Розовая клетка

Я ждала её в аэропорту со всеми нашими чемоданами уже третий час. Лодыжка неприятно ныла после того, как я поскользнулась в попытке нагнать проехавшее мимо меня такси. Ничего страшного, у неё в сумочке найдётся спасительный тюбик обезболивающего. Осталось только дождаться её…
 (1) Любимая
– Я уехала в Дубай. Прости. 

 Это, конечно, хорошо, но оба наших загранпаспорта и обручальных кольца для церемонии лежат у меня в кармане с самого утра…




***

– Кхем, извини, Тараскина, но даже с дополнительными вопросами ты на четвёрку не ответила, – прокряхтел усатый и потихоньку лысеющий профессор. – Странно, кхе-кхем, на прошлом курсе ты была куда уверенней, да и домашние задания сдавала в срок. Ничего не случилось?       Преподаватель философии перешел практически на шёпот, исподлобья смотря на раскрасневшуюся Варвару поверх своих узеньких очков. Не дождавшись звукового ответа, а лишь оценивши дрожащий подбородок и покрасневшие глаза, он поправил очки и медленно, будто сам оттягивал горестный момент, потянулся за зачёткой. – Три, – зазвенело в аудитории басистым старческим голосом. В ответ волной пошли перешёптывания и удивленные охи. Варвара проводила глазами свою зачетную книжку в последний путь до конечной станции «Потерянная стипендия», бесшумно выдохнула, пока профессор выводил витиеватые тройку и автограф, глотнула воздуха, попытавшись в кислороде отыскать элексир Непоколебимости, забрала зачётку и вышла из аудитории с лицом, будто всё прошло по плану. 
       Плана на самом деле было два: закончить университет с удобоваримым аттестатом и не растерять свой авторитет суровой старосты. С первым теперь было покончено – пересдавай, не пересдавай, но стипендия теперь не светит следующие полгода. Поэтому необходимо хотя бы справиться со вторым: сохранить те остатки былой власти над курсом, которая начала таять год назад.       Выпорхнув из университета, попутно хлопнув всеми дверьми, которые повстречались ей на пути до выхода, Варвара свернула за ближайший угол, где располагалась излюбленная всеми курсами курилка. Даже в июне смогла набраться приличных размеров кучка курильщиков, одни баловали себя затяжечкой-другой вместо какой-нибудь нудной консультации к экзамену, другие же нервно дышали дымом в ожидании итоговой оценки. Даже здесь Варя смогла почувствовать себя изгоем после своего позорного провала на глазах всего потока.       Впрочем, почти сразу это чувство затмила нервная дрожь в пальцах, а подступающий к горлу комок почти довёл до полуобморочного состояния. Маленькие разодетые кольцами и самодельными браслетами ручки судорожно полезли во внутренний карман куртки, где поближе к сердцу лежала пачка самых горьких сигарет, которые только Варя смогла отыскать в магазинчике у дома. Как истинная сомелье, она решила подойти к выбору ‘медленного оружия’ со всей серьезностью — поядрёнее и потяжелее.       Сигарету в зубы. Зажигалка. Щелчок. Ещё. И ещё раз. От бешенства руки начинали трястись ещё сильнее, норовя что-то (или кого-то) стукнуть. Наконец на кончике сигареты побежали стройным рядом вереницы искорок, а первая затяжка сжала в тисках лёгкие, будто уменьшила их в пару-тройку раз. Варвара подавила кашель, так и рвущийся из груди, чтобы не растерять уважение хотя бы коллег по курилке. Грудь её будто опалило, или даже наполнило лавой, и показалось, что легкие засветились от переполняющей их горечи.       Именно поэтому она курила. Именно поэтому брала что-то поистине отвратительное. Ради секунд, в которые она ощущала себя живой, когда могла почувствовать тело. Пока в груди пылало что-то жаркое и распирающее, она верила, что её сердце всё ещё бьётся.       Подождав с полминуты, пока доза никотина пробьётся к мозгу и мир чуть качнёт от недостатка кислорода, Варвара зашагала сквозь толпу и облака дыма в направлении своего дома таким уверенным шагом, как ходят развесёлые подростки перед патрульной полицейской машиной, чтобы не накликать беду.       Отойдя достаточно далеко от учебного заведения, Варя смогла наконец расслабить лицо. Ей уже давно натирали пятки её вездесущие берцы, которые она откопала на Удельном «блошином» рынке, явно поношенные, но Варваре они от этого казались лишь атмосфернее. Серовато-розовый вязаный свитер, найденный где-то на антресоли бабушкиной дачи, душил и неприятно колол, будто раззадоривал и без того раскалённые нервы провалившейся студентки. Горечь снова подступила к горлу, но теперь вестись на никотиновые манипуляции не хотелось — Варя просто остановилась, чтобы перевести дух, набрала в лёгкие побольше свежего воздуха, попутно отмахиваясь от стоящего в атмосфере, будто плотный эфир, тополиного пуха, и завернула в родной двор полная надежды, что ей не придётся сгонять очередного карапуза с её любимой качели, и она сможет перевести дух перед приходом домой.       