы что-то придумаем с няней! Я посоветую. Я помогу. Я всё найду. Не отвлекайтесь от работы, Август В-виленович! И этот оленёнок ускакал в техотдел на негнущихся ногах спасать честь и анальную целостность бородатого сисадмина с прицепом. Август тихо поржал под нос, довольный собой, как последняя шельма. К кабинету Юлиана он приперся, все ещё посмеиваясь и на полном автопилоте, прогоняя в голове вероятность того, что Женечка окучит-таки технаря, спасая от ужасного и коварного Синьки. Мотивировал он их достаточно. Кивнув самому себе, с удивлением уставился на бронированное полотно, сообразив, что приперся во владения Юлиана, даже не зарегистрировав своих передвижений в пространстве. Слишком часто в последнее время сюда приходилось заглядывать. И решив, что поговорить с участником последнего левела своей многоходовки будет не лишним, разделить радость триумфа, так сказать, толкнул дверь кабинета без стука.