Слово за последним

Тарталья находит себя на полу в собственной прихожей. Тело неприятно гудит, кожа ноет, словно ее выкручивали, как половую тряпку. Голова, на удивление, не трещит и не вызывает симптомов опасения, что на фоне изломленного тела странно. Чайльд сглатывает, ощущая сильную сухость во рту. В голове пусто совсем. Наваждение ото сна еще не прошло, поэтому тягостные мысли придут к нему попозже. По спине проходится неприятный холодок, пробираясь выше к позвоночнику. Парень морщится, пытаясь подняться. Он лежит мешком в собственной квартире, не понимая как он здесь оказался. Опираясь на рядом стоящий комод, Тарталья медленно встает, отмечая, что ноги потрясывает. Такое случается впервые. Хоть Чайльд и не особый любитель спорта, в том числе и бега, то вряд ли бы занимался таким до беспамятства. Откуда-то сзади послышался чей-то непонятный возглас. Парень чуть не сворачивает шею, пытаясь найти источник звука. В квартире слишком тихо. Пугает. Единственное, что он и находит, так это свою же входную дверь, которая, на удивление, открыта. Тарталья хмурится и делаешь небольшой шаг ближе, все так же держась за комод. Осознание крадется к нему медленно, на корячках, оставляя под собой мелкие следы. » — Аякс, ваше задание аннулируется, поэтому теперь, вы в праве наслаждаться спокойной размеренной человеческой жизнью, не боясь трудностей и невзгод.» » — все за тобой следят, ты просто этого не замечаешь, » » — Добро пожаловать в новую жизнь ~» Непривычно громко он хлопает дверью, направляясь в ванную, шатко передвигая ноги. Его принесли сюда они или все-таки он сам добрался до квартиры, выключившись после пройденного порога? Наверное, обдумывать именно эту часть стоит потом, потому что про самое ужасное вспоминать страшнее всего. Кто-то бы другой, оказавшись на его месте, вопил от паники и бился в истерике. Это самый простой и правильный путь поведения в такой ситуации, как странно это и не звучало. Одной стороной мозга парень прекрасно понимает всю плачевность и ужас, случившийся с ним. Но с другой так… похуй? Пару дней назад Тарталья бы покрутил пальцем у виска и снова назвал бы тупым, но сейчас его состояние не позволяет выражать хоть что-то выше улыбки. Может это и его состояние вовсе. Тогда откуда брать адекватную почву для рассуждений, если кругом одни болота и топи? Кран холодной воды не спешит прокручиваться сразу, нервируя еще больше. Но Тарталья безмолвно терпит, смиряясь, что в этой жизни просто так ему ничего не дается. Сравнивать тяготы жизни с долбанным краном вверх, апогея тупости. Поэтому он просто делает ладони продольной чашечкой, набирает хоть немного воды и плескает с размаху в лицо. Чайльд поднимает уставший взгляд вперед на зеркало, всматриваясь в отражение. Отражение смотрит в ответ. Усмехается. Тарталья тут же отскакивает назад, как ошпаренный. Он же напротив будто делает шаг ближе, слегка наклоняет голову и прожигает нечитаемым пугающим взглядом. Лампочка понятливо мигает, и он жмурится, пытаясь схлынуть внезапно появившийся глюк. Неужели его настолько ведет, что начинает мерещиться что-то из ряда вон выходящее? Стоит сходить в душ и лечь спать. Как можно раньше. Свет возвращается, неровное отражение не уходит, смотря на него более снисходительно и его ведет. Чайльд сглатывает и медленно подходит, готовясь в любой момент сжаться и хлопнуть дверью ванны, ретировавшись. Отражение ведет бровью с немым вопросом, а взгляд становится прямее. Он складывает руки под грудью, в то время как Тарталья зеркалит жест. Рассказал бы кому, что повторяет за своим же отражением, посмеялись бы. — Ты тупой, — неожиданно раздалось в комнате, выводя парня из состояния стресса. Вмиг с него слетает этот обволакивающий купол страха, а на смену сразу же приходит явное раздражение. — Спасибо, а то не заметил, — ответив, он расставил руки по краям раковины, жадно всматриваясь в себя самого же. Откуда-то зародившейся обида и злость берут под руководство разум, не давая пульт управления рациональности. — Ты… — Боже, столько раз общались, болтали, как ни в чем не бывало, а здесь ты так удивлен. Почему тебе почти тридцатник, а ведешь себя, как пубертатная