И только она подумала об этом, маленький мальчик с лопатой наперевес подбежал к единственному свободному сиденью. Лязг цепи сопроводил довольный крик «Мама, покачай меня». Третье поражение за день окончательно убило попытки как-то поднять себе настроение, и Варя, удостоверившись, что сигаретный запах кое-как скрыла наспех кинутая в рот мятная жвачка, забежала в парадную.       Прямо с порога квартиры Варю обдало запахом свежей выпечки и мамиными духами. Очень повезло, что та уже выспалась после ночной смены — Варе всегда помогали её уютные утешения и грубые от вечной уборки и химикатов руки. Но это были её руки. Единственные руки, которые теперь могли её утешить.       Чуть Варя наклонилась к своим ботинкам, она поняла, что в квартире есть посторонние — на пороге стояли чужие туфли, но Варя сразу же узнала их по стилю. Это подтвердили постукивания ложек по чашкам и мамино: «О, Варя пришла». От её шепота в груди снова потяжелело, слова встали комом в горле, трясущиеся руки снова попросили смолистую затяжку.       Аккуратно сложив вещи на тумбочке, Варя тихонько прошла на кухню, чтобы проявить воспитанное с детства уважение ко взрослым. Уже в коридоре она расслышала смешение маминых любимых духов и дорогого парфюма тёти Тамары, которая часто заглядывала к ним в гости после маминой работы. Полная женщина с золотистыми с проблесками седины волосами сидела, освещённая солнышком, и выбивающиеся волоски из её прически будто электрическими зарядами создавали некое подобие нимба. Впрочем, с таким божественным видом Варя не собиралась спорить — Тамара обладала бездонно добрейшим сердцем, отзывчивой душой и непоколебимым стремлением помочь всем, кто в этом нуждается.       Мама как раз была такой. После поздних вечерних или ночных смен в клубах, ресторанах, офисах или ещё где-то, куда её отправит клининговая компания, после уборки вреди громких шумных компаний в клубах и на корпоративах, где Ольга видела, как теряются последние крупинки человечности и души, они с Тамарой любили посидеть и поболтать о чем-то очень простом и близком для них обеих.       И на этот раз мамина сгорбленная спина, выглядящая более угнетенно из-за тени, потому что та сидела в уголке, предоставив гостье лучшее место у окошечка, выдавала тяжесть ответственности, которую ей приходилось вывозить, чтобы обеспечить дочь всем необходимым.       Болезненный изгиб был постоянным напоминанием о тяжелой работе и бремени в виде дочки. Седая прядь на чёрном покрывале локонов кричала, что время иссекает. Уголки тонких губ, слегка скрашенных её любимым блеском с персиковым вкусом, стремились к низу под натиском лет и событий. И если бы Вам посчастливилось подойти к ней достаточно близко, Вы бы увидели, как уголки её рта обрамлены морщинками, которые остаются лишь от самых искренних улыбок.       Но улыбок уже давно не было. Вечные ночные смены лишь тянули уголки губ вниз, а мешки под глазами уже давно иссохли, превратившись просто в тёмные круги. Варе было страшно видеть маму такой, она боялась потерять её светлый образ, а теперь увидев, как та сгорбленно сидит, в потёмках, закутавшись в бабушкин платок, и из-под полы домашнего платья выглядывает совсем уж сухая, тонюсенькая щиколотка, испытала ужас, что и мамин век может когда-то закончиться. Поэтому Варвара взяла на себя ответственность поддержать маму хотя бы материально — стипендия выручала, а надбавки за активную научную деятельность, в которой Варя буквально пыталась себя утопить в прошлом году, чтобы не думать о боли, удвоили их семейный бюджет.       Теперь это всё потеряно. И старательно подобранное серьёзное лицо, чтобы не расплакаться при гостье, начало дребезжать и трещать по швам, стоило маминым темным глазам вопросительно посмотреть на Варю. — Что случилось, солнце? — тонкие брови изогнулись в вопросительном изгибе. Ласковый голос матери пробил все защитные слои, и по щекам полились тихие слезы. — Ну, Варвара, мир клином не сошёлся на этой учёбе, — в попытках подбодрить упавшую в объятья матери Варвару выпалила Тамара, но осеклась. — Хотя я помню, как ты весь одиннадцатый класс корпела над подготовкой. Сама! Вот я своему Димке сколько раз говорила: «Бери пример с Варвары! Девка сама и курсы бесплатные нашла, и на бюджет поступила, а ты...». Ну, ну, пересдашь, ещё будет у тебя красивый красный аттестат.       У взрослых всегда так. Они думают, что слёзы подростка по чему-то мирскому и поверхностному. Учёба не так важна, нервы важнее. Но никто не знает, какие обещания даёт себе ребёнок, пытающихся сохранить старый уклад жизни, который, как оказывается, умирает одновременно с любимыми людьми. — Я слетела со стипендии, это обиднее всего. Да будь четверка, я бы и забыла, и гори оно. А тут... — Варвара прислонилась к стене, и мышцы её обмякли, словно тоже сдались в этой борьбе с миром за деньги и власть. Всё проиграно, столько стараний впустую. — Не волнуйся, Варь, я попрошу Виктора Ивановича давать мне побольше смен. Уж он никогда не бросал нас в беде. Когда бабушка заболела, — повернулась она к Тамаре, — он поставил мне коэффициент оплаты повыше, чтобы мы могли купить лекарства, а потом отпускал, когда надо было в больницу. Варя, не волнуйся, жили до этого как-то, и теперь справимся!       Неугомонные материнские попытки всё взять на себя иногда раздражали Варвару. И в эти моменты ей хотелось взять мать за её уже совсем тонкие плечи, трясти и кричать: «Хватит брать переработки. Не хочу, чтобы ты умерла от переутомления». Но это желание снова осталось в её голове — она не могла себе позволить даже прикрикнуть на мать. Бабушка не позволяла. И теперь Варвара понимала, почему — криком не заглушить добрые сердца. — Ох ты ж, да вы бы сразу сказали, что Варварка у нас теперь добытчица! А я уж подумала, что ты из-за оценок расстраиваешься, — громко отхлебнувши чаю, Тамара потянулась в телефон. — Оль, моя-то работу нашла. Вот уж никогда бы не подумала, что моя тихоня будет в таком участвовать. Так ей нужна напарница!       Тамара выставила телефон вперёд: на фото была прекрасная девушка в синем вечернем платье, копна золотистых волнистых волос в свете неона и софитов, а в руках огромный белоснежный букет из, навскидку, роз ста, не меньше. Женщина хихикнула, взглянув на удивленные лица собеседниц, и начала листать фотографии дальше. — Её подружка по работе пригласила подработать. Вроде работа цветочницей не пыльная, а получают хорошо. За выходные она может и всю мою зарплату переплюнуть, чистыми. Боюсь представить, какие у них там обороты, если девчонкам платят по 10 процентов, а в итоге ого-го.       Тамара пролистнула дальше, и на фото девушка уже была в шикарном платье, инкрустированным камнями, а на голове был искусно сделанный современный кокошник. — А это лучших цветочниц повезли в Дубаи! Там столько клубов, а аудитория куда платёжеспособнее. Представляешь, Варь, и мир можно повидать! Если, конечно, будешь хорошо работать. И если тебе вообще понравится работёнка.       Женщина листала дальше, а Варя завороженно смотрела на красивых дам с огромными букетами и скромными малютками, будто свадебными. Кто-то стоял с большим медведем, а какой-то девушке повезло нести два огромных букета белых кустовых роз, как она видела на первой фотографии. Они были прекрасны, чем-то напоминали нимф или фей, несущих миру красоту и природу. — Я хотела бы попробовать, — такие шансы Варя не упускала. И если деньги там водятся именно такие, как обещала тётя Тамара, то было бы совсем глупо отказываться. Особенно в подобной ситуации.       Ольга мягко улыбнулась, и, погладив дочку по спине, встала, чтобы согреть уже остывший чайник и накормить свою маленькую добытчицу-помощницу. Тамара же довольно ухмыльнулась, и уткнулась в телефон, осторожно набирая указательным пальцем сообщение своей дочери. И Варе показалось, что мир вернулся на круги своя — вот мама засуетилась с бутербродами и пирожными, явно принесенными тётей Тамарой, попутно накрывая на стол, сама подруга выругалась на новые технологии и посетовала, что доверила выбор телефона дочке, за окном внезапно послышались детские крики и смех, а потом и родительские недовольства. Ветер качнул кружевную старую занавеску, и в комнату залетел кусочек тополиного эфира. Маленькая кухонька, обставленная ещё бабулей, залилась солнцем. Всё стало как прежде. Мир ожил. Мир продолжает жить.       Тётя Тамара сотрясла этот мирок своим звонким голосом: — Варь, приходи к нам вечером в гости, Катя на тебя поглядеть хочет, подберёт платье.       