девчонка? — второе «я» резко вылезает туловищем из зеркала, хватаясь руками за лицо, за что получает в ответ шипение — раны до конца не успели затянуться. — Неужели не рад меня видеть? — мурлычит тот и Тарталья отходит, наблюдая за собой же. Все равно по спине прокатывается неприятное волнение. — Как такое возможно? — Чайльд теряется, садясь на бортик ванны. Рядом чувствуется движением. Он садится рядом. — Я не понимаю… — слышится смешок, парень поворачивает голову. — Знатно тебя вдарило. Ты не беспокойся, привыкнешь. У тебя душновато слегка, не возражаешь? — тот встает и аккуратно стягивает с себя шарф, в то время как Тарталья лишь слегка касается приятной ткани. Он ведет себя так привычно обыденно, что кажется, что Чайльд единственный здесь, который не вписывается в эту картину. — Тебе бы ванну принять, а то выглядишь трупом. А еще от тебя пованивает, к слову. Что? — второй лишь нахмурился, замечая как Чайльд буравит того взглядом. После улыбается снисходительно и говорит так, будто объясняет маленькому ребенку. — Ты под неизвестными никому веществами, дорогой. Поэтому просто смирись и сживайся с этим как можешь. Я ж живу. — Ты мое, блять, больное воображение, — парень резко встает, тут же шатаясь. Не упасть ему дают крепкие руки. — Здесь бы я немного поспорил, потому что я пока лучшее, что с тобой случалось. Мы не знаем как будут влиять на тебя эта штука, но, судя по твоей руке, выводы неутешительны, — парень переводит взгляд и замечает фиолетово-черный синяк. Он подносит руку ближе, пытаясь разглядеть ближе. От вида такой кожи его тут же передергивает, а горлу подступает тошнота. Отталкивая «друга», чувствуется вполне реальные ощущения, но подумать об этом не дает рвотный позыв. Горло сковывает, живот до невозможности напрягается, глаза застилает пелена. По плечу успокаивающе поглаживают, как из него позывами выходит желчь, смешанная с остатками обеда. — Хочешь — борись дальше за свое никчемное существование, но ничего хорошего из этого не выйдет, мой дорогой Аякс. Как был ебланом, так и остался. Я сделаю тебе ванну. А ты как проблюешься, убери за собой и раздевайся. Селфцестом заниматься я пока не планировал, — Тарталья сжимает сидушку унитаза, раздираясь от желания врезать тому по первое число за его многочисленный бубнеж. И он не посмотрит, что в его фразах была озвучена забота. Там еще и оскорбление имелось. Трясущимися пальцами он медленно снимает шарф, закидывая его куда-то в сторону раковины и, вытерев рот ладонью, раздирает рубашку на куски. Она грязная, почему-то местами рваная и помятая. Он бы не выходил ее в прежнее состояние. Последние пуговицы даются с трудом, поэтому наплевав на это, стягивает брюки с бельем, протаскивая через кроссовки. Замечательно. Движения совершаются на автомате, не задумываясь. От этого становится не легче, потому что на фоне новых событий его разум начинает проясняться и топить Чайльда в мыслях. Вода ощущается непривычно горячо, но заработать ожог уже не кажется таким страшным по сравнению с тем, что сейчас с ним творится. Рубашка начинает неприятно липнуть, но лень сильнее желания, поэтому Тарталья всего лишь опускается ниже, насколько позволяет вместимость ванны. Грудь обдает кипяток, но это сейчас такая мелочь по сравнению с тем, что у него в душе. Рой мыслей, но стоит снять очки тревожности, то становится так фиолетово, будто все нормально и так быть должно. Вот от этого хуево. Хуево от своего безразличия к себе же. — Боже, голым выглядишь еще хуже, чем в одежде, — раздался голос выше. — Ты куришь? — тот лишь усмехнулся и уселся на закрытую крышку унитаза, в подтверждение распаковывая новую пачку сигарет. — Да нет, просто решил побыть брутальным, хоть увидишь как это выглядит. — Чайльд сощурил глаза, внимательно наблюдая за пачкой. Он…так похож на него. Точно такой же. Полная его копия. Один в один. Так странно наблюдать за собой же. Тарталья ведет плечом, закрывая кран. — На, выпей, — тот протягивает ему стеклянный стакан с холодной водой, за что получает благодарный кивок. — Знаешь, мы с тобой в дерьме. — Заметил, — сухо отозвался парень, пытаясь дотянуться до геля для душа. Устроить пенную вечеринку он не планировал, но и находиться голым в ванне перед другим человеком не планировал тоже. — Обычно пену добавляют, когда набирают воду, но, видимо курс банной терапии в тот момент был тебе дороже, — отозвался тот явно намекая на исходящий от воды пар, выпуская сигаретный дым. Запах Чайльд не почувствовал. — Сначала делаешь, а потом думаешь, как же в твоем стиле. — Ты, блять, появился, чтобы читать мне морали? Или мы подойдем к более масштабной проблеме? — тот вскинул брови, явно наслаждаясь добившейся реакции. — Ну, не знаю, — он сделал неопределённый жест с сигаретой в руке. — Рыбки не покормлены, ты тоже не покормлен как и я, в квартире грязь стоит, — видя как задергался глаз собеседника, он расплылся в улыбке, услужливо спросив: — Мне продолжать? — Я же не такой, так почему ты ведешь себя, как тварина последняя? — тот ухмыльнулся и сделал глубокую затяжку, смотря куда-то в потолок. — Но-но-но, я это ты, но, к сожалению, ты не даешь мне выйти наружу, — собеседник медленно перевел взгляд на Чайльда, сжимая зубы. — Только один раз было за все наше время с тобой, — цедил тот. Сигарета, тем временем, почти сгорела до фильтра. — Между прочим, очень неприятно. Мы бы горы свернули, но ты почему-то меня не слушаешь, бестолочь, — в его голосе звучала обида вперемешку с предъявлениями. Он будто бы сожалел, что Тарталья делает выбор не в его пользу. — Я — не ты, - лишь отозвался парень, все-таки решив снять рубашку.

И не увидел как его второе «я» многозначительно усмехнулось, сверкнув глазами.

— Нет, ты — я. Мы одно целое. Ты просто не даешь мне полноценного контроля над собой. Себе же хуже делаешь. Еще бы пару секунд и мы бы хлопнули Скарамуччу на месте, но тому повезло. Если бы стал тем, кем предназначен и должен, то этого не было бы всего, — Чайльд перевел на того удивленный взгляд, хмуря брови от таких слов в свою сторону. — То есть, я виноват сейчас? — Да, представляешь, — огрызнулся тот, туша сигарету о запястье. — Делал ты, а разгребать нам обоим, — покончив с предметом одежды, Тарталья с силой выжал вещь, кидая на пол. — Боже, не бери на себя слишком многое. Не считай себя пупом земли. Выглядишь слишком глупо, — закатив глаза, парень хотел опуститься в воду еще ниже, но горло резко сжимают. — Посмотрите-ка, у кого-то прорезался голосок, да? — прошипел тот, сдавливая еще сильнее. Чайльд вцепился обеими руками в запястье и предплечье, стараясь оттолкнуть, но должного результата это не дало. — Уж, поверь, я многое беру на себя, потому что без меня, ты бы сдох уже, как минимум, вчера. Я — твоя энергия и потенциал, сублимируемый скрытой агрессией и злостью. Вот только ты, блять, никак этого понять не можешь, жалкий выблядок, — перед глазами начали всплывать разноцветные круги, а кислорода катастрофически не хватало. — Без меня ты не защитишься никак. Либо ты, либо тебя, — зарокотала личность, отстраняясь. Тарталья тут ж схватился руками за шею, издавая хриплый кашляющий вдох. На глазах навернулись слезы, которые он сразу же проморгал. Опасно. Неужели можно быть таким человеком? Неужели, это правда, что на самом деле Чайльд такой? Какая же это несусветная чушь. Парень взглянул на личность, которая закуривала уже вторую сигарету, смотря прямо на лампу, собственнически привалившись телом на унитаз. Он присмотрелся поближе. Что-то странное. Какая-то деталь не дает покоя. Его полная копия имеет отличие. Одежда, телосложение, мимика… все-так? Что же тогда так смущает? Может не такой цвет волос? Не такие тонкие губы? Не такой прямой нос? Не такие глаза? — Глаза? — задался вопросом Тарталья, слегка вытягиваясь из ванны, чтобы поближе рассмотреть свою догадку. Второе «я» улыбнулось как-то странно, наклонилось ближе и двумя пальцами свободной руки раскрыло глаз, от чего Чайльда слегка передернуло. — Что-то ищешь? — самодовольно спросил тот, облизывая нижнюю губу. — Блики потерял? Блять, да. Слова остались в горле, не озвученными. Проморгавшись, Тарталья отвернулся, опуская голову. Секундно послышался звонкий смех, а после перед лицом возникла чужая протянутая ладонь. — Пошли, неотесанный, нам предстоит долгая беседа, — парень лишь кивнул, понимая, что все равно никуда не денется.