Тамара Сергеевна с дочкой жили в соседнем доме. Когда бабушка Варвары заболела, те неоднократно помогали по хозяйству, иногда даже оставались приглядеть за ней и поухаживать. Их папа же собственноручно соорудил для бабули откидной столик, чтобы та могла с комфортом лёжа в кровати кушать или разгадывать сканворды.       В гостях Варвара всегда чувствовала себя неуютно, хоть тётя Тамара и Катя были ей не чужими людьми. Может, это было связано с тем, что когда ты в гостях, то становишься центром вселенной хозяев квартиры. Слишком много внимания. Не дают помочь. Пытаются угодить всем желаниям. Суетятся. А может, Варвара не любила ходить к ним, Парфёновым, в гости, потому что они недавно сделали ремонт — и снова напоминание, что старая, беззаботная детская жизнь кончилась, будто стукнуло обухом по затылку.       Варя тихонько прошла по коридору, попутно вспоминая, как уютно здесь было до переделки, и наперёд постучала о косяк межкомнатной двери. Она не любила внезапно врываться в чужое пространство, да и с Катей они не стали подругами, несмотря на то, как близки были их матери и в целом небольшую разницу в возрасте. Прелестная золотоволосая девушка суетливо раскладывала платья на диване, и не сразу обратила внимание на гостью. — Ой, да, проходи, — Катя отошла от дивана, дав Варваре рассмотреть подготовленные для неё наряды. Платья в пол, простые или инкрустированные камнями, со шлейфами и открытыми спинами, асимметрия и классика — у Варвары разбежались глаза, но она решила подойти к вопросу работы основательно. Впрочем, как обычно. — Прости, но я ещё даже не знаю, какие у меня обязанности, чтобы вот так сразу выбирать платье. — Не волнуйся, Варь, — спокойно, с явно передавшимся от матери уверенным тоном, сказала Катя. — Смена только через 3 дня, я успею тебе всё рассказать, хотя там рассказывать не особо есть что. Самое важное — ты, красивая, ходишь с букетом цветов и предлагаешь посетителям. Улыбка, шарм и обаяние — наши главные инструменты. Хотя кто-то любит грубые методы...       Девушка уткнула взгляд в пол, явно погрузившись куда-то в свои мысли, но Варя не собиралась давать ей шмыгнуть из реальности. Она расспросила девушку про тонкости зарплаты, режима работы, перерывов и прочего, что казалось Варе на данный момент важным.       На самом деле Варваре всё это казалось странным, сумбурным и чуждым. Она никогда не любила большие тусовки, шумные компании и пьющих мужчин. Но именно в такое заведение она собиралась отправиться, где ей придётся натянуто улыбаться, терпеть прикосновения и изворачиваться, чтобы у неё что-то купили. Но тут уже не поторгуешься с судьбой — стипендия слетела, поэтому придётся работать и наступать себе на горло. — Вообще, клуб у нас из серии «ретро», так что если ты любишь старые хиты, то, может, тебе понравится там работать больше, чем мне... — Катя разбила тишину уже из-за задумавшейся Вари. Эта новость поселила в сердце девушки маленькую надежду, потому что в своё время она заслушивала Ретро-радио у бабушки на даче. И теперь, когда бабули не стало, эта музыка наполняла её счастливо-грустным чувством ностальгии по светлому детству.       В это время хозяйка комнаты что-то строчила в телефоне, а потом разверзлась в шумном телефонном разговоре: — ... Платья я ей нашла, да... Волосы короткие, лицо миленькое, а глаза карие... Нет, она скорее хрупкая... Да нет, она миленькая, только на свой возраст не похожа. Будто маленькая... Фото? Сейчас спрошу. Варя, — Катерина обратилась к Варе со слишком уж взбудораженным лицом, — пришли мне пару своих фото!       Варя послушно полезла в телефон, хотя сразу знала, что ответит собеседнице. В телефоне все удобоваримые фотографии были минимум годовой давности или старше — там она улыбалась, и лицо её ещё не было исчерчено морщинками печали и сомнений. Что-то свежее за последний год можно было запросто вспомнить — это были фото для анкеты участницы конференции и для нового студенческого, который пришлось восстанавливать. Варя, конечно, показала их Катерине, но та сама принялась листать фотографии на телефоне и выбрала одну из старых, где, как Варе казалось, её глаза слишком наивно искрят надеждами, а улыбка неоправданно счастливая. «Зря ты так улыбаешься. Даже не знаешь, что тебя ждёт,» — подумалось Варваре, но отправить фото разрешила. Пусть думают, что всё действительно как прежде — может, она и сама в это поверит, пока играет роль «счастливой девчонки-тусовщицы».